Глава 15

Накинув плащ, с взъерошенными после сна волосами, Гуго раздвинул полотнища палатки и вышел в осеннее лесное утро. От походного костра поднимался кучерявый дымок, и товарищи Гуго медленно возвращались к жизни после вчерашней попойки. У Гуго болела голова, а во рту стоял кислый привкус, но он считал это вполне естественным.

Его брат Уильям и зять Ранульф, держась за головы, сидели у костра, ели хлеб и холодные колбаски и пили жидкий английский эль. Присоединившись к ним, Гуго шутя надвинул Уильяму шляпу на глаза.

– Хорошая выдалась ночка, а? – Он взглянул на охотников, грузивших на вьючных лошадей туши оленей. Первоклассная оленина для стола и коптильни! Кроме того, псы затравили несколько зайцев.

– Кажется, да, насколько я помню, – театрально скривился Ранульф, сощурив светло-зеленые глаза, которые резал безжалостный утренний свет. – Мари считает, что вы дурно на меня влияете. Вам неизменно удается сбить меня с пути.

– Очень похоже на мою сестру! – засмеялся Гуго. – По правде говоря, вы способны сбиться с пути и без посторонней помощи.

Ранульф фыркнул и сделал неприличный жест. В это время в лагерь въехал гонец.

– Неприятности, – предположил Ранульф.

Хмурясь и гадая, что такого важного и неотложного могло случиться, Гуго подошел к гонцу и взял сложенный пергамент, который тот достал из сумки. На пергаменте стояла печать отца, и оттиск в сургуче был очень глубоким, как будто его поставила решительная или даже разъяренная рука. С дурным предчувствием Гуго сломал печать, развернул письмо и начал читать. Слова словно распирали его изнутри, он тяжко и глубоко вздохнул, чтобы сбросить напряжение.

– Что случилось? – тревожно спросил Уильям.

– А ты как думаешь? – скривился Гуго. – Махелт.

– А! – Его брат закатил глаза и ухмыльнулся. – Надо полагать, она снова мутит воду в доме?

– Можно сказать и так. – Гуго протянул письмо Уильяму, который прочел его вместе с Ранульфом, пока они допивали свой эль.

Уильям поднял взгляд на Гуго, больше не улыбаясь:

– Что ты собираешься делать?

– Не знаю. – Гуго надул щеки. – Если я накажу жену слишком жестоко, то утрачу ее доверие и то, что делает ее непохожей на других, а на это я не пойду ни за что на свете.

– Но ты должен что-то сделать, – настаивал Уильям. – Это не просто глупая выходка. Поступок Махелт мог иметь серьезные последствия для всех нас.

– Знаю. – Гуго прикусил костяшку большого пальца. – Она действует, не подумав.

Ранульф прокашлялся.

– Мужчины, сопровождающие брата вашей жены… – Он умолк и покачал головой. – Де Сэндфорд верен королю, но Джон Фицроберт известен в наших местах как сумасброд.

– Однако его отец верен королю и является комендантом Ньюкасла.

– Да, но сын водит компанию с Джоном де Ласи, который тоже весьма опрометчив, а отец де Ласи – близкий родственник ирландской ветви семьи. Де Браоз, де Ласи и Маршал, – перечислил по пальцам Ранульф. – Иоанн уничтожил бы всех троих, если б мог, потому что его пугает их сила. – Он предупреждающе помахал пальцем. – Даже будучи заложником, брат вашей жены водит сомнительную компанию… А король следит за ним, ведь его шпионы повсюду.

– Но Роджер де Ласи непоколебим как скала, – заметил Гуго, думая о суровом, молчаливом коменданте Понтефракта.

– Вы говорите об отце, не о сыне, – ответил Ранульф. – А это не одно и то же. У старого короля Генриха было четверо взрослых сыновей, и все они восстали против него. – Он взял кружку с элем. – Я лишь хочу сказать, что вам следует позаботиться о собственной безопасности, подобно доброму пастуху, сторожащему отару от волков.

Когда Гуго прибыл во Фрамлингем, Махелт выбежала встречать его. При виде ее порывистых движений сердце Гуго сжалось. Во имя Христа, как он сможет укротить эту девочку, не сломив ее дух?

Когда Гуго спешился, Махелт помедлила, а затем снова бросилась вперед и смиренно присела в реверансе. Щеки жены горели, возможно, от бега, но сердце подсказывало ему, что причина кроется в другом… А ее торопливость, вероятно, вызвана желанием поспеть к мужу прежде других.

Гуго поднял Махелт, поцеловал в щеку, а не в губы, а затем отстранился, продолжая держать ее за руки.

