СОБСТВЕННОЕ МНЕНИЕ

У старого добротного дома постройки начала века, которые еще сохранились в Москве, остановилась «Волга», и из нее вышла женщина.

Было ей за тридцать, и, может быть, поэтому короткая кожаная юбка была для нее уже рискованной; это, во всяком случае, читалось в тазах ее же возраста женщин, которые сидели во дворе и на которых были обычной длины юбки и платья и обычные, пристойные прически, а не распущенная по плечам грива, как у этой.

Женщина легко преодолела лестничные марши. Она приостановилась на площадке, готовясь взбежать на очередной этаж, и увидела наверху мужчину лет тридцати в джинсах и парусиновой куртке, который спускался с чемоданом и рюкзаком.

— Привет, Петров, — сказала женщина.

— Здравствуйте, Ольга Андреевна, — ответил Петров и посмотрел на часы: — Ты приехала на две минуты раньше. Я бы успел спуститься.

Теперь они шли вместе. Навстречу им попался пожилой мужчина. Он очень внимательно осмотрел Ольгу и, уже пройдя мимо нее, не удержался и оглянулся.

— Ты видел? — спросила Ольга у Петрова. — Каков эффект?

— Если бы ты разделась совсем, эффект был бы большим, — спокойно прокомментировал Петров.

— Дурак ты, Петров, — ответила Ольга без раздражения.

— Шеф собирается вас проводить, — предупредил шофер, когда они сели в машину.

— Провожают в последний путь, — ответил ему Петров. — А я собираюсь вернуться.

Шофер вопросительно посмотрел на Ольгу.

— Давай к шефу, — решила Ольга.

Теперь «Волга» шла по улицам Теплого Стана — нового микрорайона Москвы. Среди чистого поля высились параллелепипеды многоэтажных башен-домов, и что-то было в этом от нереального — башни из стекла и бетона среди зеленых полей. У подъезда одной из таких башен стоял Сахно. Это был мужчина лет сорока, сухопарый, коротко стриженный, в легком и элегантном летнем костюме.

— Гражданин начальник! — Ольга приложила два пальца к виску. — Бригада в полном сборе и готова приступить к выполнению задания. Руководитель бригады Бурцева!

— Билеты не забыли? — спросил Сахно, садясь рядом с шофером.

— Не забыли, — сказала Ольга.

— Покажите, — приказал Сахно.

— Николай Николаевич… — начала было Ольга.

— Пока не покажете — не поедем, — предупредил Сахно.

Ольга начала искать билет в сумке. Билет не находился.

Ольга вывалила на колени все содержимое: губную помаду, пудреницу, карандаш для ресниц, лак для ногтей, записную книжку, сигареты, зажигалку, кошелек. Наконец билет нашелся и она показала его Сахно. Сахно кивнул.

Петров сидел молча.

— Петров, ваш билет! — напомнил Сахно.

— Не покажу, — сказал Петров.

Сахно задумался. Пауза затягивалась.

— Напрасно, — сказал Сахно. — Если вы его забыли, у нас еще есть время вернуться. Поехали, — приказал он шоферу

— Значит, и я могла не показывать! — завопила с возмущением Ольга.

— Конечно, — спокойно подтвердил Сахно. — И вообще, Ольга, вы руководитель бригады и должны быть более самостоятельны в своих решениях.

Поезд шел в ночи. У железнодорожных переездов скапливались машины, груженные сеном, железобетонными конструкциями, контейнерами.

Петров сидел у окна и курил. Проносились мимо складские помещения, штабеля шпал, платформы с новенькими «Жигулями».

К скверу подкатывали автобусы. Из них выходили люди и шли по аллеям. Потом они выходили на небольшую асфальтированную площадь, сливаясь в большую толпу, которая двигалась к проходной завода.

И шли в этой толпе все будущие герои фильма. Олимпиада Васильевна, женщина еще не старая, но уже молодящаяся, ее дочь Таня, на которую тут же обратил внимание Петров.

Бригада шла к проходной завода, почти не выделяясь из толпы. На Петрове были джинсы, как на десятках парней; на Ольге — джинсовая куртка и юбка нормальной длины.

Шел к проходной завода секретарь парткома Константинов, мужчина лет тридцати пяти, спортивный, уверенный в полной своей мужской силе и правоте своего дела. Он заметил Ольгу, и Ольга заметила его.

Шел начальник цеха Прокопенко, тридцатилетний и целеустремленный. Он шел один, и возле него не скапливались люди.

Шел начальник участка Самсонов, шел наладчик Борис Чернов.

Стрелка больших электрических часов перепрыгнула с цифры «10» на цифру «11».

Было без пяти восемь. Через пять минут на заводе начинался рабочий день.

К воротам подкатила «Волга», ворота распахнулись, и на заводской двор въехал директор Басов.

И вдруг, почти мгновенно, площадь опустела, и поэтому особенно стали заметны опаздывающие.

Доставая на ходу пропуска, бежали через площадь несколько парней. Поправляя прическу, через проходную пронеслась девушка.

— Привет, Мария Петровна, — крикнула она вахтерше.

Один из вахтеров — старший смены — просматривал список. Ольга терпеливо ждала.

— На вас не заказано, — сказал вахтер.

— На нас должно быть заказано, — начала вежливо объяснять Ольга. — Мы давали телеграмму.

Вахтер уже не обращал на Ольгу никакого внимание.

— Обычная история, — вздохнула Ольга. — Что ж делать-то?

Петров посмотрел на очередь мужчин с портфелями, которым тоже не заказали пропуска и которые скопились у единственного телефона, и принял решение. Он достал какую-то бумагу, сложил се, зашел за угол, разбежался и буквально влетел в проходную.

— Здрасте, тетя Маша. — Петров поднял руку с зажатой бумажкой и уже несся по территории завода.

— Надо было зафиксировать опоздание, — проворчал старший вахтер.

— Да это вроде Витька из литейки, он вечно опаздывает, — ответила вахтер тетя Маша.

Петров поднялся по лестнице и вошел в приемную директора. В приемной секретарша печатала на машинке.

Из своего кабинета вышел директор завода Басов и отдал секретарше несколько листов бумаги.

— Вика, этот отчет мне нужен к двенадцати, — сказал Басов.

— Будет сделано. — Вика сложила листы в папку, и Басов снова скрылся в своем кабинете.

— Вика, — сказал Петров, — а почему нам не заказали пропуска?

— Кому это — вам? — спросила Вика.

— Петрову и Бурцевой.

Вика выудила пропуска из груды бумаг.

— Заказали. Но еще не отнесли на проходную.

— А почему не отнесли?

— А вы всегда такой зануда? — спросила Вика.

— Всегда, — ответил Петров. — Так почему же?

— Потому что вы командировочные. А командировочный, он никогда раньше десяти не появляется. Не все же такие примерные, как вы.

— Про это понятно, — сказал Петров. — А когда же отнесут пропуска?

— Когда придет курьер!

— А когда он придет?

— Когда придет, тогда и придет, — со злостью сказала Вика. — Вы небось сами не понесете?

— Почему же? Понесу, — и взял пропуск.

К Ольге подсел один из командированных с портфелем.

— Прекрасная погода, — сказал он.

— Вы женаты?

— Да, — несколько опешив, ответил командированный и обиделся: — А при чем это: женат я иль не женат?

— А при чем погода? — спросила Ольга. — И так ясно, что она прекрасная.

Вика заглянула в кабинет Басова и предупредила:

— Иван Степанович, эти ваши из института исследований прибыли. Сейчас будут здесь.

— Тогда зови партком и завком, — распорядился Басов.

— Вы, конечно, сами увидите, — сказала Вика, — но один из них явно не того. — И Вика крутанула пальцем у виска.

— В чем это выражается? — спросил Басов.

— Во всем, — сказала Вика. — Псих какой-то ненормальный.

Петров подошел к проходной, протянул вахтеру пропуск и сказал:

— Товарищ Бурцева пройдет со мной. Пожалуйста, Ольга Андреевна…

— А Петров где? — спросил вахтер.

— Петров придет позже, — ответил Петров.

Когда социологи вошли в кабинет Басова, их уже ждала «Большая тройка». Сам Басов, председатель завкома Филяшин и секретарь парткома Константинов.

Басов вышел из-за своего стола, грузный, в мешковатом костюме, и пошел навстречу гостям.

За ним двинулся Филяшин, полнеющий молодой человек, из-за жары в рубашечке навыпуск, и Константинов в спортивной куртке. Началось знакомство.

— Бурцева, инженер-социолог. Руководитель группы, — представилась Ольга.

— Петров, психолог.

Хозяева в свою очередь представились тоже.

Потом все расселись, как на приеме. На столе выстроились бутылки с минеральной водой, были разложены сигареты, секретарша Вика внесла кофе.

Председатель завкома радушно улыбнулся.

— Я думаю, вам понравится у нас, — начал он. — Наш завод имеет богатые трудовые традиции. В грозные годы войны…

— Извините, — сказал Петров, — но нам не заказали пропуска. Мы потеряли сорок минут рабочего времени, а учитывая, что нас двое, — час двадцать минут. В денежном исчислении заводу это обошлось в двадцать четыре рубля.

— Мы это учтем на будущее, — улыбнулся Басов. — Моя машина в вашем распоряжении. Устраивайтесь, знакомьтесь с городом. А завтра начнете.

