Глава 20
1556
Элизабет воззрилась на письмо с висячей королевской печатью.
— Как она смеет! — вскричала она.
— Что пишет ее величество? — осведомился Сесил, отрываясь от своих бумаг.
В последнее время он почти всегда находился рядом, выступая не только в роли сюрвейера, но и неофициального секретаря и советника.
— Она хочет, чтобы я вышла замуж за сына короля Филиппа, дона Карлоса, — с гримасой отвращения ответила Элизабет. — Во имя всего святого, ему еще десять лет, он горбат и к тому же сумасшедший!
— Зато он благочестивый католик, — криво усмехнулся Сесил.
— Настолько благочестивый, что мучает детей, слуг и животных! — парировала Элизабет. — Я слышала, он однажды откусил псу тестикулы.
Она в негодовании заходила по комнате.
— Королева мне мстит! Она давно замышляла нечто подобное. Она хочет, чтобы я покинула страну и вышла замуж в Испании, поскольку считает, что в этом случае я перестану представлять для нее угрозу. Что ж, я никогда на это не соглашусь, о чем немедленно ей напишу. Она не может заставить меня выйти замуж за безумца!
— Хорошо сказано! — улыбнулся Эшем с другого конца стола.
— Она не выйдет за него замуж, — сообщила Мария кардиналу Полу. — Она утверждает, что он сумасшедший.
Пол задумался. Королева молча ждала. Увы, кардинал не блистал в вопросах политики в отличие от своего предшественника Гардинера. Марии остро недоставало Гардинера, которого уже полгода как не было в живых, а еще больше не хватало Филиппа. Он отсутствовал слишком долго, и она отчаянно жалела, что его нет рядом. Филипп подсказал бы, что делать с Элизабет и стоит ли всерьез относиться к ее предполагавшемуся участию в недавних мятежах. Но письма от Филиппа приходили все реже, а к Рождеству он вызвал из Англии оставшуюся прислугу. Мария предчувствовала дурное, но не осмеливалась высказывать свои опасения вслух, боясь, что они могут воплотиться в реальность. Что, если она больше никогда его не увидит? Мария знала, что без него она зачахнет и умрет.
— Вы настаиваете на этом браке, ваше величество? — осведомился Пол.
— Да, — ответила Мария. — Если моя сестра покинет королевство, я избавлюсь от главной причины всех недавних волнений.
— Вы не думали, ваше величество, что любая попытка выслать ее может стать причиной мятежа от ее имени? — сказал Пол, понимавший, что вопрос с принцессой придется так или иначе решать, поскольку тот отвлекал от великой задачи восстановления в Англии истинной веры. — Она пользуется популярностью, и нет никаких поводов в чем-либо ее обвинять.
— Меня оскорбляет само ее существование! — пронзительно вскричала Мария. — Откуда мне знать, не замышляет ли она чего-то против меня? Ее имя значится в центре всех этих недозрелых заговоров. И есть еще тот изменник, сэр Генри Дадли, который прячется во Франции и собирает силы, чтобы свергнуть меня, а французы его поддерживают. Вне всякого сомнения, они хотят посадить на трон мою сестру.
— И опять-таки у нас нет никаких доказательств, — заметил кардинал. — Прошлый опыт наверняка научил ее, что ввязываться в предательские интриги крайне глупо, да что там — смертельно опасно.
— А если она возражает против брака с доном Карлосом лишь потому, что не желает ехать в Испанию, питая надежды на престол?
— Мадам, это всего-навсего рассуждения, не подкрепленные ничем. — Навязчивые подозрения Марии уже успели утомить кардинала.
— Она до февраля была в Сомерсет-хаусе, и именно тогда мы впервые услышали о деятельности изменника Дадли, — вспомнила Мария. — Пусть тот дом обыщут, и если найдут какие-то бумаги, то тщательно их изучат. Возможно, мы все-таки найдем, в чем ее обвинить.
— Да будет так, мадам, — вздохнул Пол. — Я распоряжусь. Но предупреждаю, что в итоге вы рискуете выглядеть довольно глупо.
— Я рискну, — отрезала Мария.
В мае в Хэтфилд прибыли королевские офицеры.
— Нам приказано арестовать Кэтрин Эстли, — сообщили они ошеломленной Элизабет.
— Нет, — прошептала она, застигнутая врасплох.
