— Неужели вы думаете, что мне очень хотелось убивать этого мальчишку? — сурово спросил Жаккард, вытирая мокрое от пота лицо. — Просто у нас не было другого выхода.

Он притащил меня обратно в таверну. Дверь на улицу была закрыта и заперта. Я и не слышала, что за мной бесшумно шел человек, который приветствовал Ролина, когда мы только появились здесь, и едва я попыталась закричать, он грубо зажал мне рот ладонью. Оглянувшись, я увидела, как другой приятель Жаккарда волочет тело бедного Чарльза Адамса в дальний конец коридора. Небось, оба — подельники Жаккарда по прошлым миссиям.

Жена хозяина поставила перед Жаккардом стакан, и он залпом осушил его.

— Но зачем? — Я не могла сдержать слез. — Зачем надо было убивать Адамса, ведь это ужасно!

Голландец яростно ткнул в мою сторону пальцем:

— Во всем виноваты только вы одна! Какие бы указания я вам ни давал, сколько бы ни вдалбливал в вашу голову, что очень важно молчать, — все напрасно! Вы умудрились проболтаться ему, что раньше жили в Дартфорде, уже через час после того, как мы оказались на борту!

Я похолодела и в изумлении уставилась на него широко открытыми глазами.

— Вы полагаете, я не видел, как вы там болтали и угощались вишенками? Дай, думаю, разузнаю, что вы там ему наболтали. И, как оказалось, правильно сделал!

Жаккард знаком велел налить ему еще стакан.

— Но разве обязательно было убивать бедного юношу? — резко спросила я.

Ролин от души грохнул кулаком по столу:

— Епископ Гардинер охотится за вами, неужели не понятно? Он рано или поздно обязательно пронюхает, что вас нет в Хартфордшире и никогда там не было. Поверьте мне, это лишь вопрос времени. А уж если Гардинер еще и услышит, что я отплыл на этом корабле в Антверпен в сопровождении молодой жены, то обязательно предпримет меры, чтобы выяснить, кто она такая. Епископ без труда узнает, кто еще из англичан был с нами на борту, и допросит их. А вы опрометчиво сообщили Адамсу, что раньше жили в Дартфорде. Не в Дербишире, как я всех уверяю, а в Дартфорде. Как вы могли?

Я закрыла лицо руками и только всхлипывала, сотрясаясь от страшного раскаяния: ведь по моей вине погиб такой милый, такой добрый молодой человек.

— И прекратите плакать! — со злостью проговорил Жаккард. — Терпеть не могу, когда распускают сопли. Мне и так пришлось немало хлебнуть за последние два дня. Возьмите себя в руки. Мы отправляемся к Шапуи, и немедленно.

— Нет, — решительно заявила я. — Никуда я больше с вами не пойду. Хватит. Уже и так два человека из-за меня погибли. Такой грех на моей совести! Мне теперь до конца жизни не очиститься.

Ролин встал:

— Либо вы немедленно идете со мной к посланнику Шапуи по доброй воле, либо я прикажу связать вас по рукам и ногам и отвезти к нему в дом на первой попавшейся телеге. Выбирайте.

Я тоже встала. Судорожно вцепилась в спинку стула и всем телом подалась вперед.

— Хорошо, я пойду. Но буду делать что-либо, только если сама того захочу, по своей доброй воле… Не забывайте, что говорилось в первом пророчестве.

Голландец молчал. Видно было, что в душе у него происходит борьба. Но он нашел в себе силы и сдержался.

— Я все помню, — пробурчал он наконец. — Если захотите уйти, никто не собирается вас задерживать. Правда, хотел бы я посмотреть, как вы вернетесь в Англию без нашей помощи. У вас ведь в кармане ни гроша, а документы фальшивые.

Он снова помолчал, давая мне время обдумать эти слова, и заключил:

— А пока вы не приняли окончательное решение, нам надо увидеться с Шапуи.

И мы отправились к дому Юстаса Шапуи. Я шагала по улицам Антверпена, а рядом со мной шел Жаккард Ролин — заговорщик и убийца, лжец и совратитель юных девушек, а также, согласно документам, мой муж.

Сначала Жаккард с Шапуи беседовали вдвоем, с глазу на глаз. Потом настала моя очередь удостоиться аудиенции у посланника. Меня провели в его кабинет, обитый дубовыми панелями, где было много книг, картин и всяких дорогих и красивых безделушек.

Увидев меня, Шапуи слегка улыбнулся, и резкие черты его лица смягчились.

— Вы много перенесли за последние дни, Хуана, — сказал он. — Поверьте, мне очень жаль.

