Глава VIII
КОРОЛЕВСКАЯ ОХОТА
Глянул на часы — с того времени, как он увез Эгле из дома, прошло всего-то полчаса. Стахор мог еще и не вернуться. Остается тянуть время и надеяться…
Он встал вполоборота к креслу — не сомневался в своих людях и в технике, но лишняя предосторожность не помешает, мало ли что они могут придумать…
— Вы в состоянии делать, что хотите, — иронически улыбаясь, сказала Эгле. — Я женщина, и я скована…
— Если рассчитываете меня уязвить, крупно ошибаетесь, — усмехнулся Сварог. — Следствие — такая штука, которая не делает различий меж женщинами и мужчинами…
— Следствие… — протянула она насмешливо. — Знали бы вы, как я вас ненавижу… Нет, не вас персонально, не в вас дело… Всю эту кучку сытых бездельников, парящую над облаками и диктующую свою волю миллионам людей…
Сварог даже слегка оторопел, но тут же опомнился. Усмехнулся:
— Ах, вот как? Мне встречались люди с подобными убеждениями, но вот из уст коронованной особы их слышу впервые… Любопытно было бы знать, вы этого от Вингельта нахватались или думали так и прежде?
— Прежде, — ответила она спокойно. — От такого признания моя участь никак не изменится, верно?
— Верно, — сказал Сварог. — Простите, а ваш муж придерживается тех же убеждений?
— Спросите у него.
— Надеюсь, случай выпадет… — сказал Сварог. — Значит, вот так… это позволяет строить версии… Начинаю крепко подозревать, что Брашеро со своей шайкой, прослышав о ваших умонастроениях, вам поначалу представились идейными борцами с тиранией ларов или кем-то вроде… Ну, а сейчас вы их тоже считаете борцами с тиранией? Или обыкновенными сволочами, занятыми исключительно собственной выгодой?
— Какая разница? — пожала плечами Эгле. — В любом случае вам, сытым и тупым владетелям, будет только хуже…
— А говорили, вы умница… — сказал Сварог. — А вы дура… Вы что-нибудь слышали про Токеранг и токеретов? Не могли не слышать, общаясь с Вингельтом, уж он-то наверняка их прекрасно знает. Неужели вы всерьез полагаете, что они собираются выступить против Империи? Гораздо больше верится, что в первую очередь достанется тем самым «миллионам угнетенных», о которых вы так печалитесь. Потому что небо им не по зубам.
— Это мы еще посмотрим, — процедила Эгле. — В любом случае, вам станет очень неуютно там, за облаками…
«Ничего нового», — меланхолично подумал Сварог. Другая планета, другой мир, а мысли те же. Зашвырнуть ее на Землю, года в семидесятые — получилась бы ярая активистка каких-нибудь «Красных бригад», где, в общем, дураков не было, зато имелось немало интеллектуалов обоего пола… «Чем хуже, тем лучше». Как это там, в Библии? Нет ничего нового под этим солнцем…
— Я бы с удовольствием с вами подискутировал на эту интересную тему, — сказал Сварог. — В другое время и при других обстоятельствах. Но сейчас не до лирики, сплошная конкретика навалилась… Значит, говорить вы не будете… Вы хорошо понимаете, что вас при таком раскладе ждет?
Он смотрел, как на очаровательном личике сменяют друг друга самые разные чувства: недоверие, тревога… В голове снова послышался тот непонятный отзвук, словно бы раздававшийся ближе и сильнее.
— Но вы же не хотите сказать… — произвела она, еще более побледнев.
— Именно, — кивнул Сварог. — Остается одно — пыточная…
— Подонок!
— Ничего подобного, — серьезно сказал Сварог. — Во-первых, я сейчас не человек. Я король. То есть работающий механизм, в котором нет ничего человеческого. И думать должен, в первую очередь, о своих подданных, а не о ваших вольнолюбивых идеях или целости ваших косточек… Во-вторых… При чем здесь небо? Можно подумать, это там придумали пыточные и силой их на земле внедряли, а вы, гуманисты и добряки усиленно отпирались… Боюсь, вы сами до этого додумались. Вы словно бы даже удивились, полное впечатление… Как будто благородных не пытают. Еще как. Я говорю даже не о свежих примерах — когда, скажем, лет шесть назад по приказу Конгера Ужасного на Монфоконе разорвали лошадьми не какую-то крестьянку, а герцогиню старинного рода… Давайте лучше поговорим о вашей милой родине, княжестве Скатерон. Я кое-что просмотрел по его истории… Там написано, что во время знаменитого заговора барона Гудера ваш родной дедушка дюжинами вздергивал на дыбу не только благородных кавалеров, но и благородных дам… И я бы его нимало не порицал, заговор был невымышленный, а настоящий, серьезный, включавший в планы и убийство вашего дедушки… Но он, не особенно разбираясь, велел пытать и виновных, и невиновных, а невиновных, как пишут, приходилось человек по десятку на каждого настоящего мятежника и заговорщика. Как нам с этим быть, Эгле? Насколько я знаю, ваш дедушка умер, когда вам было года четыре, вы успели не раз посидеть у него на коленях и получить от него кучу леденцов… Хорошо, я подонок. А он — нет? Маркизе Альвине Латорми, как позже выяснилось, совершенно непричастной, было всего девятнадцать… Вы знаете, что с ней сделали палачи вашего дедушки? В толк не возьму, почему он — любимый дедушка, а я — подонок. Тут уж всех следует по одной мерке мерить…
Кажется, Эгле чуточку смутилась.
