Глава 14

Через месяц граф Роджер на несколько дней привез своих домочадцев в Тетфорд, и Гуго воспользовался случаем отправиться на охоту со своими братьями и домашними рыцарями, чтобы добыть свежее мясо к столу. С тех пор как стало известно о возвращении ее отца в Англию, Махелт почти ничего не слышала о деле с ирландским бароном Мейлиром Фицгенри. Спор затягивался, и отец был вынужден прозябать при дворе, где держал его Иоанн.

Проведя час за тренировкой своей лошади, Махелт спешилась. В это время прибыл торговец-разносчик на увеличенной версии Пирожка, черно-белого пони, которого ей подарил Гуго. Из вьючной корзины разносчика свисало несколько кошачьих шкур. От него воняло застарелым дымом и въевшейся грязью многодневного путешествия, а чулки алого цвета были сморщены и порваны. Махелт попыталась обогнуть торговца и войти в дом, но тот заступил ей дорогу, снял засаленную шляпу и поклонился. Затем быстро протянул сложенный и запечатанный пергамент, который был заткнут за поля шляпы.

– Леди Биго, меня послал к вам некий юный лорд, которого я встретил в пути. Он велел передать вам, что лев – всегда лев, в особенности если он из рода Маршалов.

Махелт поспешно спрятала пергамент под плащ и огляделась, не заметил ли кто-нибудь, но разносчик удачно выбрал момент – конюх был занят ее лошадью.

– Благодарю вас, – выдохнула она. – Попросите на кухне хлеба и эля. Скажите, что леди Махелт Биго велела вас накормить.

– Миледи… – поклонился еще раз торговец, удостоив ее зрелищем вшей, кишевших в его волосах, и, шатаясь, побрел к кухне.

Махелт помчалась в свою комнату, нетерпеливым щелчком пальцев отослала Эдеву и села у окна, чтобы прочесть пергамент. Трайпс вскочил на скамью рядом с ней и занялся своим туалетом. Махелт взглянула на каракули, явно нацарапанные в спешке, и засмеялась, смахивая слезы. Когда же она прочитала письмо, сердце ее забилось быстрее. Уилл направляется на север под опекой сына своего тюремщика, Джона Фицроберта, и придворного рыцаря по имени Роберт Сэндфорд, но следующую ночь должен провести в Эдмундсбери. Уилл хочет, чтобы Махелт пришла туда и встретилась с ним. Нахмурившись, девочка закусила губу, поскольку это было проще сказать, чем сделать.

Она привела себя в порядок, поправила покрывало на голове, разгладила платье и стряхнула с него собачью шерсть, удостоверившись, что выглядит скромно и благопристойно. Приняв застенчивый вид, Махелт глубоко вдохнула и отправилась на поиски свекра.

Роджер Биго беседовал с писцами в своей спальне, но, увидев невестку, оборвал разговор и пригласил ее в комнату.

– Дочка… – Он поднял брови. – Все в порядке?

– Да, отец. – С колотящимся сердцем Махелт показала свекру письмо Уилла и испросила разрешения отправиться навестить брата.

Граф сцепил руки под подбородком, разглядывая Махелт проницательными серыми глазами.

– Думаю, нет, – наконец сказал он спокойным, но безапелляционным тоном. – Это не женское дело – разъезжать по округе, в особенности если женщина юна и несведуща, как вы. Для подобной выходки у меня нет ни людей, ни лошадей. К тому же вести частную переписку через залетных бродяг неприлично и не подобает супруге моего сына.

– Но Уилл – мой брат! – Махелт в смятении глядела на него. – Мы не виделись с тех пор, как его взяли в заложники!

Однако граф был неумолим:

– Мне жаль, но в первую очередь я должен заботиться о вашей безопасности и интересах моей семьи, а это значит твердой рукой управлять всем, что здесь происходит. Я не потерплю, чтобы в нашем доме усомнились. Вы можете сколько угодно общаться со своим братом, но открыто и подобающим образом. А эта встреча попахивает тайными делишками. Опыт подсказывает мне, что вы можете оказаться в ловушке.

– Пожалуйста! – взмолилась Махелт. – Вы не можете запретить мне, не можете!

– Могу, дочка, и запрещаю, – ледяным голосом ответил граф. – Советую вам удалиться в свою комнату, успокоиться и поразмыслить о послушании.

