Книга: Вечная принцесса
Назад: Гринвичский дворец, 11 июня 1509 года
Дальше: Екатерина, королева Англии Лето 1509 года

Лето 1509 года

Гарри проснулся ночью и лежал так тихо, что Каталина проснулась тоже.
— Милорд?
— Спи-спи, — сказал он. — Еще темно.
Она соскользнула с постели, мелькая нежным розовым телом в разрезах ночной рубашки, от углей в камине зажгла тонкую свечку, а от той — обычную свечу.
— Не угодно ли эля? Или вина?
— Вина, пожалуй. И ты со мной выпей.
Она вставила свечу в серебряный подсвечник, налила вина и вернулась в постель, держа по бокалу в каждой руке. Понять по его лицу, что происходит, не удавалось, но она подавила свое раздражение. Почему, что бы там ни было, нужно просыпаться среди ночи, интересоваться, что его беспокоит, выказывать свою заботу. С Артуром она в секунду знала, в чем дело, что ему нужно, о чем он думает. Но Гарри! — расстроить его может все, что угодно: песня, сон, записка, брошенная из толпы. Его вырастили так, что он привык делиться своими мыслями, слушаться указаний. Ему необходимо окружение друзей и льстецов, он обожает обмен мнениями. Каталине приходится быть для него всем сразу.
— Я думаю о войне, — сказал он.
— В самом деле?
— Король Людовик надеется от нее уклониться, но мы все-таки навяжем ему войну. Говорят, он мечтает о мире, но я этого не потерплю. Я король Англии, победившей при Азенкуре. Придется ему понять, что со мной нужно считаться!
Каталина кивнула. Ее отец передал ей четкие указания всячески поддерживать воинственность Гарри, если речь зайдет о Франции. В своем письме, написанном в самых теплых выражениях, Фердинанд предлагал своей «дражайшей дочери» способствовать войне между Англией и Францией, причем начинать боевые действия следовало не на северных берегах, где обычно высаживались английские войска, а на границе между Францией и Испанией. По мнению испанского короля, англичанам следует вторгнуться в Аквитанию, жители которой с радостью избавятся от французов и поддержат своих освободителей, подняв восстание. Испания окажет англичанам всяческую поддержку. Кампания будет легкой и славной.
— Утром я намерен заказать себе новые доспехи, — заявил Гарри. — И не облегченные, для турнира, а тяжелые, боевые.
Она вовремя прикусила язык, чтобы не сказать: не стоит начинать войну, когда в стране столько дел. Не говоря уж о том, что как только английская армия отплывет во Францию, шотландцы наверняка этим воспользуются и пересекут северные пределы, невзирая на то, что шотландская королева — англичанка. А состояние налоговой системы в стране! Эта система — почва для корысти и несправедливости и непременно должна быть реформирована. Необходимо открыть школы, основать институт королевских советников, построить новые крепости, создать флот для защиты берегов. Все это пункты плана, разработанного Артуром, чтобы Англия стала воистину великой страной, и выполнить этот план гораздо важнее, чем удовлетворить мальчишескую воинственность Гарри!
— Я решил, что, когда уйду на войну, страна останется на мою бабушку, — сказал Гарри. — Я сделаю ее регентшей. Она знает, что нужно делать.
Каталина помолчала, собираясь с мыслями.
— Это верно, — сказала она, наконец. — Однако подумай, бедняжка уже немолода. Она столько сделала в своей жизни! Ты не боишься, что ноша окажется ей не по силам?
Гарри улыбнулся:
— Только не ей! Миледи бабушка всегда у руля! Ведет королевские счета, знает, где что лежит. Не думаю, что ей что-либо в тягость, если оно удерживает нас, Тюдоров, у власти.
— Тоже верно, — кивнула Каталина и тихонько ступила на тонкий лед мальчишеской независимости. — И посмотри только, как отлично она правила тобой! Не спускала с тебя глаз! Да что там, не думаю, что она выпустила тебя из узды и сейчас. Когда ты был мальчиком, помнишь, она не дозволяла тебе участвовать в турнирах, не разрешала играть в азартные игры, не подпускала к тебе друзей. Всю себя посвятила твоей безопасности и твоему благополучию. Словно ты не принц, а принцесса! — И рассмеялась. — Да-да, словно ты принцесса, а не полный сил юноша! Так послушай, не пора ли ей отдохнуть, а тебе — получить свободу?
По его глазам было видно, что стрела попала в цель.
— А потом, — улыбнулась Каталина, — если ты предоставишь ей власть, она наверняка заявит в Совете, что тебе не следует покидать страну, что война для тебя слишком опасна!