— Мы, собственно, уже начали, — заметил Петров. — А для продолжения нам нужна следующая документация… — Петров раскрыл свой блокнот: — Первое…

Ольга и Петров работали в соседнем с парткомом кабинете. Ольга просматривала папки и делала подсчеты на малой ЭВМ типа «Дакоты». Петров выписывал данные на большой лист бумаги.

— Все сходится на подготовительном, — сказала Ольга.

В дверь постучали.

— Пожалуйста, — сказал Петров.

Вошел Константинов.

— Моя помощь в чем-нибудь еще не требуется? — спросил он.

— Спасибо, пока не требуется, — улыбнулась Ольга.

Константинов не удержался и тоже улыбнулся.

— Ну, тогда пока, — сказал он и вышел.

— Пока, — сказал Петров. — Кажется, он на тебя положил глаз, — заметил он.

— Неужели ты замечаешь, когда на меня обращают внимание? — спросила Ольга.

— Учти, — сказал Петров, — так и до аморалки недалеко. А он человек наверняка семейный и положительный. Да, кстати! Раз уж ты так быстро и напрямую установила контакт с парторганизацией, может, посмотришь протоколы партийных собраний подготовительного? Они обычно хоть и эмпирически, но нащупывают самые горячие точки.

— Предложение дельное, — согласилась Ольга. — Ты это и сделаешь. Сегодня же. А завтра начнем с подготовительного…

Медленно полз конвейер. Сборщицы брали с ленты небольшие щиты, вкручивали детали, не глядя сдвигали щиты на ленту, чтобы спять следующий. Работали быстро и четко. На сборке были одни женщины, в основном молодые. И тут Петров увидел Татьяну, которую он заметил еще утром на проходной.

Петров наблюдал за работой сборщиц, а сборщицы наблюдали за ним. И вдруг Петров отметил, что сборщицы почему-то оживились.

К сидящей за стеклянной перегородкой женщине — мастеру цеха — подошла средних лет сборщица, что-то сказала ей, кивнул в сторону Петрова, та засмеялась, тоже кивнула, соглашаясь. Сборщица подошла к Татьяне, села на ее место, а Татьяна встала и пошла по проходу.

Петров не мог еще раз не отметить се стройную фигуру, но сейчас она шла по-особенному, покачивая бедрами, как ходят женщины, уверенные, что на них обязательно обратят внимание. На Татьяне был очень короткий халат, такой короткий, что больше напоминал курточку, чем халат, отчего ее длинные ноги казались еще длиннее.

Татьяна остановилась невдалеке от Петрова, приняла позу, мечтательно глядя в окно.

Сборщицы на конвейере, не прерывая работы, поглядывали в их сторону.

Петров продолжал следить за работой конвейера, совершенно не обращая внимания на Татьяну. По всем законам он должен был бы подойти, но он не подходил. Татьяна скосила глаза в его сторону и увидела, что Петров, даже не взглянув на нее, прошел мимо и сел рядом с пожилой сборщицей.

— К ней все подходят? — спросил Петров у сборщицы.

— Все, — подтвердила сборщица. — Мужик, он нынче какой? Помани его, и за любой юбкой побежит.

— А потом вы над ним всем участком смеетесь, — сказал Петров.

— А что, надо и посмеяться иногда, — ответила сборщица. — А то совсем отупеешь па этой сборке. А как ты догадался? — искренне удивилась она.

— У меня такая профессия, — ответил Петров.

— А про меня можешь угадать? — заинтересовалась сборщица.

— Могу, — сказал Петров. — Вам сорок… — он прищурился, — пять лет. Начали вы трудиться сразу после войны, но потом был значительный перерыв, — пожалуй, больше двадцати лет. Пока правильно?

— Да, — ошарашенно ответила сборщица.

— Начальник цеха вами не очень доволен: вы не всегда выполняете норму. У вас собственный дом, большой огород, сад. До свидания. — И Петров пошел. Он оглянулся уже на выходе из цеха и увидел, как девушки бросились к ошеломленной сборщице, а та, всплескивая руками, что-то начала им рассказывать.

Ольга пристроилась около инструментальной. Когда подошел рабочий, она включила секундомер.

А в инструментальной металась молодая инструментальщица Вера Кутейщикова.

— Нет этой формы, — сказала она рабочему, так и не найдя требуемого.

— Как же нет? — возразил рабочий. — Вчера я сам у Олимпиады брал.

— Что вы мне все тычете Олимпиадой! Нет, я тебе говорю! Нет! — И у инструментальщицы навернулись слезы.

Рабочий отошел, и Ольга выключила секундомер.

Петров шел по коридору. Увидал табличку «Прием и увольнение» и открыл дверь. В кабинете женщина средних лет Людмила Ивановна просматривала трудовую книжку сидевшего напротив нее молодого мужчины.

— Подождите в коридоре, — сказала Людмила Ивановна Петрову.

— Я подожду здесь. — Петров сел у двери.

— А почему это вы должны ждать здесь?

— В коридоре нет стульев.

— Вы сюда пришли устраиваться на работу или сидеть на стуле? — ехидно поинтересовалась Людмила Ивановна.

— Я хотел бы совместить и то и другое.

— Ладно, — сказала Людмила Ивановна многозначительно. — Посидите, посидите, — и снова начала листать трудовую книжку. — А чего это вы, Прохоров, скачете с места на место? Пятое место, между прочим, меняете. У нас коллектив стабильный. Вчера мы двум товарищам значки ветеранов вручили. Двадцать лет в одном цехе проработали.

— Чего только не бывает! — Прохоров был олимпийски спокоен.

— Что значит — не бывает! Это должно быть нормой. Значит, вы хотите фрезеровщиком? А если наладчиком?

— Я по специальности хочу, — сказал Прохоров.

— Подумайте.

— Я уже подумал.

— Я же вам добра желаю.

— А мне не надо чужого добра. Оформляйте фрезеровщиком, — вдруг заявил со злостью Прохоров, — или давайте книжку обратно.

— Ладно, — сказала Людмила Ивановна. — Идите. Оформим… Ну, что же, молодой человек, — обратилась она к Петрову, — давайте документы, посмотрим на ваш жизненный путь…

Ольга подходила к станочникам и задавала вопросы.

— Скажите, у вас всегда такие очереди в инструменталке?

— А где это вы видели, чтобы нужную вещь — и без очереди? — засмеялся Байков.

— Сколько времени уходит на получение инструмента? — спрашивала Ольга у молодого станочника.

— Когда Олимпиада в смене — мало, — отвечал рабочий. — Минуты три. Очень хорошая работница.

Ольга подошла к пожилому станочнику.

— Сколько уходит времени на получение инструмента?

— Когда Олимпиада в смене — еще ничего, — ответил станочник. — Но когда Верка — не приведи господь. Очень стервозная баба, извините, женщина, — поправился он.

Ольга перешла к следующему рабочему. За ней из окошка инструментальной наблюдала Вера Кутейщикова.

Теперь Петров сидел за столом Людмилы Ивановны и просматривал бумаги.

— Людмила Ивановна, в чем вы видите свою главную задачу? — вдруг спросил Петров.

— Помочь человеку найти свое место в жизни, — ответила Людмила Ивановна.

— Нет, — сказал Петров, и Людмила Ивановна настороженно сощурилась. — Главная ваша задача — помочь заводу найти наладчиков, а пока завод в лице гражданина Прохорова лишился именно наладчика.

— Ну, не думаю, — протянула Людмила Ивановна снисходительно.

— А вы подумайте. — Петров взял документы Прохорова. — В свое время он окончил техническое училище. Радиомонтажник. А станки с программным управлением — та же электроника, с которой он знаком. За время переквалификации ему будут платить среднюю. Это ему выгодно. Надо было только ему все хорошо объяснить… И ещё. Его лучше направить не в пятый, а в подготовительный цех,

— Это почему же? — насторожилась Людмила Ивановна.

— Он не женат. А в подготовительном цехе больше половины женщин. Может, и найдет там свое счастье. Мужчина я его возрасте должен и хочет быть женатым.

— Я что, и о его женитьбе должна думать? — спросила Людмила Ивановна.

— Обязательно, — подтвердил Петров. — Что есть женщина? — И сам же ответил: — Женщина есть стабилизирующий фактор. А нам нужны стабильные работники. К тому же давно замечено: при приеме па работу особое внимание следует уделять женатым, а для тех, которые не женаты, надо создать благоприятные условия, чтобы они в юнце юнцов женились. Для завода это прямая выгода.

— Ну, не знаю, — обиделась Людмила Ивановна. — Наверное, я не гожусь для этой работы.

— Я так не думаю, — сказал Петров. — Во-первых, вы женщина неглупая.

Ну, спасибо, еще больше обиделась Людмила Ивановна.

— А чего вы обижаетесь? — удивился Петров. — Очень много есть глупых женщин. А во-вторых, вы человек неравнодушный, а это уже многое. Некоторое время мы с вами поработаем вместе и должны будем разрешить следующую задачу: судя по сводкам, из подготовительного слишком часто увольняются рабочие.

К сожалению, это так, подтвердила Людмила Ивановне,

— Так вот, нам и надо выяснить — почему?

Ольга была около инструментальной с секундомером. Но ситуация разительно изменилась. Если молодая инструментальщица искала подолгу, то ее сменщица Олимпиада находила любой инструмент мгновенно. Она не ходила, она буквально летала по инструментальной кладовой. Рабочие подходили, получали требуемое и отходили. Один из резцов Олимпиада нашла буквально в секунду и победно взглянула на Ольгу. Ольга выключила секундомер.