— Я и не говорила, что считала его «любимым», будучи уже взрослой, — сказала она.
— Тем более, — пожал плечами Сварог. — Я, как король, обязан знать то, что вы скрываете. Значит, придется вас пытать. Вы полагаете, что выдержите хотя бы половину обычных… процедур?
В лице у нее не было ни кровинки, но глаза оставались сухими — все же не кисейная барышня, а княжна из Скатерона, то есть из Каталауна…
— Не выдержу, — призналась она тихо.
— Вот видите, — сказал Сварог. — Но когда вы, наконец, заговорите, вас к тому времени успеют изрядно покалечить… И это вы тоже прекрасно понимаете. Ах да, я и забыл… — он театрально хлопнул себя по лбу. — Перед тем, как попасть в пыточную, вам еще предстоит заглянуть на псарню…
— Зачем? — спросила она с ноткой удивления.
— То есть как это — зачем? — Сварог, в свою очередь, сделал вид, что несказанно удивлен. — Псари у меня имеют дело не с дамскими собачками, а с гончими, натасканными на кабана, медведя, с волкодавами, каких спускают на каталаунских тигров… Это нелегкое ремесло… и оно делает людей достаточно черствыми, лишенными всякой сентиментальности и излишней доброты. Самый подходящий в данном случае народ. Кинут в уголке какую-нибудь дерюгу, завалят вас туда, задерут подол… Вы что же, забыли о старинной, до сих пор действующей неписаной традиции, согласно которой подвергшаяся насилию королева должна уходить в монастырь? Не торопитесь снова меня обзывать, я при этом неаппетитном зрелище присутствовать не буду, я не извращенец… Тем более что псари — народ грубый, с грязной фантазией…
— Мой муж… — прошептала она, смертельно бледная, и замолчала, будто у нее перехватило дыхание.
Так оно, похоже, и было.
— Ну да, конечно, — кивнул Сварог и скучным голосом продолжал. — Он меня потом зарежет и зажарит, ощиплет и ошпарит… Да? Во-первых, еще неизвестно, получится ли у него. Меня столько раз пытались убить, что лень даже считать. Но я всегда как-то успевал первым, это уже традиция такая сложилась… Во-вторых, даже если ваш муж, во что совершенно не верится, все же сумеет меня достать, вы к тому времени пройдете и псарню, и пыточную. — Сварог наклонился к ней, грубо взял за подбородок, поднял ее голову выше и заглянул в глаза: — Эгле, я не шучу и не запугиваю напрасно. Слово чести, если будете молчать, я выполню все, что обещал… Ну?
Уголки губ у нее подрагивали, глубоко в глазах затаился страх, но она держалась — не плакала и явно не собиралась просить пощады…
— По-моему, это означает «нет»… — сказал Сварог, выпрямляясь. — Очень жаль. Ладно. Скажу вам по секрету: у меня еще осталась капелька человеческого. Я все же не урожденный король, меня к этому ремеслу не готовили с детства, в отличие от вас. Я вам дам время на раздумье. Целых полчаса, — он глянул через плечо на высокие напольные часы в резном корпусе из орехового дерева. — Отсюда вам прекрасно виден циферблат. Отсчет начнется, когда стрелка достигнет половины третьего, так что у вас, собственно, тридцать одна минута… Обдумайте все. В три я вернусь и вас уведут. Будьте благоразумны, а? Из чисто эстетических побуждений мне не хотелось бы видеть такую красавицу на дерюге среди дюжины гогочущих псарей, и уж тем более на дыбе… Подумайте как следует, я вас прошу…
Он отвернулся и, не оборачиваясь, целеустремленной походкой вышел в коридор — а там, наплевав на королевское достоинство, бегом преодолел расстояние десятка в два шагов, рванул ручку комнаты справа, примыкавшей к Ореховому залу, влетел туда.
Там у стены, отделявшей комнату от Орехового зала, напряженно застыли несколько человек с оружием наготове, а перед ними в два ряда висели в воздухе шесть экранов — камеры просматривали Ореховый зал с шести разных точек. Присмотревшись, Сварог быстро нашел взглядом нужный экран, на который давала изображение камера, запрятанная над спинкой кресла Эгле. Длинный исторический стол, за ним — два высоких окна и ни единой живой души, никаких изменений.
Сердце у него заходилось в лютой тоске. Когда истекут эти полчаса, можно будет еще немного потянуть под убедительным предлогом… но не до бесконечности же? Если он ошибся в расчетах и зря ставил себя на место Стахора с Вингельтом, придется выполнить все угрозы. Обе. Потому что несколько миллионов его подданных, в отличие от него, не способны отсидеться за облаками и в безопасном местечке. А потому не имеет никакого значения, что королева Эгле молода, красива и чиста… Либо-либо…
Он, не глядя, протянул руку вбок, щелкнул пальцами. Кто-то торопливо подал ему серебристую полудугу с двумя шариками. Сварог сунул один в ухо, повернул дугу так, чтобы второй шарик оказался у рта.
— Внимание, всем группам, — сказал он жестко. — Повторяю, еще раз повторяю: если начнется, брать живыми, только живыми…
Несколько голосов один за другим кратко отрапортовали, что все понимают и приказ выполнят скрупулезно.