— Ну, уж нет! Не пустить меня на войну она не посмеет! — вскинулся он. — Я — король!
— Как скажешь, любовь моя. Однако, на мой взгляд, она вполне может не дать тебе денег, если война пойдет неудачно. Если она и Тайный совет усомнятся в правильности твоих действий… Да им только и надо, что сидеть сложа руки и не поднимать налоги на содержание армии. И может случиться, что ты столкнешься с предательством дома — из любви, заметь, из самых лучших намерений, — и военными действиями за рубежом. Столкнешься с тем, что старики попытаются помешать тебе делать то, что ты считаешь верным. Собственно, так они всегда и делают.
— Никогда в жизни она не причинит мне вреда! — возмутился Гарри.
— Нарочно — конечно, нет! — согласилась с ним Каталина. — Она всегда будет думать, что служит твоим интересам. Просто…
— Что?
— Просто она всегда будет думать, что разбирается в твоих делах лучше, чем ты. Для нее ты навсегда останешься маленьким мальчиком.
Он вспыхнул.
— Для нее ты всегда будешь вторым сыном, тем, кто после Артура. Не настоящим наследником. Видишь ли, старые люди не меняют своих мнений, они не в силах понять, что мир меняется. Да и в самом деле, как она может доверять твоему суждению, если всю твою жизнь она тобой управляла?
— Я не допущу, чтобы меня ограничивали! — заявил он.
— Твое время пришло, — подпела ему Каталина.
— Знаешь, что я сделаю? Я сделаю регентшей тебя! Ты будешь править страной, пока я в отлучке! Я больше никому не поверю. Мы с тобой будем править вместе. Ты как думаешь, справишься?
— Справлюсь, — улыбнулась она. — Я рождена королевой. Воюй спокойно, я сохраню для тебя страну.
— Вот и отлично, — вздохнул он. — Ведь твоя мать была отличным командиром, верно? Поддерживала своего супруга. Я часто слышал, что он возглавлял армию и воевал, а она собирала деньги и вербовала солдат.
— Так и было, — кивнула она, удивленная тем, что ему это интересно. — Да, она всегда была с ним рядом. Участвовала в военных советах, разрабатывала кампании, следила, чтобы у короля были силы в резерве, даже закладывала свои драгоценности, чтобы заплатить солдатам. А иногда и участвовала в атаках, скакала на боевом коне в сверкающих доспехах.
— Расскажи мне о ней, — жадно сказал он, удобней устраиваясь на подушках. — Расскажи об Испании и о себе — какой ты была маленькой? И что такое эта ваша Альгамбра? Расскажи!
Это было до того похоже на то, как было с Артуром, что у Каталины мурашки пошли по коже.
— Знаешь, это было так давно! Я все уже позабыла! — улыбаясь ему в лицо, сказала она. — И рассказать нечего!
— Ну же! Расскажи мне историю!
— Прости, милый. Я уже так давно в Англии, что Испания стерлась из памяти…
Утром он, полный сил, предвкушая новые доспехи и войну, разбудил ее поцелуями и второпях насладился ею. Полусонная Каталина обнимала его, легко прощая ему его мальчишеский эгоизм, а потом с улыбкой смотрела, как он выпрыгивает из постели и стучит кулаком в дверь, торопя охрану.
— Я сегодня проедусь верхом перед мессой, — сказал он ей, уходя к себе. — День чудесный! Поедешь со мной?
— Мы увидимся в церкви, — посулила она ему. — А после можешь позавтракать со мной, если хочешь.
— Да, давай позавтракаем, — решил он. — А потом поедем охотиться, ладно? Слишком хорошая погода, чтобы не прогулять собак. Поедешь со мной?
— Поеду, — пообещала она, с удовольствием глядя, как он сияет. — И давай устроим пикник!
— Ты лучшая из жен! — воскликнул король. — Отличная мысль, пикник! Ты распорядишься, чтобы нас сопровождали музыканты? Устроим танцы! И возьми с собой дам, всех своих дам, чтобы все танцевали!
Тут он совсем было уже вышел, но она перехватила его на пороге:
— Гарри, можно я пошлю за леди Маргарет Пол? Она ведь нравится тебе, верно? Можно я включу ее в мой штат?
Он вернулся в комнату, обнял и поцеловал от души.
— Можешь брать всех, кого хочешь, в свое услужение. Всех и всегда. Конечно, пошли за ней. Она отличная женщина.
Каталина расцвела.
— За это, — сказала она, — я прикажу собрать целый оркестр музыкантов, целую труппу танцоров, и если для нас смогут отыскать хор сладкоголосых ангелов, то закажу и его! — И рассмеялась, такое счастье разлилось у него по лицу. В коридоре послышался топот караульных. — Удачи! Увидимся на мессе!

