28
Сразу после обнаружения тела было много плача и криков. Настоятельница Джоан и брат Ричард вбежали в комнату после меня, а потом в ужасе отступили. Настоятельница приказала опечатать помещение и выставила у двери охрану.
— По монастырю ходит убийца! — визжала в коридоре впавшая в истерику сестра Агата. — Слуги должны обыскать монастырь. Этот человек может прятаться где угодно.
— Успокойтесь, — сказал брат Ричард. — Лорд Честер был убит много часов назад. С какой стати его убийца стал бы здесь задерживаться? Да он наверняка давным-давно ушел. — Брат Ричард развернулся и набросился на Грегори: — Ты запер двери прошлой ночью?
— Конечно запер, — обиженно ответил привратник. — Что же я, своих обязанностей не знаю? Никто не мог проникнуть в гостевую снаружи или из клуатра. Как и приказала настоятельница, я сразу же, как только мы отнесли лорда Честера в кровать, запер двери с обеих сторон. Никто туда не мог войти. И выйти оттуда тоже никто не мог. Я готов поклясться в этом перед самим королем.
— А через окна? — предположила сестра Элеонора.
Грегори покачал головой:
— Я все проверял. Они надежно закрыты.
— Вы хотите сказать, что леди Честер?.. — прошептала сестра Агата.
— Вы что же, считаете, что она упросила нас оставить лорда здесь, чтобы убить его? — спросил брат Ричард.
— Молчите! — закричала настоятельница. — Я не допущу никаких слухов и домыслов в нашем монастыре. Мы немедленно известим о случившемся епископа Рочестерского. Пусть этим делом занимается церковный суд.
— Церковный суд? — недоуменно повторил брат Ричард. — Но ведь убили пэра королевства! И вероятно, нам предстоит иметь дело со Звездной палатой, если не с Тауэром.
Я не смогла сдержать дрожь.
— Вы ошибаетесь, брат Ричард, — сказала настоятельница. — Преступление было совершено на территории церкви. Королевский суд не имеет к этому отношения.
Брат Ричард сжал кулаки в приступе отчаяния:
— Пожалуйста, хотя бы раз прислушайтесь к моему мнению! Я просил вас не приглашать лорда Честера в Дартфорд, но вы не вняли моей просьбе. Вчера вечером я настоятельно просил вас удалить его из монастыря, и вы опять пренебрегли моим советом. Но сейчас, настоятельница, речь идет о кое-чем более важном, чем ваша гордость. О будущем монастыря, о наших жизнях. Вы готовы выслушать меня?
Губы настоятельницы нервно задрожали, но она справилась с собой и кивнула.
Брат Ричард набрал в грудь побольше воздуха.
— Если мы попытаемся свести это дело к церковному расследованию и не станем допускать сюда посторонних, то будем уничтожены. Это убийство даст нашим врагам повод говорить, что монастыри — рассадник зла, преступлений и лжи. Наверняка решат, что мы плетем заговор. Но с другой стороны, не следует отдавать себя в руки Звездной палаты. Там заправляют еретики, жаждущие нашей гибели. Нет, мы должны открыть двери монастыря тем, кто зарабатывает на жизнь расследованием подобных преступлений. Мы должны официально заявить об убийстве, вызвать коронера и согласиться с его методами ведения следствия.
— Вызвать коронера? — неуверенно переспросила настоятельница Джоан. — Но где мы найдем такого человека? Я не хочу посылать за ним в столицу. Мы не должны допустить, чтобы этим занимался Лондон.
— Вы сказали, что Дартфорд находится под юрисдикцией епископа Рочестерского. До Рочестера не так уж далеко — меньше дня пути. Этот город достаточно велик — там должен быть коронер. Это профессионал, который прекрасно разбирается в убийствах, умеет их расследовать, правильно осматривать труп. Если мы сообщим о преступлении сегодня, коронер прибудет сюда уже завтра.