Махелт всегда умела обвести родного отца вокруг пальца, и Гуго тоже поддавался на ее уловки. Но в доспехах ее свекра не было ни малейшей щели. Он был непреклонен. Девочка небрежно присела в реверансе и выбежала из комнаты. Сощурившись, граф посмотрел ей вслед и вернулся к своим делам, но не выбросил сказанное невесткой из головы.

Опустились осенние сумерки. Небо на западе было алым со светло-желтыми прожилками и лиловыми тенями. Махелт подташнивало. Она сняла плащ с вешалки и застегнула на шее. Затем последовали капюшон и накидка. Девочку дважды стошнило, что придало достоверности ее заявлению, будто она нездорова. Затем Махелт испросила дозволения удалиться и дать возможность сну справиться с болезнью. Свекор подозревал, что невестка хандрит из-за его вчерашнего отказа разрешить навестить брата, но предпочел поверить и пожелал ей хорошо выспаться и пойти на поправку к утру.

Днем граф позволил Махелт написать Уиллу, что она желает ему всяческих благ, но встречаться им было бы неблагоразумно. Письмо отправили с купцом, ехавшим в Эдмундсбери. Но существовало и другое письмо, отправленное с разносчиком, который вышел на рассвете, щеголяя в новых крепких чулках. Его пони был нагружен хлебом, сыром и колбасами, а в кармане звенели три серебряных пенни. Вместе с письмом разносчик вез подарок для Уилла – шелковый шарф с узором из красных львов Маршалов. Махелт надеялась, что брат догадается о его значении.

– Госпожа, прошу вас, не надо! – плакала Эдева, заламывая руки. – Вам грозит опасность. Прошу вас, не противьтесь графу!

– Мне грозит опасность, только если ты распустишь язык! – рявкнула на горничную Махелт. – Ты послужишь мне лучше всего, если будешь говорить тем, кто явится в мою комнату, что я сплю. Я вернусь задолго до рассвета. А теперь спусти лестницу.

– Госпожа… я не смею!

– Господи Иисусе, тогда я спущу ее сама! – Махелт открыла сундук и достала веревочную лестницу, которую умыкнула в свою комнату днем, спрятав под грудой шерсти для прядения.

Привратник графа, вероятно, бодрствует, но перебраться можно и через стену. Подойдя к окну, Махелт распахнула ставни. Воздух был морозным, а от заката осталась лишь узкая багрово-красная ленточка на горизонте. Несмотря на страх, Махелт испытала прилив дикого возбуждения.

– Во имя Христа, не будь тряпкой! – прошипела она плачущей горничной. – Если бы это был твой брат, ты поступила бы так же.

Наконец она уговорила дрожащую девушку помочь ей с лестницей. Эдева умоляла Махелт не ходить, но та закусила удила и с непоколебимой решимостью перебралась через стену. Теперь ее ничто не остановит. Если Гуго может охотиться со своими дружками ночь напролет, она может навестить брата.

В деревьях за домом девочку ждал грум Уилла Тарант с запасным конем, в полном соответствии с ее инструкциями, посланными утром с разносчиком.

Махелт взлетела в седло и поскакала в Эдмундсбери.

Роджер грозно смотрел на Эдеву, которая стояла перед ним и плакала, выворачивая руки.

– Через стену, – произнес он, с трудом выговаривая слова из-за выпяченного подбородка.

– Да, сир, – всхлипнула Эдева. – Я пыталась отговорить госпожу, но она не слушала. Мне пришлось помочь ей из опасения, что она упадет или поранится.

– И тебе не пришло в голову немедленно поднять тревогу?

– Я… Я не знала, что делать… Ах, сир, молю вас о прощении! – Слезы струились по ее лицу. Роджер был не в настроении прощать, и эта глупая девица лишь распалила его гнев. Однако многолетний опыт судьи помог ему сдержаться. По крайней мере, она явилась и все рассказала. Иначе эта бесстыдная выходка могла остаться незамеченной и заложить фундамент для будущих бед.

– Довольно, – велел он. – Иди к себе в комнату и ни с кем не разговаривай. Ты правильно поступила, что пришла ко мне, и тем спасла себя.

– Что… Что будет с моей госпожой?

– Это моя забота. Ступай прочь!