– Отец написал мне, – сказал он, пристально взглянув на жену. – Махелт, что вы натворили?

– Ничего такого, чего мне следовало бы стыдиться. – Она вздернула подбородок. – Ваш отец не понима…

Гуго предупреждающе поднял руку, увидев, что отец широким шагом направляется к ним.

– Сир… – поклонился он.

Махелт чопорно присела в реверансе и сжала губы.

Граф переводил свои серые глаза с одного на другого.

– На пару слов, сын мой. – Он отослал Махелт коротким кивком, который означал, что, хотя невестка бегает быстрее и поспела первой, власть полностью в его руках и ей следует выучить этот урок.

Махелт оставалось только снова присесть и удалиться в женскую комнату. Спину ей жгли любопытные взгляды охотников. Девочка высоко держала голову, притворяясь, будто ничего не замечает.

– Хорошо поохотились? – резко спросил Роджер, когда слуга закрыл дверь в его комнату, оставив их с Гуго наедине.

– Да, сир. Я побеседовал с лесничими о новом кроличьем садке.

– Возможно, лучше было бы навести порядок в собственном доме, прежде чем заботиться о жилище для кроликов.

– Вы сказали, что отправиться на охоту – неплохая идея. – Грудь Гуго раздулась от негодования. – У вас не было никаких возражений!

Граф косо посмотрел на сына:

– Это было до того, как твоя жена сбежала среди ночи, чтобы вступить в предательские сношения со своим братом. Твоя жена, Гуго, не моя! Ты несешь за нее ответственность и плохо учишь девчонку исполнять ее долг!

– Сир, это не пра…

– Ты позволяешь ей расти без присмотра! – Отец выпрямился. – Чего ради давать ей столько свободы? Она настоящий сорванец и позор имени Биго!

У Гуго свело живот. Отец редко закипал, но, когда это случалось, гнев его был страшен и бил в одну точку. Обвинения в адрес Махелт заставили Гуго оцепенеть. Он любил свою молодую жену за ее неукротимую энергию, прямоту, забавные высказывания, но прекрасно понимал ярость отца.

– Махелт еще очень молода, сир, – сказал Гуго. – Вряд ли она понимала, какой вред это может причинить.

– Она быстро становится женщиной, судя по тому, как ты в последнее время с ней обращаешься! – отрезал граф. – Ты говоришь о ней одно, а делаешь другое. Девчонка должна знать свое место, и это не то место, которое она себе обеспечила благодаря твоему слепому потаканию! Твой долг как мужа направить ее энергию в надлежащее русло. – Он назидательно поднял указательный палец. – У нее не должно быть возможности для подобного поведения в нашем доме.

– Я согласен, – вставил Гуго, но отец вовсю разглагольствовал, полный решимости высказать все, что накопилось.

– Помни, это наш дом, а не дом Маршалов. Я никогда не стану их вассалом и не позволю им диктовать, что нам делать. Девчонка – всего лишь пешка в их игре.

– Я не…

– И если они заботятся о ней так мало, чтобы подвергнуть подобной опасности, то берегись, поскольку до ее мужа им тем более нет дела… как и до нас, попомни мои слова!

Роджер Биго закончил, грудь его вздымалась, лоб покрылся испариной, а его ярость уже не умещалась в комнате. Гуго не видел отца в таком гневе с тех пор, как ребенком бросил большой камень в зубья мельницы, чтобы посмотреть, что получится, и полностью разрушил механизм.

Гуго налил вина им обоим и сел у огня, чтобы дать себе возможность поразмыслить, а отцу – успокоиться. Конечно, граф не прав насчет отношения Маршалов к дочери, да и вина в первую очередь лежала на ее брате, но в целом Гуго был согласен с отцом. Но нужно было подумать и о Махелт, и Гуго не знал, как указать ей ее место. Девочка была похожа на маленькую тучку: переменчивую, неуловимую, до невозможности прекрасную, но вполне способную посеять хаос.

Гуго чувствовал, что если применит к жене силу, то лишь восстановит против себя и сделает еще более своевольной. Он вырос в доме, где редко воспитывали кулаком или плетью. В детстве он лишь однажды получил хорошую взбучку – за то, что подверг младшего брата опасности, используя его в качестве турнирной мишени. Отец высек Гуго на глазах у всех домочадцев. Но сам Гуго не мог так поступить с Махелт, а строгий выговор ей как с гуся вода. Как же обуздать бьющую через край энергию, которой она обладает, и направить во благо?