 

Я вышла за него ради Артура, ради матушки, ради Бога, ради нашего дела и ради себя самой. Однако очень скоро я поняла, что люблю его. В самом деле, невозможно было не полюбить добродушного, веселого, кипящего энергией короля Генриха VIII, каким он был в первые годы своего правления…
С самого детства окруженный всеобщей добротой и восхищением, он не ждет от жизни ничего другого. Каждое утро просыпается веселый, как птица, в счастливом ожидании предстоящего дня. И поскольку он король, окруженный льстецами и подпевалами, день всегда оправдывает его ожидания. Когда Гарри беспокоят государственные дела или докучливые просители, он оглядывается вокруг, чтобы кто-то из приближенных снял с его плеч эту заботу. В первые недели его правления это делала миледи Бофор. Мало-помалу я потрудилась организовать дело так, чтобы бразды государственного правления он передал мне.
Со временем члены Тайного совета привыкли обращаться ко мне, чтобы узнать, что думает по тому или иному поводу король. Им легче подать королю законопроект или прошение, если я его предварительно подготовила. Придворные скоро поняли, что все, что заставляет короля разлучаться со мной, а также все, что угрожает союзу Англии с Испанией, заставляет меня хмурить брови, а Гарри не любит, когда я хмурюсь. Те, кто ищет у короля милости, помощи либо справедливости, быстро усвоили, что скорейший путь к положительному решению — предварительно наведаться в приемную королевы, а потом подождать, пока я подготовлю почву.
Напоминать, что обращаться с королем следует с величайшим тактом, никому не приходится. Все знают, что идти с просьбами к нему следует так, словно никакой предварительной подготовки не проводилось. Все понимают, что самомнение молодого короля не должно быть поколеблено ни в коей мере. Все сделали правильные выводы из ошибок миледи бабушки короля, которая обнаружила, что ее мягко, но неотвратимо оттесняют на обочину придворной жизни, поскольку она имела неосторожность давать королю советы, наставлять его, принимать решения, не испросив у него разрешения, и даже, было дело, прилюдно его отчитать. Гарри — король до того беспечный, что отдаст ключи от королевства всякому, кому доверяет. Задача моя состоит в том, чтобы отныне он доверял только мне.
Для себя я решила никогда не ставить ему в вину то, что он не Артур. За семь лет вдовства я хорошо усвоила, что это была Господня воля — забрать у меня Артура, и грех корить тех, кто живет, когда лучший из лучших умер. Я обещала Артуру выйти замуж за его брата и теперь понимаю, какая это удача для меня, что супружество с Гарри — не тяжкий обет, а часто очень приятный.
Мне нравится быть королевой. Нравятся красивые вещи, богатые украшения и комнатная собачка, нравится подбирать придворных дам так, чтобы их компания доставляла мне удовольствие. Нравится заплатить все, что я задолжала Марии де Салинас за годы ее службы, и смотреть, как она заказывает себе дюжину новых платьев. Нравится написать леди Маргарет Пол и призвать ее ко двору, упасть в ее объятия, заплакать от радости, что снова вижу ее, и взять у нее обещание, что она меня не покинет. Нравится, что могу доверять ей безусловно. Она слова не вымолвит об Артуре, но очень хорошо знает, чего стоил мне новый брак. Мне нравится, что она внимательно наблюдает, как я исполняю наши с Артуром планы насчет Англии, хотя на троне сидит Гарри.
Наш медовый месяц для Гарри и впрямь медовый: сплошные празднества, балы, поездки по реке, выезды на охоту, представления, развлечения и турниры. Он как мальчишка, которого долго держали в классной комнате, а теперь выпустили на летние каникулы. Мир полон удовольствий, и всякое, даже незначительное событие радует его необычайно. Он обожает охоту — но ему раньше не дозволялось быстро скакать. Он любит турниры — но его бабушка и отец не разрешали ему даже внести свое имя в список участников. Ему нравится компания взрослых, опытных мужчин, которые теперь тщательно следят за тем, чтобы их разговоры и развлечения подобали молодому королю и развлекали его. Он очень не против и общества дам, однако, благодарение Господу, его детская преданность мне не позволяет ему увлечься ими чрезмерно. Он с удовольствием болтает с красавицами, играет с ними в карты, танцует и щедро оценивает всякую победу, одержанную в дворцовых турнирах, но всегда сначала взглянет на меня, ища моего одобрения. Он всегда рядом, и с высоты своего немалого роста взирает на меня с таким обожанием, что странно было бы не оценить такого отношения и не отозваться. Так что проходит совсем недолгий срок, и я поневоле обнаруживаю, что люблю его просто потому, что он — это он.
Он собрал вокруг себя молодежь, создав двор, до того отличный от окружения своего отца, что это можно даже истолковать как упрек. При Генрихе VII двор состоял из стариков, вояк, закаленных в битвах, переживших трудные времена, хоть раз да терявших свои владения и обретавших их сызнова. Приближенные Генриха VIII трудностей никаких не знали.
Я взяла себе за правило ничего никогда не говорить в осуждение ни ему, ни компании необузданных молодых людей, которые роились вокруг него. Они называли себя «миньонами», фаворитами, и подзуживали друг друга на самые нелепые пари, шутки и розыгрыши весь день, а порой, судя по сплетням, и всю ночь напролет. Гарри доныне держали в такой узде, что, на мой взгляд, это вполне естественное желание — набегаться, надурачиться, нарезвиться и получать удовольствие от компании мальчишек, которые хвастаются своими дебошами, дуэлями, драками, любовными победами и ссорами с гневливыми отцами. Лучшего друга Гарри зовут Уильям Комптон. Они ходят повсюду, обняв друг друга за плечи, словно сейчас затанцуют или схватятся в драке. Уильям неплохой парень, такой же дурачок, как и все остальные, он по-товарищески привязан к Гарри и так смешно изображает преувеличенную преданность, что мы все хохочем. Половина «миньонов» притворяется, что влюблены в меня, и я великодушно позволяю им посвящать мне стихи и песни, причем непременно даю понять Гарри, что его поэмы и песни всегда самые лучшие.
Придворные постарше ворчат и выражают недовольство шумными приятелями короля, я молчу. А когда с жалобами являются члены Тайного совета, говорю, что король молод и с этим необходимо считаться. В «миньонах» нет зла, трезвые, они самые славные и воспитанные молодые люди. Ну а в подпитии, конечно, крикливы, драчливы и перевозбуждены. «Разве вы не были молоды, сэр?» — спрашиваю я очередного почтенного жалобщика и улыбаюсь ему, как сообщница. Сама же я смотрю на них глазами моей матушки, зная, что именно им предстоит стать офицерами нашей будущей армии. Во время войны их энергия и мужество — именно то, что нужно. Из самых шумных в мирное время мальчишек выходят самые лучшие бойцы в военные времена.

