Глава 21

Ида напевала Гуго песенку и смешила его, дуя на шею, когда Роджер влетел в спальню их дома в Ипсуиче. При виде мужа ее сердце забилось сильнее. Он сражался под знаменами Генриха за Узким морем и недавно вернулся домой. Служба сделала тело Роджера жестким и подтянутым, а походку – упругой. Ида ужасно скучала по мужу и даже сейчас с трудом выносила разлуку, хотя он всего лишь ушел на рассвете, чтобы обсудить дела с Александром, начальником гавани.

При виде отца Гуго заверещал и запрыгал на коленях Иды. С довольным и гордым видом Роджер поднял сына над головой. От такого обращения Гуго захихикал, и Роджер рассмеялся в ответ, прежде чем уложить малыша на сгиб руки и прижать к груди. Гуго немедленно схватил украшенный драгоценностями крест, который Роджер носил на шее, и с любопытством укусил молочными зубами. Затем отстранился, чуть покачивая головой и не сводя глаз с мерцающих алых камней, к которым тянулась ниточка слюны.

– Смотрю, малыш уже питает страсть к золоту, – усмехнулся Роджер.

– Он разбирается в цветах, как и я, – с нежностью ответила Ида. – Вы закончили свои дела?

– В основном да, но кое-что еще нужно уладить.

Роджер поцеловал Гуго в щеку, покружил его и протянул Эмме, румяной молодой няне.

– Присмотрите за ребенком, – приказал он. – Ида, возьмите плащ.

Слегка озадаченная, но улыбающаяся, Ида накинула плащ, взяла мужа под руку и вышла с ним на улицу. Под весенним солнцем река Оруэлл переливалась всеми оттенками зеленого, серого и голубого, и целая россыпь суденышек покачивалась на якорях у пристани. Команда балтийской галеры усердно выгружала мед, воск и бочонки с дегтем из Руси. Кроме того, моряки привезли меха бобра, соболя и волка. Была даже роскошная шкура белого медведя – большая редкость. Последняя очаровала Иду.

– У моего прапрадеда был плащ из такого меха. – Она коснулась толстой серебристо-кремовой шкуры. – Кажется, сейчас он принадлежит шотландскому королю. Моя двоюродная бабушка взяла его с собой, когда выходила замуж.

Роджер улыбнулся. Ида не придавала этому особого значения, но ее дальним родственником был Вильгельм Лев, король Шотландии.

– Хотели бы вы иметь подобную шкуру во Фрамлингеме? – спросил он.

Она украдкой посмотрела на него сквозь ресницы:

– Возможно, чтобы греть постель в самые холодные ночи.

Он обхватил ее за талию:

– Я знаю покрывало лучше, чем медвежья шкура.

– Я тоже, но иногда его нет под рукой. Впрочем, я предпочла бы сама накрыть нашу постель, – двусмысленно заметила Ида и погладила мужа по щеке – просто потому, что ей нравилось к нему прикасаться. – В конце концов, это часть удовольствия.

Роджер покраснел и хрипло засмеялся:

– Несомненно.

– Тогда, может, купим еще ткани и шелка для вышивания?

– Разве я могу отказать? – засмеялся громче Роджер.

Рука в руке они гуляли вдоль пристани, осматривая товары, выставленные на продажу. В городе имелись рынки, но многие судовладельцы приобретали право торговать прямо с корабля. У одного капитана нашелся африканский перец, Ида заставила капитана растереть образец в ступке. Она понюхала перец, попробовала самым кончиком языка и пообещала прислать камергера, чтобы обсудить количество и цену. Образец бургундского вина с галеры виноторговца смыл жжение от перца, и Роджер заказал три бочки. Сыну купили кольцо для детских зубов из слоновой кости на ленточке из алого шелка, а Роджеру – новую шляпу, подозрительно дешевую и при этом из роскошной ворсовой шерсти промежуточного оттенка между пурпурным и полуночно-синим. Ида получала огромное удовольствие, стоя рядом с мужем, убирая волосы с его лица и примеряя на него шляпу. Весь смысл был в прикосновениях, и, когда ее наконец устроило, под каким углом заломлена шляпа и как она выглядит на Роджере, Ида слегка запыхалась и разгорячилась.