— Ни секунды промедления, — сказал он. — Если парализаторы не подействуют — сети, сети…
Ему снова отрапортовали, что поняли и исполнят. Не было никакой необходимости повторять приказы, он отобрал самых опытных — просто нужно было чем-то себя занять, пока минуты ползли, как улитки. Странный отзвук в голове все усиливался, и у него помаленьку стала формироваться догадка — что он слышит исходящий от Эгле зов. Непонятно, как она это делает, какой это все природы, ясно только, что магия тут и не ночевала. Ну что ж, если он верно догадался, пусть зовет…
Показалось, или… Ага!!!
Центральная часть зала внезапно исчезла, на ее месте возник аркообразный проем — за ним виднелись деревья со светло-коричневыми стволами… и несколько человек, яростным рывком метнувшихся оттуда прямо к камере, то есть к креслу Эгле.
— Вперед! — рявкнул он в микрофон, пнул потайную дверь и первым ворвался в Ореховый зал. В разных его концах распахнулось еще пять незаметных изнутри дверей, и оттуда рванули спецназовцы, по весьма существенным причинам отобранные исключительно среди ларов.
Пятеро, стоявшие у кресла Эгле, на несколько секунд оказались застигнуты врасплох. Со всех сторон засверкали ярко-малиновые вспышки парализаторов, но лишь один человек скорчился и медленно опустился на пол. Остальные после резкой короткой команды метнулись к проходу на Древние Дороги, наугад паля во все стороны из чего-то, бросавшего ярко-синие искры, трещавшие, словно электрические разряды. Взлетели, разворачиваясь, сети…
Опоздали. Тем было гораздо ближе до прохода, чем нападавшим до них. Сети, утяжеленные по краям грузиками, вспорхнули и развернулись, но накрыли уже лишь пол — проход закрылся…
В два прыжка оказавшись возле лежащего, Сварог узнал Стахора. В кресле, в нелепой позе, склонилась всем телом вперед Эгле, удерживаемая лишь захватами, — тоже попала под малиновую вспышку…
— Обоих в драккар, немедленно! — закричал Сварог. — Уходим! Уходим! — Его люди метались, как черти, шевелившие в аду грешные души.
Эгле моментально освободили от захватов, двое подхватили ее, двое подняли Стахора, остальные тесно их обступили, и вся орава бегом кинулась к выходу, ощетинясь уже не парализаторами, а сверкающими лезвиями кордов. Они протопали по коридору, не встретив ни единой живой души (это крыло дворца было наглухо блокировано людьми Сварога, переодетыми в форму дворцовой стражи), громко топая, взбежали вверх по лестнице, выскочили на широкую галерею и, не сбиваясь с темпа, кинулись туда, где виднелась словно бы распахнутая в иной мир дверь. Один за другим вбегали на первый этаж невидимого драккара. Пилот со своего места смотрел на них, вывернув голову. Едва дверь захлопнулась за последним, он взял такой старт, что дворец и парк моментально провалились вниз, словно булькнувшая в воду тяжеленная купеческая гиря.
— Во второй манор, — негромко распорядился Сварог, подходя к пилоту.
Тот, не оборачиваясь, кивнул. Сварог плюхнулся в ближайшее кресло, сунул в рот сигарету, жадно заглотнул дым, весь обмякнув, смотрел на лежащую на полу королевскую чету, на присевших вокруг на корточки спецназовцев. Он не сомневался, что видел среди незваных гостей Вингельта. Задача, конечно, выполнена не целиком, но хорошо и то, что удалось взять хотя бы Стахора, знавшего гораздо больше жены. Коли уж ни на кого другого не подействовали парализаторы — они все лары. Как и предполагалось. Нескольких метров не хватило его ребятам, но то было единственное место во дворце, столь подходившее для засады…
Что же, он рассчитал все правильно. Прочитав надпись, Стахор, конечно же, каким-то образом связался с Вингельтом, и тот использовал свое умение ходить по Древним Дорогам. Выход можно открыть в любом месте, даже в здании, если не выше первого этажа, а под помещением нет подвала, — в точности как с Горлоргом обстоит…
Кто бы мог подумать, что Ореховый зал сто пятьдесят лет спустя послужит примерно тем же целям… У самого Сварога попросту не хватило бы времени все это обустроить за два дня — работать ведь пришлось бы обычным земным мастерам…
Сто пятьдесят лет назад юный король Кадоген Третий Ронерский (в те времена Латерана еще оставалась под властью ронерской короны), хотя и вступил в совершеннолетие, никак не мог взять в руки реальные бразды правления. Поскольку их, как и последние десять лет, твердо намеревался и далее удерживать бывший регент, а ныне первый министр, тот самый герцог Фирлент, дальний родственник короля, чья кровь якобы и до сего дня виднеется на столе. Очень уж нравилось властному и неглупому человеку править королевством (в те времена превышавшим размерами нынешнее раза в полтора), поскольку это приносило не просто почет, но и реальные выгоды. Крепкой опорой ему служили две дюжины магнатов и генералов, образовавших Благородный Совет. У короля такой опоры не было. Но и куклой быть не хотелось.