 

Леди Маргарита, бабушка короля, похоронив мужа-другого, невестку, внука и, наконец, бесценного сына, слегка подустала от битв за свое место под солнцем, и Каталина старалась избегать открытого противостояния со своим старым врагом. Любителей придворных интриг такое поведение лишало возможности поразвлечься, наблюдая соперничество между двумя дамами; те, кто надеялся, что леди Маргарита будет донимать Каталину так, как ранее свою невестку, были разочарованы. Каталина от столкновений ускользала.
Если, к примеру, заводя по укоренившейся привычке вечную придворную игру «кто важней», леди Маргарита стремилась хотя бы на несколько шагов опередить Каталину перед дверью в обеденный зал, та, урожденная принцесса крови, испанская инфанта и теперь королева Англии, отступала в сторону с видом такого великодушия, что всякий не упускал заметить, как по-христиански смиренна новая королева. Каталина усвоила манеру пропускать впереди себя старую даму, при этом всем присутствующим становилось очевидно, как сильно сдала леди Маргарита за последнее время. Когда ж та откровенно ускоряла шаг, чтобы поспеть раньше внучки к королевскому столу, Каталина подчеркнуто отступала в сторону, и придворные снова переглядывались, отмечая грацию и благодушие королевы.
Смерть сына, короля Генриха, больно ударила по миледи. Мало того что она потеряла любимое дитя, она утратила еще и вкус к жизни. У нее едва хватало напора заставить членов Тайного совета являться к ней с докладом перед тем, как отправиться к королю. То, что Гарри при вступлении на престол простил должников короны и освободил заключенных, миледи восприняла как оскорбление памяти отца и ее собственного правления. А уж когда двор, омолодившись, кинулся играть и веселиться, она почувствовала себя старой и никому не нужной. Ее, ту, что когда-то верховодила при дворе и устанавливала все правила, отстранили от дел. Ее мнение больше никого не интересовало. Большая протокольная книга, в которой была расписана вся жизнь при дворе, была написана леди Бофор; однако вдруг сами собой возникли праздники, в книге не указанные, увеселения, ею не предписанные, и с миледи никто не посоветовался.
Во всех переменах, которые ей претили, леди Бофор винила Каталину, та же мило улыбалась в ответ и продолжала поощрять юного короля охотиться вдоволь, танцевать всласть и не спать допоздна. Старая дама ворчала и жаловалась своим приближенным, что королева — безответственная вертихвостка и все это может плохо кончиться для короля. Ей хватило даже духу намекнуть, что, дескать, неудивительно, что Артур умер, если испанка считает, что так управляют королевским двором.
Леди Маргарет Пол урезонивала свою старую знакомую со всем присущим ей тактом:
— Да, миледи, у королевы, в самом деле, веселый двор, однако она отнюдь не совершает поступков, роняющих достоинство трона. Если бы не она, «миньоны» вели б себя гораздо разнузданней. Это король настаивает на бесконечной череде развлечений. Королева — пример достойного поведения. Молодые придворные боготворят ее. Никто не смеет бесчинствовать в ее присутствии.
— А я виню именно королеву! — рассердилась старуха. — Принцесса Элеонора никогда бы так себя не вела! Принцесса Элеонора жила бы в моих апартаментах, и жизнь во дворце продолжалась бы по моим правилам!
Каталина тактично ничего такого не слышала — даже когда доброхоты в подробностях пересказывали ей оскорбительные слова. Каталина попросту пропускала их мимо ушей, зная, что равнодушие заденет бабку больше всего.
Ту очень злило, что изменилось расписание придворной жизни. Ужин сместился к ночи, старой даме приходилось дожидаться его все дольше, потом, когда, наконец, его подавали, она жаловалась, что уже так поздно, что трапеза не закончится до рассвета, и удалялась прежде всех.
— Зачем ты ложишься так поздно, — пеняла она королю. — Это глупо и нездорово! Спать необходимо, чтобы набраться сил, ты пока еще мальчик! Что до меня, я не в силах засиживаться столь долго, а что до расхода свечей, это сущее расточительство!
— Да, миледи, но вам уже почти семьдесят, — вежливо говорил внук. — Конечно, вам следует отдыхать. Вы вольны покидать двор, когда вам заблагорассудится. Мы же с Каталиной молоды, и нам хочется развлекаться.
