А приблизительно дня через три в Гравенстеене вдруг поднялся страшный шум, в коридорах раздавались громкие крики. Потом все прекратилось и наступила тишина. Целый день ко мне никто не приходил, еду и питье не приносили. Жевать изъеденное червями мясо и пить вчерашнее прокисшее пиво мне не хотелось, так что я решила попоститься. Свечи тоже все вышли, остался последний огарок. Я терялась в догадках, что же произошло. Возможно, осаду замка сняли и все разбежались. Но вряд ли Жаккард удрал, не сделав последней попытки добиться моего согласия. Однако была и другая возможность: мятежники взяли замок штурмом, а Жаккарда увели или убили.

На двери моей камеры, как и у Мишеля Нострадамуса, в самом верху имелось отверстие, забитое рейками. Сквозь щели в камеру попадал слабый свет. Я прижалась к двери, вытянулась вверх, насколько смогла.

— Эй! Кто-нибудь! Эй!

Ответа не последовало.

Хотя я постоянно старалась укрепить молитвой свой дух и подготовиться к смерти, мне все-таки не хотелось скончаться от голода и жажды в темной вонючей камере. Я страшно злилась на Жаккарда за то, что он лишил меня возможности и неотъемлемого права всякого католика перед смертью исповедаться и причаститься.

От голода кружилась голова. Я пыталась как можно больше спать на своем соломенном тюфяке. Я потеряла счет времени и не знала, что там сейчас за стенами моей темницы — день или ночь. Но, в очередной раз проснувшись, я увидела, что весь пол камеры усеян множеством зажженных свечей. Тут же стояло большое блюдо с едой: мясо, сыр и хлеб. И кружка с элем. В камере также появилось и еще кое-что: стул, на спинке которого висело платье, таз с чистой водой и кусок мыла.

Пощупав парчовую ткань платья, я сразу поняла, откуда оно: Жаккард прислал, кто же еще. Выходит, он никуда не делся, жив-здоров и только что сделал новый ход в затеянной им большой игре: «Надень это платье, выйди со мной из замка, и мы вместе отправимся в иные места, в другое государство. И там станем плести заговоры и убивать, убивать, убивать».

Ну что же, решила я, значит, предстоит еще одно, решающее столкновение между Жаккардом Ролином и Джоанной Стаффорд. Но оно будет последним, на этом все и закончится.

Я с аппетитом поела. Сняла засаленный грязный корсаж с юбкой, помылась. Надела платье. Пышное, из темно-красной парчи, с квадратным вырезом. Ткань, конечно, тонкая, но… наряд предназначался явно не для знатной дамы. И от него пахло плесенью. Интересно, где Жаккард раздобыл это платье?

В замке загремел ключ. Вошел угрюмый страж и кивком велел мне следовать за ним.

Он повел меня не в главную башню, но куда-то вверх по лестнице. Ага, поняла я, мы направляемся в комнату Жаккарда.

Господин Ролин поджидал меня с двумя полными кубками вина на сверкающем серебряном подносе. Увидев, что я вхожу, он сразу заулыбался.

— О, так вы надели, вы все-таки надели это платье! — обрадовался он, но тут же недовольно покачал головой. — Простите, но шнуровка у вас ни к черту. Ну-ка, повернитесь.

Опытные пальцы его ловко забегали по моей спине, исправляя шнуровку. И когда платье стало сидеть, как полагается, к моему глубокому смущению, оказалось, что вырез довольно низко открывает мне грудь.

— Так вы все-таки пошли нам навстречу, — шептал он мне на ухо. — Я безмерно этому рад, просто безмерно…

Я продолжала молчать.

Жаккард опустил руки мне на плечи и осторожно повернул к себе:

— Последний владелец замка держал здесь свою любовницу. Она прекрасно одевалась, любила красивые побрякушки и пила вино из серебряной посуды. — Он махнул рукой в сторону подноса. — Но выходить отсюда женщине не позволяли. Впрочем, ей и здесь было очень даже неплохо. Вы не согласны?

И опять я не проронила ни слова.

— Император уже отправился в поход на Гент, — продолжал Ролин, перейдя на более серьезный тон. — Двинул свои войска на север, к Франции. Захватил с собой двадцать пять белых лошадей, подарит королю Франциску в знак благодарности за то, что тот позволил ему беспрепятственно пройти по своей территории. И естественно, жители Гента в панике: слухи о приближении императора достигли города два дня назад. Чтобы спасти свои жалкие жизни, они пытаются добиться благосклонности Марии Венгерской… ну что ж, как говорится, лучше поздно, чем никогда. И теперь горожане, видите ли, решили, что больше не стоит терроризировать тех немногих, кто сохранил верность императору Карлу.