Петров шел через цех сборки. Его заметили. Мастер цеха подошла к Татьяне, что-то ей сказала, и Татьяна направилась к Петрову.

— Извините меня за гот розыгрыш, — сказала она.

Петров молчал,

— Извините, — снова начала она.

— А я тебя заметил еще у проходной, сказал Петров. — Ты шла с такой рыжей интересной женщиной.

— Это моя мама,

— Теперь я знаю, какой ты будешь через тридцать лет.

— Какой? — не удержалась и спросила Татьяна.

— Очень привлекательной, — сказал Петров.

— Спасибо, — смутилась Татьяна.

— Я хотел бы встретиться с тобой после работы, — продолжал Петров все в том же стремительном темпе.

— Зачем? — Татьяна явно была сбита с толку.

— А ты мне правишься, — сказал Петров. — Ты на танцах будешь?

— Буду, — ответила Татьяна.

— И я буду. — И Петров пошел.

Татьяна растерянно проводила его взглядом.

Вечером Петров и Ольга стояли у ресторана, из окон которого неслась музыка. Дверь ресторана штурмовала толпа.

Потом Петров и Ольга шли по главной улице Красногорска. В провинции еще сохранился обычай выходить на главную улицу — на других посмотреть и себя показать.

Петров с интересом посматривал на прохожих.

Вдруг Петров остановился. Он увидел Татьяну которая шла с молодым человеком в строгом черном костюме, несмотря на жару.

— Послушай, Петров, — обратилась к нему Ольга, — ты начинаешь смотреть на женщин явно озабоченно. Тебе пора жениться.

— На ком?

— На мне, например.

— А любовь?

— Ты ведь всегда говоришь: народ — мудр. А народ говорит: стерпится — слюбится.

— Ты же знаешь, я нетерпеливый. А ты что, серьезно?

— Да нет же, конечно, — поспешно ответила Ольга и увидела идущего навстречу им Константинова. — Именно он нам и поможет,

— Добрый вечер, — сказал Константинов.

— Добрый вечер, — улыбнулась Ольга. — Вы — хозяин, мы — гости. Сможете нас впихнуть в ресторан? Я плачу, — предупредила Ольга. — Я женщина обеспеченная, только очень голодная, а буфет в гостинице уже, к сожалению, закрыт.

— С этим делом абсолютно глухо. У нас два ресторана, после шести туда попасть практически невозможно. Знаете что, пойдемте поужинаем у меня, — предложил Константинов.

— Ну, не думаю, что ваша жена обрадуется, увидев у себя в доме такую наглую бабу, как я, — предупредила Ольга.

— А у меня нет жены.

— Как же вам это удалось?

— Я вдовец. Жена умерла три года назад. Живу с мамой, а еще у меня две дочери, сейчас в лагере.

— Простите, — сказала Ольга.

— Вот так… — развел руками Константинов. — А вы? — спросил он.

— У меня все нормально! — сказала Ольга. — Все, как у всех. Была замужем. Два раза. Один раз бросили меня, один раз бросила я. А может, все-таки попытаемся прорваться?

— Давайте попытаемся, — согласился Константинов.

И они пошли назад. Петров не удержался и оглянулся вслед чинно вышагивающему молодому человеку и Татьяне. И Ольга это заметила.

Сборщицу Татьяну Елкину провожал слесарь-лекальщик Федор Уваров — младший представитель династии Уваровых, которых знал весь Красногорск. Младший Уваров был громоздким и медлительным.

— Может, зайдешь? — предложила Татьяна.

— Поздно уже, — сказал Уваров.

— Ну, как знаешь, — ответила ему Татьяна.

Уваров привлек её к себе. Татьяна прижалась к нему без особой страсти, глядя через его плечо на улицу. Уваров попытался ее поцеловать. Татьяна подставила щеку.

— Значит, до завтра? — спросил Уваров.

— До завтра, — согласилась Татьяна и вошла в подъезд.

Федор постоял, подождал, пока за ней не захлопнулась дверь, сказал непонятное, не то сожалеющее, не то одобрительное, «да!» и тоже пошел домой.

Мать Татьяны Олимпиада Васильевна, в стареньком ситцевом халате, ждала дочь.

— Ну, что он? — спросила она.

— Ничего, — ответила Татьяна, доставая из буфета булку и намазывая ее маслом.

— Не ешь так много хлеба, растолстеешь, — предупредила Олимпиада Васильевна.

— А, — отмахнулась Татьяна.

— Так что же? — Олимпиада Васильевна была явно не удовлетворена ответом дочери.

— Тоска меня с ним берет, — сказала Татьяна.

— А ты знаешь, сколько он зарабатывает… — начала мать.

— Больше начальника цеха, — тут же вставила Татьяна.

— Это, между прочим, немаловажно в нашей жизни. — По-видимому, этот их спор был давний. — А потом, он из Уваровых. Их династии в Красногорске больше трехсот лет.

— Мать, — сказала Татьяна, — я ведь не принцесса английская, мне муж из династии совсем не обязателен.

— Но ты же за него замуж собиралась, — возмутилась Олимпиада.

— А ты уже два года халат собираешься сшить… — возразила Татьяна. — Ну и что из того…

Петров, Ольга и Константинов сидели в ресторане. Четвертым за их столиком был пожилой мрачноватый мужчина.

Надрывался оркестр, между столиками лихо отплясывала молодежь.

— Скажите, — вдруг сказал Константинов, — а вы сами-то верите что сможете нам помочь?

— А вы что, не верите? — в свою очередь спросила Ольга. — Зачем же тогда нас вызываете, платите деньги, и, замечу, довольно большие.

— За моду, наверное, — усмехнулся Константинов. — Сейчас ведь модны всякие исследования, опросы общественного мнения, используем и их методы тоже. — Константинов махнул в сторону двери.

— Если вы имеете в виду Запад, — сказал Петров, — то он там. — Петров кивнул в противоположную сторону. — А вы считаете, что мы можем обойтись без исследований?

— Там, может быть, и невозможно, а у нас — зайдите на любое партийное собрание, все мнения сразу узнаете. Вы ведь не случайно начали с чтения протоколов партийных собраний. Я лично не возражал против вызова вашей бригады «скорой помощи», — усмехнулся Константинов, — но думаю, что это перестраховка директора. Завод у нас великолепный, коллектив сложившийся. В следующем году перейдем на выпуск новой продукции. Сложности, конечно, будут, но мы к ним уже готовимся. Заменили начальника подготовительного. Кстати, присмотритесь к нему. Молодой, энергичный, очень перспективный.

— Если перспективный, я обязательно присмотрюсь, — улыбнулась Ольга. — Очень люблю перспективных.

— Так в чем же все-таки перестраховка директора? — спросил Петров.

— А он из показушников, — ответил Константинов. — Старая школа. Всю жизнь крутился. Подхватывал на лету и шумел больше зачинателей. У него всегда были первые стахановцы, гагановцы… Теперь вот социологические исследования. Потом отрапортует по начальству и в газетах. Он уже сейчас готовит себе защиту от возможных неприятностей в будущем.

— А что в этом плохого? — спросил Петров.

— Как — что? — не понял Константинов.

— Это же естественно — защищать себя, — пояснил Петров. — Когда у вас насморк, вы же идете в поликлинику. Мы ведь думаем не только об интересах производства, но и о своих собственных. А если происходит совмещение, то это заслуживает только благодарности и даже денежной премии. Если я не прав — возражайте.

— Ну, что вы все за дела да за политику, — вмешался до этого молчавший мужчина за их столом.

— Уже скоро начнем говорить о женщинах, — пообещал Петров.

— Ну… — одобрительно сказал мужчина. — Вот у меня такой случай…

— Ну, о женщинах мне неинтересно. — Ольга встала. — Константинов, пойдемте танцевать.

Мужчина проводил Ольгу и Константинова взглядом, посмотрел, как они начали танцевать, и повернулся к Петрову:

— Ты вот все объясняешь. Так объясни и мне. У меня трехкомнатная квартира. Спальный гарнитур, столовый гарнитур, кухонный. А она от меня ушла к оборванцу. Теперь снимают угол. Едят за столом, который из ящиков сколочен! Как это понять?

— Это понять почти невозможно, — ответил Петров. — Но все-таки попробуем разобрать вашу ситуацию. Во-первых, кто она?

— Как — кто? — удивился мужчина. — Баба…

— Вот, — сказал Петров, — уже что-то проясняется…

Петров стремительно несся по коридорам заводоуправления.

Из своего кабинета вышел директор завода Басов.

— Здрасте, — поздоровался с ним на ходу Петров.

— Здравствуйте, — ответил Басов. — Каковы первые впечатления?

— Их еще необходимо систематизировать, — ответил Петров и спросил сам: — Иван Степанович, с какой целью вы нас пригласили на завод? Ведь завод в общем-то благополучный. Правда, сейчас модно проводить исследования…

— Понятно, — сказал Басов. — С Константиновым говорили?

— Говорил, — признался Петров.