Гуго подозревал, что сможет управлять Махелт, воззвав к ее преданности и любви. Эти качества воспитывались в ней с детства, но лишь по отношению к родной семье. Чтобы завоевать ее, необходимо изменить их направленность. Гуго не хотел потерять Махелт. Она его радость и свет его жизни, оберегать ее – его долг.

Отец продолжал стоять посреди комнаты. Плечи его перестали бурно вздыматься, но выражение лица по-прежнему говорило, что он намерен довести дело до конца.

– Сир, мне очень жаль, – начал Гуго. – Я понимаю, что был беспечен и, возможно, чересчур снисходителен к Махелт, но я нахожусь в непростом положении… При всем моем уважении, вам оно незнакомо. – (Граф вопросительно поднял брови.) – Когда вы взяли в жены мою мать, она была уже взрослой женщиной и матерью. Но как справиться с девочкой, на которую у вас есть все права и никаких? Как заботиться о той, кто вам не дочь, но еще не жена? Когда не знаешь, кем она окажется через мгновение – ребенком или женщиной?

Отец глубоко вздохнул, ноздри его раздулись.

– Я не знаю, но ты должен поспешить и найти способ, потому что я больше не потерплю подобного в своем доме. Усмири ее.

– Непременно, сир, но дайте мне немного времени подумать. – Гуго допил вино и встал.

Отец хрюкнул и предупреждающе поднял указательный палец.

– Поторопись! – прорычал он. – Не то я сам возьмусь за дело.

В тот вечер, сидя в зале за высоким столом, Махелт была несчастна и расстроена, как никогда. Она знала, что свекор наговорил Гуго много плохого о ней. Покинув с мрачным видом его комнату, Гуго почти не разговаривал с Махелт, совсем не уделял ей внимания, что она находила невыносимым… и пугающим. Нужно было, чтобы Гуго вступился за нее, но он, похоже, поверил отцовской версии событий.

Трапеза была официальной, и Гуго сидел рядом с матерью и ухаживал за ней, в то время как Махелт приходилось делить поднос с графом. Нежная говядина в соусе застревала у нее в горле. Отец Гуго обращался с ней с безупречной ледяной учтивостью, и Махелт отвечала ему тем же – через силу и не слишком успешно. Родная семья никогда бы не обошлась с ней подобным образом. Даже другие сыновья графа были с девочкой холодны и почти не разговаривали, их взгляды оставались настороженными и неодобрительными.

После ужина пришло время танцев и песен. Обычно Махелт нравились эти развлечения, особенно когда Гуго был дома. Они могли тогда смеяться, двигаться, касаться друг друга. Но сегодня Гуго оставался чопорным и сдержанным. Он потанцевал с Махелт всего один раз, хотя она чувствовала на себе его задумчивый, изучающий взгляд.

Наконец, не в силах больше терпеть, Махелт попросила разрешения удалиться в свою комнату, где могла хотя бы поплакать и предаться горю за задернутым пологом кровати. Граф отпустил ее взмахом руки.

– Сир, я должен проводить свою жену в ее комнату. – Гуго встал и поклонился отцу, который красноречиво посмотрел на него и кивнул.

Надежда переполняла Махелт, когда она вышла из зала с Гуго. Теперь, вдали от его отца, все будет иначе, думала она. Она сможет рассказать мужу, что случилось на самом деле, и заручиться его поддержкой. Однако, когда они пересекли внутренний двор и ступили на лестницу, ведущую в ее комнату, Гуго заговорил первым:

– Постарайтесь сегодня не отходить слишком далеко от своих покоев. – Он указал на солдата, расхаживающего по двору с мастифом на коротком поводке. – Как видите, стража не дремлет.

В его голосе не чувствовалось ни тепла, ни веселья, и Махелт ощутила себя еще более несчастной. От Гуго пахло вином, и его речь была осторожной, хотя и вполне разборчивой. Она топнула ногой и развернулась на лестнице, глаза ее обожгли слезы.

– Я не потерплю, чтобы со мной обращались подобным образом!

Гуго поднялся еще на две ступеньки и оказался почти на одном уровне с ней.

– К сожалению, вам придется, пока вы не научитесь подобающему поведению в этом доме. Разве вы не понимаете, сколько огорчений причинили своей глупостью?

Махелт была потрясена.

– В этом доме понятия не имеют о подобающем поведении! – сорвалась она. – Нужен Маршал, чтобы научить вас отличать хорошее от дурного.

На мгновение повисла тишина, и Гуго произнес с едва заметной насмешкой:

– В таком случае очень жаль, что вы Биго, миледи жена.