Когда девушка ушла, Роджер зашагал по комнате, чтобы выплеснуть раздражение. Он взглянул на Иду, которая сидела у камина, не касаясь иголкой шитья.

– Мы предоставили девчонке слишком много свободы, – прорычал он. – Почему за ней так плохо следили?

– За Махелт постоянно кто-нибудь присматривал, – покачала головой Ида. Она тоже, казалось, была готова расплакаться в любой момент. – Если не я, то одна из ее служанок или священник.

– Однако никого не оказалось рядом, чтобы помешать ей!

– Я была с вами в доме и исполняла свои обязанности. – Ида выглядела уязвленной. – Все думали, что у нее болит живот. Что мы могли поделать?

Роджер дошел до стены и развернулся, чтобы зашагать в обратную сторону.

– Ее следовало приструнить задолго до того, как это произошло! – рявкнул он. – Вы ездили с ней на прогулки и вели себя как две дикарки. Я думал, вы научите ее быть хорошей женой, но вместо этого она учит вас быть сорвиголовой!

Ида ахнула и прижала руку ко рту, как будто муж ударил ее. Поступок Махелт потряс ее и наполнил угрызениями совести и терзаниями. Что она сделала не так? Она всеми силами старалась облегчить жизнь девочки и считала, что они подружились. Разумеется, муж прав: приятно было смеяться, скакать на лошади и наслаждаться обществом бойкой молодой женщины, чего графине очень не хватало с тех пор, как ее дочери вышли замуж и уехали. Махелт развеяла тоску, но какой ценой?

– Это просто глупая выходка, детская проказа, – сказала Ида.

– Но она больше не ребенок и это не проказа! – На подбородке Роджера дернулся мускул. – Более того, это может оказаться опасным для всех нас. И Гуго ничуть не лучше. Он позволяет ей водить себя на поводке, как томящегося от любви дурачка, и пренебрегает своей обязанностью охотиться и вращаться в свете. Девочку необходимо занять делом – у нее слишком много свободного времени.

– Что вы собираетесь делать? – Иду подташнивало от страха. – Вы отправитесь за ней в погоню?

– Нет, – покачал головой граф. – Мне нужно знать, не кроется ли здесь нечто большее, прежде чем решить, но я приструню ее. Я не потерплю подобного неповиновения в собственном доме.

Когда Махелт спешилась у купеческого дома в предместье Эдмундсбери, Уилл, освещенный лунным светом, ожидал ее, чтобы поприветствовать. Девочка выдохнула его имя и повисла у брата на шее, плача от радости и облегчения. Уилл прижал ее к себе и крепко расцеловал в обе щеки.

– Я так рад тебя видеть! – Голос Уилла надломился от чувств. – Так рад, что ты пришла!

– Я никому и ничему не позволила бы себя остановить! – воскликнула Махелт, оглядев брата с головы до ног. Уилл уже был намного выше ее.

– Уверен, что никто бы не отважился, сестра! – невесело рассмеялся он. – Но я все равно сильно рисковал, попросив тебя о встрече.

– Мне наплевать! – Махелт выпятила подбородок. – Я проехала бы через преисподнюю, чтобы попасть сюда.

Они вошли в дом, теплый и хорошо обставленный. Уилл подвел Махелт к сиденью у очага и налил ей кубок горячего вина из кувшина, стоявшего рядом с углями.

– Я сказал Сэндфорду и Фицроберту, что у меня связь с юной леди. – Он взглянул исподлобья. – Чистая правда, но никто не подозревает, что эта леди – моя сестра. Они отправились куда-то выпить, чтобы обеспечить мне свободу действий.

– Но это же все равно твои тюремщики?

– Я сейчас не просто под их опекой, – с унылым видом пожал плечами Уилл. – Иоанн отослал меня на север подальше от отца… на время, по крайней мере. Он не хочет, чтобы мы плели заговоры при дворе. Отец Фицроберта – констебль Ньюкасла, где мне придется жить. По правде говоря, я только рад покинуть королевскую свиту. – Глубокие морщины вдруг избороздили его лоб. – Ты ничего не знаешь. Это все равно что пытаться выжить в загоне, полном голодных крыс. Некоторые наемники Иоанна… – Уилл осекся и сглотнул. – Я не хочу об этом говорить.

Махелт потягивала вино, но тепло не достигало ледяного комка страха внутри ее.

– А что с папой и Ричардом?

