34
— Но что вы здесь делаете? — изумилась я.
Джеффри Сковилл рассмеялся:
— Что здесь делаю я? Лучше скажите, почему это вы вдруг покинули монастырские стены и оказались в городе, да к тому же не в самой респектабельной его части?
— Мы не обязаны отчитываться перед вами, господин Сковилл, — высокомерно заявила сестра Агата.
Он поклонился нам:
— Что ж, тогда я пойду.
— Стойте! — в панике прокричала моя спутница. — Пожалуйста, не оставляйте нас сейчас! Ведь, кроме Джона, нас некому защитить, а эти люди могут вернуться.
Джеффри стоял, сложив руки на груди, и ждал, стреляя по сторонам своими голубыми глазами.
Я вздохнула:
— Сестра Агата, мы должны объяснить констеблю, зачем приехали в город. — Несмотря на ее возражения, я быстро рассказала Джеффри про куклу. Он внимательно слушал.
— И теперь вы лично собираетесь допросить возможных свидетелей серьезного преступления? — спросил он. — Почему же вы не известили судью Кэмпиона или коронера? Или хотя бы меня?
— Но ведь решение уже вынесли, — сказала сестра Агата.
Я внимательно вгляделась в лицо Джеффри.
— Вы тоже не уверены, что арестован истинный убийца, — догадалась я. — И вернулись в Дартфорд, чтобы самостоятельно продолжить расследование. Да?
Констебль быстро ответил:
— Я ничего не знал об этих детях и приехал сюда совершенно по другому поводу. Но раз уж мы встретились, предлагаю вместе пройти в дом и опросить ребятишек.
— Но вопросы буду задавать я, — потребовала я.
Джеффри опять рассмеялся:
— Я знаю, сестра Джоанна, что вы не из тех, кто подчиняется приказам. Поэтому позвольте мне предложить вам хотя бы помощь?
— Хорошо. — Я повернулась к Джону. — Я думаю, вам лучше остаться здесь и присмотреть за лошадьми.
Мы с сестрой Агатой двинулись к дверям дома. Она искоса бросила на меня весьма неодобрительный взгляд, но я сделала вид, что ничего не заметила.
Мы громко постучали в дверь. Она тут же слегка приоткрылась: в щель выглянула остролицая девочка-подросток в грязном переднике и смерила нас подозрительным взглядом.
— Это вы только что дрались на улице? — спросила она. — Нам здесь не нужно никаких неприятностей.
— Я констебль из Рочестера. Мы хотим задать несколько вопросов. Не тебе, а семье Вестерли.
— Они дома? — уточнила я.
— Вроде кто-то из них дома. — Она неохотно впустила нас внутрь. Мы оказались в мрачном неприбранном помещении, где сильно пахло луком.
Потолок весь пошел трещинами. Я посмотрела вверх, чувствуя, как учащенно забилось мое сердце.
Девушка кивнула:
— Дома женщина. С детьми.
Мы с сестрой Агатой уставились на нее.
— Какая еще женщина? — прошептала я.
Девушка тут же отпрянула, руки ее нервно теребили передник.
— Нам здесь не нужно никаких неприятностей, — повторила она и показала на ступени в углу. — К ним туда.
Мы цепочкой — впереди Джеффри — поднялись по лестнице. Наверху он постучал в дверь и громко сказал:
— Мы хотим поговорить с кем-нибудь из семьи Вестерли.
По другую сторону двери послышался слабый шорох, но нам никто не ответил.
Я шепнула Джеффри:
— А что, если дети убегут через окна?
Он кивнул, потом толкнул дверь правым плечом. Она была заперта, однако запор оказался слабым и легко сломался.
Я протиснулась перед Джеффри, чтобы попасть в комнату первой. Казалось, что в ней никого нет. Она была чище, чем помещение внизу; сквозь окна проникал свет. Вдоль стены выстроился ряд стульев. По другую сторону стоял длинный деревянный стол. В стене имелась дверь, ведущая на кухню.
— Сестра Джоанна!
Марта Вестерли подлетела ко мне, словно маленькая птичка. Я взяла ее на руки, почувствовала прикосновение ее густых волос, ощутила запах детской кожи. И с такой силой прижала малышку к себе, что испугалась — как бы не сломать нежные косточки.