Что это значило? Начало новой беды? Неужели королева никогда не поверит ей и людям, которых она любила?
— Нет! — скорбно возопила Кэт.
— Куда вы ее забираете? Что она сделала? — вопросила Элизабет.
— Нам приказано препроводить ее в Тауэр для допроса, — ответил капитан.
— Но почему? — настаивала Элизабет, крепко обняв плачущую Кэт.
— Совет намерен допросить ее по поводу некоторых бумаг, найденных в Сомерсет-хаусе.
— Бумаг?
— Я ничего не знаю ни про какие бумаги! — воскликнула Кэт. — Я ни в чем не виновата!
— Да, но они хотят использовать тебя, чтобы заманить меня в ловушку, — прошептала Элизабет. — Они не смеют ничего сделать мне, так как я нахожусь под покровительством короля, но смогут, если зацепятся хоть за что-то. Будь осторожна и не давай истолковать свои слова как измену. Они помнят, о чем ты уже говорила, и хотят попытаться еще раз.
— Ступайте же! — скомандовал капитан.
Кэт подтолкнули к ожидавшему ее паланкину, и она в последний раз отчаянно обернулась через плечо.
Бумаги, похоже, были лишь поводом. Насколько смогла понять Кэт, в них не содержалось никаких улик ни против нее, ни против кого-либо другого. Но мысли ее путались от страха, а вопросы сыпались один за другим.
— Расскажите еще раз — было ли вам или леди Элизабет известно о заговоре сэра Генри Дадли?
— Нет! — ответила Кэт уже, наверное, в тысячный раз.
— Общались ли вы или она с изменником Дадли?
— Никогда. Мы обе верны королеве, и леди Элизабет искренне любит ее величество. Если бы королева считала иначе, она не пожелала бы больше меня видеть.
Ей не верили, — похоже, она чересчур громко отстаивала свою невиновность, и после нескольких дней допросов Кэт бросили в сырую вонючую камеру Флитской тюрьмы, где ей составляли компанию лишь крысы и мыши. Кэт окончательно отчаялась — если они так обходятся с пожилой женщиной, то что могут сделать с ее любимой леди Элизабет?
Элизабет же томилась в Хэтфилде, гадая об участи Кэт и молясь о ее возвращении.
Наконец у нее появилась надежда: в июне прибыли лорд Гастингс и сэр Фрэнсис Энглфилд, верные ей члены совета.
— Сударыня, королева шлет вам свои извинения за то, что лишила вас вашей служанки миссис Эстли, — сказал сэр Фрэнсис. — Однако арест ее был необходим, поскольку своим поведением она могла обесчестить ваше имя.
— О чем вы, милорды? — удивилась Элизабет. — Миссис Эстли предана королеве не меньше моего и так меня любит, что никогда и ничем не могла бы мне навредить.
— Это еще предстоит выяснить, сударыня, — возразил Гастингс, — но в знак своего расположения ее величество посылает вам бриллиантовое кольцо и на словах передает, что вы, по ее мнению, достаточно умны и рассудительны, чтобы не злоумышлять против нее.
— Я никогда и не собиралась, — твердо ответила Элизабет. — Но меня беспокоит судьба моей служанки. Надеюсь, ее хорошо содержат и кормят?
Советники неловко переглянулись.
— Можете не отвечать — я и так знаю, что она в тюрьме! — бросила Элизабет. — Что ж, придется немедленно исправить это. Я дам вам денег, чтобы оплачивать ее содержание и питание. Пока, разумеется, ее не освободят, что должно случиться незамедлительно, ибо за ней нет никакой вины.
— Будем надеяться, она докажет свою честность, — почтительно молвил Энглфилд.
— Доказывать ее вину должно государство, — напомнила ему Элизабет.
— От этой Эстли им ничего не добиться, — сказал кардинал Пол.
Мария нахмурилась.
— Я надеялась, что ее удастся использовать, — призналась она. — Конечно, на самом деле мне хотелось бы допросить мою сестру, но это невозможно.
По крайней мере, без одобрения Филиппа, явно поддавшегося обаянию Элизабет. Без его санкции Мария не стала бы делать ничего.
— Я бы отправила ее в Тауэр, но опасаюсь последствий, — молвила она вслух. — Я послала гонца к королю, испрашивая совета.