— Между прочим, его точку зрения довольно многие разделяют на заводе. Вы еще услышите, как я устарел в эпоху научно-технической революции. Сейчас модно быть молодым и спортивным. — Басов провел по своему довольно большому животу. — А что значит устарел? — Возраст? Так я знаю людей, которые устарели еще в двадцать лет… Ну а если по существу, то на заводе положение только в общем благополучное. У нас старый завод. Мы жили много лет слишком спокойно. Конкуренции никакой. Единственное крупное предприятие в Красногорске. А сейчас вошел в строй нефтехимический, и у нас катастрофически увеличилась текучесть.

— Естественно, — сказал Петров. — У людей появилась возможность сравнивать: где хуже, где лучше?

— А я вот и хочу знать, где у них лучше, а у нас хуже. Я ведь не гений, я — организатор. Я ничего не изобретаю, я использую уже придуманное другими. Главная моя задача — не упустить то, что можно использовать для дела. Через полгода мы должны будем увеличить довольно резко производство и перейти на выпуск новой продукции. А если уже сегодня что-то не предусмотрено, ой как многое повалится.

— Значит, вы очень рассчитываете на нашу помощь? — спросил Петров.

— И на вашу тоже, — признался Басов. — Вы у меня в комплексе мер, какие я должен принять. Поживем — увидим… Счастливо… — Басов махнул на прощание и двинулся дальше, грузный, неторопливый, в мешковатом костюме.

Петров посмотрел ему вслед, потом развернулся и стремительно понесся в обратную сторону…

Петров шел по цеху и записывал номера неработающих станков. За ним хмуро наблюдали рабочие.

— Зачем номера, вы лучше фамилии запишите, — посоветовал Петрову один из рабочих. — Я, например, Байков. Токарь высшей квалификации. Сижу — лясы точу. А почему?

— И действительно, почему? — тут же заинтересовался Петров и присел рядом с токарем.

Ольга разбиралась в инструментальной.

— Скажите, — спрашивала Ольга у Олимпиады, — производство щитов в этом году увеличилось?

— Увеличилось, — подтвердила Олимпиада.

— А почему же это не отражено в заявках на инструмент?

— Заявку не я составляю, а начальник.

— Но у вас должна быть явная нехватка инструментов. Как же вы обходитесь?

— Как все, — ответила Олимпиада. — Выкручиваемся.

— А зачем? — спросила Ольга. — Не лучше ли заказать инструмент, чтобы его хватало?

— Вы думаете, все так просто? — обиделась Олимпиада.

— А чего здесь сложного? — в свою очередь спросила Ольга.

Петров прошел по цеху с неработающими станками.

За столом в диспетчерской сидел Гаспарян и читал газету.

— Ашот Григорьевич, который час? — спросил Петров.

— Без трех минут десять.

— А рабочий день в цехе начался в восемь?

— Разумеется.

— И протокол дефицита поступил в восемь десять?

— Да!

— И все это время в цехе не работало двадцать два станка?

— Они и сейчас не работают, ждем распоряжения от товарища главнокомандующего.

— А вы сами не можете отдать эти распоряжения?

— Не могу! Не хочу быть сметным.

— Не понимаю, — сказал Петров.

— Я тоже не понимаю. Тридцать лет понимал, а теперь не понимаю… Морально устарел. Вы обратитесь к товарищу Прокопенко, он у нас за всех все понимает.

Петров сидел в кабинете начальника цеха на ежедневной утренней планерке. Начальник цеха Прокопенко отдавал распоряжения.

— 644 перенести на третью линию, 1120 — на вторую, 527 займется лично Самсонов.

Пятидесятилетний начальник участка Самсонов с готовностью кивнул и записал на бумажку.

Мастера и начальники участков встретили распоряжение недовольным гулом.

— Надо же переналаживаться!

— Когда же это кончится?

— Не успеем!

— Надо успеть, — оборвал Прокопенко. — Если через час не дадим 644 на сборку, остановится конвейер. У меня все. Теперь я готов выслушать ваши вопросы. — Прокопенко обернулся к Петрову.

— Который час? — спросил Петров.

— Десять часов пять минут, — ответил Прокопенко.

— Рабочий день в цехе начался в восемь?

— Да, — подтвердил Прокопенко.

— Все это время в цехе не работает двадцать два станка.

— Почему двадцать два? — вскинулся Прокопенко.

— Именно об этом я и хочу узнать у вас, — сказал спокойно Петров и достал блокнот.

Людмила Ивановна и Петров вели прием. Перед ними сидел молодой человек. Парень как парень, в модной яркой рубашке, с модными, опускающимися к углам рта усами.

— Вы уже подыскали себе другую работу? — спросил Петров.

— Да, — ответил парень.

— Мне очень жаль, что вы приняли такое решение, — сказал Петров.

— А мне нет, — с вызовом отозвался парень. — Мне всю жизнь внушали, что нужно быть честным.

— Какая у тебя еще жизнь-то, — не выдержала Людмила Ивановна.

— Какая ни на есть, она моя. — Парень усмехнулся. — Но, оказывается, не важно, как работаешь, важно — какие у тебя отношения с начальством. У кого хорошие — тому выгодная работа, а нам — самую трудную. В школе нам говорили: приходите на завод, вас туг ждут. Никто никого не ждет. Да Самсонову не нужны молодые. Ему нужны асы, которые дают план и качество. И за это им почет, премий, награды. А мы ведь еще не все умеем и тянем участок назад. Чего с нами возиться! Может, это и справедливо. Простите, но это мое твердое решение. Я ухожу.

— А куда? Если не секрет? — спросил Петров.

— А на нефтехимический. Там уже много наших… Привет!

Петров записал в своем блокноте «нефтехимический» и жирно подчеркнул.

— Надо было его еще поагитировать, — сказала Людмила Ивановна, когда парень вышел.

— Этого мы упустили.

— Да они сами не знают, чего хотят, — в сердцах заявила Людмила Ивановна.

— Они, может быть, и не знают… — Петров задумался. — Но нам бы знать не помешало…

Начальник участка Самсонов, с усами — такими рисуют на плакатах передовых кадровых рабочих, — кричал в телефонную трубку:

— Да, требую! Да! Жалуюсь!

Петров вошел в конторку и присел рядом с Самсоновым.

— На что жалуетесь, Петр Самсонович? — улыбнулся Петров.

— Я лично всем доволен. — Самсонов положил трубку.

— Это плохо, — сказал Петров. — Для нашего общества более важна здоровая критика, чем безудержный оптимизм.

— Это почему же? — насторожился Самсонов.

— Если человек всем доволен, он сам не двигается вперед и не помогает двигаться обществу. У нас еще много работы, много недостатков. Вы со мной не согласны?

— Еще не знаю, — на всякий случай ответил Самсонов.

— Петр Самсонович, — продолжал Петров, — я к вам, собственно, за советом. Сегодня подал заявление об увольнении Самохин. Мне в сводке надо указать причину, а я из его объяснений не все понял.

— А чего понимать? — раздражился Самсонов. — Трудностей испугался.

— А вы ему специально трудности устраивали?

— Почему — специально? — насторожился Самсонов.

— Я просмотрел наряды. Зарабатывал он меньше всех. Работу ему давали какую потруднее.

— Конечно, — согласился Самсонов. — Я регулирую. У меня есть рабочие многодетные. Ветераны. Им надо обязательно давать заработать. На них и план держится. Надо — они и после работы останутся, чтобы завод выручить, а молодежь никакими рублями не заманишь лишние два часа поработать. У них, видите ли, время — деньги. Патриотизма у них никакого к традициям и нуждам завода.

В конторку затянул Борис Чернов. Был он в подогнанном комбинезоне, длинные волосы прикрыты беретом.

— Здравствуйте. — Чернов достал журнал и начал делать пометки.

— Ты чего? — настороженно спросил Самсонов Бориса.

— Сегодня мы остановим прессы третьей линии, — сказал Борис.

— Ты что! Да начальник никогда согласия не даст. План завалим!

— На этих прессах работать опасно. Инженера по технике безопасности я предупредил. — И Борис вышел.

— Вот так, — подвел итог мастер Самсонов. — Всё знают, обо всем могут судить. Вы обратили внимание на его волосы?

— Очередное колебание моды, — ответил Петров спокойно.

— Какое тут колебание, — вздохнул Самсонов. — Все перепуталось. Раньше такого волосатого увидишь на улице — и ясно: фарцовщик, стиляга. А сейчас требуется осторожность. Я одного такого на улице приложил, а он оказался следователем из милиции. Вы думаете, почему я так спокойно с Борисом разговаривал?

— Я думаю, вы с ним хорошо разговаривали…

— Правильно, хорошо, — поддержал Самсонов. И, понизив голос, сказал почти шепотом: — Вы знаете, он член парткома завода и депутат горсовета. Как же это понимать? Член парткома — и волосья, из-за которых даже шеи не видно. Куда же мы идем? Это что, нормально? Почему мы позволяем такое ослабление этики и элементарного порядочного поведения?

— А как вы относитесь к лысым? — спросил Петров.

— Как — к лысым? — не понял Самсонов.

— Ну, у которых совсем нет волос на голове. Это же тоже ненормально. У всех есть, а у них нет. Может быть, запретить им в таком виде появляться в обществе?

— Иронизируете?

— Почему же? Я вполне серьезно. И готов обсудить этот вопрос.

Самсонов пристально посмотрел на Петрова, все еще надеясь, что он шутит…

Но Петров был вполне серьезен.