До сих пор неизвестно, сам король это придумал или подсказал кто. Затеявши ремонт дворца, король сумел в глубокой тайне окружить Ореховый зал потайными ходами, подходившими к шести потайным дверям. И назначил очередное заседание Благородного Совета именно там. Охрана реальных правителей королевства, конечно, осталась в коридоре. Едва они расселись, король подал сигнал, все шесть потайных дверей распахнулись, и в зал ворвались вооруженные до зубов человек тридцать гвардейцев — сплошь молодые и честолюбивые кадеты, считавшие, что засиделись в кадетах, и лейтенанты, хотевшие в капитаны… И первого министра, и всех до единого членов Совета положили тут же, за столом, что было крайне разумно со стратегической точки зрения: никто из прихвостней герцога рангом пониже и не подумал дернуться. К чему царедворцам, министрам и полковникам выступать против короля на стороне покойников? От которых уже не дождешься ни денег, ни чинов, ни орденов? Охрану в коридоре расстреляли появившиеся с двух сторон егеря и мушкетеры, король моментально созвал уитенагемот и с волнением объявил, что чудом уцелел, едва не стал жертвой заговора. Хорошо, нашлись порядочные люди, вовремя предупредили… Обстановка была столь напряженной (пара гвардейских полков вокруг здания уитенагемота, массовые аресты сторонников и сподвижников герцога), что ни одна живая душа не рискнула задавать его величеству неудобные вопросы. Кадоген в одночасье стал настоящим королем, правил чуть ли не сорок лет и умер своей смертью. А сто пятьдесят лет спустя его задумка пригодилась и Сварогу…
Он глянул в окно — драккар сбросил скорость и шел на посадку. «Второй манор», новехонький, можно сказать, с иголочки, был небольшим по размерам, уардов этак триста на триста. Посадочная площадка (то есть попросту засаженная невысокой травой безукоризненно ровная лужайка), лесок, и посреди — здание. Официально объект числился за девятым столом, по его заказу и построенным, но о его существовании в конторе знал один-единственный человек — секретарь Сварога, получивший строгий приказ держать это знание исключительно при себе. Зная секретаря, можно не сомневаться, что приказ он соблюдет в точности…
Вся эта секретность была затеяна исключительно ради юных сподвижников Сварога. Здесь, во втором маноре, предстояло заниматься неприятными делами, той самой грубой и унылой изнанкой жизни, от которой юных следовало держать подальше, насколько удастся долго…
…Сварог сидел в кресле и спокойно курил, наблюдая, как доктор девятого стола целил полулежащему в кресле Стахору в висок небольшим серебристым рефлектором — снимая действие парализатора раньше обычного срока. Доктор отступил, кивнув. Здесь опять-таки не таилось никаких побочных эффектов, так что Стахор, открыв глаза, моментально осознал себя в ясном создании, инстинктивно попытался вскочить — но руки у него были схвачены наручниками за спиной, а два охранника мгновенно навалились ему на плечи и принудили сесть. Ну конечно, бессильная ярость во взоре, понимание своего печального положения…
— Я крайне удручен, мой венценосный брат, что нам пришлось встретиться при таких именно обстоятельствах, — сказал Сварог. — Но что ж поделать… Давайте сэкономим время, насколько возможно, — мне его вечно чертовски не хватает. Предупреждая неизбежные вопросы: вы в летающем замке, моей личной тюрьме, откуда Вингельту ни за что вас не выручить. Ваша очаровательная супруга тоже здесь, с ее головы ни один волосок не упал… пока. Арестованы вы согласно имперскому «Закону о запрещенной технике». Вряд ли стоит вам объяснять, что это за закон, верно? Ваша супруга арестована как сообщница в нарушении означенного закона. В данное время вашей судьбой распоряжаюсь исключительно я. Вот вкратце как обстоит дело… Вопросы будут?
Стахор молчал, глядя на него исподлобья без особой враждебности — судя по глазам, король-изгнанник лихорадочно прикидывал, что в такой ситуации можно предпринять. И, быть может, уже сообразил, что предпринять не в силах совершенно ничего…
— Молчите? — спросил Сварог. — Это хорошо. Это просто замечательно. Значит, вы не пустослов и не глупец, этак мы еще больше времени сэкономим. У меня к вам для начала несколько вопросов. Вы, конечно, можете не отвечать, ругать меня всякими нехорошими словами… но вряд ли станете заниматься бесполезной и бессмысленной руганью. Впрочем, если все же собираетесь, выскажите уж все сразу, так будет проще… Молчите? Просто прекрасно. Итак, пошли вопросы… Ваша супруга буквально только что произнесла краткую, но очень искреннюю и эмоциональную речь, объясняя мне, как она ненавидит ларов, кучку тупых угнетателей, поработивших миллионы обитателей земли. Примерно так. И сказала, что этих взглядов она придерживалась еще до того, как вас… право, не подберу нужного слова. Скажем, согнали с трона. Согласно известной поговорке, муж и жена — одна сатана. К тому же я учитываю некоторые события, происшедшие в Горроте… И у меня есть подозрения, что и вы придерживаетесь тех же взглядов… которые у вас возникли и сформировались еще в те времена, когда вы безмятежно сидели на троне. Я прав?
— Даже если и так, что из этого? — холодно сказал Стахор.
Сварог широко ему улыбнулся и самым дружелюбным тоном спросил:
— А высказать в лицо? «Я вас ненавижу, сволочи!» Слабо? Смелости не хватает? Только в потаенном, безопасном месте язык развязываем?
Стахор выпрямился, постарался придать своей позе как можно больше достоинства (насколько позволяли скованные за спиной руки) и, не отводя яростного взгляда, отчеканил холодно:
— Смелости у меня хватит. Я придерживаюсь именно тех взглядов, что и моя жена, тех, которые вы были столь любезны кратко изложить за меня. И придерживался их, еще будучи наследным принцем. Кричать «Я вас ненавижу, сволочи!» я не буду исключительно потому, что это смешно и бессмысленно в данной ситуации. Однако все так и обстоит.