Ответ известен, подумал Пол. И оказался прав.
— Его величество требует, чтобы я написала сестре любезное письмо, — сказала ему Мария несколько дней спустя. — Она должна понять, что я не питаю к ней ни пренебрежения, ни ненависти, но, напротив, люблю ее и высоко ценю. — В голосе королевы прозвучала горечь. Если бы Филипп так же заботился о ее собственных чувствах! — И он настаивает, чтобы я пригласила ее во дворец.
— Разумное предложение, — заметил Пол. — Его величество поступает мудро. Леди Элизабет лучше быть под вашим присмотром, чем замышлять мятеж в Хэтфилде.
— Благодарю ее величество за любезное приглашение, но, к сожалению, домашние дела не позволяют мне им воспользоваться, — объявила Элизабет королевскому курьеру. — Возможно, я передумаю, когда вернется моя служанка миссис Эстли.
Сочтя свой ответ достаточно смелым, она нашла Сесила и все ему рассказала.
— Не знаю, имело ли смысл столь вызывающе отвечать? — прошептала она.
— Вы не сделали ничего дурного и вправе выразить негодование, — заметил Сесил. — Конечно, им не удастся ничего доказать против миссис Эстли, и ее арестовали лишь потому, что не осмелились проделать то же самое с вами. Это очевидно, а коли так — успокойтесь, ибо ничто не угрожает ни вам, ни вашей доброй миссис Эстли.
— Благодарю вас, — ответила Элизабет. — Не знаю, что бы я делала без ваших мудрых советов.
Вскоре прибыл пожилой сэр Томас Поуп, доброжелательный джентльмен-католик, которого королева назначила гувернером сестры.
— Я не настолько глупа, чтобы не понять: его поставили следить за мной, — сказала Элизабет Сесилу. — Зачем мне гувернер?
— Он здесь и для того, чтобы вас защищать, — ответил Сесил. — Его бдительность не даст врагам обвинить вас в каком-либо заговоре. На вашем месте, сударыня, я оказал бы ему радушный прием.
— Последую вашему совету, друг мой, — пообещала Элизабет.
С сэром Томасом Поупом приехала вдовствующая дама, миссис Кокс, которую королева прислала на замену Кэт, — образчик порядочности, набожности, умеренности и скромности, но при этом доброжелательная и готовая помочь. Элизабет, однако, не позволила ей исполнять обязанности Кэт.
— Их возьмет на себя Бланш Перри, — уведомила она миссис Кокс. — Мы привыкли друг к другу, к тому же она и раньше прислуживала мне в отсутствие миссис Эстли.
Миссис Кокс смиренно склонила голову и присела в реверансе, но позаботилась о том, чтобы не спускать глаз с Элизабет. Ее можно было встретить повсюду — за обедом, в саду, в галерее, в гостиной по вечерам. Элизабет стойко переносила ее вездесущее присутствие, памятуя, что слова Сесила насчет сэра Томаса Поупа относились и к миссис Кокс.
Сэр Томас нравился ей. Он отличался живым умом и, будучи высокообразованным юристом, основал один из колледжей в Оксфорде. Он оказался приятным застольным собеседником, и в присутствии мастера Эшема их разговор всегда оживлялся.
— Вы знали, что в свое время я был другом сэра Томаса Мора? — спросил он Элизабет.
— Нет, не знала, — ответила та. — Но я слышала, что многие возмущались, когда мой отец, король Генрих, отправил его на плаху.
Сэр Томас вздохнул:
— Печальная и незаслуженная судьба. Он был прекрасно образован, обладал веселым нравом и выступал за то, чтобы девушки тоже могли получить образование.
— Всецело поддерживаю, — улыбнулась Элизабет.
Они немного поговорили о планах сэра Томаса насчет нового колледжа, и тот крайне оживился.
— А женщин вы будете принимать? — с намеком осведомилась Элизабет.
— Как можно! — усмехнулся он.
— Если бы вы брали на учебу девушек, миледи стояла бы первой в очереди! — восхищенно вставил Эшем.
— В таком случае я крайне сожалею, что наши правила не позволяют мне принять вас, сударыня, — великодушно изрек Поуп.
В другой раз разговор коснулся развлечений.
— Я слышал, вам нравится драма, — заметил сэр Томас Элизабет.
