Глава 12
Приняв на себя заботу о моем сыне, Диана добилась также и другого назначения — попечительницы детской, где по сути единолично следила за воспитанием моих детей. Однако же мне удалось ослабить ее влияние, назначив официальными гувернерами супругов д'Юмери — высокородную и весьма опытную в таких делах пару. Благодаря этому и у меня была возможность хотя бы отчасти внести свою лепту в воспитание собственных детей.
С присущим ей лицемерием Диана настояла на том, чтобы в этой области мы с ней трудились, так сказать, сообща, и завела обычай по утрам встречаться со мной, дабы обсуждать проблемы и потребности детской. Месяца два спустя после истории с Шенонсо она явилась осведомить меня о деле чрезвычайной важности.
— Мы с монсеньором кардиналом обсуждали брак его высочества. — Она рассеянно провела ладонью по столам в моей комнате, точно проверяла, хорошо ли вытерта пыль.
— Вот как? — Я подняла глаза от вышивки, всем сердцем мечтая о том, чтобы пол под ногами Дианы вдруг разверзся и поглотил ее целиком. — Не рановато ли? Франциску еще не исполнилось и шести.
— Он — наш дофин, наследник трона. Никогда не будет слишком рано задуматься о том, кто родит ему сыновей. Кардинал считает, и я полагаю, ваше величество с ним согласится, что для его высочества принца не может быть лучшей пары, нежели Мария Стюарт, королева Шотландии.
У меня вырвался смешок.
— Да ведь она сама еще ребенок и правит под опекой своей матери-вдовы…
Я осеклась. После смерти Иакова V регентом Шотландии стала Мария де Гиз; сама Мария Стюарт наполовину принадлежит к клану Гизов. Эти стервятники уже строят далеко идущие планы, стремясь сделать будущей королевой одну из своих. Я была бы польщена, что Гизы считают меня настолько опасной, если бы не возмущало то, как они используют моего сына ради утоления своих амбиций.
— Это будет помолвка, — добавила Диана, — и соглашение будет подписано, когда оба достигнут надлежащего возраста.
— Понимаю, — сказала я, ничуть не покривив душой. — Позвольте мне это обдумать. — И, дождавшись, когда она направится к двери, заметила: — Полагаю, его величество, мой супруг, уже ознакомлен с этим замыслом.
Диана на миг замерла, а затем, тщательно подбирая слова, ответила:
— Его величество занят подготовкой предстоящего посольства монсеньора в Рим. Однако, — голос ее отвердел, — я не сомневаюсь, что он одобрит эту помолвку. Союз с Шотландией весьма важен для безопасности Франции.
— Безусловно. Тем не менее справиться у него об этом не помешало бы. К примеру, завтра, после заседания Совета…
Диана в бешенстве вылетела из комнаты.
Откинувшись в кресле, я от души рассмеялась. На сей раз, клянусь Богом, ей не одержать победу!
На следующий день мы с Генрихом слушали, как кардинал превозносит до небес выгоды помолвки с шотландской королевой. Диана, ослепительная в бархатном наряде цвета слоновой кости, сидела неподалеку на стульчике с мягкой обивкой. Я также оделась пышно, однако рядом с ее лебединой грациозностью чувствовала себя уткой, обряженной в лазурное, расшитое жемчугом платье с жестким, словно тиски, корсажем.
— Ваши величества, — говорил монсеньор своим мелодичным голосом, взмахами рук плетя в воздухе замысловатые узоры, — заключив помолвку между королевой Шотландской и его высочеством принцем, мы сохраним союз с Шотландией, укрепим регентскую власть моей сестры Марии и покажем протестантским лордам, что не потерпим дальнейших распрей. Но самое главное, получим неоспоримые права на английский трон.
Диана согласно кивнула.
— Каким же образом? — сладким голоском пропела я. — Мне казалось, на этом троне уже имеется король.
Монсеньор запнулся, неприятно удивленный. Он явно не ожидал, что у меня окажется собственное мнение и, более того — я выскажу его вслух.
— Совершенно верно, ваше величество, однако Эдвард Тюдор — протестант, то есть еретик, и к тому же не отличается крепким здоровьем.