— Хотите, я вам выдам мелкие государственные тайны? — спросил Сварог. — Так, чепуха… Знаете, что самое смешное? Если бы ваши прегрешения заключались только в этом, вас бы никто не трогал, вас бы и на медный грош не оштрафовали. Согласно негласным указаниям сверху и подзаконным циркулярам королям такие убеждения сходят с рук. Впрочем, как и всем остальным. Можно чесать на кухне языки, пока они от усталости узлом не завяжутся, можно вслух толковать друг другу, какие мы все здесь, за облаками, сволочи, тираны, сатрапы и угнетатели. Лишь бы это было на кухне. Лишь бы не дошло до словесного оскорбления императрицы — вот тут можно огрести по полной… впрочем, королей и это не касается. Одним словом, главное, чтобы эти взгляды не провозглашались публично и не сопровождались действиями. А вот нарушение «Закона о запрещенной технике» — вещь посерьезнее, тут и коронованной особе не спустят… Должен сразу предупредить: мне известно не все, что вы наворотили в компании с Брашеро еще до того, как он решил, что пора вас прикончить, — но многое. И на основании того, что мне известно, я могу кое-что реконструировать… Вы желаете, чтобы я подробно объяснил, в чем именно заключались нарушения вами означенного закона? Или нет нужды? Молчите? Значит, нет. Черт, как удобно с вами беседовать, как вы мне экономите время… — он вздохнул. — Правда, я всерьез подозреваю, что вскоре как раз и начнутся проволочки и запирательства, никакой экономии времени, наоборот… Вопрос: вы, как и ваша жена, дали Брашеро слово чести ничего не рассказывать ни о нем, ни о его приятелях, ни о его делах? И сформулировано все было так, что вы даже теперь не можете ничего рассказать? Следовательно, и расспрашивать вас бессмысленно, потому что вы будете молчать?
— Именно так все и обстоит, — сказал Стахор.
— Ну что же, — спокойно сказал Сварог. — Значит, я и не буду тратить время на вопросы, взывать к вашей совести, напоминать, что от вторжения токеретов лары нисколько не пострадают, а вот земные жители как раз хлебнут горя… Мне хватило беседы с вашей супругой, чтобы понять, насколько это бессмысленно, — он встал. — Ну что же, пойдемте…
Он вышел первым, стал спускаться по длинной лестнице, покрытой чем-то, что совершенно глушило шаги. Слышал, как за ним ведут Стахора. Спускаться пришлось ступенькам по тридцати — но не устраивать же заведение наверху, в освещенной солнцем комнате? В конце-то концов, это против всяких традиций…
Распахнув дверь, он оказался в большом сводчатом подвале, как две капли воды напоминавшем хозяйство глэрда Баглю — поскольку с него и скопировано, не мудрствуя. Дыба, стол для растягивания, прочие невеселые устройства, там и сям разложены инструменты, над жаровней калятся до багрового цвета железные прутья. А вот склонившаяся перед ним троица — не точные копии людей Баглю, а они самые и есть: здоровяк Одноглазый, в одной только короткой кожаной юбке, его подручный, столь же здоровенный, без всякого намека на интеллигентность на физиономии, и третий, ученик-подмастерье.
Не оборачиваясь, Сварог махнул рукой. Судя по лязгу железа, Стахора усадили в прикрепленное к стене кресло и тщательно прищелкивали руки-ноги кандальными захватами.
Судя по лицам «мастеров печальных ремесел», их нисколечко не волновало, совершено даже не занимало то, что они впервые в жизни оказались в летающем замке. Обстановка вокруг — самая привычная, как и предстоящая работа. Вот они и не заморачивались.
— Ну как, гвозди больше не путает? — без улыбки спросил Сварог, кивнув на молодого.
— Путается еще в том и в сем, государь, — пробасил Одноглазый. — Однако ж начинает проявлять сообразительность и рвение. Коли уж обещал я его матушке, а моей, значит, сестрице, что выведу шалопая в люди, что человеком сделаю, на совесть послужит…
Сварог обернулся и махнул караулившим Стахора, чтобы вышли.
— Вот такие унылые дела, мой венценосный брат, — сказал он бесстрастно. — Все вы понимаете. Не станете же врать, будто после вступления на престол изничтожили доставшуюся от батюшки пыточную, ремесленников разогнали? Все осталось, как есть — не нами заведено, не нам и отменять… — Он усмехнулся. — Я бы с удовольствием обошелся без этого и угостил вас «эликсиром правды», но на вашу жену он нисколечко не подействовал, черт вас знает, вдруг и с вами так получится. Так что не стал я тратить лишнее время и гонять людей взад-вперед… Вот только если вы решили, что пытать станут вас, глубоко заблуждаетесь. Пытать будут ее, притом — потом… После мероприятий, которые ее обяжут уходить в монастырь… — он деловито продолжал: — Сами понимаете, никакого садизма — поганое королевское ремесло, уж вы-то должны знать… — он присмотрелся к помертвевшему, вмиг осунувшемуся лицу Стахора. — В который раз убеждаюсь, что человек вы серьезный. Ни глупой ругани, ни бессмысленных мечтаний вслух вроде «Попался бы ты мне в чистом поле…» Послушайте, — произнес он доверительно. — Может, обойдемся без всего того? Мне чертовски неприятно, что ее будут насиловать и пытать, но, слово чести, так и будет. Когда на одной чаше весов ваша очаровательная супруга, а на другой — жизни и процветание тысяч и тысяч моих подданных, приходится стиснуть зубы и отдавать приказы… Ну, так к чему мы пришли?