— Нет ничего лучше хорошего маскарада или пьесы, — согласилась она.
— Тогда, с вашего позволения, устроим театр прямо здесь! — посулил он, и вскоре Элизабет с домочадцами уже наслаждались отменными постановками ее любимой вещи «Фульгенций и Лукреция» и знаменитой старомодной интермедии поэта Скелтона «Великолепие».
— Мой отец часто говорил про эту пьесу, — призналась Поупу благодарная Элизабет. — Ему нравилось, как политическое зло сражается с политической добродетелью.
Сэр Томас одобрительно улыбнулся.
— На следующей неделе устроим маскарад, — объявил он. — Не окажете ли нам честь танцевать, ваша светлость?
— С превеликим удовольствием! — воскликнула она, вспомнив времена беззаботного детства, когда ее приводили в трепет придворные маскарады.
Лишь одно омрачало ее радость — тревога за отсутствующую Кэт.
В июле им пришлось обсуждать проблемы куда серьезнее маскарадов.
— Совет поручил мне сообщить вам, ваша светлость, о крайне тревожном инциденте, — взволнованно сказал сэр Томас.
Элизабет села.
— Говорите! — резко потребовала она, гадая, что еще могло приключиться.
— Школьный учитель по фамилии Клеобери, из Саффолка, недавно предпринял попытку выдать себя за Эдварда Кортни, графа Девона, — начал излагать Поуп. — Он заставил священника в Хантингдоншире объявить с церковного двора, будто королева Мария умерла и что ваша светлость и ваш… прошу прощения, я лишь цитирую здесь написанное… любовник Эдмунд Кортни — Господи, он даже имя графа не смог как следует запомнить — теперь королева и король Англии.
— Возмутительно! — в гневе воскликнула Элизабет. — Как он посмел на меня клеветать?
— Да-да, — подхватил сэр Томас. — Полагаю, вам будет приятно узнать, что его и священника арестовали, и на допросах стало ясно, что они действовали совершенно самостоятельно.
— Тогда почему совет счел нужным познакомить с этой дурной выходкой меня? — спросила Элизабет. — Я тут совершенно ни при чем!
— Они утверждают, что просто хотели, чтобы вы знали все обстоятельства случившегося и понимали, насколько эти люди злоупотребили вашим именем, ваша светлость.
— Воистину, — ответила она, — как сможет королева мне доверять, если какие-то глупцы столь безрассудно и предательски им распоряжаются? Придется написать ей, что я прекрасно понимаю, в какой ситуации она оказалась.
Теперь она полностью осознала, почему Мария видела в ней угрозу. Сколь бы верной и преданной ни была она сама, всегда могли найтись те, кто замышлял заговор от ее имени. Но не было ли в том и вины Марии? Будь ее правление популярным, не сжигай она еретиков, не насаждай свою веру силой — никто бы не бунтовал. Единственный путь к сохранению трона пролегал через сердца народа. Конечно, Элизабет не могла сказать этого королеве, но постаралась как можно красноречивее заверить Марию в своей преданности.
«Что бы ни предполагали или ни замышляли по злобе другие, — писала она, — мне прекрасно известно, что Ваше Величество не сомневается в моей верности, а потому чем больше тумана скрывает свет этой истины, тем ярче сияют чистотой мои мысли, затмевая потаенное зло».
Ей оставалось надеяться, что теперь, когда она понимала Марию и сочувствовала ей, та точно так же поймет сестру и посочувствует ей самой.
В августе Элизабет заболела и слегла в постель с желтухой и приступами одышки. Лишенная заботы Кэт, она томилась от жары, не в силах ни читать, ни надолго сосредоточиться на чем-либо и желая поскорее выздороветь, чтобы снова ездить верхом и отправляться на излюбленные долгие прогулки.
Она уже понемногу поправлялась, изнывая от праздности, когда в сентябре к ней явился сэр Томас и сообщил о смерти Кортни.
— Он умер в Падуе.
— От чего? — с любопытством спросила Элизабет.
— От лихорадки после неудачного падения, — ответил Поуп.
— Наверняка не только от этого, — сказал ей чуть позже Сесил, когда они ненадолго остались наедине. — Говорят, что человеческой помощи там было куда больше, чем Божьей. Ходят слухи про яд и наемных убийц. Его смерть была выгодна как Англии, так и Испании, ибо положила конец притязаниям на трон со стороны Плантагенетов.
