Миссис Эллен
Тауэр, Лондон, 11 февраля 1554 года.
Обезумев от горя, я плачу в подушку, как и все ночи с прошлой среды. Подушка промокла насквозь, а я шатаюсь от бессонницы. Ничего другого я не могу сделать, чтобы не рыдать в голос. И вместо того ворочаюсь с боку на бок, без конца громко всхлипывая.
Моя девочка, мое дорогое дитя, которое я заботливо взращивала с рождения, словно собственную плоть и кровь, утром будет зарублена топором насмерть, всего через несколько часов. Я так ее люблю, так лелею — и сейчас ничем не могу ей помочь.
Думать о том, что ей суждено кончить вот так, безвременно почить в самом расцвете юности, — невыносимо.
Это противно природе, такое истребление молодой жизни. В шестнадцать лет Джейн должна быть озабочена, подобно большинству своих ровесниц, домашними хлопотами; ей следует быть хозяйкой собственного дома, иметь в детской одного, по крайней мере, младенца и страстного мужа в постели. А еще заниматься теми обычными делами, которыми занимаются молодые женщины ее возраста: командовать слугами, чинить мужу сорочки, заготавливать припасы в кладовой, надзирать за няньками. А вместо того ее жизнь вдруг обрывается кровавым концом.
Как мучительно видеть ее в эти последние дни, такую хрупкую и милую, с ее огненно-рыжими волосами и нежным румянцем на веснушчатом лице. Эти детские руки с тонкими пальцами, держащими перо, которое выводит такие взрослые слова. Грацию ее движений, посадку головы, изгиб щеки. Все эти черты, столь любимые мной в Джейн, достигшей расцвета своей девичьей красоты, когда юность так жадно торопится жить и впереди простирается бесконечное будущее. Но завтра мое дитя будет уже в могиле.
Был ли когда приговоренный к смерти преступник столь безвинен? Она ничем не заслужила подобного наказания. Она хорошая и честная, это ясно как божий день. Это злодей Нортумберленд и несносные родители довели ее до такого. Да простит их Бог, ибо я никогда не прощу. Будь все по-моему, гореть бы им в аду вечно. Ненависть к ним словно рак пожирает меня. Она, вместе с горем и болью, разрывает меня на части.
Пока что мне удается — невероятным усилием воли — оставаться внешне спокойной ради Джейн. Я молюсь о том, чтобы мне не подвести ее и завтра. Хоть бы я смогла продержаться еще несколько коротких часов… Это будет последним утешением, которое я смогу ей дать.