– С Ричардом все хорошо. Есть в нем нечто такое, благодаря чему ему все нипочем. Его постоянно дразнят из-за рыжих волос и размеров, но он не обращает внимания. Наш отец… – Губы Уилла дернулись. – Он тоже не обращает внимания, но какой ценой? На любое унижение, которому его подвергает Иоанн, отец отвечает улыбкой или спокойным взглядом, но оскорбления и вероломство, должно быть, разрывают ему сердце, просто он не подает вида. Я не в силах этого выносить. А что касается происходящего в Ирландии, помоги нам Господь! – Он залпом опустошил свой кубок и налил еще.

Махелт сжала кулаки при мысли о том, что ее любимого отца травят подобным образом. Всерьез думать об Ирландии она не смела, опасаясь превратиться в разъяренную гарпию.

– Кроме того, наша мать снова носит ребенка, – добавил Уилл. – Отец говорит, он должен появиться на свет в начале весны. Родители хотели, чтобы хотя бы один из нас родился в Ирландии.

Махелт потрясенно взглянула на брата и задумалась, сколько еще должно на них свалиться, прежде чем все рухнет. Весть о беременности обычно повод для радости, но мысль о том, что мать снова в тягости – а это уже девятая ее беременность – и при этом в Ирландии совсем одна, лишь усилила беспокойство.

– У меня кое-что есть для тебя, – помедлив, сказал Уилл. Он достал из-под рубашки сложенный в несколько раз кусок пергамента.

– Что это?

Уилл украдкой огляделся и протянул бумагу сестре:

– Письмо от короля об отправке солдат в Ирландию. В нем указана численность войск и имена кастелянов, которых он посылает туда, – инструкции для его агентов.

У Махелт свело живот.

– Где ты его раздобыл? – прошептала она.

– Одному из гонцов Фицроберта хватило ума, выходя помочиться, оставить мешок с письмами без присмотра. Я не смею оставить его у себя, поскольку мои вещи могут обыскать, но ты можешь найти способ передать его нашей матери и Жану Д’Эрли, которым оно будет очень полезно. Никому его не показывай, иначе нас ждет гибель. Я не знаю, кому еще доверять, и не могу оставить его у себя.

Махелт задрожала при его словах, но собрала всю решимость и засунула письмо в кармашек на поясе.

– Не волнуйся, – сказала она, скрывая страх за уверенностью. – Я справлюсь. Я напишу маме и передам его как можно скорее.

Уилл предложил Махелт поесть, она нехотя пощипала корку хлеба и ломтик сыра, но страх отбил всякий голод. Письмо и понимание того, что ей нельзя было являться сюда, не шли у девочки из головы.

– Мне пора. – Она поспешно допила вино. – Граф запретил мне видеться с тобой, и если он узнает, что я сбежала… – Она не договорила.

– Понимаю, – решительно кивнул Уилл. – Роджер Биго весьма неуступчив. А твой муж?

Махелт покраснела:

– Гуго в отъезде, охотится в лесу Тетфорда. Он ничего не знает. – Она потеребила торчащую нитку на плаще. – Мне с ним весело, и он умеет глубоко мыслить. Гуго не такой закоснелый, как его отец.

– Ты можешь на него положиться?

Махелт встала и покраснела еще сильнее.

– Я не стала бы рассказывать об этом Гуго, – ответила она, – но я ему доверяю…

Девочка еще раз обняла Уилла и крепко прижалась к нему, впитывая тепло и близость родного человека, не желая отпускать его.

– Береги себя, а я буду молиться о скорой встрече. Не переживай из-за письма. У меня оно в безопасности.

– Я больше не вспоминаю, каково было дома, – глухо произнес Уилл в капюшон ее плаща. – Не смею, чтобы не раскиснуть. Кто знает, суждено ли мне вернуться домой и суждено ли тебе… Ах, я слишком много болтаю. Иди, Матти, и сделай, что сможешь. – Он поцеловал ее в висок и в щеку.

Мальчик привел свежую лошадь, и Уилл подсадил Махелт для тринадцатимильной скачки обратно в Тетфорд.

– Бог в помощь, – произнес Уилл. – Тарант позаботится о тебе. – Он кивнул на грума.

Махелт послала брату воздушный поцелуй и ударила лошадь пятками. Скача прочь, она оглянулась и запечатлела в памяти силуэт Уилла в освещенном проеме двери, с поднятой на прощание рукой.