— И планам выдать меня замуж, — добавила Элизабет и встревожилась. — Вы думаете, слухи обоснованы? Если да, то я могу стать следующей.
— Они не посмеют, — заявил Сесил, — пока вам покровительствует король Филипп. У него нет никакого желания видеть на троне королеву Шотландии — Испанию это никак не устраивает. Так что успокойтесь и ничего не бойтесь.
— Кортни был легкомыслен и не имел веса, — вспомнила Элизабет, пытаясь преодолеть удушье, порожденное страхом. — Не стану притворяться, будто не рада его смерти, да простит меня Господь. Я устала оттого, что мое имя постоянно связывают с ним. Бог снова явил нам свою справедливость.
В следующем месяце Божья справедливость свершилась вторично: Мария смилостивилась и освободила Кэт из тюрьмы. И снова Элизабет встретила преданную служанку с распростертыми объятиями, вновь они плакали друг у дружки на груди, горько сожалея о напрасных месяцах разлуки и тревог.
Дела изменились к лучшему, гроза в очередной раз прошла стороной. Королева заключила, что Элизабет более не нуждается в надзоре, что стало очевидно, когда сэр Томас Поуп объявил о своем отъезде.
— Мне грустно терять столь доброго друга, — искренне молвила Элизабет.
— И мне, сударыня, не хочется уезжать. Это было прекрасное время, — ответил он с низким поклоном.
Затем, оседлав коня, сэр Томас отбыл, держа курс на Лондон.
Глядя ему вслед, Элизабет задумалась, действительно ли она наконец свободна от интриг и опасностей последних нелегких лет. Ей почему-то не очень верилось в это.
— Королева призывает меня в Лондон, — сообщила она Кэт в ноябре. — Придется ехать, она хочет обсудить со мной нечто важное.
— Интересно — что? — Кэт полнилась подозрениями.
— Возможно, престолонаследие, — предположила Элизабет. — Король далеко, здоровье у нее неважное, и на свое потомство она уже не надеется.
— Будем молиться, что она наконец одумалась! — пылко молвила Кэт. — Вы более чем заслуживаете стать ее наследницей. А я позабочусь, чтобы вы достойно выглядели при дворе.
Вскоре кровать была завалена роскошными тканями и богатыми платьями, а Элизабет перебирала украшения, откладывая лучшие.
— Я позову моих арендаторов, — объявила она. — Пусть меня сопровождают две сотни джентльменов, все в новых бархатных костюмах.
Одетая по-королевски в темно-зеленый бархат с опушкой из беличьего меха, подчеркивавшей огненно-рыжий цвет ее волос, она ехала по Лондону, раскланиваясь перед восторженными толпами. В Уайтхолле ее любезно приняла королева — подняла, расцеловала и отвела в свои личные покои, где ждали сласти и вермут.
Элизабет была потрясена видом преждевременно постаревшей Марии и тоской в ее взгляде. Должно быть, ее изнурили государственные заботы и бесконечные интриги, однако Элизабет не сомневалась, что главная причина заключалась в долгом отсутствии короля. Мария увядала уже пятнадцать месяцев, и этому не было видно конца.
Сразу после обмена любезностями королева перешла к делу.
— Его величество нашел тебе мужа, — объявила она.
Элизабет воззрилась на нее в шоке.
— В свете недавних заговоров — в которых, как нам известно, твоей вины нет — мы с королем считаем, что тебе будет лучше выйти замуж за надежного принца-католика, преданного как Англии, так и Испании. Герцог Савойский именно таков.
Элизабет охватил ужас.
— Мадам, у меня вообще нет желания выходить замуж, — быстро ответила она.
Мария слабо улыбнулась:
— У меня его тоже не было, сестра. Мне тоже хотелось оставаться девственницей, но, когда дошло до дела, я поняла, что все мои страхи не имеют под собой никакого основания.
«Если бы ты только знала», — подумала Элизабет, но вслух ответила:
— Я не боюсь замужества, мадам. Я просто решила прожить жизнь девственницей, незамужней женщиной.
— Но это противно природе, — возразила Мария. — Все женщины нуждаются в удовлетворении, которое может принести лишь замужество. Не жить же тебе монашкой! К тому же мы, принцессы, выходим замуж в интересах государства. Мы с королем были так счастливы… — Она не договорила, и вид у нее был далеко не счастливый.