— Ей тоже лучше не утомлять себя развлечениями. Ей надо зачать наследника, — проворчала старуха. — А для этого не требуется выплясывать с вертопрахами! Каждую ночь маскарады! Где это видано! И кто за это все платит?
— Но, бабушка, мы же женаты меньше месяца! — нахмурился Гарри. — Это свадебные торжества. Я хочу, чтобы у нас был веселый двор, и мне нравится танцевать.
— Ты ведешь себя так, словно твоим деньгам нет конца! — не успокаивалась леди Маргарет. — Во что тебе обошелся этот ужин? А вчерашний? Одни цветы сколько стоили! А музыканты? В нашей стране не принято швыряться деньгами, мы не можем позволить себе короля-транжиру! Это не по-английски, чтобы на троне сидел щеголь, а при дворе правили шуты!
Гарри вспыхнул, его терпение иссякало.
— Король отнюдь не щеголь и не транжира, — мягко вмещалась Каталина. — Мы просто хотим немного повеселиться. Ваш сын, покойный король, всегда выражал желание, чтобы при дворе было весело. Он считал, что мрачный и унылый двор не способствует авторитету власти. Король Гарри в этом смысле следует по стопам своего мудрого батюшки.
— Его батюшка был не юный простак под пятой у своей жены! — огрызнулась старуха.
Каталина взмахнула ресницами и положила ладонь на рукав Гарри, призывая его к молчанию.
— Я стремлюсь стать королю другом и помощницей, — спокойно сказала она, — и уверена, именно это вам хочется видеть в его жене.
Леди Бофор хмыкнула.
— Я слышала, ты стремишься не только к этому, — начала она.
Молодая пара ждала продолжения. Каталина чувствовала, что рука Гарри беспокойно дергается под ее ладонью.
— Ходят слухи, что твой отец собирается отозвать своего посла. Это правда? — сверкнула глазами старуха. — Похоже, посол ему больше не нужен. Королева Англии лучше справится с его работой. Сама королева Англии станет испанским послом. Я права?
— Миледи бабушка! — вспыхнул Гарри, но Каталина мягко и ласково его перебила:
— Смею напомнить, миледи, я принцесса Испанская. Разумеется, я представляю в Англии мою родную страну. Я горда и счастлива, что у меня есть такая возможность. Разумеется, я сообщаю моему отцу-королю, что его любящий сын, мой муж, благополучен, что наше королевство процветает. И конечно, я сообщаю моему мужу, что мой любящий отец готов оказать ему помощь равно как в войне, так и в мире.
— Когда мы начнем войну… — вмешался Гарри.
— Войну? — возмутилась леди Бофор. — Войну?! С какой стати нам ввязываться в войну? Мы не ссорились с Францией! Ее отец, вот кто хочет войны! И не вздумай мне говорить, что ты настолько глуп, что ввяжешься в войну, выгодную Испании! Кто ты, по-твоему, такой? Испанский подручный?
— Король Франции опасен всем нам! — разгневался Гарри. — И слава Англии всегда зиждилась на…
— Я совершенно уверена, что миледи бабушка короля ни в коей мере не расходится с тобой во мнении, государь, — мягко вступилась Каталина. — Наступили времена перемен. Неразумно требовать от людей старшего поколения, чтобы они сразу и с готовностью приспособились к переменам.
— Я покуда еще в своем уме! — прошипела старуха. — И могу распознать опасность, когда она у меня перед глазами! И нелояльность тоже! И шпионов Испании!
— Не сомневайтесь, что мы весьма высоко ценим ваши советы, миледи, — уверила ее Каталина. — И милорд король, и я сама неизменно рады выслушать любой ваш совет. Не так ли, Гарри?
Тот еще кипел.
— При Азенкуре…
— Я устала от этого разговора, — перебила его бабка. — А ты, милочка моя, ты скользкая и увертливая, как угорь. Я лучше пойду к себе.
Каталина присела в самый низкий и почтительный реверанс. Гарри едва кивнул. Каталина поднялась из поклона только тогда, когда старая дама вышла из комнаты.
— Как она может говорить такое? — возмутился Гарри. — Как ты можешь выслушивать от нее такой вздор? Я едва не взвыл от злости! Ничего не понимает и еще оскорбляет тебя! А ты стоишь и все это слушаешь!
Каталина со смехом взяла его руками за щеки, притянула к себе и поцеловала в губы.
— Ах, Гарри, да какая разница, что она говорит, если сделать она ничего не может! Господь с ней совсем! Не обращай внимания!
— Я вступлю в войну с Францией, что бы она ни говорила! — пообещал он.
— Ну конечно, милый, надо только подождать верного часа!