Махелт ахнула и замахнулась, чтоб ударить Гуго, но тот крепко схватил ее за запястье. Девочка боролась, но у Гуго была солдатская хватка, крепкая и уверенная. Он прижал ее к стене, и Махелт всем телом ощутила его тело. Господь всемогущий! Гуго коснулся кончика ее носа указательным пальцем свободной руки.

– Думайте, кого сердить, миледи, не то последствия могут быть непредсказуемы, – хрипло прошептал он.

Убрав палец, Гуго поцеловал ее в губы, раздвинув их языком. Их груди, бедра и чресла идеально совпадали друг с другом. Вся ее кровь, полная ярости, прилила к лону. Махелт дрожала, таяла, у нее подкашивались колени. Когда Гуго отстранился, ей пришлось схватиться за стену, чтобы не упасть.

– Мы еще поговорим об этом утром, когда я протрезвею и у нас обоих будет время подумать, – произнес он. – И тогда мы решим, что делать дальше. А пока я желаю вам доброй ночи, и не забудьте закрыть дверь на засов ради собственного блага.

Махелт со всхлипом втянула воздух и взбежала по лестнице. Оказавшись в своей комнате, она не преминула закрыть дверь на засов и прислонилась к ней, задыхаясь, словно загнанная лань, в последний момент укрывшаяся в потайной пещере от гончих.

Через некоторое время она осознала, что Эдева стоит у разворошенной постели. Служанка смотрела в пол и дрожала почти так же сильно, как и ее госпожа. Махелт вновь охватила ярость. Она вспомнила слова Гуго, что за ней будут следить. Возможно, но только не эта женщина.

– Пошла вон! – рявкнула она. – Не желаю тебя видеть!

– Миледи, я только исполняла свой долг. – Эдева прикусила губу.

– Не передо мной. Уходи, я больше не хочу тебя видеть!

Служанка с укоризной посмотрела на нее, но робко шагнула к двери. Махелт убрала засов и отступила в сторону, чтобы пропустить Эдеву, подавив желание толкнуть ее, а затем с грохотом задвинула засов обратно. Девочка прижалась лбом к холодной каменной стене и позволила себе поплакать. Рыдания вырывались из глубины души. Махелт тосковала по прежней жизни милой доченьки, которую все любили. Теперь ее считали младшим членом семейства и досадной помехой, хотя охотно пользовались богатством и престижем, которые она принесла. О да, это было им по душе! Тело Махелт все еще покалывало от поцелуя Гуго. Лоно ныло, принося беспокойство и неудовлетворенность. Если бы она могла, то убежала бы в конюшни, оседлала лошадь и проскакала галопом много миль. Но она не могла. Это было запрещено. Более того, возможно, ей не придется больше скакать галопом.

Рано утром Махелт гуляла среди деревьев в саду. Платье ее волочилось по мокрой траве, и подол потемнел. Эдева не вернулась, и девочке пришлось одеться самой и выпить остатки выдохшегося вина из графина, оставленного в комнате. Ей не принесли ни свежей воды для умывания, ни еды. Ее продолжали наказывать, но она не желала поджимать хвост. Вместо того чтобы спуститься в зал, утолить голод и показаться на люди, Махелт гуляла по саду и дышала чистым, морозным воздухом.

Проходя под низко нависшей веткой, девочка взяла яблоко и слегка потянула, чтобы проверить, легко ли его сорвать. Яблоко осталось в руке, но, когда она откусила кусочек, оказалось кислым и терпким, хотя и с намеком на сладость. Неплохо для сидра или кислого сока.

Услышав легкие шаги, она обернулась и увидела Гуго с деревянным подносом, нагруженным хлебом, сыром и двумя кружками эля.

– Угощайтесь, – предложил он. – Если, конечно, не хотите утолить голод зелеными яблоками и поплатиться за это. Я видел, как вы прошли мимо зала.

– То есть вы следили за мной? – оскалилась Махелт. – Наверное, боялись, как бы я не сбежала за стену?

– Я действительно не знаю, на что вы способны, – покачав головой, ответил Гуго. – И никто не знает. Садитесь, поешьте.

Он поставил поднос на скамью, огибавшую одно из деревьев, и сел. Махелт присоединилась к нему, но не сразу, чтобы показать, что поступает на свое усмотрение, а не повинуясь его приказу. После прошлого вечера Махелт держалась с мужем настороженно; возможно, его забота – своего рода извинение, которое он не собирается озвучивать.

Садовые работники приступали к своим обязанностям и суетились вокруг с лестницами и корзинами. Последние ленивые осы ползали среди паданцев и гудели между деревьев, время от времени вызывая внезапный переполох среди сборщиков.