— Как вас зовут? — спросил у кого-то Джеффри.
Я повернулась посмотреть, с кем он говорит. В углу рядом с кухней стояла худая темноволосая женщина в переднике почище, чем у девицы внизу. Она была чуть старше меня и могла бы показаться красивой, если бы не красный шрам возле левого уха. Незнакомка испуганно жалась к стене, словно к ней вломились грабители.
— Меня зовут Катарина Вестерли, — сказала она. Голос у женщины был низкий и довольно грубый. Грудь у нее то опускалась, то поднималась, — видно, от страха перехватывало дыхание.
— Кем вам приходится Стивен Вестерли? — поинтересовалась я.
— Мужем.
— Но это невозможно, — возразила сестра Агата. — Его жена умерла меньше месяца назад в Дартфордском монастыре.
Женщина оторвалась от стены.
— Я его вторая супруга, — пояснила она, и в голосе ее послышалось что-то вроде вызова. — Все было по закону. Священник нас обвенчал.
— Это правда, сестра Джоанна, — раздался голос от дверей.
Я повернулась и увидела Этель в чистом платье и с опухшим от слез личиком. Она стояла на пороге спальни — комнаты, на полу которой в ряд лежали соломенные тюфяки.
— Мой отец действительно женился на этой… — Девочка смерила мачеху негодующим взглядом.
Но, как ни странно, та в ответ не разразилась гневной отповедью, а лишь прикусила губу и опустила взгляд.
Сестра Агата откашлялась:
— Мы рады видеть, что вы живы-здоровы, дети, хотя в Дартфорде… в монастыре у нас не все благополучно. Мы пришли задать несколько вопросов.
— Что за вопросы? — насторожилась Катарина Вестерли. — Наверное, вам нужен мой муж? Но он как раз сегодня уехал.
— Вопросы у нас к детям, — сказала я, поставила Марту на пол и подала знак сестре Агате. Та кивнула, открыла мешочек, который держала в руках, и вытащила из него куклу.
Марта вскрикнула:
— Люсинда! Вы нашли Люсинду! — Малышка радостно схватила куклу и прошлась в танце по кругу.
Этель недоуменно посмотрела на меня:
— Неужели вы приехали ради того, чтобы вернуть ей куклу?
— Знаешь, где мы ее нашли? — ответила я вопросом на вопрос.
Девочка отрицательно покачала головой.
— В коридоре рядом с комнатами для гостей, в которых спали лорд и леди Честер в День всех усопших верных.
С проворством, какого я в жизни не видела, Этель метнулась к двери спальни. Она была в дюйме от открытого окна, когда Джеффри ухватил ее за талию и потащил назад.
Мы посадили перепуганных Этель и Марту на табуретки. Было очевидно: случилось что-то такое, о чем они не хотят говорить.
— Мы не станем вас наказывать, — заверил сестренок Джеффри. — Мы просто хотим знать, что вы видели и слышали в ту ночь. Это очень важно.
— Мы не были в той части монастыря. И ничего не знаем, — ответила Этель.
— Девочки, послушайте меня. Я знаю, вы очень обиделись, что я не пришла вас утешить, когда умерла мама, — сказала я. Марта кивнула, ее глаза налились слезами. — Но так уж получилось. Пожалуйста, простите меня. А потом вы бесследно исчезли. И снова я виновата: я должна была разыскать вас не сегодня, а раньше. Однако у нас в Дартфордском монастыре произошли страшные события. Вы еще маленькие, но придется вам все рассказать.
Теперь они слушали меня, открыв рты.
— Я должна защитить монастырь — мой дом, место, где с пятнадцати лет работала ваша мама. Но мне не справиться без вашей помощи. Вы мне поможете?
Маленькая Марта умоляющим взглядом посмотрела на сестру.
Этель со стоном сказала:
— Хорошо, сестра Джоанна. — Она глубоко вздохнула и начала: — Когда вас нигде не смогли найти, мы убежали и спрятались в монастырской пивоварне. Там есть маленькая комнатка, куда никто не заходит. В ней холодно и плохо пахнет, но зато безопасно. Мы пока еще не хотели покидать монастырь. На следующий день все были так заняты — готовились к пиру, и нас никто не заметил. В монастыре было много мест, где мы любили прятаться, и никто даже не подозревал, что мы там.