Олимпиада наблюдала, как Татьяна собиралась на танцы. Она примерила одно платье, поколебалась и решила надеть другое.

— А тебе он нравится? — спросила Олимпиада.

— Не знаю еще, — призналась Татьяна. — Малость странный он.

— Это не он, а ты должна быть для него странной, — сказала Олимпиада. — Если хочешь знать, мужик скроен очень примитивно, он всех женщин разделяет на два варианта — которые сразу и которые не сразу. А ты ему выдаешь третий вариант — непонятный. Его надо удивлять. И поддерживать к себе интерес. А то он начнет сравнивать. Ага, ты, скажем, похожа на Лариску, а это уже неинтересно, ты должна быть ни на кого не похожей. Чтобы он помучился, разгадывая твой кроссворд.

— А если он в меня влюблен и я в него влюблюсь? — спросила Татьяна. — Зачем тоща эти игры?

— Ну, это счастье большое, — вздохнула Олимпиада.

— А может, лучше подождать своего счастья? — спросила Татьяна.

— Так можно всю жизнь прождать, — не согласилась Олимпиада. — Ничего, милочка, само не приходит. Иногда приходится свое счастье и за шиворот брать.

— Я тебя, мать, что-то не пойму. Кого будем брать за шиворот: Федора или этот психа? — посмеиваясь, спросила Татьяна.

— Пока держи в напряжении обоих. В нашей женской доле никогда нельзя знать, где найдешь, где потеряешь. Танька, да у нас интересная жизнь сейчас начинается. Не было ни одного, а теперь два кавалера, есть из чет выбирать.

Собирался на танцы и Петров. Он надел белую рубашку и начал сосредоточенно завязывать галстук. Узел не очень получался. В дверь постучали.

— На сегодня прием окончен! — крикнул Петров,

Вошла Ольга.

— Я тебя видела в галстуке только один раз. Сегодня во второй. Что случилось? — спросила она.

— Иду на танцы.

— Я бы, пожалуй, тоже не отказалась от этого мероприятия. Лет десять на танцах не была.

— Пойдем, — предложил Петров. — Только сегодня я не смогу уделить тебе должного внимания. У меня свидание.

— Ну, тоща я лучше останусь.

— Извини, — сказал Петров. — Но лучше оставайся.

Гремел оркестр. Большая летняя танцплощадка была заполнена до отказа. Оркестр все убыстрял темп, и танцующие уже понеслись вскачь.

Современная мода завоевала и Красногорск. Здесь было все: и традиционные костюмы с обязательными галстуками, и яркие рубахи с джинсами, и длинные юбки — «бананы», и уже консервативно-привычные «мини».

Петров танцевал с Татьяной, что-то ей говорил, и Татьяна смеялась.

Потом Татьяна танцевала с Уваровым и так же заразительно смеялась.

Когда Татьяна танцевала с Петровым, Уваров стоял в группе не танцующих парней и следил за ними.

Когда Татьяна танцевала с Уваровым, стоял в одиночестве Петров…

А потом Петров стоял у входа на танцплощадку, пытаясь рассмотреть в толпе Татьяну. Татьяну он так и не увидел, зато увидел Уварова, который вышел с несколькими парнями и остановился невдалеке, наблюдая за Петровым.

Петров огляделся — танцплощадка опустела. К нему подошел Борис и сказал:

— Михаил Петрович, кажется, вас собираются бить.

— Кажется, да, — согласился Петров.

— Мы вас проводим, — сказал Борис и позвал: — Витя!

К ним подошел плотный молодой человек.

Борис, Виктор и Петров шли по улицам Красногорска, за ними, на некотором отдалении, двигалась группировка Уварова.

— Михаил Петрович, — говорил Борис, — мы тут толковали между собой. Нехорошо получается. Вы исследуете, а мы вроде подопытных кроликов. Ничего не знаем. Может, рассказали бы что и зачем? Я говорил в парткоме. Там такое мероприятие поддержат.

— Давай, — сказал Петров. — Расскажу.

— Тоща после работы в красном уголке, — сказал Борис.

— В уголке жарко, — сказал Петров. — Давайте у речки. Наберем пива,

— А это будет считаться мероприятием? — усомнился Борис.

— Конечно, — сказал Петров. — Суть ведь останется. А если к пиву вяленой рыбки и соленых сухариков, очень даже совместится приятное с полезным.

— Попробуем, — не очень уверенно согласился Борис.

Петров оглянулся. Группировка Уварова продолжала их преследовать.

— По-видимому, они начнут на пустыре у сквера, — предположил Петров. — С одной стороны — стена, с другой — пруд.

— Конечно, это нехорошо, — сказал Борис. — Но нам надо начинать первыми. Иначе накостыляют. А так у нас будет хоть внезапность.

— Пожалуй, драться придется, согласился Петров. — Но только я и он. Один на один. Так будет справедливо.

— Опасно, — сказал Виктор. — Он вас потяжелее килограммов на двадцать. Если зацепит — рассыплетесь.

— Ну, это еще надо зацепить. Федор! — крикнул Петров. — Ты меня, наверное, очень боишься, если собрал столько помощников. Давай один на один!

Уваров вышел вперед, расстегнул ворог рубашки, отпустил галстук,

Петров снял пиджак, и они пошли навстречу друг другу.

На следующее утро Петров и Людмила Ивановна продолжали прием.

— Начнем, что ли, — сказал Петров и потрогал пластырь под глазом.

— Пожалуйста. — Людмила Ивановна распахнула дверь, и в кабинет вошел Федор Уваров. — Федор, а чего тебе у нас надо? — удивилась она.

— Людмила Ивановна, — попросил Петров, — нам с Федором надо поговорить наедине,

— Что будем делать дальше? — спросил Уваров, когда Людмила Ивановна вышла.

— Ничего, — ответил Петров. — Вчера было семеро на троих. Завтра будет десять на десять, Послезавтра город разделится пополам. Потом все это перекинется на область, потом мы будем драться в масштабах Российской Федерации, потом…

— Я серьезно. — Федор был мрачен. — Государства договариваются, неужели мы не можем договориться?

— Государства могут, а мы — нет, — сказал Петров и добавил; — Федор, только она сама может решить…

— Решать буду я, — И Федор встал. — Не прощаюсь…

— Я тоже, — сказал Петров.

И снова Ольга была в инструментальной. Но теперь Вера Кутейщикова доже не старалась. Она подолгу искала инструмент, ходила медленно и уже не обращала никакого внимания ни на Ольгу, ни на ее секундомер.

Татьяна и Петров шли по Красногорску. На них оглядывались с интересом. Одна из старух даже остановилась и проводила их взглядом.

— Ну, уже пошло! — вздохнула Татьяна. — Теперь разговоров не оберешься.

— Каких разговоров? — спросил Петров.

— Ну, что Таньку Елкину приезжий подцепил…

— А может, она приезжего? — предположил Петров и добавил; — Тань, а ты на танцах плохо поступила.

— А я никак не поступила, — возразила Татьяна. — Я просто ушла,

— Все это, конечно, не так просто, — не согласился Петров. — Ты ведь как рассчитывала: с Уваровым пойдешь — я могу обидеться, со мною — Уваров тарарам устроит. Лучше сбегу одна пораньше. А сколько ни бегай, выбор придется сделать. Ты ведь знала, что меня бить будут?

— Точно не знала, но предполагала… — Татьяна улыбнулась.

— А в беде бросать нехорошо… Знаешь, человек, который думает только о себе, счастливым не бывает…

Татьяна внимательно посмотрела на Петрова и призналась:

— Если хочешь знать, я специально ушла. Если бы ты сбежал, я бы с тобой и разговаривать не стала. Какой это мужик, если он трус.

— Понятно, — сказал Петров. — Значит, это была заранее запланированная акция? А что ты теперь планируешь?

— Ничего не планирую. Будь как будет…

— Ну а если меня снова бить будут?

— Рядом с тобой встану, конечно… Если ударить не смогу, царапаться буду… Дальше не провожай меня.

— Почему? — спросил Петров,

— Вот наш дом. Я не хочу, чтобы нас увидела мама… У нее на меня другие планы…

На заводе начиналась вторая смена. На несколько секунд умолкли станки и наступила тишина. Но вот включился один станок, другой, гулко бухнул пресс, шум все нарастал. Завод продолжал работу.

В инструментальной была пересмена. Пришла Олимпиада. Вера молча сияла халат, надела пальто. Они с Олимпиадой не разговаривали.

Олимпиада надела халат, взбила волосы, сделала кое-какие перемещения в своем инструментальном хозяйстве и открыла окошко инструментальной. Через несколько секунд требуемый инструмент был найден и вручен рабочему.

— А почему вы раскладываете инструменты не так, как указано в инструкции? — вдруг спросила Ольга.

— А вы всегда поступаете по инструкции? — в свою очередь спросила Олимпиада,

И все-таки?

— Так мне удобнее, — ответила с вызовом Олимпиада. — Рабочие на меня ведь не жалуются…

В инструментальную заглянул Петров.

— Здравствуйте, Олимпиада Васильевна!

— Здравствуйте, Михаил Петрович, ответила Олимпиада, с интересом рассматривая Петрова.

— Олимпиада Васильевна, а почему бы вам не пригласить меня в гости? — вдруг спросил Петров.

— Как — в гости? — не поняла Олимпиада.

— Если вы против, то, конечно, не надо.

— Ну почему же? Я не против, — растерялась Олимпиада.