— Будьте вы прокляты все, — произнес бледный как смерть Стахор сквозь стиснутые зубы.
— Не беспокойтесь, мастера, — сказал Сварог, оборачиваясь к палачам, — то просто фигура речи, ничего такого наш гость на самом деле не умеет, я точно вижу…
— Да знакомое дело, государь, — кивнул Одноглазый. — Чем только ни пугают, а все это — пустые словеса… — он крайне деловито поинтересовался: — Значит, я так понимаю, с красоткой сначала побаловать, а уж потом?
Сварог мрачно кивнул.
— Бежи в чулан, — повернулся Одноглазый к племяннику. — Там справа, как войдешь, одеяло свернутое. Неси сюда. Хоть и выкинутая с трона, но все ж королева, не годится ее валять на голом полу… Живо! Уж одеяло, хоть и растяпа, ни с чем не перепутаешь…
Племянник опрометью кинулся выполнять указание.
— Стахор, — сказал Сварог. — Может, хватит? Все укладывается в «насильственно вырванные признания», никакого ущерба для чести.
— Много вы знаете о чести, приблудыш неведомо откуда, — сказал Стахор мертвым голосом.
Вернулся племянник, и Одноглазый принялся деловито распоряжаться:
— Вот сюда постели, балда, во-от тут… да не так, горе ты мое! Поперек. Так оно гостю будет лучше видно.
К боковой двери Сварог даже не стал оборачиваться — он и так не сомневался, что оттуда выжидательно наблюдают в крохотный глазок. Выбросил руку в ту сторону и щелкнул пальцами. Дверь моментально распахнулась, и двое бесстрастных субъектов ввели Эгле.
Для пущего эффекта Сварог распорядился, чтобы она ничем не напоминала растрепанную замарашку, наоборот. Так что распущенные волосы старательно расчесали, а над лицом потрудился с косметикой вызванный из Келл Инира мастер (антланец, подмахнувший пару жутковатых подписок о неразглашении). Платье обкромсали ножницами ладони на две, так то подол стал совсем коротеньким, оторвали две верхние пуговицы и вдобавок продуманно порвали платье на плече, чтобы прелести оказались именно что полуобнаженными, а не выставленными на всеобщее обозрение. Несмотря на похоронное выражение лица, она сейчас была прелестна и пленительна. Сцена крайне напоминала вульгарные киношные штампы (как выяснилось, однотипные, что на Земле, что здесь), но что тут поделаешь? Коли все всерьез?
А Сварог моргнул Одноглазому. Тот, с превеликим трудом оторвав взгляд от Эгле, подошел вразвалочку к Стахору, наклонился, сгреб его за ворот кафтана и задушевно произнес:
— Слышь, гунявый, я тя душевно умоляю: запирайся и дальше, изо всех сил, а то мне до того хочется красотку опробовать, аж спасу нет. Да и ребятишки вон слюной исходят… Малой, рот захлопни, ты на службе, а не в бане за девками зыришь. Тебе тоже достанется, только в свой черед, очередь должна быть по старшинству, потому как во всем должон иметься порядок. Государь, начинать велите?
— А что кота за хвост тянуть… — процедил Сварог. — Стахор, я, конечно, присутствовать не буду, не извращенец. Чуть-чуть времени у вас есть, если передумаете, попросите, чтобы позвали меня, только не затягивайте…
Он пошел к двери, слыша, как Одноглазый спокойно распоряжается:
— Укладывайте, ребятки. Руки ей подержи. Если начнет кусаться, палку в рот и завязки на затылке. Давайте.
Сварог отошел недалеко — скрывшись из виду тех, кто оставался в пыточной, он поднялся на пару ступенек, приложил скрещенные в запястьях руки к стене и прижался к ним лбом. Угрызения совести помалкивали по углам, потому что их заслоняли другие картины — лица, люди, города и деревни, все, что он видел, немало пошатавшись по своим королевствам.
Совсем рядом отчаянно вскрикнула Эгле, послышалась шумная возня, короткий треск рвущейся материи, насмешливый бас Одноглазого:
— Ну, как тебе на вид?.. Ты бы ослабилась, что ли, глядишь, глаже пройдет…
И отчаянный крик Стахора:
— Стойте, сволочи! Короля позовите!
На лестницу выскочил подмастерье-племянник. Сварог, приложив палец к губам, велел ему стоять смирно — и выждал примерно с полминуты, чтобы усугубить душевный раздрызг клиента. Потом вернулся в подвал. С одного взгляда оценил комбинацию из нескольких фигур на одеяле — в последний миг Стахор сломался, еще б секундочка, и пиши пропало…
— Я так понимаю, разговор по душам состоится? — спросил он спокойно.
— Уведите ее отсюда, — тусклым голосом ответил Стахор.
— Как скажете, — пожал плечами Сварог. — Только, если что, вернуть ее назад — минутное дело… Уведите ее. И сами все — за дверь. Кто вздумает подслушивать, останется без головы…
Когда они со Стахором остались наедине, Сварог, чуть поморщившись, отбросил носком сапога подальше разорванные женские трусики, взял за спинку неуклюжий корявый стул и поставил его в двух шагах от кресла Стахора. Уселся, закурил, стараясь, чтобы на лице не отразилась нешуточная радость, которую он сейчас испытывал оттого, что все обошлось. Сказал холодно:
— Ну, начинайте. С самого начала и подробнее.