 

Я тщательно скрываю свое торжество, но мне нравится это чувство, оно сладостно. Придет час, когда и другие мои мучительницы, сестры Гарри, почувствуют мою руку.
Конечно, миледи стара, но именно потому могла бы призвать на свою сторону влиятельных придворных стариков. Они знают ее целую вечность; узы родства, пережитых тягот, соперничества и вражды пронизывают их отношения, как жилки — пестрый мрамор. Она славится знаниями и благочестием, но нельзя сказать, что ее любят как женщину либо как мать короля. Родом из одной из самых знатных семей в королевстве, взлетев после Босуорта на вершину власти, она стала выставлять напоказ свое превосходство и всячески подчеркивала разницу между собой и двором.
Разойдясь с ней, они стали дружить со мной: леди Маргарет Пол в первую очередь, герцог Бэкингем и его сестры, Элизабет и Анна, Томас Говард и его сыновья, сэр Томас и леди Элизабет Болейн, милейший Уильям Уорхем, архиепископ Кентерберийский, Джордж Талбот, сэр Генри Верной, которого я знаю еще по Уэльсу. Все они хорошо понимают, что если Гарри пренебрегает делами королевства, то я — нет.
Я обращаюсь к ним за советом, делюсь планами, которые обдумывали мы с Артуром. Вместе с членами Тайного совета стараюсь превратить наше королевство в сильную, мирную страну. Мы начали работать над тем, чтобы повсюду: от берега до берега, и в лесах, и в горах — правил закон. Приступили к укреплению береговой обороны. По нашему повелению составляется перечень судов, которые можно объединить в военно-морской флот, и списки личного состава войск сухопутных. Я приняла бразды королевства в свои руки и убедилась в том, что это мое дело.
Искусство править государством у меня в крови. Я сидела у ног матушки в тронном зале Альгамбры. Слушала, что говорит отец в золотистом зале Послов. Я усваивала навыки управления так же, как училась языкам, музыке, танцам и архитектуре, — все разом, на одних и тех же уроках. Мне прививали вкус к нарядным изразцам, к солнечным лучам, пронзающим тонкое кружево оконного переплета, и… к власти. Все уроки усваивались одновременно. Сделавшись правящей королевой, я чувствую себя совершенно как дома. Я счастлива. Я на своем месте.

 

Бабушка короля возлежала на своей пышной кровати. Шитый золотом полог сдвинут так, чтобы лицо ее оставалось в тени. В ногах кровати стояла мученица камеристка, неловко держа дароносицу так, чтобы сквозь ее хрустальную крышку умирающая видела частицу тела Христова. Под шелест молитв миледи время от времени переводила взгляд с дароносицы на распятие из слоновой кости, висевшее на стене у изголовья, и обратно.
Каталина, с коралловыми четками в руках, опустив голову, преклонила колени в ногах кровати и принялась молча молиться. Миледи бабушка короля, твердо уверенная в том, что ей уготовано праведными трудами заслуженное место в раю, покидала этот мир.
За стенами комнаты, в своей приемной, Гарри ждал, когда ему доложат, что бабка умерла. Она умрет — и оборвется последнее звено, связывающее его с юностью, с тем временем, когда он был вторым сыном и лез из кожи вон, чтобы обратить на себя внимание… Отныне все будут видеть в его лице старшего в семье, главного. И больше не будет острая на язык и требовательная старая дама строго следить за каждым шагом своего легкомысленного, доверчивого внука, чтобы одним тихим словом подрезать его в самый момент взлета. Она умрет — и не будет никого, кто знал бы его ребенком. Она умрет — и он станет по-настоящему независим, наконец-то свободен, станет мужчиной и королем. Эти мысли обуревали Гарри, когда, в маске благочестия, скрывая нетерпение, он ждал скорбной вести. Он и понятия не имел, что по-прежнему отчаянно нуждался в ее советах…
— Ему нельзя воевать, — хрипло произнесла с подушек бабушка короля.
Камеристка тихонько ахнула, удивившись ясности ее слов, но все-таки, для большей уверенности, переспросила:
— Простите, миледи?
— Ему нельзя воевать, — повторила старуха. — Наша задача — не ввязываться в эти вечные европейские дрязги, сидеть у себя за морями, укреплять и оборонять страну. Мир, главное — мир…
— Нет, — четко произнесла Каталина. — Наша задача — крестовый поход в сердце христианского мира и далее. Наша задача — сделать так, чтобы благодаря Англии укрепилось христианство в Европе, вплоть до Святой земли и далее в Африку, к туркам, к сарацинам, до самого края земли.
— Шотландцы…
— Мы победим шотландцев, — твердо сказала Каталина. — Мне известно об опасности, которую они представляют.
— Не для того я позволила ему жениться на тебе, чтобы ты развязала войну. — Темные глаза старухи сверкнули бессильным негодованием.
— А вы и не позволяли. Вы были против с самого первого дня, — отрубила Каталина, не обращая внимания на хныканье камеристки, что умирающим не противоречат. — Но я-то вышла за него как раз затем, чтобы он пошел в Великий Крестовый поход.
— Пообещай мне, что не отпустишь его на войну, — выдохнула старая дама. — Я требую этого на моем смертном одре. Я требую этого от тебя. Священный долг — выполнить слово, данное умирающему.
— Нет, — покачала головой Каталина. — Никаких священных обетов. Я уже один дала, и он дорого мне стоил. Никаких обетов. Тем более вам, мадам. Вы свое прожили, как считали нужным, выполнили свою задачу. Теперь моя очередь. Я увижу своего сына королем Англии, а может, и Испании тоже. Я увижу, как мой супруг ведет победоносную войну против мавров и турок. Я увижу, как моя страна, Англия, занимает подобающее ей место в мире. Я увижу, как Англия станет сердцем Европы, возглавив христианский мир. Я буду защищать ее и заботиться о ее процветании. Я стану такой королевой Англии, какой вы никогда не были.
— Нет… — выдохнула умирающая.
— Да, — непреклонно сказала Каталина. — Стану, и буду ею до самой своей смерти.
Миледи Бофор, задыхаясь, с усилием оторвала голову от подушки.
— Молись за меня, — приказала она так, словно накладывала проклятие. — Я выполнила свой долг перед Англией, перед Тюдорами. Позаботься о том, чтобы меня поминали как королеву!
Каталина подумала. В самом деле, если бы эта женщина не потрудилась во славу своего сына и своей страны, Тюдорам на троне не бывать.
— Я буду молиться за вас, мадам, — согласилась она. — И пока в Англии звучат заупокойные мессы, пока существует в Англии святая Римско-католическая церковь, ваше имя не забудут.
— Во веки веков, аминь, — произнесла умирающая, свято веря, что есть вещи, которые никогда не изменятся.
— Аминь, — подхватила Каталина.

