Я сдержала данное Элизабет обещание и вовсю занималась с Катрин Говард, обучая девушку всему, что ей понадобится при дворе. И еще помогала хозяйке Говард-Хауса готовиться к Святкам, взяв на себя присмотр за выпечкой пирогов с мясом и приготовлением сладких кушаний.

Все это время мне, как никогда прежде, не хватало общества моих дартфордских друзей. В стенах этого дома не было ни одного человека, хоть отдаленно напоминавшего бескорыстного брата Эдмунда или его преданную сестру Винифред. Не забывала я и Джеффри. Частенько посреди ночи, ворочаясь в постели без сна, я вспоминала, как он появился вдруг из темноты той ниши наверху, возле лестницы, в доме Кортни. Я вспоминала, как крепко он обнимал меня, как сильно прижимал к себе, рискуя переломать мне все косточки. Но вот наступало утро, и мне становилось стыдно своей слабости и этих воспоминаний. Нет, Джеффри Сковиллу лучше держаться от меня подальше. Я пока что принесла ему одни неприятности, а в будущем, боюсь, может быть еще хуже. И совершенно ни к чему этому славному человеку рисковать ради меня жизнью.

А еще я постоянно думала: как там без меня Артур? Тревога за него тяготила меня, словно изнурительная болезнь. Отец, умирая, поручил мальчика моим заботам, а я подвела его. Кто сейчас присматривает за малышом? Здоров ли он?

Жестокий Норфолк не только запретил Артуру приехать сюда, но и не разрешал мне написать письмо людям, которые сейчас заботились о мальчике. Я подозревала, что герцог так ведет себя потому, что виноват в смерти Маргарет. Чувствовалось, что кузина Элизабет, как и я, очень переживала за судьбу Артура. Но что она могла сделать? Герцогиня Норфолк не имела на мужа ни малейшего влияния. Однажды вечером, после ссоры с супругом, Элизабет несколько часов проплакала в моих объятиях.

— Из-за чего вы поссорились? — спросила я.

— Он хотел отдать нашу дочь Мэри за Томаса Сеймура, этого развратника, грубияна и мота. Мэри наотрез отказалась выходить за него и уехала из Лондона. Теперь муж в ярости и обвиняет во всем меня.

Я по мере сил попыталась успокоить кузину, но, честно говоря, у меня это всегда получалось неважно. Вот Маргарет — другое дело. Она поговорила бы с Элизабет, положила бы ей на лоб холодный компресс, расчесала бы сестре волосы, помолилась бы вместе с ней. Я тоже пыталась проделать все это, но у меня самой настроение было хуже некуда: меня бы кто утешил и рассказал что-нибудь веселое. К тому же кузина упорно отказывалась поговорить с мужем, попросить, чтобы он отправил меня не в Стаффордский замок, а домой в Дартфорд.

— Ах, нет, Джоанна, прошу вас, только не сейчас! — неизменно умоляющим голосом говорила она, потирая лоб.

Я тщательно старалась скрыть свое подавленное состояние, но однажды утром Катрин Говард заметила, что глаза у меня сегодня еще более печальные, чем обычно. У нее самой характер был отнюдь не простой, и вообще девица она была смышленая. Элизабет сильно ошиблась, отрекомендовав мне свою дальнюю родственницу как «хорошенькую простушку». Катрин не любила рассказывать о себе, но я поняла, что детство ей выпало нелегкое. Никто из обитателей Говард-Хауса не интересовался, как она жила до тех пор, пока герцогу не пришла в голову идея пристроить племянницу при дворе. Да и сейчас никто не думал о ней самой, не стремился сделать девушку счастливой. Все ждали от нее усердной службы новой королеве, что помогло бы открыть перед кланом Говардов новые возможности и улучшить его положение. Кроме того, Катрин дали ясно понять, что она должна поскорее найти себе богатого мужа, который заберет ее у родственников с рук долой.

— Госпожа Джоанна, если вам здесь так плохо, почему вы не вернетесь в Стаффордский замок? — спросила Катрин.

— Я устроила себе жизнь в Дартфорде, у меня там друзья и маленький мальчик, который нуждается во мне, — ответила я. — Я собираюсь ткать гобелены и этим зарабатывать на жизнь. И заказала за границей специальный станок, который сейчас лежит без дела в строительной конторе на Хай-стрит.

— Я и стежки-то толком никак не освою: вон они у меня какие кривые! А вы можете соткать целый гобелен? — благоговейно глядя на меня, воскликнула девушка.

— Не скромничай, Катрин, стежки у тебя в последнее время стали гораздо лучше, — ответила я, указывая на лежавшее у нее на коленях рукоделие. — Неужели ты сама не видишь, как хорошо у тебя теперь все получается?

Даже самая крохотная похвала действовала на девушку, как вода на цветок: без нее она давно бы завяла.

— А все благодаря такой прекрасной наставнице, как вы, госпожа Джоанна, — сказала Катрин, и на щеках ее появились милые ямочки.

Время шло. Был конец ноября, пятница. Помню, то утро выдалось очень холодным. Я как раз постилась и твердо решила выдержать пост до конца, а потому не спустилась к завтраку. Внезапно раздался осторожный стук в дверь. Это была Катрин, лицо у нее пылало. С заговорщическим видом девушка поманила меня рукой.

— Госпожа Джоанна, пожалуйста, пойдемте со мной, немедленно, — сказала она и, схватив за руку, потащила из комнаты.

— Куда? — спросила я, но она упорно тянула меня вперед и не отвечала.

Мы прошли по длинному коридору, спустились вниз, и я с удивлением увидела, как Катрин достает из кармана ключ и открывает им замок самой дальней двери.

— Что ты делаешь?

— Ш-ш-ш, — ответила Катрин и вдруг ни с того ни с сего захихикала.

— Я очень рада, что у тебя хорошее настроение, но признавайся немедленно, в чем дело, — твердо потребовала я.

— Тут пришел один человек, он хочет с вами повидаться, — прошептала девушка. — И я спрятала его здесь.

Ясное дело, это Джеффри. Не вынес больше разлуки со мной. Меня охватила радость, которая тут же сменилась страхом. Господи, да ведь это же очень опасно, это настоящее безрассудство — после всех строгих запретов вот так взять и явиться в дом самого герцога Норфолка.

Как только Катрин справилась с замком, я, опередив ее, вбежала в комнату. Это оказалась кладовая, наполненная какой-то утварью. Окон в помещении не было.

Из темного угла вышел… брат Эдмунд.

— Сестра Джоанна, — сказал он. — Я пришел, чтобы забрать вас домой.