Сидел, уставясь в пол, и слушал монотонный, лишенный эмоций голос Стахора.
Оказалось. Стахор, как человек умный, о своей ненависти к ларам и неприятии существующих порядков говорил не так уж и часто, всегда в компании старых приятелей по Академии или тех, кому доверял всецело. И особо они — этими беседами не увлекались, все были люди неглупые, прекрасно понимали: язык можно чесать сколько угодно, но от этого возможностей свергнуть правление ларов ни на каплю не прибавится.
И тут объявился Брашеро. К Стахору его привел герцог Орк, давным-давно принятый при дворе и в Горроте обвыкшийся, как у себя в замке, даже лучше, — он гораздо больше времени проводил на земле, чем наверху, все это прекрасно знали, да и он нисколечко не скрывал.
Разговор, правда, шел сглазу на глаз — вполне может быть, что Орку Брашеро доверяет не всецело, что весьма логично: герцог никогда не входил в тесный круг заговорщиков из Магистериума, уж, это наверняка, с некоторых пор, еще при Гаудине, его перемещения и круг общения отслеживались — насколько удавалось…
Не пытаясь ходить вокруг да около, Брашеро начал с самой сути: заявил, что ему прекрасно известно об умонастроениях короля и его ближайшего окружения. А потому именно в Горроте и решили искать приюта лары-заговорщики, настроенные против нынешней системы так же, как и Стахор, и всерьез намеренные ее поломать к чертовой матери, чтобы Империя рухнула и лары жили сами по себе, а земляне сами по себе, чтобы никто более не пытался из-за облаков управлять земной жизнью — а там, за облаками, следует провести решительны реформы, план коих давно разработан…
Судя по рассказам Литты, Брашеро без труда мог предстать чертовски убедительным и обаятельным. И Стахор купился. Поскольку предложение отвечало его потаенным заветным «чаяниям»… Для начала, сказал Брашеро, следует сделать Горрот местом, где лары уже не смогут подслушивать и подглядывать. И началась история с «верстовыми столбами». В детали, которые он сам считал мелкими, Стахор и не собирался вникать — он попросту издавал указы и отдавал повеления, выполняя план Брашеро.
В Акобар и парочку других портов прямо-таки вереницей потянулись грузовые корабли, как следовало из документов, все до одного принадлежавшие судовладельческому дому «Каурат и сыновья», располагавшемуся в Фиарнолле (прикидывая по количеству кораблей, заведение могучее и богатое). С них выгружали тщательно упакованные в ящики «верстовые столбы» и еще какую-то (как понял Сварог) необходимую аппаратуру, потом из нескольких складов развозили по всем границам. Устанавливали столбы ни о чем не подозревавшие подданные Стахора — но всякий раз после этого люди Брашеро что-то еще доделывали. Ну, явно устанавливали у основания каждого, старательно закапывая потом, какую-то аппаратуру, связывавшую столбы в единую сеть (ни о чем, напоминавшем бы рытье канав и подкладку проводов Стахор, не раз приезжавший взглянуть на работы, ни словечком не упоминал).
Справились. И вскоре Стахор на конкретных примерах убедился, что Брашеро нисколечко не соврал — лары и в самом деле словно оглохли и ослепли, надзирать за происходящим в Горроте более не могли, никакие их приборы в Горроте не действовали, а летательные аппараты попросту падали. В Канцелярии земных дел Стахор лишь недоуменно пожимал плечами в ответ на первые расспросы Диамер-Сонирила и твердил, что он не ученый, что его ученые полагают, будто все дело в каком-то неизвестном доселе природном феномене, но сам он ни о чем судить не берется по недостатку знаний. Впрочем, вскоре его перестали расспрашивать — видимо, поручив расследование восьмому департаменту. Каковой, что Сварогу и без того известно, ничегошеньки не добился.
Стахор приободрился и воспрянул, видя, что дела идут успешно и данные ему обещания сбываются. Еще до завершения работы со «столбами» часть дворца отгородили высокой стеной, и Брашеро устроил там нечто вроде штаба, откуда мог управлять всем. Туда опять-таки завезли массу громоздких ящиков. По завершении Стахор захотел осмотреть все. Брашеро ему нисколечко не препятствовал и согласился без малейшего промедления. Ясно, почему: как рассказал Стахор, он ничего не понял в увиденном — но, по его описаниям, это больше всего напоминало центр управления (Сварог подозревал, не только столбами).
Потом Брашеро через финансистов Стахора потратил немало денег, выплатив абсолютно все долги Горрота (там наверняка было настоящее золото, если никто из кредиторов не поднял паники).