— Тогда в воскресенье. Часика в три, а?

— Ну, пожалуйста…

— А какой ваш адрес?

— Вторая Нагорная, восемь, — ответила Олимпиада, окончательно сбитая с толку.

— Значит, до воскресенья! Ольга Андреевна, я вас жду. — И Петров вышел.

Олимпиада и Татьяна обсуждали предстоящий визит Петрова.

— Ты зачем его пригласила? — спросила Татьяна.

— Сама не знаю, как получилось, — призналась Олимпиада. — Бедовый мужик, — восхищенно добавила она. — Раньше такие чаще попадались. Раз-два — и окрутит. Ох и любила я таких, — и с опаской посмотрела на дочь, не сказала ли чего лишнего. Татьяна отрешенно смотрела в окно. — Но тебе-то он нравится, а?

— Вначале просто интересно было, а теперь он мне по ночам снится…

— Как снится? — не поняла Олимпиада.

— Что мы вместе. И что целует меня. И мне так хорошо.

— Тогда точно, влюбилась. Ой, милочка, боюсь, ничего из этого не выйдет, — вздохнула Олимпиада. — Раз он в этой комиссии — значит из партработников. А у них за аморалку строго. Если он женат, жену бросить ему не разрешат.

— А Никишев из горкома ушел от жены, — возразила Татьяна.

— Ну и что? — спросила Олимпиада и сама же ответила: — Вмиг освободили от работы.

— Тоже мне несчастье, — отмахнулась Татьяна. — Не под машину же попал. Работы, мать, всем до конца жизни хватит.

— Ладно, — решительно заявила Олимпиада. — Заварили кашу, сами и расхлебывать будем. Давай в магазин, возьми водки и красненького.

— Может, он спиртного принесет? — предположила Татьяна.

— Он человек интеллигентный, — сказала Олимпиада. — Он придет с цветами.

Ольга шла по парку. Мимо нее проходили пары. В тире стреляли мужчины, их терпеливо ожидали женщины. Ольга была одна. Она села на скамейку, достала сигареты, закурила. Сидящие рядом старушки возмущенно переглянулись и заговорили о нравах нынешней молодежи.

Принаряженные Татьяна и Олимпиада ждали Петрова.

Раздался стук в дверь.

— Пожалуйста, — сказала Олимпиада.

— Добрый день, — сказал Петров входя. Был он и на этот раз в костюме и при галстуке. Петров достал из портфеля водку, вино и выставил на стол.

Татьяна взглянула на мать и рассмеялась. Но Петров достал из портфеля и цветы. Теперь торжествовала Олимпиада. Она галантно предложила Петрову:

— Садитесь, пожалуйста, — и указала на тахту.

Петров сел. Олимпиада и Татьяна расположились напротив него на стульях.

— Какое впечатление произвел на вас наш город? — спросила Олимпиада.

— Хорошее, — ответил Петров.

Больше он ничего не стал говорить, и пауза затягивалась. По-видимому Олимпиада подыскивала второй вопрос и никак не могла найти, и тут ее выручил Петров.

— Знаете что, — сказал он, — у вас, наверное, есть обед. Я бы с удовольствием съел супчику.

— Ну, за этим дело не станет, — обрадовалась Олимпиада. — Татьяна, накрываем на стол.

… Олимпиада наблюдала, как ест Петров. А ел он хорошо и много, Олимпиада подлила ему водки.

— Стоп. — Петров накрыл ладонью рюмку. — Я свою норму взял.

— Это хорошо, — похвалила Олимпиада, — когда мужчина знает свою норму. А про вас разные слухи по заводу ходят, — сообщила она Петрову. — Будто вы посмотрите на человека и можете все про его жизнь рассказать.

— Могу, — согласился Петров.

— А вот интересно, как вы про Бодренкову со сборки все узнали? Если это не тайна, конечно.

— Не тайна. Я по ее часам все узнал.

— Как — по часам? — не поняла Олимпиада.

— Обыкновенно. У Бодренковой часы «Звезда». Выпускали их сразу после войны. Уже много лет прошло, как их сняли с выпуска. А у нее сохранились. Значит, берегла и мало пользовалась.

— Не понимаю, — сказала Олимпиада.

— А чего тут понимать-то? У нее явно был перерыв в работе. Может быть, дети росли, может, муж хорошо зарабатывал. Если бы работала все время, уже сменила бы часы несколько раз. Все женщины следят за модой — вот у вас «Заря» последнего выпуска. А то, что работает недавно, тоже видно сразу: мельтешила, суетилась, работала неритмично. Да и руки ее к другой работе привыкли, кожа обветрена, в трещинах, с землей на огороде много лет работала.

— Все так просто? — удивилась Олимпиада.

— Все очень просто, — подтвердил Петров.

— И вы, кроме этой профессии, еще что-нибудь умеете? — осторожно спросила Олимпиада.

— Умею, — заверил ее Петров. — До армии я слесарем работал, в армии шофером, а когда в университете учился, и дворником был, и почтальоном, и санитаром в психолечебнице.

— Значит, в случае чего, семью сможете обеспечить, — облегченно вздохнула Олимпиада.

— Обеспечу, — пообещал Петров.

Ольга была на дневном сеансе в кино. Зал был почти незаполненным. В передних радах разместились около десятка мальчишек, В задних рядах сидела одна Ольга. А на экране скакали индейцы и ковбои и стреляли друг в друга из кольтов и винчестеров.

После обеда Татьяна, Олимпиада и Петров пили кофе. Олимпиада заметила, что Петров рассматривает фотографию военного моряка, и пояснила:

— Это Танин отец. Погиб на фронте.

— Тань, — спросил Петров, — а тебе, оказывается, уже больше тридцати?

— Это почему же? — возмутилась Олимпиада. — Ей двадцать пять.

— Но война кончилась тридцать лет назад, — заметил Петров»

— Ах! — несколько смутилась Олимпиада. — Он погиб при выполнении боевого задания. Ну, это тоже как фронт. Он был военным моряком. Искал мины на Черном морс. Это траление называется. Подорвался, и осталась одна только фотография. — Олимпиада вытерла выступившие слезы.

— Я думаю, эту фотографию нужно увеличить, Сделать хороший портрет. Хотите? Прямо в заводской фотолаборатории. Там сейчас наш заказ выполняется.

— Если сделаете, я буду очень благодарна. — Олимпиада расчувствовалась. — Это ведь единственная память о нем. Были еще письма. Но сгорели. У нас на старой квартире пожар был…

Перед Петровым и Людмилой Ивановной сидела пожилая симпатичная женщина.

— И тогда, значит, сделал он мне предложение, — рассказывала работница. — Продала я, значит, дом в деревне, перебралась из колхоза в город. Квартира у него от завода хорошая. Надо, значит, устраиваться. Куда? Он говорит, на наш завод. Будем вместе. Мне понравилось в цеху. Освоила я пресс. И заработок хороший. А тут начали меня бросать но разным станкам. Хоть и разницы особой нет, а все надо приноравливаться. Устаю, значит, нервничаю. Прихожу домой совсем замотанная. И хозяйство домашнее начала запускать, да и не женщина я к вечеру для мужа от такой усталости. Дерганая стала. Нет, думаю, надо кончать. Я насмотрелась уже на такие семьи. Он на неё: «Ты чего это не сделала?» А она на него: «А ты чего?» А оба работают. И некому успокоить. Глядишь — развод. Они молодые еще, могут снова семью создать, а мне рисковать нельзя. Я и так вдовою двадцать лет ходила. Так что надо мне уходить с завода.

— Не надо уходить, — сказал Петров. — Вы будете работать только на одном прессе. Не будут вас перебрасывать с места на место.

— Меня не будут, другую заместо меня будут, — возразила работница. — На чужом несчастье своего счастья не наживешь.

— Сегодня, пожалуйста, работайте, к концу смены мы ваш вопрос решим, — пообещал Петров.

— Ты у нас человек новый, — улыбнулась женщина. — У нас быстро ничего не решается… Я пошла. — И женщина вышла.

— Этот вопрос надо срочно решать с Прокопенко, — сказал Петров.

— Михаил Петрович, — возразила Людмила Ивановна, — я к Прокопенко не пойду. Он со мной и разговаривать не станет.

— Ладно, — встал Петров. — Я с ним сам поговорю.

Петров сидел в кабинете Прокопенко и терпеливо ему объяснял;

— Поймите же, она всю жизнь работала в колхозе. Привыкла к простым и привычным операциям. Перестраиваться ей поздно.

— А надо перестраиваться, — возразил Прокопенко. — Интересы производства требуют взаимозаменяемости. И это не так уж и сложно.

— Несложно в двадцать лет, и даже интересно, но не в сорок пять,

— У меня нет иного выхода, — начал раздражаться Прокопенко.

— Сколько в цехе не хватает рабочих на сегодня? — вдруг спросил Петров.

— Двадцать шесть человек. А что?

— А теперь будет не хватать двадцать семь. Чего вы добились?

Петров сидел у Константинова в парткоме.

— Ну, я не знаю, — говорил Петров, — как ему еще доказывать…

Константинов нажал на кнопку селектора.

— Передайте Прокопенко, чтобы он срочно зашел в партком!

— Мне, пожалуй, лучше уйти, — предложил Петров. — При мне он не изменит своего решения. Чисто психологически его можно понять.