Он подвел меня к столу, уставленному напитками и тарелками с едой.

— Благодарю вас, я не голодна, — отказалась я.

Но он настаивал, чтобы я что-нибудь съела.

— Прошу вас, Хуана, подумайте о своем здоровье. Если вы вдруг заболеете, я буду очень огорчен.

— Еще бы, я ведь вам нужна, — горько сказала я. — Вы смотрите на меня, как крестьянин на свинью: сначала будете всячески заботиться и откармливать, а потом возьмете и зарежете.

— Ах вот какого вы обо мне мнения! — тихо проговорил он.

— Я не знаю, что и думать! — взорвалась я. — Мой путь к вашим провидцам устлан трупами… всюду грязь и смерть. Я понимаю, чего вы и все остальные ждете от меня: надеетесь, что я положу конец злу. Но на пути к этому я сама сею зло. Я поклялась, что сделаю все, что смогу, для восстановления в Англии католической веры. Но дорога к этому ведет через убийства! Уже двое отправились из-за меня на тот свет: сначала шпион Гардинера в Хартфордшире, а потом господин Адамс… И не говорите мне, что это угодно Богу! Да такого просто не может быть!

Шапуи кивнул, словно раздумывая над моими словами. Потом протянул руку к полкам, уставленным книгами в кожаных переплетах.

— Вы знаете, почему я купил дом в Антверпене? В этом виновата моя страсть к книгам. Я был другом Эразма Роттердамского, близким другом. Мы часто спорили с ним долгими вечерами… да и не только с ним одним… о принципах гуманизма. Антверпен — книжная столица мира. Шагая по этим улицам, вы, должно быть, почувствовали в воздухе запах типографской краски?

— Да, — кивнула я.

— А вы ведь тоже любите книги, я это знаю, Хуана. Хорошо, давайте рассуждать. Чисто теоретически книгопечатание — благое дело. Вы согласны? А теперь подойдите-ка сюда, к окну, прошу вас.

Я подошла к большому стрельчатому окну, распахнутому в темноту летней ночи. Красивый особняк Шапуи был выстроен на холме, к тому же мы сейчас находились на третьем этаже. Перед нами раскинулась широкая панорама Антверпена, а вдали, за домами, поблескивали сталью воды Шельды.

— Вон там прямо сейчас более пятидесяти типографий печатают книги для нужд протестантского движения. Вы видите сами, как благо превращается в зло. Нидерланды, Швеция, Норвегия, Дания, Швейцария — все эти страны потеряны для нас… пока. Да и Германию тоже разъедает ересь. Мало того, эта зараза через Францию и Шотландию быстро распространяется и у вас на родине. Англия, как нам хорошо известно, уже погрузилась в пучину протестантизма. Католическая религия, Хуана, не должна капитулировать и погибнуть. Тысяча лет разума, религиозного огня и молитв не могут пройти без следа. И только один человек, всего лишь один, стоит между цивилизованным миром и анархией. И вы прекрасно знаете, сколь великую миссию взял на себя император Карл Пятый.

Слова его звучали убедительно. И все-таки я задала посланнику вопрос, который мучил меня с тех пор, как я побывала в Кентербери:

— Но если император столь могущественен, зачем ему нужна я?

Шапуи поморщился:

— Дело в том, что союз с Францией очень хрупок. Король Франциск — человек лживый и двуличный, напрочь лишенный чести и совести. Договор с ним все еще в силе, но нам стало известно, что Франциск тайком ведет переговоры с турками. А они такие же враги Священной Римской империи, как и протестанты. Мой господин Карл Пятый вынужден одновременно воевать на два фронта: со сторонниками Мартина Лютера и с фанатиками-мусульманами. Можете представить, как ему тяжело? Но неважно, в союзе ли с Францией или нет, император справится со всеми трудностями. Разве вы не чувствуете в душе, Хуана, что должны помочь нашему святому делу и услышать пророчества, касающиеся лично вас?

И действительно, я почувствовала, что решимость немедленно устраниться от этого дела, окрепшая было в душе моей после ужасных событий в таверне, стала ослабевать.

— Если я и соглашусь отправиться в Гент, — заявила я, — то лишь после того, как вы расскажете мне про третьего провидца. Я уже много раз просила вас об этом, и ваши отказы для меня оскорбительны. Ваш тайный агент Гертруда Кортни в свое время почти ничего не сказала мне о втором провидце, и я плохо подготовилась к встрече с ним. Если вы и дальше собираетесь держать меня в полном неведении, толку будет мало.

Шапуи задумчиво посмотрел на меня:

— Хорошо, я расскажу вам все, что смогу, об этом человеке. Но при одном условии: вы сначала поужинаете.