Настоятельница с опаской повернулась в сторону спальни, словно боясь, что лорд Честер с проломленной головой сейчас выскочит оттуда.
— Что ж, тогда так и поступим, — отрешенно сказала она. — Грегори, отправь в Рочестер с посланием надежного человека, на самой быстрой лошади. А наши люди пусть обыщут всю территорию — не обнаружатся ли следы кого-нибудь постороннего. — Она повернулась к нам, испуганно сгрудившимся в углу. — Пока не начнется расследование, я хочу, чтобы все вы занимались своими обычными делами. И смотрите, чтобы никто не оставался один, это опасно.
Мы разбрелись по монастырю. Я помогла навести порядок в трапезной, потом отправилась в лазарет проведать сестру Винифред. Она пребывала в плачевном состоянии: лежала на боку, свернувшись калачиком, подтянув колени к подбородку. Я сперва решила, что моя подруга спит, но когда подошла к ней, то увидела, что глаза ее открыты.
— Сестра Винифред, — спросила я, — как вы себя чувствуете?
Дрожь прошла по ее телу, но мой вопрос остался без ответа.
Я в тревоге повернулась к брату Эдмунду:
— Вы в силах ей помочь?
— Время и молитва — вот что ей поможет, — ответил он, стоя спиной ко мне. Брат манипулировал перегонным аппаратом на столе: заправлял в него порцию травы.
— Я могу быть вам чем-нибудь полезна? Может, принести еды? Или еще как-то помочь?
Он отрицательно покачал головой. Я обошла стол и впервые сегодня увидела лицо брата Эдмунда. Морщины усталости бороздили уголки его глаз и рта. Я подумала, что он, вероятно, не спал ни минуты.
И понизила голос до шепота:
— Она знает об убийстве лорда Честера?
— Нет, пока я не хочу ей говорить. — Он поморщился. — Ах, какая ужасная трагедия.
— Вы скорбите по лорду Честеру? — изумилась я.
Брат Эдмунд кивнул:
— Да, он был грубым человеком, распущенным и жестоким, но при этом оставался творением Божьим. И теперь я должен жить со своим грехом, лишившись возможности получить от него прощение.
— С каким грехом? — не поняла я.
— Грехом гнева, — холодно ответил он. — Это преследует меня с мальчишеских лет. Я молился, боролся… — Голос его замер. — Вчера вечером я должен был найти мирный способ решения конфликта. Теперь буду всю жизнь сожалеть о том, что не сдержался.
— Брат Эдмунд, прошу вас, не упрекайте себя.
Морщины вокруг его глаз разгладились.
— Вы очень добрая, сестра Джоанна.
— Добрая? — поразилась я. — Никто еще не говорил так обо мне.
— Значит, люди просто не замечали вашей доброты.
Тут его перегонный аппарат зашипел и принялся плеваться. Брат Эдмунд повернулся к аппарату, чтобы наладить его, а я выскользнула из лазарета. Я не привыкла к комплиментам. Мать, воспитывая меня, всегда указывала на ошибки и никогда не хвалила. Единственные два человека, увидевшие во мне добродетели, были настоятельница Элизабет и — много лет назад — моя кузина Маргарет. Обе они теперь мертвы и покоятся в земле.
На следующее утро в Дартфорде наблюдалась вспышка активности. Говорили, что коронер уже прибыл. В середине дня, подчиняясь заведенному распорядку, я отправилась в гобеленную. Там было непривычно тихо. Сестра Кристина успокаивала свою безутешную мать в локуториуме, а сестра Винифред по-прежнему оставалась в лазарете. Куда подевалась сестра Агата, я понятия не имела. Я сидела перед станком и ткала белыми и голубыми нитями, время от времени нажимая педали. Мы с сестрой Еленой работали молча. В этом мире слишком много уродства и насилия, а теперь они вползли и в наш монастырь. Мы должны были исполнять свои обязанности и делать все, что в наших силах, чтобы творить красоту.