— Вероятно, это так, — отозвалась я, наслаждаясь этой возможностью вывести его из равновесия, — но у Эдварда есть две сестры, и, насколько я знаю, старшая из них, Мария, истинная католичка.
Кардинал издал нетерпеливый вздох учителя, вынужденного потакать не слишком сообразительному ученику.
— Мария и в самом деле католичка, но покойный король расторг брак с ее матерью, и это ставит под сомнение права Марии на трон. Что до другой сестры Эдварда, Елизаветы, она родилась от ведьмы Анны Болейн, которую Генрих Восьмой обезглавил за супружескую измену. Многие утверждают, что Елизавета на самом деле вовсе не дочь короля. Таким образом, ни одна из двух сестер не может стать полноправной королевой Англии.
— Мы с ее величеством превосходно осведомлены о брачных перипетиях покойного, — с нетерпением в голосе заговорил Генрих, до той минуты сидевший тихо. — Известно нам и то, что Мария Стюарт, твоя племянница, обладает правами на английский престол через бабушку по отцовской линии, сестру Генриха Восьмого. И однако я разделяю сомнения своей супруги в том, что предложенный брак подходит моему сыну.
— Ваше величество, позвольте мне сказать… — Диана встала, и Генрих кивнул. — Королева Шотландская на два года старше его высочества принца. После смерти отца и она сама, и ее королевство остались беззащитны перед Англией. Поэтому мы с монсеньором предлагаем привезти Марию Стюарт сюда, во Францию, дабы она росла и воспитывалась вместе с его высочеством — детская дружба нередко порождает в юности взаимную любовь.
— Вот как? — Лицо Генриха, к моему огорчению, смягчилось. — А что говорит об этом мать королевы Шотландской? Наверняка она не захочет расставаться с единственным своим чадом.
— Моя сестра, — вмешался кардинал, — опасается за свою дочь. Она также просит дозволения вашего величества отправить Марию во Францию, где девочка сможет жить под вашей защитой.
Прекрасно рассчитанный ход! Мой супруг был во власти старомодных представлений о рыцарстве; мысль о том, что юная шотландская королева нуждается в спасении от грозных англичан, не могла не найти отклик в его сердце. Диана с монсеньером наверняка это знали.
— Что скажешь, Екатерина? — Генрих повернулся ко мне.
Я охотней обвенчала бы сына с накрашенной Иезавелью, нежели допустила, чтобы он возвел на брачное ложе невесту из клана Гизов, но беда в том, что разумных возражений у меня не было. Не считая того, что я не доверяю Гизам, а в жилах Марии течет их кровь. Во всех других отношениях этот брак и впрямь был безупречен: он соединил бы Шотландию и Францию в нерушимом союзе и укрепил наше положение в Европе.
Меня переиграли подлинные мастера интриг… и я улыбнулась со всем достоинством, на какое хватило сил.
— Что я могу сказать? Похоже, нам следует принять маленькую Марию Стюарт с распростертыми объятиями.
— Отлично! Стало быть, решено. — Генрих подергал воротник камзола.
Ему явно не терпелось поскорей переодеться для послеобеденных развлечений.
— Отправь за королевой Шотландской флотилию галеонов, — велел он кардиналу, — и уверь свою сестру, что ее дочь будет принята во Франции со всем возможным почетом. Ручаюсь в том своим монаршим словом.
Кардинал поклонился.
— Не желаешь поиграть со мной в мяч? — обратился Генрих к Диане.
— Играть, увы, не смогу, однако же с удовольствием понаблюдаю за игрой. — Та улыбнулась, одарила меня прощальным кивком и величаво удалилась рука об руку с моим мужем, оставив меня в полном одиночестве.
В начале августа мы с Генрихом отправились в Лион, где должен был состояться королевский выход. Присутствие на нем Дианы было бы неуместно, а потому она скрепя сердце осталась с детьми, предоставив мне вволю насладиться возможностью явиться перед всеми полноправной женой Генриха и королевой.
