Фрэнсис Брэндон, герцогиня Суффолкская

Вечером Генри приходит ко мне в спальню. Он чуть не плачет. Это меня и вправду пугает, ибо я никогда прежде не видела его таким несчастным, даже когда умер наш сын.

— Что случилось? — спрашиваю я в тревоге.

— Предатели, чертовы предатели, будь они прокляты! — кричит он.

— Кто предатели? — В моем голосе звучит страх.

— Члены Тайного совета, моя дорогая. Они так и не пошли к французскому послу. Дураку было ясно, что это все блеф. Но что они сделали вместо того? Негодяи устроили какое-то секретное совещание, а затем отправились в собор Святого Павла вознести благодарность за спасение королевства от мятежа. Какого мятежа, спросишь ты?

— Они присягнули Марии? — У меня по спине пробегает ледяная дрожь.

— Нет, но — да помилуй их Боже — они имели наглость заказать в соборе католическую мессу. Ты представляешь?

— О Господи! — стенаю я. У меня такое чувство, что мир начинает рушиться вокруг нас.

Генри порывисто заключает меня в объятья.

— Что бы ни случилось, ты должна помнить: я хотел как лучше, я пошел на это ради нас, ради Джейн и ради Кэтрин, — шепчет он. — Я и подумать не мог, чем все обернется. Нортумберленд казался непобедимым, а его план беспроигрышным.

— Я тебе верю, — вяло отвечаю я. Затем во мне заговаривает мой прагматизм. — Нам нужно покинуть Тауэр, пока это возможно, и забрать с собой Джейн.

— Нет. Лучше подождать, посмотреть, что будет дальше. Если лондонцы выступят за Марию, нам будет безопаснее находиться в Тауэре. Ты же знаешь, настроение толпы непредсказуемо.

— По крайней мере, нам нужно предупредить Джейн о том, что происходит.

— Не сейчас. Ничего ей пока не говори. Она сама вскоре все узнает. Пока что она держалась молодцом, но эти последние новости могут оказаться последней каплей. Самая надежная ее защита — это ее юность и невинность.

— Мария, конечно, примет это во внимание? — Впервые до меня доходит, что для нашей дочери, равно как и для всех нас, происходящее может иметь серьезные последствия.

— Я верю, что она проявит снисхождение к своей родне, — отвечает Генри.

— Молю Бога, чтобы это было так, — с жаром говорю я.

Мы глядим друг на друга в тревоге и волнении.