 

Меньше чем через час она умерла, и я стала королевой, правящей королевой, даже до того, как меня короновали. Никто при дворе не знает, что делать, никто не может отдать внятного распоряжения. Гарри никогда еще не распоряжался королевскими похоронами. Откуда ему знать, что делать, с чего начать, какие почести отдать усопшей, сколько плакальщиц назначить, где хоронить и с каким церемониалом?
Я призываю к себе герцога Бэкингема, который столько лет назад, когда я только прибыла в Англию, вместе с Гарри выехал на полдороге меня приветствовать, — теперь он при дворе лорд-распорядитель — и еще леди Маргарет Пол. Мне приносят Королевскую церемониальную книгу, написанную самой покойной бабушкой короля, и я приступаю к делу.
Удача: раскрыв книгу, я обнаруживаю три страницы рукописных распоряжений. Тщеславная старая дама подробно расписала весь порядок собственных похорон. Мы с леди Маргарет только качаем головой. Тут есть все: и сколько епископов, факельщиков, плакальщиц и прочего наемного люда должно участвовать в церемонии, и как следует убрать улицы, и сколько времени держать траур. Показываю список Бэкингему — он не произносит ни слова, но улыбается и качает головой. Скрывая глубоко в душе недостойное торжество, я беру перо, окунаю его в черные чернила, почти все убавляю наполовину — я начинаю отдавать приказания.
Это было спокойное погребение, прошедшее гладко и достойно, и каждый знал, что руководила всем «испанская новобрачная». Те, кто не понимал этого раньше, теперь уразумели, что девушка, которая семь лет ждала, чтобы взойти на трон Англии, отнюдь не тратила времени зря. Она уяснила нрав и предпочтения английского народа, уяснила, какие представления ему по вкусу. Уяснила она и вкусы придворных: что почитается изящным и подобающим, что кричащим и неуместным. И, будучи принцессой по рождению, она умела командовать. В эти дни, предшествующие коронации, Каталина окончательно утвердилась как королева, и те, кто игнорировал ее в годы нищеты, теперь зауважали и полюбили ее.
Их восхищение она принимала так же, как когда-то принимала презрение: вежливо и спокойно. Она знала, что отныне со всеми вопросами придворной жизни люди будут идти к ней, а не к Гарри. После этого триумфа никто не попытается потеснить ее или выжить.

 