Десять благословенных дней мы с ним жили под одним кровом — без нее, — принимали просителей, гуляли в садах и обедали в парадном зале с местной знатью. Мы даже играли в карты по вечерам. Генрих, казалось, стал мягче, умиротворенней; он улыбался и был внимателен ко мне. Я начала понимать, что, отдалившись от коварных интриг своей любовницы, он становился самым обычным человеком, находившим удовольствие в душевном покое. Какой могла бы стать наша жизнь!
Однажды вечером прибыл гонец с неким важным и срочным посланием.
— Уж не знаю, спит ли когда-нибудь господин кардинал, — ломая печать, Генрих выразительно закатил глаза, — или сутки напролет бодрствует с пером в руке.
Я улыбнулась и принялась тасовать колоду карт, в то время как он приступил к чтению.
— Видит Бог, я не потерплю неповиновения этого еретического отребья! — Внезапно Генрих ударил кулаком по столу.
— Можно мне прочесть? — осторожно спросила я, отложив карты и видя, как сердито он стиснул зубы.
Генрих нахмурился. Никогда прежде я не вмешивалась в государственные дела, тем более те, которые были связаны с кардиналом. Однако же монсеньор вышел победителем в истории с помолвкой Марии Стюарт, и я не намерена была вновь уступать ему победу.
— Быть может, я сумею чем-то помочь.
Генрих протянул мне письмо. Содержание его было просто: гугеноты требуют равных прав в исповедовании веры и, чтобы добиться этого, распространяют по Парижу памфлеты, точь-в-точь как в годы правления моего свекра. Но только на этот раз монсеньор желает, чтобы их арестовали и сожгли на костре.
— Помимо личного мнения самого монсеньора, я не вижу ни единого доказательства тому, что гугеноты выказывают неповиновение тебе. — Я подняла глаза на мужа. — Боюсь, господин кардинал в своем ревностном служении начал видеть измену в каждом углу.
Генрих долгое время молчал, барабаня пальцами по столу.
— Возможно, — наконец пробормотал он. — Он и вправду требовал, чтобы я даровал ему право установить во Франции инквизицию. — И сузившимися глазами глянул на меня. — Ты не говорила прежде, что тебе что-то известно о гугенотах.
Я поборола искушение вздохнуть. Сколь же многого он обо мне не знает!
— О них говорили при дворе, а я, как и следует жене, всегда стараюсь узнать побольше о том, что может беспокоить мужа.
Я следила за тем, как подозрение, блеснувшее было в его глазах, меркнет. Он был непоколебим в вере, на мой взгляд, даже чересчур непоколебим… И тут Генрих, к моему изумлению, рассмеялся:
— Так ты даешь мне советы, опираясь на болтовню придворных сплетников?
— Такого я бы себе никогда не позволила. Однако же Макиавелли писал, что основой власти во всех государствах служат хорошие законы. Я не уверена, что установление во Франции инквизиции — хороший закон. Пускай гугеноты упорствуют в своих заблуждениях, но ведь они остаются твоими подданными. Гонения лишь вернее подстрекнут их к бунту.
— Макиавелли? Хм… — Генрих одарил меня задумчивым взглядом. — И тем не менее этот гугенотский пыл надобно как-то остудить. Кальвин не хозяин во Франции.
— Тогда сделай это без излишней жестокости. Кальвин не хозяин во Франции, но то же относится и к кардиналу.
После этих слов я запнулась, подумав, что зашла, быть может, слишком далеко. Генрих потянулся к камзолу и поверх его края пристально поглядел на меня.
— Похоже, я недооценивал тебя. — Он погладил меня по руке. — Спасибо, жена моя: здравый смысл — весьма редкое качество. А теперь раздай карты. Я намерен сегодня отыграть все деньги, которые вчера спустил тебе в кости.
Мы играли допоздна. Я упивалась новообретенным уважением своего мужа и тем, что он более не удостаивал вниманием письмо кардинала.
Когда Генрих поцеловал меня перед сном, я вполне удовольствовалась тем, что отпустила его ночевать одного. Я не смела верить, что внезапно возникшее между нами понимание сделает нас ближе; однако надеялась, что при помощи моих советов супруг мой научится править без посторонней помощи. Не о том ли говорил Франциск перед смертью?