Элизабет пришла в отчаяние. Она и мысли не допускала о замужестве, зная, что, когда взойдет на трон — теперь уже «когда», а не «если», — ей не придется делиться властью ни с каким мужем. Она будет единственной повелительницей королевства — одна, без господина. Она видела, к чему привело замужество ее сестры, и совершенно не хотела, чтобы с ней эта история повторилась. И как ей, будучи королевой, вырвать Англию из когтей Рима, если она выйдет замуж за принца, самого ярого в христианском мире католика? К тому же она поклялась, что впредь ни с кем не разделит ложа, дабы не рисковать забеременеть и умереть при родах. Она гордилась, что стала выше подобных желаний. Обжегшись на молоке…
Она не могла выйти замуж за герцога Савойского, никак не могла!
— Я не могу вообразить! Скорее, я умру! — выпалила она, обнаружив, к своему вящему ужасу, что плачет. — Ваше величество, вы знаете далеко не все, но я, поверьте, претерпела такие страдания, что у меня пропало всяческое желание иметь мужа.
Элизабет замолчала, почувствовав, что подошла к опасной черте. Мария смотрела на сидевшую напротив крепкую и здоровую сестру, не зная, что ответить.
— Страдания? — переспросила она. — Какие страдания?
— Женские, — коротко ответила Элизабет.
Мария осторожно коснулась ее руки.
— Я не только твоя королева, но и сестра, — молвила она. — Ты можешь все рассказать мне как женщина женщине.
— Не могу, мне стыдно, — ответила Элизабет, понурив голову; пусть Мария думает, что она покраснела. — Но я точно знаю, что не способна сойтись ни с одним мужчиной. И потому прошу вас, мадам, не заставляйте меня выходить замуж.
Слова ее вновь повергли Марию в замешательство. Что это — очередная уловка Элизабет? Можно ли ей верить?
— Мне жаль это слышать, — мягко сказала она. — Возможно, нам как-то удастся разрешить это затруднение? Ты советовалась с врачом?
— Мне не нужен врач — я и так знаю, что это правда! — заявила Элизабет. — Прошу вас, мадам, не настаивайте дальше. Для меня это слишком болезненная тема.
Ее горе выглядело неподдельным, и Мария сочла разумным на какое-то время отложить всякие разговоры о замужестве.
— Мне жаль, что ты так расстроена. Поговорим об этом позднее, — молвила она. — А теперь, если ты хочешь уйти, я приготовила для тебя Сомерсет-хаус.
— Спасибо за вашу доброту, ваше величество, — ответила Элизабет, утирая платком глаза.
Присев в реверансе, она вышла, радуясь, что разговор о герцоге Савойском удалось отложить на потом. Был страшный миг, когда ей почудилось, что она перебрала через край и Мария настоит, чтобы ее осмотрели королевские доктора или коллегия матрон, которые сразу поняли бы, что она вовсе не девственница, а может — кто их знает? — даже обнаружили бы следы прошлой беременности. Однако она рассудила, что опасность невелика, с учетом природной сдержанности Марии в подобных вопросах. Во всяком случае, Элизабет выиграла драгоценное время, чтобы решить, как поступить дальше и отвертеться от замужества. Но сколько у нее было этого времени?
По числу лордов и леди, которые в последующие несколько дней приходили выразить ей свое почтение в Сомерсет-хаус, сразу сделалось ясно, куда дует ветер. Среди них оказалась Фрэнсис Сидни, графиня Сассекс, чей муж был другом Элизабет, особенно в мрачные дни заточения в Тауэре. Рыжеволосая Фрэнсис так походила на Элизабет, что их можно было принять едва ли не за близнецов. Вскоре они окончательно сдружились, и визиты графини становились все более частыми и долгими.
Элизабет прикидывала, можно ли ей довериться новой подруге. Она уже поведала верным домочадцам — Кэт, Эшему, Перри, Сесилу и Бланш — о пережитом страхе ввиду намерения королевы устроить ее брак с герцогом Савойском, и их реакция одновременно воодушевила и напугала ее.