Махелт проснулась поздно утром и лежала в кровати, пытаясь собраться с мыслями. Вчерашние события казались сном, но, протянув руку к небольшой прорехе в матрасе и нащупав скрученный край пергамента, который передал ей Уилл, она поняла, что все случилось на самом деле. Бедра ныли от отчаянной скачки, а рука болела в том месте, которым она ударилась о стену, забираясь обратно по веревочной лестнице в окно спальни за час до рассвета. Эдева ждала ее и дрожала так сильно, что с трудом захлопнула ставни. Махелт чувствовала себя немногим лучше, но испытывала прилив возбуждения и долго не могла заснуть. Ее разбудила Эдева, вошедшая в комнату на цыпочках. Горничная принесла кружку пахты и немного хлеба и сыра. Махелт была еще слишком взвинчена, чтобы есть, но заставила себя хотя бы выпить пахту. Если поднос вернется из ее комнаты нетронутым, это придаст достоверности ее мнимой болезни.

Эдева держала глаза опущенными, помогая Махелт одеваться, и, казалось, собиралась расплакаться. Махелт хотелось рявкнуть на горничную, чтобы не была такой гусыней, но придержала язык. Притворяться, будто ничего не случилось, пожалуй, лучшая тактика. Махелт собиралась послать Эдеву за пергаментом и чернилами, чтобы написать матери, когда к двери подошел оруженосец и сообщил, что граф желает немедленно видеть ее в своей комнате. У Махелт в горле встал комок от страха. Он не мог узнать. Не мог! Если только… Она взглянула на Эдеву, но та старательно разглаживала постель. Слуга ждал, давая понять, что Махелт должна последовать за ним, и она знала, что жалобы на болезнь не смягчат сердце свекра.

Полная страха, она последовала за слугой в комнату графа. Тот стоял посередине комнаты, ожидая ее, и Махелт ахнула от ужаса, увидев, что грум ее брата Тарант висит между двумя домашними рыцарями. Он был избит и окровавлен, руки связаны шнуром. Махелт показалось, что пропасть разверзлась под ногами и она падает и падает вниз.

Серо-голубые глаза Роджера Биго были ледяными, как зимнее море.

– Вам что-нибудь об этом известно, дочка? – спросил он. – Вы знаете этого человека?

Махелт покачала головой.

– Я никогда его прежде не видела, – солгала она, хотя во рту и пересохло от страха.

– В таком случае мне остается лишь предположить, что, поскольку у него нет оснований пребывать на моей земле и он не признается, чем занимался, выходит, он предатель или шпион и с ним следует обойтись соответственно. – Граф пристально взглянул на нее. – Как вы посоветуете поступить с этим человеком, моя девочка? Вздернуть на виселице?

– Возможно, он просто проходил мимо по пути в другое место, сир. – От страха голос Махелт стал хриплым.

– Но что он делал здесь, а не в другом месте, глухой ночью?

Последовала долгая неприятная пауза, во время которой Махелт вонзила ногти в ладони, размышляя, не признаться ли, что виделась с братом. Она почти не сомневалась, что свекор знает, и это ее наказание. Сознаться или все отрицать?

– На нем цвета вашего отца. Вы уверены, что не знаете его? – Граф раскрыл сжатый кулак и показал Махелт маленькую эмалевую подвеску для лошади со львом Маршалов на знакомом зеленом и золотом фоне.

У девочки подкосились колени.

– Возможно, он работал в доме отца, но я не знаю всех слуг, – тихо ответила она.

– Так или иначе, мы узнаем. – Граф скривил верхнюю губу. – Я ведь могу написать королю и сообщить, что мы поймали шпиона.

Глаза Махелт широко распахнулись.

– Нет!

– А, так вы его знаете.

Девочка опустила глаза, избегая пронзительного взгляда графа, и едва заметно кивнула.

– И какие же у вас с ним дела? Я выведу вас на чистую воду! – Его голос окреп. – Ей-богу, я узнаю, что творится в моих владениях!

– Я только хотела встретиться со своим братом, – прошептала Махелт. – Мы так давно не виделись. – Она вытерла глаза рукавом. – Это был мой единственный шанс. Мне нужно было удостовериться, что у него все хорошо.