Роджер сдержал обещание и купил хорошую фламандскую шерсть у капитана, прибывшего с грузом тканей, и ворох разноцветного шелка у другого торговца. Ида набросилась на шелк с восторженным воплем. Роджер усмехнулся, ему захотелось немедленно уложить жену в постель, которую они недавно обсуждали.

Однако по возвращении домой все романтические мысли вылетели у них из головы при виде коней, привязанных во дворе.

– Гости, – с любопытством и едва заметным беспокойством произнес Роджер, узнав аристократического черного коня с парчовым чепраком и серебряными подвесками на шлейке. – Это дядя Обри. Интересно, что ему надо.

Сидя с мрачным выражением лица в кресле-бочонке Роджера, Обри де Вер потер руки о колени:

– По-видимому, гонец от Ранульфа де Гланвиля еще не нашел вас?

– Как правило, де Гланвиль отправляет мне сообщения, только если тянуть больше невозможно, – покачал головой Роджер.

Его дядя поднял брови.

– Поскольку один из братьев юстициария женат на моей мачехе, а другой – комендант цитадели в Орфорде, не могу назвать нас закадычными друзьями, – пояснил Роджер.

Де Вер пристально посмотрел на него, но от комментариев воздержался.

– Вам следует знать, что де Гланвиль всполошил всю Англию, а графы Глостер и Лестер арестованы. – Его взгляд стал суровым. – Вам, племянник, следует быть настороже.

– Что? – изумленно уставился на него Роджер.

– Генрих Молодой восстал за Узким морем, – поморщился дядя. – Грабит церкви и усыпальницы, чтобы платить своим солдатам, и Лимузен в огне. Он убил двух отцовских герольдов, явившихся под флагом перемирия, а когда на переговоры прибыл сам король, солдаты-мальчишки прошили его плащ арбалетной стрелой. – Он скривился на слове «мальчишки», выразив им свои чувства, ведь молодому королю было уже почти тридцать лет. – То, что Генрих не ранен, – милость Божья. Он не хочет, чтобы мятеж перекинулся в Англию, как случилось в прошлый раз, и де Гланвиль получил право арестовывать всех, кто поднимет на него оружие. Учитывая, что было десять лет назад, король всего лишь осторожен.

Роджера затошнило от злости.

– Надеюсь, король не думает, что я способен восстать?

– Если бы думал, вы уже сидели бы в темнице, а ваши земли были бы конфискованы. – Лицо дяди было мрачным. – Считайте это простым советом: если вы хотите извлечь выгоду из происходящего и не пострадать, нужно держать глаза открытыми и быть настороже.

– Король – мой господин, и я буду служить ему что есть силы, как и прежде, – сухо ответил Роджер, чувствуя себя оскорбленным.

– Вы не слышали о восстании? Разговоры еще не дошли? – Де Вер указал на дверь. – Капитаны или моряки ничего не сказали?

– Ни словечка. Даже если король и его сыновья ссорятся за Узким морем, норовя отрезать друг другу уши, никто пока не пытался подкупить меня графством… Ни одна из сторон, что самое печальное. Возможно, юстициарию де Гланвилю стоит поискать блох в собственном матрасе, прежде чем осматривать мой.

– Де Гланвиль верен королю, – выразительно взглянул на него дядя. – Осмелюсь заметить, он осмотрит свой матрас весьма придирчиво, но не прилюдно.

– Да, – глубоко вздохнув, махнул рукой Роджер, примирившийся с происходящим. – Хорошо, милорд. Я буду присматривать за своими землями и предупрежу глав прибрежных деревень, чтобы были начеку.

Де Вер одобрительно кивнул и закатал рукава, словно готовясь приступить к работе, теперь, когда с разговорами было покончено.

– Ох и беспокойный же выводок! Видели, как птенцы в гнезде разевают рот, требуя куда больше пищи, чем родители способны запихнуть в их утробу? Таковы и сыновья Генриха. Сколько бы он ни дал, им все мало.