Я открыла было рот, чтобы расспросить их о тайных местечках подробно, но Джеффри предостерегающе сжал мне руку.
Этель продолжила:
— Мы слышали, как сестры и слуги говорили о предстоящем пире, и поняли, что многие не хотят, чтобы этот человек приезжал в Дартфорд. А потом, уже после пира, некоторые сестры даже плакали. Мы знали, что лорд Честер говорил нехорошие слова про монастырь — что его вскоре закроют. И еще он обидел одну из послушниц. Мы решили, что вас, сестра Джоанна.
Я отрицательно покачала головой:
— Нет, не меня, а сестру Винифред.
Этель повесила голову, и я поняла, что следующая часть рассказа дается ей с трудом.
— У нас ведь совсем мало денег, сестра, хотя отец все время работает. Мы слышали, что лорд Честер приехал на пир, нацепив кучу дорогих перстней. А потом он напился, упал, и его пришлось отнести в гостевую… — Ее голос замер.
Джеффри очень тихо сказал:
— И вы решили, что сможете пробраться в его комнату и снять с пальца один из перстней?
Марта снова начала плакать.
— Мы больше не будем.
Я погладила ее мягкую маленькую ручку, пытаясь успокоить.
— И как же вы попали в переднюю часть монастыря, если все двери были заперты? — спросил Джеффри.
— Через окно, — ответила Этель.
— Но мы проверили все окна и… — Теперь уже я незаметно подтолкнула Джеффри: не хотела разрушать ту атмосферу взаимопонимания, которая установилась, обвиняя ребятишек в том, что они проникли через окно.
— В какое время это было?
— Не знаю, — ответила Этель. — Но молитвы уже давно закончились. Мы днем как следует выспались, а потому ничуть не устали. Мы знали, где находятся гостевые комнаты, и прошли туда очень тихо. Приоткрыли дверь из коридора, самую капельку, и…
Этель так и подскочила на табуретке, когда эта потрясшая девочку сцена снова предстала перед ее глазами.
— Что? — спросил Джеффри тихим взволнованным голосом.
— Там было две двери — слева и справа. И справа, через дверь, ведущую в спальню, шла женщина.
Я почувствовала, как мой желудок завязывается в узел.
— И ты знаешь, что это была за женщина? — поинтересовался Джеффри.
— Нет, сэр. — Она покачала головой. — Там было темно.
— На ней был хабит? Это была монахиня?
— Я не смогла различить… видела ее мельком. Она вошла в дверь и закрыла ее за собой. Но я увидела, что женщина была одета во что-то длинное и темное.
Одеяния доминиканок были белыми, так что Этель точно встретила не монахиню. Если только та женщина не накинула сверху плащ.
Джеффри наклонился к девочке поближе:
— Она была молодая или старая? Как быстро она шла?
— Быстро, сэр. А вот насчет возраста — не знаю.
Я больше не могла сдерживаться:
— А еще ты что-нибудь видела?
Этель покачала головой:
— Мы вернулись в коридор.
Я испытала разочарование. Однако Джеффри не сдавался.
— Но, может, ты что-нибудь слышала? — невозмутимо продолжал он расспросы. Я не понимала, как констебль мог оставаться таким спокойным.
— Да, затем раздались голоса. Говорили два человека. Мужчина и женщина.
— Ты слышала, о чем они говорили?
— Нет, сэр, — вздохнула Этель. — Они беседовали очень недолго и совсем тихо. Потом мужчина громко произнес: «Нет». Он не кричал и не злился. Просто сказал одно это слово. Но потом из комнаты донесся такой странный глухой звук, как будто от удара. Тук. Тук. Тук. Тук. Целых четыре раза подряд.
Я замерла от ужаса. Дети слышали, как был убит лорд Честер.
— Это было так странно, что мы убежали, — завершила свой рассказ Этель. — Мы вернулись в монастырскую пивоварню, а утром ушли домой. А на следующий день к вечеру вернулся отец.
Сестра Агата схватила меня за руку и возбужденно проговорила:
— Стало быть, в комнате лорда Честера была женщина, а вовсе не брат Эдмунд.