– И ради этого вы ослушались меня! – резко произнес Роджер. – Вы перекинули лестницу через стену. Рисковали собственным благополучием, как физическим, так и моральным. Но что действительно непростительно – вы поставили под угрозу безопасность нашего дома. Я этого не потерплю!

Махелт никогда еще не выговаривали так сурово. До того как выйти замуж, она была любимой избалованной дочерью. Сердце бешено билось. Девочка была испугана, загнана в угол и разъярена.

– Он мой брат, – повторила она.

– Разумеется, и у вас будут прекрасные возможности встретиться с ним, не предпринимая безответственных побегов под покровом ночи. А теперь идите и принесите мне то, ради чего это было затеяно.

У Махелт перехватило дыхание.

– Я не понимаю, о чем вы.

– Так загляните в свой матрас, чтобы освежить память. Принесите мне это письмо. Я не потерплю, чтобы меня держали за дурака. Гамо, проводите ее, – махнул он одному из рыцарей.

Махелт вышла из комнаты на дрожащих ногах. Не было ни малейшей возможности избавиться от письма или испортить его в присутствии рыцаря с жестким лицом, и поскольку свекор знал о существовании письма, то уже опережал ее на один шаг в этой игре. Когда она вошла в комнату, Эдева была еще там, и Махелт поняла, кого винить.

– Я должна была ему признаться, миледи, – плакала Эдева, вновь заламывая руки. – Я так боялась за вас…

Махелт промолчала, ярость настолько переполняла ее, что иметь дело с Эдевой, даже просто говорить с ней, было невыносимо. Когда под холодным пристальным взглядом Гамо девочка вынимала сложенный пергамент из прорези в матрасе, ей хотелось умереть. Брат доверился ей, а она не смогла справиться с заданием. Если бы лестница по-прежнему была под рукой, Махелт снова перекинула бы ее через стену и сбежала. Но ей оставалось лишь замкнуться в себе со злостью и стыдом, словно наблюдая со стороны, как незнакомка спускается по лестнице, входит в комнату и протягивает пергамент ожидающему мужчине.

Граф с непроницаемым лицом прочел страницу.

– Это не слишком хорошо свидетельствует о вашем брате и его верности, – ледяным тоном произнес он. – Как и о вашей, собственно говоря. – Он поджал губы. – Вам необходимо усвоить, моя девочка, на чьей стороне вы находитесь и чьим интересам служите. Не вашего брата и не родной семьи. Вы служите дому, в который вошли. Пока вы живете под этой крышей, ваша верность принадлежит семье Биго и честь превыше всего. Это ясно?

Махелт заскрипела зубами.

– Да, сир, – произнесла она, зная, что никогда не простит свекра за это унижение.

По-королевски высоко держа голову, она подошла к груму брата и встала рядом с ним в знак солидарности.

– Если бы вы были моей родной дочерью, я привязал бы вас к столбу и высек! – прорычал Роджер. – Очень жаль, что ваш отец не применял плеть, когда следовало. Я был слишком снисходителен. Раз у вас нашлось время на подобную выходку, значит у вас было слишком мало дел. Меня достало это… это осиное гнездо.

Граф швырнул пергамент в жаровню и смотрел, как он скручивается и вспыхивает, прежде чем рассыпаться пеплом.

– Можете забрать своего сообщника и позаботиться о нем. Затем он может идти, и я не желаю больше ничего об этом слышать… никогда. Освободите его, – махнул он рукой.

Махелт присела в реверансе перед графом и помогла Таранту дойти до ниши в конюшнях, где хранилась упряжь. Она велела мальчику принести миску воды и тряпку, чтобы промыть лиловый распухший глаз грума, и сама принесла ему хлеб и эль. Тарант выпил, но есть не стал, потому что потерял несколько зубов.

– Он знал, госпожа, он знал, – бормотал Тарант, пока Махелт хлопотала вокруг него. – Но я ему ничего не сказал, клянусь, не сказал.

– Знаю. – У нее сжималось горло. – Я всего лишь хотела помочь своей семье.

Махелт казалось, что она не вынесет подобного бремени. Девочке было жаль Таранта, она чувствовала себя виноватой перед ним. Ей казалось, что ее тоже избили.

– Как ты думаешь, граф правда сообщит королю Иоанну? – прошептала она.

Тарант сделал глоток эля и ахнул от боли.