— Сопротивляйтесь! — велел ей Сесил. — У королевы слабое здоровье, и долго она не протянет. Люди вам верят и рассчитывают, что вы избавите их от преследований. Брак с герцогом — шаг к катастрофе. Если отговорки не помогут, вы должны бежать за границу и быть готовы вернуться, когда пробьет час.
— За границу? — воскликнула Элизабет.
— Уильям прав, — молвил Эшем. — Вполне разумный совет, и вам следует к нему прислушаться.
— Но как это сделать?
— Французский посол будет только рад помочь, — улыбнулся Сесил. — Его господин сделает что угодно, лишь бы оно пошло во вред этому происпанскому правительству.
— Но я не могу напрямую к нему обратиться, — заметила Элизабет. — За любым моим шагом следят.
— А у меня нет никакого веса, — мрачно добавил Сесил. — Я персона нон грата для королевы и совета, а при иностранных дворах меня вообще не знают.
— Я могу написать письмо месье де Ноайлю, — предложила Элизабет.
— Слишком рискованно, — возразил Сесил.
— Требуется некое влиятельное лицо, которое могло бы, сударыня, обратиться к послу от вашего имени, — заключил Роджер Эшем.
— Увы, такого нет, — ответила она. — В любом случае мне нужно подумать. Это слишком решительный шаг — уехать из королевства.
Однако наутро она получила личную записку от королевы, где говорилось, что та будет рада, если Элизабет незамедлительно даст ей ответ по поводу брака с герцогом. Сомневаться не приходилось — на нее откровенно давили.
Но сейчас напротив нее сидела юная графиня. Посмеет ли Элизабет попросить ее стать посредницей в общении с французским послом?
— Я сделаю все, что в моих силах, лишь бы помочь вам! — заявила графиня, когда Элизабет сказала, что собирается просить ее об очень важной услуге.
— Сперва вы должны поклясться, что сохраните тайну, — серьезно заявила Элизабет. — Это касается высокой политики, включая саму королеву, и может оказаться для вас рискованным предприятием. Если вы сочтете это неприемлемым, сей разговор не повторится.
— Милая госпожа, я уже сказала, что готова служить вам чем угодно, и никогда не отрекусь от своих слов! — горячо возразила Фрэнсис.
Элизабет облегченно вздохнула.
— В таком случае вот что я хочу сделать… — Она перешла к делу.
— Я не могу на это пойти, — отрезал де Ноайль. — Место леди Элизабет здесь, и ей не следует помышлять о столь отчаянном шаге. Ей нельзя забывать о том, что поставлено на карту.
— Но ее понуждают к замужеству! — взволнованно возразила графиня.
Ее лицо выделялось бледным пятном на фоне черного капюшона плаща, который она надела для вечернего похода во французское посольство.
— Ей ни при каких обстоятельствах нельзя покидать Англию! — решительно заявил посол. — Она должна сказать королеве, что не согласна на этот брак.
— Она так и сделала, но королева продолжает настаивать.
— Тогда ей следует сопротивляться. Ее невозможно принудить.
— Вряд ли вы понимаете, месье. Для нее слишком опасно вызывать недовольство королевы.
— И еще опаснее — бежать. Даже если ей это удастся, она поставит под удар свои шансы унаследовать трон, — непреклонно молвил де Ноайль.
— Вы меня разочаровываете, сэр, — пылко ответила графиня. — Я полагала, что вы готовы помочь даме, оказавшейся в затруднительном положении. Но раз я ошиблась, мне придется действовать самостоятельно. Я уверена, что ваш король прислушается к моей просьбе, если я изложу ее лично, и предоставит принцессе убежище.
Посол ошеломленно взглянул на нее.
— Умоляю вас, сударыня, не делайте этого, — взмолился он.
— Я уже все решила, и вам меня не переубедить, — парировала она.
Запахнув плащ, графиня вышла из комнаты, тайком скользнула за дверь посольства и, оглядевшись по сторонам, скрылась в ночи.
— Известно ли кому-нибудь, зачем графиня Сассекс посещала Францию? — спросила королева своих советников.
Большинство отозвалось непонимающими взглядами.
— По нашим сведениям, она недавно оттуда вернулась, — ответил кардинал Пол. — Удивительно, что она поехала туда, не обратившись сперва к вашему величеству за охранной грамотой. К тому же во Франции у нее нет никаких связей — соответственно, и причин туда ехать, что еще более странно.