Мы решили не откладывать нашей коронации, хотя с похорон миледи Бофор, бабушки короля, прошло совсем немного времени. Приготовления все сделаны. Зачем, рассудили мы, портить радость городу и удовольствие людям, которые съехались со всей страны, чтобы поглядеть, как малыш Гарри наденет корону своего отца. Говорят, есть такие, кто пешком явился из самого Плимута, на берег которого когда-то я сошла, приплыв из Испании, — испуганная, измученная качкой девочка… Не станем же мы объявлять, что празднества по поводу нашего с Гарри восшествия на престол отложены из-за того, что сердитая старуха не вовремя умерла. Люди ждут праздника, решили мы, и не следует им отказывать.
Сказать по правде, это Гарри не в силах вынести отсрочку. Он обещал себе торжество и ни за что не согласится его отложить. И уж конечно, не из-за старухи, последние годы так мешавшей ему жить по-своему.
Я не возражаю. На мой взгляд, леди Бофор в свое время насладилась властью, но теперь-то настало наше время. Итак, я решаю — а теперь все решаю здесь я — коронацию не откладывать. И мы не откладываем.
Я знаю, что Гарри лишь внешне скорбит по бабушке. Это показной траур. В тот день, явившись к нему из опочивальни леди Бофор, я внимательно на него смотрела. По моему виду он понял, что она скончалась. Я видела, что его плечи поднялись и опустились, словно он освободился от бремени ее забот словно ее костлявая, любящая, крапчатая от старости рука, наконец, отпустила его. Я видела промелькнувшую на губах улыбку, след восторга, что он жив, молод и полон страстей, а ее больше нет. Но потом он старательно изобразил на лице приличествующую случаю скорбь, а я сделала шаг вперед, с видом столь же печальным, и в полагающихся выражениях сообщила ему, что миледи бабушка умерла, на что он ответил мне в том же тоне.
Я довольна, что он умеет лицемерить. В королевском дворце много дверей, говаривал мне мой отец, и король должен уметь входить и выходить так, чтобы никто не знал, что у него на уме. Гарри пока что мальчик, но когда-нибудь он станет мужчиной, ему придется принимать решения и вершить суд. Я запомню, что он способен говорить одно, а думать другое.
Однако я сделала еще один вывод. Он не проронил по родной бабке ни единой искренней слезы, и я поняла, что у нашего золотого Гарри сердце, которому верить нельзя. Она была ему как мать, верховный авторитет его детства. Окружила его неусыпной заботой, сама учила наукам. Не спускала с него глаз, защищала от ранящих душу впечатлений, не подпускала к нему доброхотов, которые могли бы научить его тому, что она не одобряла. Позволяла гулять только по проторенным ею самой тропкам. Часы проводила на коленях, молясь за него, и настаивала, чтобы его готовили к высоким церковным должностям. Но когда она вставала у него на пути, отказывая ему в наслаждениях, он видел в ней врага, а он не прощает тех, кто отказывает ему в чем-либо. Следовательно, думаю я, этот мальчик, этот очаровательный мальчик когда-нибудь вырастет в мужчину, эгоизм которого станет опасен и ему самому, и тем, кто с ним рядом. Когда-нибудь мы все пожалеем, что бабка не выучила его лучше.
Из Тауэра в Вестминстер Каталину везли как английскую принцессу, в носилках, обитых парчой, на четырех белых лошадках, так что все могли ее видеть. Она была в белом платье из шелка и небольшой, усыпанной жемчугом короне, волосы расчесаны и распущены по плечам. Сначала короновали Гарри; потом и Каталина склонила голову, приняла помазание на лоб и грудь и протянула руку за скипетром и жезлом из слоновой кости. И все это с мыслью, что теперь наконец-то она королева, такая же миропомазанная, как ее мать. Наконец-то она выполнила свое предназначение, миссию, ради которой появилась на свет, и заняла свое законное место, как обещала.
Ее трон стоял чуть ниже, чем трон короля Генриха. Толпа, радостно приветствуя красивого молодого наследника, славила и ее, «испанскую новобрачную», настоящую принцессу, выстоявшую, несмотря ни на что, и провозглашенную, наконец, королевой Англии Екатериной.

 

Я так долго ждала этого дня, что теперь, когда он настал, все похоже на сон. Церемониал длится: вот мое место в процессии, вот мой трон, вот прохладная слоновая кость жезла в моей руке, другая сжимает тяжелый скипетр, душный запах напоминает о капле масла на лбу и груди — и все это как сон, в котором я жду Артура.
Но это не сон.
Когда мы выходим из собора, толпа кричит от восторга. Я поворачиваю голову, чтобы взглянуть на своего супруга, — и сердце мое падает, как бывает, когда вдруг проснешься некстати: это не Артур. Это не мой любимый. На меня смотрят не красивые вдумчивые глаза Артура, а прищуренные в широкой улыбке глаза румяного, перевозбужденного Гарри.
И в этот момент я понимаю, что Артур окончательно, бесповоротно мертв. Я выполнила свою часть договора, я вышла замуж за короля Англии — пусть это всего лишь Гарри. Прощу тебя, Артур, выполни свою: следи за мной из райского сада и жди меня там. Когда-нибудь я сделаю свое дело и приду к тебе, чтобы не расставаться вовеки.
— Ты счастлива? — спрашивает меня мальчик, который идет рядом, ему приходится кричать, чтобы я услышала его в звоне колоколов и реве толпы. — Ты счастлива, Каталина? Ты рада, что я женился на тебе? Ты рада, что стала королевой Англии? Что я дал тебе корону?
— Очень счастлива, — киваю я. — И теперь зови меня Екатериной.
— Екатериной?! — удивляется он.
— Я королева Англии, Екатерина Английская, — произношу я так, как когда-то Артур.
— Вот здорово! — радостно одобряет он. — Я буду король Генрих, а ты королева Екатерина!
Да, он король, но не Артур, а Гарри, который хочет быть Генрихом, как пристало мужчине, точно так же как я буду отныне королева Екатерина. Та девочка, которая когда-то беззаветно любила принца Уэльского, осталась в прошлом.
Назад: Гринвичский дворец, 11 июня 1509 года
Дальше: Екатерина, королева Англии Лето 1509 года