– Нет, госпожа, потому что король может заподозрить его в соучастии. Уверен, он просто пытался вас запугать.

– Я всего лишь хотела поступить, как лучше, но все запуталось. – Махелт склонила голову.

Тарант жестом попросил ее перестать обрабатывать его синяки.

– Наберитесь храбрости, молодая госпожа. Пусть все успокоится.

Махелт было стыдно, что грум, невзирая на боль, пытается ее утешить. Граф полагает, будто преподал ей урок относительно поступков и их последствий, но она всего лишь пыталась помочь своей семье и искренне негодовала из-за того, как свекор ее унизил.

– Я не хочу, чтобы ты возвращался к моему брату, – сказала она. – Отправляйся в Ирландию, к моей матери и Жану Д’Эрли.

Помогая Таранту забраться на лошадь, Махелт пересказала ему все, что смогла запомнить из содержимого письма. Не идеально, но лучше, чем ничего. Она словно бросила вызов, и ей стало легче.

Когда Тарант уехал, сгорбившись над седлом и потирая помятые ребра, Махелт отправилась в комнату Иды, зная, что этого от нее ожидают и необходимо исполнить свой долг, как бы неприятно это ни было.

Ида плакала, и лицо ее стало пятнистым и опухшим. Она сидела у окна с шитьем и быстро клала аккуратные стежки, как будто могла заштопать мир и вернуть все в надлежащее русло. Махелт замерла на пороге, испытав чувство вины при виде склоненной головы и скорбного лица этой женщины. Она пересекла комнату и обхватила свекровь руками.

– Простите, что причинила вам неприятности, миледи матушка, – искренне произнесла девочка. Меньше всего ей хотелось расстраивать Иду.

Свекровь сперва казалась суровой, но в конце концов смягчилась и приняла объятие, хотя и не ответила на него.

– Ты понимаешь, какой опасности подвергалась? – Голос графини дрожал от боли. – Мы связаны священным долгом заботиться о тебе. Что бы мы сказали твоим родителям, если бы ты упала, если бы тебя убили или похитили? Возможно, ты считаешь себя бессмертной, но это не так. Только подумай, сколько горя ты причинила тем, кому небезразлично твое благополучие! – Слезы стояли в ее кротких карих глазах. – Граф винит меня. Он говорит, что я слишком мало нагружала тебя делами, а также винит Гуго за то, что он не был достаточно строгим мужем.

– Это несправедливо! – ахнула Махелт.

– Нет! – Ида подняла ладонь. – Граф в своем праве… И что бы ты ни думала о нем, он всегда справедлив.

Махелт была не согласна с этим, но промолчала.

Ида глубоко вдохнула, чтобы успокоиться.

– Я знаю, тебе не по душе шитье, но ты неплохо умеешь присматривать за слугами и имеешь море энергии. Вполне разумно возложить на тебя больше обязанностей теперь, когда ты немного освоилась. Граф полагает, это поможет тебе остепениться. Мне не хотелось обременять тебя вскоре после свадьбы, но теперь я вижу, что ошибалась.

Махелт была уязвлена:

– Я знаю, что такое ответственность.

Ида подняла брови:

– Побег через стену глухой ночью едва ли свидетельствует о зрелости, даже если ты думала, что поступаешь правильно. Пришла пора узнать больше о своем долге перед этим домом. – Свекровь подчеркнула последние два слова. – Я знаю, как тяжело, когда семья далеко, а братьев посылают то туда, то сюда по прихоти короля, но твоя жизнь теперь связана с нами, и ты должна научиться жить по нашим правилам.

– Да матушка, – недовольно надула губы Махелт.

– Идем. – Ида отложила шитье и поднялась. – Завтра мы возвращаемся во Фрамлингем, и нужно собираться. Посмотрим, насколько ты в действительности ответственна.

Махелт покорно проследовала за Идой к дорожным сундукам в углу комнаты.

– Когда мы вернемся, граф желает, чтобы ты проследила за измельчением яблок для сидра и хранения зимой, – сказала Ида, подняв крышку ближайшего сундука. – Обычно этим занимаюсь я, но теперь это будет твоей задачей, от начала и до конца.

– Да, матушка, – почтительно ответила Махелт. Она подозревала, что, если все взвесить, измельчение яблок лучше, чем груда шитья, и все же это было рутинным, домашним занятием, в то время как ее семья боролась за выживание.