«Да, но что это была за женщина?» — спрашивала я себя.
Мы обе посмотрели на Джеффри Сковилла. Он стоял, задумавшись.
— И что теперь? — спросила я его.
— Я доложу о том, что слышал здесь, мировому судье Кэмпиону и коронеру Хэнкоку… А уж к каким это приведет последствиям, я не знаю, — тщательно выбирая слова, сказал констебль.
Сестра Агата тут же засобиралась назад в монастырь, но Джеффри сказал, что должен еще переговорить с Катариной Вестерли. Но так, чтобы дети не слышали. Он убедил сестру Агату заняться с девочками, и она неохотно согласилась. Меня же Джеффри попросил присутствовать при беседе.
Катарина Вестерли смотрела на нас неприветливо и настороженно.
— Чего вы от меня хотите?
— Где вы жили до замужества? — спросил констебль. — Если не ошибаюсь, в Саутуарке?
— А в чем дело?
— Да в том, что прежде, как мне кажется, вы работали в публичном доме.
Катарина Вестерли закрыла лицо обеими руками и отвернулась от нас к стене.
— Уходите, уходите, — простонала она.
Я была потрясена, ибо никогда прежде не находилась в одной комнате со шлюхой.
— Я спрашиваю об этом не для того, чтобы вас пристыдить, — сказал Джеффри. — Я видел, как вы испугались, когда мы вошли, — вы словно бы от кого-то прятались. И еще этот шрам на вашем лице. Так хозяева публичных домов клеймят шлюх, которые отказываются им подчиняться. Полагаю, господин Вестерли выкупил вас, перед тем как привезти сюда?
Она чуть заметно кивнула, не отрывая рук от лица:
— Стивен давно хотел, но никак не мог заработать достаточно денег. А когда выкупил — спрятал в Лондоне. Он знал, что его жена скоро умрет. Но мы действительно обвенчались, могу показать вам документы.
Джеффри кивнул:
— Я вам верю, госпожа Вестерли. Я поднял этот деликатный вопрос, потому что детей придется опрашивать еще раз, а я опасаюсь, что вы не останетесь в Дартфорде.
Она пожала плечами:
— Моему мужу решать, где мы будем жить.
— Отлично, — сказал Джеффри. — Я вернусь, чтобы поговорить с ним, как только у меня будет такая возможность. — Он прикоснулся к моему локтю. — Теперь можно идти.
Мы прошли полпути до двери, когда девочки бросились ко мне в объятия. Марта обхватила меня за талию.
— Не оставляйте нас здесь, сестра Джоанна! — воскликнула она.
Глаза Этель наполнились слезами.
— Я хочу жить в монастыре с вами и другими сестрами, — прошептала она. — Я уже большая и могу работать. Пожалуйста, возьмите меня с собой.
Горло у меня сжалось. Я не могла произнести ни слова. Лишь искоса бросила взгляд на Катарину Вестерли, которая все слышала.
— Да, дети меня ненавидят, — откровенно сказала она и расправила плечи. — Они винят меня в том, что отец в последний год недостаточно заботился об их матери. Но я исполню свой долг и буду воспитывать их как родных. Может быть, со временем они полюбят меня.
Джеффри повернулся ко мне:
— Идемте, сестра Джоанна. Поговорим на улице.
Я на прощание поцеловала девочек еще раз и последовала за Джеффри к дверям.
— Нельзя допустить, чтобы детей воспитывала шлюха, — прошептала я ему. Мы спускались по лестнице, и я чувствовала, что сердце у меня разбито.
— Работать в публичном доме, может быть, и грех, но не преступление, — ответил он. — Бордели не запрещены законом. Мало того, я слышал, будто бы земли, на которых построено большинство борделей в Саутуарке, принадлежат епископу Винчестерскому.
Стефан Гардинер владеет землями, на которых построены бордели? Что за гнусная клевета?! Я отказывалась верить в подобные глупости.
— А как быть с душами детей? — спросила я. — Они нуждаются в нравственном руководстве, а не только в еде и крыше над головой.
Мы вышли из дома. Сестра Агата была права: день клонился к вечеру. У нас оставалось совсем мало времени, чтобы успеть вернуться в монастырь.