Чуть позже попросил объявить запретной зоной некое местечко в горном хребте Каррер — использовав в качестве предлога якобы открытое там золото и устройство рудников. Несомненно, то самое «Горное гнездо», о котором поминала Литта, — но, в отличие от нее, Стахор знал точное место, которое и показал на карте Сварогу. Брашеро охотно, не дожидаясь расспросов, дал необходимые пояснения: он намерен разместить там устройства, парализующие еще кое-какую деятельность ларов, а заговорщикам лишь придающие силы. И разводил руками (надо полагать, с самым обаятельным и честным лицом): он бы и рад дать самые подробные объяснения, но его величество все равно ничего не поймет, увы… Прекрасно сознавая, что так оно и будет, Стахор вопросов задавать не стал — но, когда захотел осмотреть то место, был опять-таки немедленно туда допущен. Там огромные, непонятные ему механизмы выравнивали площадку в небольшом ущелье, копали котлованы, закладывали фундаменты — чего лары уже не могли видеть…
Корабли «Каурата и сыновей» шли прямо-таки нескончаемым потоком с новыми загадочными грузами. Стахор и Брашеро находились в превосходных отношениях. Эгле, впрочем, как-то рассказала мужу, что Брашеро пытался за ней ухаживать, но крайне галантно и деликатно и отвязался после первого же намека на то, что здесь ему ничего не светит. А посему Стахор не стал придавать этому никакого значения и выступать с упреками — многие пытались ухаживать за Эгле и в бытность ее наследной принцессой, и позже, когда она стала королевой; на фоне иных наглых прилипал, получавших от Стахора свое, Брашеро выглядел весьма порядочным человеком, которому хватило одного намека.
Со временем Стахор наладил за Брашеро и его людьми самое искусное наблюдение силами тайной полиции. Доверять своим новым друзьям он вполне доверял, но прекрасно отдавал себе отчет, что в политических союзах каждый участник всегда держит что-то в рукаве исключительно для себя, как шулер — козырные тузы. Стахор попросту хотел знать как можно больше (Сварог на его месте поступил бы точно так же).
Ничего интересного, правда, узнать не удавалось. До некоего момента… Один из лучших агентов, игравших роль приставленного к Брашеро лакея (сам Брашеро никаких слуг с собой не привозил, их предоставил гостям Стахор) ухитрился подсмотреть и подслушать интереснейшие вещи. Глубокой ночью в своем кабинете Брашеро разговаривал с сидевшими у него на столе тремя крохотными человечками, чьи голоса, вот удивительно, звучали так же громко, как голоса обычных людей. Речь шла об устройстве «новых укрытий», о доставках каких-то грузов. И в ходе разговора Брашеро заверил собеседников, что «этот коронованный придурок ни о чем не подозревает».
Последнее Стахору, как любому на его месте, не понравилось крайне, в ту же ночь он обсудил эти сведения с Эгле, которая тоже немного встревожилась («А в спальню к вам, голуби мои, наверняка с самого начала напихали микрофонов», — подумал Сварог, который на месте Брашеро так именно и поступил бы).
Стахор, разумеется, не стал, как умный человек, устраивать скандала с обличениями. Всего-навсего с простецким видом поведал Брашеро о том, что один из лакеев случайно подсмотрел беседу с крохотными человечками — вот только разговора не слышал, к сожалению…
Брашеро, не запираясь и не крутя, подробно рассказал о Токеранге и токеретах — но, разумеется, ни словечком не упомянул о характеристике, данной им Стахору. Все вроде бы было в порядке, но Стахор своему «другу» уже не верил. До него наконец-то стало доходить, что, собственно говоря, он не имеет никаких возможностей влиять и на идущую игру — большую, серьезную, кое в чем до сих пор непонятную. Что он предстал простачком, приютившим у себя в доме субъектов, оказавшихся не столь благородными, как виделось поначалу. Что от него в два счета можно избавиться, если возникнет такое желание. Что цели токеретов ему совершенно неизвестны. Спохватился, одним словом.
И решил на несколько дней отправиться с женой в один из загородных замков, пригласить туда кое-кого из друзей и обсудить создавшееся положение. До замка друзья доехать не успели — в первую же ночь на замок и напали те твари…
Сварог прикинул сроки: по всем выкладкам выходило, что нападение на королевскую чету было вызвано отнюдь не тем, что Стахор узнал о токеретах да еще признался жене, что перестает «приятелям» доверять. К тому времени Брашеро уже подготовил двойников, так что в любом случае кончилось бы точно так же — решено было, что от Стахора и Эгле пора избавляться…
Признаться, он не услышал ничего особенно нового или интересного — лишь некоторые детали, дополнявшие то, что ему и так известно. Одно оказалось крайне ценным: точное место, где располагалось «Горное гнездо». Неизвестно, сколько времени пришлось бы Сварогу потратить, прочесывая хребет Каррер Золотыми Шмелями (которых к тому же шайка Брашеро могла засечь, черт знает, чем они еще располагают). И вот эта-то информация оправдывала все предпринятые действия, все усилия, окупилось, выражаясь по-купечески…
— Ну что же, — сказал, глянув на часы. — Время позднее, у меня еще есть дела, так что на сегодня хватит. Завтра мы продолжим, расскажете о том, как спаслись, о господине Вингельте и его друзьях, которые меня крайне интересуют… Вопросы, просьбы?
Не глядя на него (и явно стараясь, чтобы голос не звучал просительно) Стахор произнес глухо:
— Если в вас осталось что-то человеческое, поместите меня вместе с женой.
— А завтра мы будем беседовать столь же откровенно и обстоятельно? — усмехнулся Сварог.
— Да.
— Ладно, — сказал Сварог. — Когда со мной по-человечески, и я не зверь…
Разумеется, он не стал признаваться, что и сам собирался поместить их на ночь в одну комнату: вреда от этого никакого, а вот польза кое-какая сыщется — комната уже оборудована микрофонами, авось его дежурящий до утра оперативник и услышит что-то интересное…
— Ну что же, — сказал он вставая. — Начало хорошее, будем надеяться, что и дальше все пойдет неплохо…