— Мне достоверно известно, что до отъезда она часто навещала леди Элизабет, — сказала Мария. — Здесь что-то неладно.
— Может быть, нам имеет смысл ее допросить? — предложил лорд Гастингс.
— Уже допросили, — возразил Пол. — Она утверждает, что ездила по сугубо личным делам, но, будучи спрошена, по каким именно, не сказала ничего вразумительного.
— Советую не спускать с нее глаз, мадам, — подал голос Пейджет. — Возможно, это и вправду безобидная поездка. Но поскольку нельзя исключить участия в этом леди Элизабет, речь может идти о чем угодно.
Элизабет стояла перед Марией. В покоях было холодно, несмотря на пылавшую жаровню; за окном сгущались декабрьские сумерки.
— Я позвала тебя, чтобы получить ответ, выйдешь ли ты замуж за герцога Савойского, — приступила к беседе королева, кутавшаяся в меха.
Элизабет упала на колени. Сопротивляйся, говорили ей, сопротивляйся всеми силами. После того как французский посол и король Франции настояли, чтобы она осталась в Англии, у нее не было иного выбора.
— Мадам, прошу вас о снисхождении — я не могу выйти за него замуж, — заявила она. — И вы знаете почему, ваше величество.
Королева слегка покраснела.
— Это лечится, — сказала она решительно. — Я пришлю к тебе своих врачей.
— Мадам, умоляю, нет! — воскликнула Элизабет в панике.
— Почему ты постоянно упрямишься? — гневно спросила Мария. — Во имя всего святого, ты моя наследница, но иногда мне кажется, что ты, скорее, мой враг.
— Я самая верная подруга вашего величества, — горячо возразила Элизабет, — и мое отношение к замужеству тут ни при чем.
— Твой брак является делом государственной важности, направленным на благо королевства — моего королевства! — подчеркнула Мария. — Не смей мне перечить!
— Но, мадам…
— Довольно! — бросила Мария. — Тебе известно, что в моей власти лишить тебя права на трон? Или посадить в Тауэр, или даже отправить на плаху?
Элизабет набралась смелости.
— Полагаю, мадам, нам обеим известно, что ни король, ни парламент не одобрят ни одного из этих наказаний, — тихо ответила она, содрогнувшись от собственной дерзости.
Мария в ярости воззрилась на нее.
— Ты слишком много о себе возомнила! — крикнула она. — Может, тебе напомнить, что этого брака желает сам король? Вряд ли ему понравится твое упрямство. Предупреждаю, сестра, я этого так просто не оставлю и, если это в моей власти, найду кого-нибудь другого себе в наследники!
— Но в этом случае, мадам, навряд ли герцог сочтет меня подходящей партией! — возразила Элизабет.
— Вон из дворца! — взорвалась Мария. — Немедленно! Не желаю больше тебя видеть!
— Тогда, с вашего позволения, я поеду в Хэтфилд, — бесстрастно ответила Элизабет, начавшая ощущать свою власть.
— Можешь хоть в преисподнюю провалиться! — огрызнулась Мария. — И не сомневайся, я никогда не назову тебя своей наследницей!
— Назовете не назовете, а я останусь той, кто я есть! — бросила Элизабет.
Присев в реверансе, она удалилась, оставив королеву онемевшей от бешенства.
Филипп возвращался в Англию!
Мария стояла на коленях в часовне перед статуей Мадонны с Младенцем, и радость переполняла ее сердце. Он возвращался к ней, выслав прислугу вперед. Вскоре они воссоединятся и вновь насладятся благословенным союзом, который Бог даровал всем супружеским парам. А если Создателю будет угодно, у них все же родится ребенок, католик, который унаследует ее трон…
Счастье затмило недавнюю ненависть к Элизабет; позабыв о ссоре, Мария с радостью исполнила просьбу Филиппа пригласить сестру в Гринвич на Рождество, чтобы та ожидала его прибытия.
Элизабет удивленно взглянула на Марию, которая вновь призвала ее из Хэтфилда, при встрече любезно приветствовала и подарила блюдо филигранной выделки.
— Я недостойна, — прошептала она, ошеломленная столь неожиданной переменой в настроении королевы.
— Благодари его величество, — отозвалась Мария, но в голосе ее не было сарказма. Она любила, и скоро ее возлюбленный вернется…