— Не надо уходить! — сказал Константинов.

Прокопенко вошел, увидел Петрова и усмехнулся.

— Догадался, о чем пойдет речь? — спросил Константинов.

Прокопенко кивнул.

— С завтрашнего дня ты ее не будешь перебрасывать с места на место. Причины, по которым надо это сделать, тебе объяснил психолог, а я с его выводами согласен.

— А я не согласен, — спокойно возразил Прокопенко.

— Что же будем делать? — так же спокойно спросил его Константинов.

— А это смотря что тебя интересует — дело или благотворительность.

— Заботу о человеке ты называешь благотворительностью?

— А это уже демагогия, — не выдержал Прокопенко. — Ты отлично знаешь, в каком состоянии находится цех. Если он не будет работать как хорошо отлаженный механизм, это скажется на всей работе завода.

— Уже сказывается, — поправил Константинов.

— Вот именно, — согласился Прокопенко. — Я в первую очередь отвечаю за это и поэтому прошу мне не мешать. А все эти исследования только будоражат и отвлекают людей от работы.

— Ну, это мы можем обсудить, — согласился Константинов. — А пока меня интересует конкретно работница Хитёва…

— Мои действия она может обжаловать в завкоме, — сказал Прокопенко. — Я придерживаюсь прежней точки зрения.

— Ладно. Завтра я соберу партком по этому поводу… там и продолжим разговор, — предложил Константинов.

— По этому поводу партком собирать не надо. Она будет работать на одном месте. Но повод для заседания парткома, по-видимому, найдется в очень скором времени… — Прокопенко встал. — Ко мне еще есть вопросы?

— Нет вопросов.

— И вся психология! — насмешливо сказал Петров, когда Прокопенко вышел.

— А иногда без психологии результативней, — возразил Константинов. — Вот когда поумнеют, будем воздействовать психологией…

— Ну, это тоже психология, — не согласился Петров. — И, к сожалению, довольно распространенная в наше время. Главное — добиться, а не важно как… В данном случае и ты и Прокопенко действуете одними и теми же методами… Не очень-то вы отличаетесь друг от друга…

— Почему я должен от него отличаться? — спросил Константинов. — Я такой же, как и он. Еще год назад я был таким же начальником цеха. Ты что думаешь, я родился секретарем парткома? Ладно… С Хитёвой мы поступили правильно. Ты мне ответь на другое. До Прокопенко был плохой начальник цеха, мы его заменили, а теперь вдруг выясняется, что при нем работа была намного лучше, чем при Прокопенко. Тот был ленивый, необязательный и плохой инженер. Прокопенко — энергичный, знающий, не боящийся брать на себя ответственность, а работа заваливается. Где тут логика? Ты можешь мне на это ответить?

— Пока нет, — сказал Петров. — Но я думаю, что скоро ответим.

На заводе наступил обеденный перерыв. Выключались целые линии станков, рабочие шли в столовую.

Татьяна с подносом двигалась к кассе. Петров и она увидели друг друга одновременно. Татьяна кивнула ему, указывая на место рядом с собой. Девушки расступились, и Петров встал рядом с Татьяной. Ему протянули поднос, он что-то сказал, и девушки рассмеялись.

Уваров, войдя в столовую, увидел все это. Некоторое время он наблюдал за Петровым и Татьяной, потом повернулся и вышел.

Он бегом взлетел по лестнице на второй этаж заводоуправления и рывком распахнул дверь парткома. Константинов просматривал сводки.

— Садись, Федор, — сказал Константинов. — Что случилось?

— Вы знаете, что на заводе работают эти проверяющие, Петров и эта красотка?

— Знаю, — подтвердил Константинов.

— А вы знаете, что у меня дружба с Татьяной Елкиной? — спросил Уваров,

— Татьяну знаю. Хорошая девушка.

— Так вот. Петров ей пудрит мозги.

— А при чем здесь партком? — удивился Константинов.

— Сейчас объясню… Его предупреждали. Он не понял. Тогда его отлупили.

— Ну а он что? — заинтересовался Константинов,

— Дерется. И вроде и дальше собирается драться.

— Ну и правильно, — сказал Константинов. — Если бьют, надо отвечать.

— В общем-то правильно, — согласился Уваров. — Я его и дальше собирался лупить. Но загвоздка вот в чем… Я узнавал. Оказывается, он партийный. Я тоже. Два коммуниста дерутся из-за женщины, А как на это партком посмотрит?

— Думаю, для начала получите по выговору, — сказал Константинов.

— Тоже правильно, — согласился Уваров. — Но что же получается? Все шло хорошо, потом приезжает какой-то тип и все рушится? Надо какие-то меры принимать.

— Ну и принимай! — сказал Константинов.

— Какие? — спросил Уваров. — Я свое дело делаю. Даю государству электроаппараты. Кто-то людей лечит, порядок охраняет… Если утечка газа получается, я же в магистраль не лезу, там специалист нужен, газовщик. У меня сейчас тоже катастрофа, этим делом тоже кто-то должен заняться, кто понимает.

— Чего ты от меня хочешь? — напрямик спросил Константинов.

— Ничего, — ответил Уваров. — Посоветоваться пришел.

— Ничем я тебе, Федор, помочь не могу… Нет у меня в парткоме специалистов по этому вопросу…

— А как бы сами поступили? Если б такое случилось?

— Эх, — вздохнул Константинов. — Мне бы самому кто дал совет. Нравится мне одна женщина, а с какого боку подступиться, и не знаю…

Ольга и Петров работали в номере Ольги. Записи и графики были разложены на столе, на кровати. Петров рассуждал, вышагивая по номеру.

— И вправду, где же логика? Выл плохой начальник, поставили хорошего — а Прокопенко действительно был одним из лучших начальников участка, — а дело пошло хуже.

— Не сразу, — возразила Ольга. — Начинал он в общем хорошо, спад начался потом. Примерно с мая…

— А что происходило в цехе с мая по август? — спросил Петров. — Откуда начался завал?

Ольга нашла нужную запись.

— Повлиял отпускной период. Не хватало сорока рабочих, были перебои со снабжением. Перевели его заместителя Пашкина в другой цех. Нет, это было в апреле…

— Стоп, — сказал Петров. — В цехе все жалеют о Кашкине.

— Он сейчас в термитке…

— Знаю, знаю… такой толстяк… Значит, в апреле. Обязательно надо им заинтересоваться. Вполне вероятно, что именно он тянул весь цех на себе. Кстати, включи его фамилию в анкету… Слушай, а что у тебя с инструментальной? Что-нибудь неясно?

— В общем-то ясно, — сказала Ольга. — В этом году они увеличили производство электроаппаратуры. А заявку на инструменты они просто переписали с прошлогодней. Естественно, возник дефицит с инструментом.

— Как это могло произойти?

— Опять все следы ведут к Прокопенко. Он все делает сам. Полная централизация руководства. И, естественно, многое упускает Упустил и с инструментом. А инструментальщица Олимпиада Елкина запутала еще больше. Одним дает инструмент, другим может отказать и раскладывает его так, что, кроме нее, никто не может разобраться. В ее смене все нормально, но, моща работает другая инструментальщица, весь цех в напряжении. И что самое непонятное — выгоды она с этого никакой не имеет. Она явно дезорганизует работу. Какая-то вредительница. Первый такой случай в моей практике. Может быть, ты сам подключишься к объяснению этого явления, если, конечно, тебе не помешает составить объективное мнение личное знакомство с этой семьей…

— Не помешает, не помешает, — подтвердил Петров. — Только поможет…

После сеанса из кинотеатра выходили зрители. Петров и Татьяна шли в толпе. Петров с интересом рассматривал группу старушек, которые вытирали слезы.

На фасаде кинотеатра на афише гигантскими буквами было выведено: «Индийский фильм “Любовь в Симле”…

— Миш, — спросила Татьяна, — а чего это ты людей рассматриваешь все время?

— А интересно!

— А чего интересного?

— Просто интереснее людей ничего на свете нет.

— Так уж и нет?

— А что может быть интереснее? — спросил Петров.

Татьяна задумалась.

— А я интересная?

— Очень! — сказал Петров.

— Так же, как все?

— Больше чем все!

— Ну вот и не смотри по сторонам!

— Тань, а как вы между собой Прокопенко называете?

— Механизм.

— Почему?

— А он говорит всегда: «Цех должен работать как механизм». Все и вертятся, крутятся… При Кашкине было по-другому.

— Кашкин начальником цеха не был, — возразил Петров,

— Все равно он все подпирал, У нас ведь как? Если начальник дурак, ему заместителя поумнее подбирают.

— А в чем при Кашкине было по-другому? — спросил Петров.

— А работа в удовольствие была, а этот только и командует. Ты мне скажи — чего мужики так командовать любят? Все чтобы по-военному. Даже в газетах все «штурм, битва, схватка, широким фронтом…».

Петров рассмеялся.

— Чего смеешься-то? Я правду говорю. Война давно кончилась. Я ее только в кино видела. Если бы вы работали одни, без женщин, ну, командовали бы друг другом, а чего нами командовать? С нами надо разговаривать ласково. Кашкин, бывало, зайдет на участок к нашему мастеру: «Серафима, и чего ты с утра такая красивая?» Так Серафима весь день как на крыльях летает. А этот только: «номенклатура изделий», «протокол дефицита», «я сделаю выводы».