Роджер взглянул на собственного маленького сына, прильнувшего к груди Иды и сосредоточенно жующего зубное кольцо из слоновой кости.

– Возможно, это верно для птиц и королей, – ответил он, – но я клянусь перед Богом, что мои дети вырастут не такими, как у Генриха.

Ида прикусила губу и опустила глаза, уткнувшись носом в мягкие светлые волосики Гуго.

– Разве вы не сражаетесь с единокровными братьями за то, что принадлежит им? – с сарказмом улыбнулся де Вер.

– Нет, я сражаюсь с ними за то, что принадлежит мне, – неохотно засмеялся Роджер. – Ладно, вы поймали меня в мои собственные сети, но я все равно намерен стоять на своем. Наследник Генриха – тщеславный испорченный ребенок, который хочет получить весь мир на золоченом блюде и считает, что для этого достаточно приятной внешности и улыбки. Ричард видит отражение жизни в лезвии своего меча, Готфрид – вероломный змей, а Иоанн – молокосос, которому нравится поджигать кошкам хвосты и слушать, как они воют. Я не королевской крови, но справлюсь в десять раз лучше.

Закинув руки за голову, Роджер лежал на узкой кровати, которую его камергер устроил на возвышении в их доме у пристани. Занавеси отделяли его и Иду от других спящих в комнате. Его дядя, будучи важным гостем, получил в свое распоряжение главную спальню на верхнем этаже и хорошую большую кровать.

Ида положила ладонь на грудь Роджеру, накрыв пальцами треугольник кожи в расшнурованном вороте рубашки.

– Вы что-то притихли, – заметила она.

Он хмыкнул и опустил руку, чтобы погладить жену по волосам.

– Просто перевариваю новость, которую привез мой дядя.

– Король не обратится против вас… против нас.

Роджер уловил в ее голосе нотку беспокойства.

– Кто может знать, что король сделает, а чего нет? – кисло спросил он. – Генрих ценит меня, но не доверяет. Это совершенно очевидно. – Он нетерпеливо фыркнул. – Полагаю, мы в безопасности. Дядя прав, если бы Генрих хотел, он велел бы арестовать меня вместе с графами Глостером и Лестером, и де Гланвиль не замедлил бы исполнить подобный приказ.

– Мне жаль короля и жаль его сыновей. Я… – Ида осторожно потянула за волосы на его груди.

Роджер почувствовал, как ее горло сжалось от боли, и тоже напрягся, потому что знал, куда она клонит.

– Когда вы сказали, что Господь не позволит вам воспитать сыновей похожими на сыновей Генриха, я невольно подумала о… о всех его сыновьях.

– Ида, вы ничего не можете изменить, – глубоко вздохнул Роджер. – Король решил оставить мальчика себе, и это его окончательное решение, даже если неверное.

– Да, я знаю, знаю. – Она устроилась в объятиях мужа и прижалась лицом к его шее. – Но мое сердце болит… болит каждый день, хотя я поклялась не думать об этом.

– Так сосредоточьтесь на своем прекрасном сыне… которого я подарил вам и которого у вас никогда не отнимут. – Тон Роджера был резким, поскольку он и сам был уязвлен.

Ни за что бы не признался, что ревнует, поскольку это недостойно мужчины, но ревность снедала его каждый раз при мысли об отношениях Иды и Генриха.

– Я так и делаю, – дрожащим голосом ответила она. – Благодарю Господа за сына каждый день. Вы с ним – весь мой мир и мое утешение.

Роджер произнес эти слова в саду в тот день, когда они решили пожениться, и теперь пожалел об этом, потому что Ида забрала их и использовала на свое усмотрение. Утешение может быть как целительным зельем, так и заменой тому, что невозможно получить.

Повернувшись на бок, он медленно и ласково поцеловал жену. Распустил завязки на ее сорочке и стащил ее, как и свою рубашку, после чего занялся любовью со всепоглощающей нежностью. Ида страстно отвечала, сперва шепча, а затем выкрикивая имя мужа и прижимая его к себе. Двигаясь внутри ее, Роджер поклялся, что изгонит из жениной головы все мысли о Генрихе, все воспоминания ее тела о чужих прикосновениях. Останется только он.