Меня это предложение устраивало. Я уселась за стол и зачерпнула ложку тушеного мяса, которое Шапуи назвал vlaamse stoofcarbonaden. Это голландское блюдо — нежная говядина, которую сдобрили перцем и гвоздикой, заправили морковью и протушили в пиве, — оказалось таким вкусным, что я с большим аппетитом съела целую тарелку.

Пока я насыщалась, Шапуи говорил о леди Марии Тюдор и о том, как он беспокоится относительно ее безопасности, особенно теперь, когда его отозвали из страны.

— Устранение любовницы короля не вернуло Марии того достойного положения, на которое мы надеялись. Король не доверяет старшей дочери. Поэтому он арестовал и казнил членов благородных семейств, проявлявших по отношению к ней любовь и заботу. Боюсь, что эта новая королева-протестантка из Германии будет плохо обращаться с леди Марией.

Я вполне разделяла страхи посланника. В этом мы с ним были едины. И вот я наконец закончила трапезу, сложила руки и снова задала свой вопрос:

— И все-таки кто же такой этот третий провидец?

— Человек, которого сейчас везут в Гент, — узник императора. Поэтому не могло быть и речи о том, чтобы отправить его в Англию для встречи с вами. В Нидерландах его держат под стражей.

Сердце мое заныло.

— Так мне придется слушать пророчество из уст преступника?

— Этот человек не опасен, — заверил меня Шапуи. — Его допрашивали в ходе судебного разбирательства по делу о ереси, и во время допросов выявилась его способность пророчествовать. В том числе он огласил пророчество, которое касалось вас. Не приходится сомневаться, этот человек наделен необычайно ярким даром, и равных ему провидцев сейчас попросту нет. Он не называл вашего имени, но говорил о послушнице доминиканского ордена из Англии, в жилах которой течет испанская кровь. Он сообщил о ряде своих видений, в которых видел вас, Хуана, — женщину, которая изменит политическое соотношение сил в христианском мире. Этот человек настаивает на том, что третья часть пророчества может быть оглашена только в городе Генте, где тридцать девять лет назад родился император Карл. Честно говоря, мне и самому бы хотелось, чтобы все было не так сложно. Поверьте, Хуана, я искренне сожалею, что вам пришлось перенести столько неприятностей. Надеюсь, что скоро все закончится. Монах-доминиканец, который первым допрашивал этого человека и узнал о вашей будущей роли, теперь лично охраняет его, несмотря на то что провидец помещен в самую надежную тюрьму.

Я долго молчала, стараясь осмыслить только что услышанное.

— Этот человек — протестант? — спросила я наконец. — Вы сказали, что он совершил преступление против религии…

— Нет, — ответил Шапуи. — Инквизиторы допрашивали третьего провидца, ибо заподозрили в нем converso. В процессе расследования открылось, что он пророчествует: в частности, говорит о собаке, которая взлетит, как сокол, и навсегда ослабит английского быка.

Значит, святая инквизиция. Разумеется, я слышала о существовании этого органа, хотя ни разу в жизни и не видела ни одного инквизитора. Инквизиция была создана в свое время в Испании, чтобы искоренить ересь. Одной из первоочередных задач ее было выявление иудеев и мусульман, которые притворно перешли в христианство, а сами продолжали втайне исповедовать веру предков. Именно таких людей испанцы и называют словом «converso». Наконец-то я узнала правду о третьем провидце.

— Отсюда до Гента три дня пути, нам надо выезжать как можно скорей. Пророчество необходимо услышать четырнадцатого августа до полуночи: это последнее, что я узнал от доминиканца, который присматривает за нашим провидцем. У нас осталось всего четыре дня. Но Жаккард хорошо знает эту страну, он доставит нас туда вовремя.

— Жаккард тоже едет с нами? — прошептала я.

— Понимаю, — посланник так и подался ко мне, — вы с ним не очень поладили. Но разве он хоть раз тронул вас пальцем?

— Нет, — призналась я.

— И впредь не тронет. Во всяком случае, теперь с вами буду я, Хуана. А в Генте вы поступите под юрисдикцию и покровительство монаха-доминиканца.

Я минуту размышляла.

— Ну хорошо, я отправлюсь с вами в Гент. Я зашла уже слишком далеко, теперь пути назад нет. Но в любом случае, что бы ни случилось и чем бы вся эта история ни закончилась, я никогда не прощу Жаккарда за то, что он убил Чарльза Адамса. — Я опустила голову и чуть слышно добавила: — И себя я тоже никогда не прощу.