Он протянул руку к своему кубку и поднял его.

— Я имею в виду нас с вами, Джоанна Стаффорд. Следовательно, для нас обоих нет никаких препятствий, мы хоть сейчас можем спокойно выйти из Гравенстеена. И если поторопимся, то вполне можем попасть в Англию раньше, чем Анна Клевская.

— Послушайте, Жаккард. Я же сказала вам, что не покину этот замок ради убийства короля.

В глазах его мелькнула досада, но сразу пропала.

— Вам нравится это платье? — пробормотал он, притрагиваясь к моему рукаву. — Лучшего предложить не могу, все остальное грязное. А вот если вы согласитесь отправиться со мной в Антверпен, я куплю вам там полдюжины новых нарядов, более подобающих знатной даме. — Он оскалился. — Хотя не могу не признаться: всегда хотел увидеть вас одетой как шлюха. А ведь это платье действительно вам очень идет.

Я сделала шаг назад:

— Пожалуй, мне лучше вернуться обратно в камеру.

Он притронулся к рукоятке кинжала, торчащей из камзола:

— А я думаю, пора переменить вам комнату. Вы отказываетесь покинуть замок, чтобы исполнить нашу миссию? Прекрасно, не смею настаивать. Но император прибудет сюда… дайте подумать… где-то в январе, самое позднее в феврале. В это время года путешествия связаны с большими трудностями. Так почему бы вам не подождать его в более комфортных условиях?

— Я не нуждаюсь в комфорте.

Он засмеялся:

— Так и знал, что вы сейчас именно это скажете. Такое чувство, что мы с вами и вправду женаты. Я всегда заранее знаю, что вы собираетесь сделать или сказать.

И тут до меня вдруг дошло.

— А-а, стало быть, вам так и не удалось заполучить Эдмунда. Иначе вы обязательно использовали бы его, чтобы заставить меня отправиться с вами в Англию.

Жаккард простер ко мне руки и вздохнул:

— Через Шварцвальд — Черный лес — не под силу пробраться даже самому верному и отважному из людей императора.

Я понятия не имела, что это за Черный лес такой. Однако хотя само название звучало довольно зловеще, я испытала огромное облегчение. Теперь мне угрожает только инквизиция. И я готова к судебному разбирательству, в котором будут участвовать монахи-доминиканцы, а если будет на то Божья воля, то и к встрече с самим Христом.

Жаккард поманил меня пальцем:

— Послушайте, мы ведь с вами муж и жена. Так не стоит ли нам пару месяцев, пока не явится император, пожить в этой комнате вдвоем, как вы считаете? Я отпустил из замка всех людей, оставил только одного слугу. Еды у нас на троих достаточно. Ключи от ворот замка у меня.

Он похлопал себя по карману, и действительно, там что-то звякнуло.

— Совсем скоро настанут холода, так не лучше ли вам ночевать здесь, где есть камин?

О, как же этому человеку нравилось вгонять меня в краску. Вот и сейчас, увидев, что я пришла в замешательство от его предложения, Жаккард весь так и просиял от удовольствия.

— Кто знает, — продолжал он, — может, вы окажетесь хорошей женой и я позволю вам сбежать до прихода императора.

Теперь настала моя очередь смеяться.

— Да вы никогда этого не сделаете! Кишка тонка!

— Вы что, думаете, у меня к вам нет никаких таких чувств… ничего, кроме ненависти? — Он был явно озадачен. — Уверяю вас, вы глубоко заблуждаетесь. Вы меня крайне разочаровали и даже расстроили, Джоанна Стаффорд. Да, я много раз бывал на вас чертовски зол. Но всякий раз вспоминал о пророчестве. — Он рассмеялся. — Должен признать, что девица вы очень непростая, не такая, как все. Какова сила воли, а! Мы тут все просто диву давались. И я не обманываю вас, зачем мне желать вашей смерти? Так что, может, поладим?

— Я лучше умру, чем позволю вам прикоснуться ко мне, зарубите это себе на носу, Жаккард! Я лучше умру, чем стану служить вам… чем стану игрушкой в ваших руках! — Я перешла на крик. — Хватит, я сыта по горло! Вы все, включая предателя Шапуи и вашего императора в придачу, вы мне отвратительны!

Куда только девались его добродушие и шутливый тон.

— Берегитесь, я очень не люблю, когда при мне хулят императора!

— Король Англии, — парировала я, — отлучен от Церкви, Папа Римский призвал всех добрых христиан к его свержению. И что делает ваш хваленый император Карл? Вступает в открытый бой с англичанами на море и на суше? Как бы не так! Чтобы избавиться от лишних хлопот и не слишком тратиться, он призывает своих жалких приспешников и приказывает им заставить слабую женщину пойти на грязное и омерзительное убийство… А уж те и рады стараться. Я называю это трусостью. Вы все недостойны Англии! Уж пусть лучше этой страной правит король-еретик.