— Мне кажется, — сказал констебль, — что эта женщина раскаялась и хочет жить иначе. Видимо, Вестерли очень ее любит, если рискнул жениться.
Меня пробрала дрожь.
— Любит ее? Но как можно любить такую грешницу? Его несчастная жена Леттис, мать его детей, была доброй женщиной и хорошей христианкой.
Джеффри посмотрел на окна второго этажа, словно предполагал увидеть там лица детей. Но никто не выглядывал оттуда.
— Мы не всегда в силах помочь тем, кого любим, — странным тоном произнес он.
— Чего вы ждете? — прокричала сестра Агата из повозки. — Мы должны возвращаться в монастырь.
— Да, давайте поспешим, сестра Джоанна, — сказал Джеффри. — Я оставил свою лошадь в городе, возле рынка. Может быть, подвезете меня туда, а потом я вас провожу? Мне нужно переговорить с вашей настоятельницей о том, что нам стало известно.
— А вы не могли бы дойти до рынка пешком? — поинтересовалась сестра Агата.
Ее грубость поразила меня.
— Сестра, мы не должны быть неблагодарными. — Я повернулась к Джеффри. — Прошу вас, поедем с нами.
Всю дорогу до рынка я чувствовала себя неловко — сестра Агата недовольно пыхтела. Как только Джеффри вылез из повозки и запрыгнул в седло, я наклонилась к ней и спросила:
— Почему вы сердитесь на Джеффри Сковилла? Он помог нам сегодня.
— Сестра Джоанна, между вами и этим молодым человеком явно существует какая-то близость, и, как начальница послушниц, я должна наставить вас, — сказала она своим самым напыщенным и брюзгливым тоном. — Когда вы разговариваете, возникает впечатление, что вы хорошо знаете друг друга. Хотя я и не понимаю, как такое возможно. Это в высшей степени неприемлемо.
Я почувствовала, как загорелись мои щеки, и ответила как можно более смиренно:
— Извините, сестра Агата.
Остальной путь до Дартфорда мы проделали молча. Джеффри скакал впереди рысцой. Солнце скрылось за тучами. Был один из тех ноябрьских дней, когда серое небо постепенно блекнет до такой степени, что в конце концов с него исчезает весь свет. Не знаю, в чем была причина — день ли выдался слишком пасмурным, пугала ли меня перспектива опоздать в монастырь, — но я не испытала ожидаемой радости, получив доказательства невиновности брата Эдмунда. Узнав, что лорда Честера, возможно, убила женщина, — да еще с такой жестокостью, — я лишь почувствовала себя выбитой из колеи.
Холодный сумрак уже окутал окрестности, когда Джон свернул на дорожку, ведущую к Дартфордскому монастырю. Увидев вдалеке оранжевый шар пламени, я забеспокоилась, ибо не могла понять, что это. Два факела, обычно горевшие у ворот, не могли давать столько света.
Джеффри пришпорил коня и остальную часть пути проскакал галопом, намного опередив нас.
Приблизившись к воротам, я увидела костер, недавно разведенный перед монастырем. За ним присматривали двое слуг. Настоятельница Джоан, брат Ричард и Грегори стояли рядом с тремя не известными мне людьми. Джеффри уже спешился и теперь разговаривал с ними.
Сестра Агата сказала:
— Не может быть, чтобы все это из-за нас, правда?
— Нет, солнце зашло всего минуту назад, — ответила я.
Мы проехали в монастырскую арку. Как только повозка остановилась, я выскочила из нее и бросилась к Джеффри. Он отвернулся от остальных, чтобы поговорить со мной.
— Вы сообщили настоятельнице, что нам сказали дети? — спросила я.
— Нет еще, — ответил он, проводя рукой по волосам.
— Но она должна знать, что в ту ночь из спальни лорда доносился женский голос, что его убила женщина.
— Она уже знает, — сказал Джеффри.
— Знает?.. Но… откуда? — заикаясь, проговорила я.
— Эти люди привезли настоятельнице известие, что сегодня леди Честер выбросилась из окна в своем особняке. Она оставила записку, в которой просит простить ее за преступление. Судя по всему, она убила своего мужа. А потом покончила с собой.