В тишине хорошо думается, однако мысли мои были тревожными. Корона, явно таившая в себе страшную опасность, была спрятана здесь, в монастыре. Лорд Честер хвастался, что знает наши тайны: «Никто лучше меня не осведомлен о тайнах Дартфордского монастыря». А несколько часов спустя он был жестоко убит. Мне впервые пришло в голову, что лорда Честера убили, чтобы спасти корону. Но кто здесь, кроме меня, знал о ее существовании и мистической силе? И главное, кто мог так быстро встать на защиту реликвии?
— Се… Сеет… Сеет… — Низкий, хриплый, заикающийся голос потряс меня.
Я посмотрела на сестру Елену. Трудно было поверить, но она, которая не произнесла ни слова после того, как тело ее брата было выставлено на позор в Тайберне, теперь пыталась обратиться ко мне. Казалось, ей отчаянно нужно поговорить со мной. Хотя день стоял холодный, на ее лице выступили капельки пота.
— Сестра… Джоанна! — наконец сумела выговорить она.
— Да, слушаю.
— Д-д-д-олжна вам сказать…
Дверь открылась, и к нам быстрым шагом вошла сестра Агата. Она поманила меня. Лицо ее раскраснелось от переживаний последних часов.
— Вас срочно требуют, — сказала она.
— Куда? — спросила я.
— В покои настоятельницы, — пояснила она. — Из Рочестера два часа назад приехали люди, и они хотят вас допросить.
— Почему именно меня?
— Потому что вы одна из немногих, кто видел лорда Честера мертвым.
Я повернулась к сестре Елене, но ее губы снова были плотно сжаты. Она едва заметно покачала головой и потерла руку, словно ей было больно.
Я последовала за начальницей послушниц через клуатр к парадным дверям монастыря.
— Вы сказали, что приехали люди, то есть не один коронер, а несколько человек? — уточнила я.
— Коронер ввиду серьезности преступления привез с собой еще двух помощников, пожилого и молодого.
Предстоящий допрос напомнил мне о Тауэре. Эти люди ни в коем случае не должны узнать о том, что я провела там несколько месяцев, ибо последствия для меня могли быть самыми неприятными. Это бросило бы на меня тень и неизбежно вызвало бы вопрос: почему столь серьезно провинившейся послушнице позволили вернуться в монастырь? Меньше всего епископ Гардинер был заинтересован в том, чтобы я оказалась среди подозреваемых в убийстве. Я молилась, чтобы настоятельница ничего не сообщила коронеру.
Сестра Агата пропустила меня внутрь, но сама не вошла. Она заняла место на скамье рядом с мрачной сестрой Элеонорой и еще более мрачным братом Ричардом. Дверь закрылась, разъединив нас.
Настоятельница Джоан сидела с прямой спиной, трое мужчин стояли кучкой у окна. Один из них, увидев меня, тут же выступил вперед. Высокий, слегка сутулый, облаченный в длинные черные одежды, какие носят врачи. На шее бечевка, удерживавшая маску, которая висела у него под подбородком. Я догадалась, что это коронер. Второй человек — седоволосый, коренастый — заговорил с ним низким голосом. Третий смотрел в окно, сцепив руки за спиной.
Настоятельница Джоан указала на стул против нее, и я села, снедаемая страхом.
Седоволосый оглядел меня. У него было открытое симпатичное лицо — этакий добродушный дедушка.
— Значит, это и есть та самая послушница, Джоанна Стаффорд?
— Сестра Джоанна, — поправила его настоятельница.
Тут стоявший у окна человек повернулся. Молодой, лет двадцати пяти, со светло-каштановыми волосами. В ярких лучах дневного солнца на лбу у него отчетливо проступила красноватая отметина: шрам от раны, полученной несколько месяцев назад.
Передо мной стоял Джеффри Сковилл.