Гуго разломил хлеб и нарезал своим ножом сыр. Махелт следила за руками мужа. Его волосы падали на лоб, и летнее солнце окрасило их кончики золотом. Закончив, Гуго отложил нож и взглянул на нее. В нежном утреннем свете в его глазах играли все оттенки синего – от светло-голубого до практически черного.

Гуго откусил кусок корки и энергично и с удовольствием прожевал. Даже если он напился вчера ночью, похмелье, очевидно, его не мучило. У Махелт крутило в животе. Она пощипывала хлеб и сыр в ожидании, когда Гуго заговорит.

– Итак, – наконец сказал он, подняв кружку. – Что нам делать со всем этим безобразием? Вы вызвали больше переполоха в этом доме, чем лисица в курятнике.

Махелт продолжала вертеть в руках еду и помалкивала.

Гуго отпил, разглядывая девочку поверх кружки, потом опустил руку и вздохнул:

– Разве вы не понимаете, какой вред могли причинить? Если о случившемся узнают не те люди, это может погубить всех нас. Как сможет мой отец помочь вашему, если король обвинит его в предательстве? Он должен быть вне подозрений!

Глаза Махелт широко распахнулись. Ей не приходило в голову, что отец Гуго будет помогать ее семье. Она считала его косным и самодовольным петухом с потребностью педантично разложить все по полочкам. Она видела, как дотошно он относится к сервировке стола. Не дай бог, нож ляжет косо, кубок встанет криво или на скатерти окажется пятнышко!

– Я не знала, что ваш отец помогает моему.

– Вы многого не знаете. – Гуго взял ее за руку и погладил большим пальцем обручальное кольцо. – Ваш брат мог передать вам то, что он полагает тайными посланиями, но мы вовсе не несведущие дурни. Мы знаем, что происходит при дворе, – это необходимо для нашей собственной безопасности.

Махелт задрожала при его прикосновении.

– Я боюсь за своего отца и братьев… как боялись бы и вы, окажись ваши родные в заложниках.

– Несомненно. Я знаю, что вы были в отчаянии и поступили, как считали правильным, но это не должно повториться. Приходите ко мне, если вас что-либо обеспокоит, и мы вместе придумаем, как быть.

Махелт заподозрила, что Гуго окольно предлагает ей помощь в передаче сообщений, и это встревожило ее не меньше, чем умилило, поскольку, даже если брак сделал ее Биго, он точно не сделал Гуго Маршалом. Она хотела доверять мужу, но знала, что честь обязывает его повиноваться отцу.

– Мне предстоит измельчать яблоки, – уклонилась она от прямого ответа. – По-видимому, ваш отец считает это подходящим занятием для женщины.

Губы Гуго дернулись.

– Он хочет увидеть, как вы стараетесь, а значит, готовы стать частью этого дома. По-моему, измельчить несколько яблок – невысокая цена за то, чтобы сохранить мир и доказать, что вы способны быть доброй хозяйкой. Приложите немного усилий, и давление на вас ослабнет.

Махелт встала и с вызовом взглянула на мужа:

– И так будет всегда? Мне всегда придется быть пленницей его убеждений и требований?

Гуго тоже встал и приобнял жену за талию:

– Любовь моя, вы не пленница, если только сами того не пожелаете, но вы должны научиться идти на компромисс.

– Почему? – Махелт надула губы. – Он ведь не идет.

– Всегда есть обходные пути. – Гуго прижал ее крепче. – Необязательно пробивать стену головой, если рядом есть дверь… Если только вам не нравится причинять себе вред. Мой отец – юрист и судья. Ему известно, что такое справедливость, и он беспристрастен. Если вы готовы проявить благоразумие, он тоже будет благоразумен.

– Он не позволил мне увидеться с Уиллом! Я не назвала бы это благоразумным.

– А перелезать через стену по ночам и принимать секретные письма – благоразумно? Кто из вас менее благоразумен? Вот о чем вам стоит подумать, любовь моя.

Гуго снова поцеловал Махелт в губы, на этот раз более нежно, без вчерашнего натиска, и еще раз, легонько, в щеку.

– Не суйте пальцы в огонь, если не хотите обжечься, – добавил он. – Как я уже говорил, у всего есть последствия.

Глядя, как Гуго уходит по своим делам, Махелт поднесла кончики пальцев к губам. Девочка испытывала одновременно легкость и тяжесть во всем теле, наполненность и опустошенность, потребность, но в чем? Гуго прав. О многом нужно подумать. Глубоко вдохнув, Махелт засучила рукава. Если измельчение целого сада яблок вернет ей милость, лучше посвятить себя этому занятию, но что будет дальше – еще не известно.