Жаккард сразу притих.

— Так вы называете меня трусом и жалким приспешником?

— А кто же вы? Ну, вдобавок еще интриган… лжец… и убийца.

Лицо Жаккарда потемнело.

— Ах ты, английская сучка…

Он выхватил кинжал и мгновенно приставил острие к моему горлу.

— Хватит меня оскорблять, это тебе даром не пройдет… — Другой рукой он схватил меня за край декольте. — Сегодня я поучу тебя учтивости, Джоанна Стаффорд. Видит Бог, я пробовал сделать все по-хорошему. Очень старался, сколько времени потратил. Но и мое терпение в конце концов лопнуло…

Не опуская кинжал, он потащил меня к постели. Швырнул навзничь и взгромоздился сверху. Придерживая мне руку локтем, коленом раздвинул мне ноги. Я попыталась лягнуть Ролина, но острие кинжала сразу же впилось мне в кожу. Было очень больно, из глаз брызнули слезы.

Другой рукой Жаккард стал спускать с себя рейтузы, и тут я воспользовалась моментом: извернулась и вскочила так быстро, что он даже не успел вонзить в меня кинжал. Жаккард рванулся за мной, поймал, но я ударила его с такой силой, что выбила из руки кинжал, и он загремел по полу. Мы продолжали борьбу на кровати. Мой противник был очень силен, но страх, ненависть и отчаяние придавали мне сил. Я отбивалась, как могла, и ухитрилась заехать коленом прямо ему в пах. Он дернулся, закричал от боли и обмяк.

Я спрыгнула с кровати и бросилась к двери. Было слышно, как Жаккард у меня за спиной с трудом сползает с кровати, осыпая меня проклятиями. Я понимала: если он сейчас схватит меня, мне не жить. Пощады точно не будет.

В углу что-то блеснуло: серебряный поднос! У меня оставалось несколько секунд, я молнией бросилась к нему. Обеими руками подхватила тяжелое серебро, развернулась, подняла его и что было сил с грохотом опустила поднос на голову Жаккарда.

Он закатил глаза и рухнул на пол как подкошенный.

Я уронила поднос, руки мои дрожали. Опустилась на колени перед Жаккардом, пощупала пульс на шее. Кажется, жив. Только потерял сознание.

Я вытащила у него из кармана ключи, вместе с ними выпал полотняный мешочек с монетами. Я схватила и его: не помешает.

В дверях я немного помедлила. Что, если Жаккард умрет здесь без медицинской помощи? Я столько всего перенесла, упорно отказываясь совершить смертный грех убийства… убийства короля Генриха VIII. Но разве лишить жизни Жаккарда не такой же страшный грех?

Я еще секунду глядела на распростертое на полу тело моего врага. Потом глубоко вздохнула, закрыла дверь на ключ, положила его в карман и стала спускаться по каменным ступеням вниз.

Стражи нигде не было видно. Я прошла через башню и направилась вниз по лестнице, которую запомнила еще с той августовской ночи, когда мы прибыли в Гравенстеен. Несколько минут — и я нашла, что искала. Подобрала нужный ключ и открыла дверь в камеру Мишеля Нострадамуса.

Аптекарь-француз встретил меня с поразительной невозмутимостью.

— Мне нужно каким-то образом вернуться в Англию, — сказала я Нострадамусу. — Боюсь, что Антверпен для меня теперь — место опасное, поскольку там живет дипломат Шапуи. Я серьезно ранила Жаккарда Ролина, но если он выживет и ему удастся отсюда выбраться, он будет искать меня именно там.

Нострадамус улыбнулся:

— Франция, вот куда вам надо бежать. Я сам доставлю вас в Кале, этот французский порт принадлежит Англии. А уж оттуда и до Дувра рукой подать: всего-то навсего нужно переправиться через пролив Па-де-Кале.

Я с сомнением посмотрела на него:

— Думаете, это возможно?

— А почему нет?

Но тут я вспомнила, что говорил Жаккард, и радость моя померкла. Интересно, как я вернусь на родину без денег и с фальшивыми документами?

— Боюсь, что я застряну в Кале. Я прихватила у Жаккарда кое-какие деньги, но не уверена, что этого хватит. Да и до Кале добраться не так-то просто! Господи, а вдруг у нас ничего не получится? Я просто в отчаянии, положение представляется мне совершенно безнадежным…

В глазах Нострадамуса блеснула тусклая искорка.

— Вы ошибаетесь, — сказал он. — Надежда есть всегда.