Они шли по улице ночного Красногорска. Татьяна доверчиво держалась за руку Петрова, Они подошли к дому, и Татьяна озабоченно взглянула на темные окна своей квартиры. Она явно колебалась.

— Не раздирайся сомнениями, — сказал Петров. — Я пойду в гостиницу.

— А я и не сомневаюсь, — обиделась Татьяна.

— Сомневаешься! Пригласить или не пригласить? Можно и пригласить, мать в ночной смене, соседи спят, но ведь неизвестно, как он себя поведет, а с другой стороны, интересно: как он себя проявит, когда мы одни останемся, — рассуждал Петров.

— Да ну тебя, — смутилась Татьяна. — Пошли. Чаем напою.

… Татьяна стояла у окна. В комнате был полумрак, Петров подошел к ней, обнял за плечи и начал целовать.

… Они лежали рядом.

— А ты знаешь, как это показали бы в кино? — вдруг спросила Татьяна.

— Что показали бы? — не понял Петров.

— То, что у нас сейчас с тобой было. Значит, так: он входит, за ним закрывается дверь, и сразу он ее встречает у родильного дома. Они всегда пропускают самое интересное.

Петров приподнялся.

— Ты чего? — спросила Татьяна.

— Сигареты на столе забыл.

— Я принесу. — И Татьяна, не стесняясь своей наготы, пошла к столу.

— Только бы мать не узнала, — сказала Татьяна, возвращаясь.

— Все равно когда-нибудь узнает…

— Пока не надо, — решила Татьяна. — Она у меня напуганная жизнью. Боится, как бы я на бобах не осталась. Она красивая была в молодости.

— Она и сейчас красивая.

— Ее тут все бабы боялись — как бы не отбила. Ведь ее всех женихов на войне поубивало. Что ей оставалось делать? А она женщина энергичная. Ей очень хотелось замуж выйти и чтобы семья была и дети. Не получилось. Ее очень за это презирали. Я думаю, что она и меня родила, когда отчаялась,

— Ну, твой отец красивым был, — не согласился Петров. — Перед ним было трудно устоять.

— А это не мой отец, — призналась Татьяна.

— Как — не твой? — не понял Петров.

— Я это недавно узнала, — пояснила Татьяна. — Наверное, она его выдумала, чтобы передо мной оправдаться и чтобы соседи уважали. Она у меня самолюбивая.

— А кто же этот моряк? — спросил Петров.

— А никто. Актер. Был такой старый фильм — «Голубые дороги». Она и добыла его фотографию. Я этого отца недавно в новом фильме увидела. Постарел. Толстый, с животом, кулака играл. Ты только не проговорись. Пусть думает, что я не знаю. Ей тяжело доставалось, У нас ведь никого из родных нет. У мамы все погибли в войну. А знаешь, как не хватает своих, чтобы поехать, чтоб тебя ждали, чтобы встретили, как родную…

— Чего-чего, а родни у меня хватает, — заверил Петров. — Я с тобой поделюсь.

— А теперь она боится, что я замуж тоже не выйду.

— Ну, думаю, тебе это не угрожает.

— Не скажи, — возразила Татьяна. — Конечно, я не уродка, можно сказать, даже красивая, но ведь вы-то больше всего красивых и боитесь. Погулять — да! А в жены берете поскромнее. Тогда можно и себя королем чувствовать. Я раньше думала: если парень — так он уверенный, а вы такие же неуверенные, как и мы.

— Я уверенный, — возразил Петров.

— Какой ты уверенный! — рассмеялась Татьяна. — Ты просто наглый.

Они проснулись от хлопанья двери. Олимпиада пришла после ночной смены.

— Молодой человек, — обратилась она к Петрову, — я думаю, вам пора возвращаться в гостиницу, — и отвернулась.

Петров посмотрел на часы.

— Пожалуй, я прямо пойду на завод, — решил он.

Олимпиада продолжала сидеть к ним спиной, ожидая, когда Петров оденется и выйдет.

— Вы еще не ушли? — Олимпиада не оборачивалась.

— Простите, — сказал Петров. — А может, мы все-таки позавтракаем?

Татьяна хихикнула. Олимпиада уничтожающе взглянула на нее и, демонстративно звеня чашками, начала накрывать на стол.

Потом они молча сидели все вместе. Татьяна разливала кофе.

— А молока нет? — спросил Петров.

— Да, — сказала Олимпиада. — Я думаю, этот товарищ не пропадет в жизни.

— Не пропаду, — подтвердил Петров.

Петров сидел в конторке начальника участка Кашкина. Кашкин, средних лет мужчина, полный, излучающий доброжелательство, говорил по телефону:

— Ну что, милый, ты сам все знаешь, зачем тебе указания?… Третью бригаду только не выпускай из-под контроля, там много новичков., — Кашкин положил трубку и улыбнулся Петрову: — Извините. На чем мы остановились? Да, Прокопенко! Думаю, что месяца через два его снимут.

— Почему вы так считаете?

— Сейчас подготовительный дает номенклатуру изделий в две тысячи единиц. С переходом на новые аппараты увеличится до трех тысяч. И он уже не в состоянии будет контролировать. Он не справится с нагрузкой.

— А кто, по-вашему, мог бы справиться?

— Никто. Человеку это не под силу. Несколько лет назад, когда цех был маленьким, Прокопенко был бы идеальным руководителем. Он все помнил бы, все держал бы в своих руках, все контролировал… Концентрация власти необходима, по… до известных пределов. Руководитель может принять десять обоснованных решений в час, но двести решений за это же время — никто не может. Для пользы дела здесь надо делиться ответственностью.

— А если люди не хотят брать на себя ответственность? — спросил Петров. — Без ответственности проще и легче жить.

— Смотря какая ответственность, — не согласился Кашкин. — Отвечать, не имея возможности изменять, — одно, а отвечать за свои решения — это, кроме всего прочего, еще и интересно, это еще и удовольствие, Сделал и видишь — получилось, а если не получилось, так знаешь почему.

— Именно поэтому вы и ушли из цеха?

— Да, — согласился Кашкин. — С Прокопенко неинтересно работать.

— А если бы нас поставили начальником подготовительного? Вы могли бы вытянуть цех из прорыва.

— А меня не поставят начальником…

— Почему?

— На мне клеймо заместителя, — просто ответил Кашкин. — На каждом человеке есть какое-нибудь клеймо. Этот — весельчак, этот — неуклюжий, этот — дамский угодник, а я — заместитель. Я всегда был очень хорошим заместителем. К этому уже привыкли.

— А может быть, вы сами к этому привыкли?

— Может быть… — Кашкин задумался.

В конторку заглянули.

— Извините, — сказал Кашкин. — Через минуту у меня соберутся мастера…

Несколько опоздавших рабочих вошли в красный уголок и попытались сразу же прошмыгнуть в последние ряды.

Ольга сунула им листки анкет. У всех собравшихся анкеты уже были.

— Повторяю, — говорила Ольга. — После смены анкеты я заберу. Своя фамилии указывать не надо.

Рабочие стали расходиться, на ходу просматривая анкеты, Молодой парень обрадовался:

— И про Самсонова есть вопрос. Ну, уж я про него напишу свое мнение.

— А ты лучше скажи ему, — посоветовал другой,

— Скажи сам, если такой храбрый…

В цехе еще был перерыв. Рабочие пристраивались, где кто мог, и заполняли анкеты.

Пожилой рабочий подолгу вчитывался в вопросы, задумывался и только потом записывал: «да» или «нет».

Молодой парень заполнял анкету быстро, И, заполнив, поставил свою фамилию.

— Фамилию не надо, — сказал ему другой, который через плечо сравнивал свои ответы с чужими.

— А чего скрывать? — возразил парень. — Пусть знают мое собственное мнение.

Самсонов зашел в кабинет Прокопенко и положил перед ним анкеты.

— У меня есть, — сказал Прокопенко.

— Между прочим, в них есть вопросы, касающиеся и нас с вами, и даже фамилии наши, — указал Самсонов. — Не знаете, им дано такое указание или это их самодеятельность?

— Я думаю, что это не имеет принципиального значения, — спокойно ответил Прокопенко.

— Не понимаю, — удивился Самсонов. — Если они чего хотят узнать, в отделе кадров про нас все известно. Что бы все это значило?

— Ничего это не значит, — заверил его Прокопенко. — Новые веяния. Я читал, на других заводах вот так же проводят анкетирование и мастеров не назначают, а выбирают сами рабочие.

— Ну, не знаю, — сказал Самсонов. — Так далеко можно зайти. Вначале мастеров будут выбирать, каких хочется, а там и до руководителей цехов дойдут.

На берегу реки собралось человек двадцать рабочих. Петров восседал на составленных ящиках из-под пива.

— Вот такие пироги, — закончил он. — Все понятно?

— Понятно, — ответили ему. — Чего тут не понять?

— Вообще правильно, — заключил молодой парень. — Иногда полезно со стороны взглянуть. А то мы притерпелись. Я вот по своему опыту знаю.

— Какой это твой такой опыт? — поинтересовались у него.

— Личный, — ответил он. — Я в прошлом году у старшего брата гостил. И посмотрел, какие жены бывают. Я женился недавно, — пояснил он Петрову, — Так вот, брат еще спит, а жена ему завтрак готовит. Ему на смену, а на столе все уже горячее. А моя, когда ухожу, даже не шелохнется. Ага, думаю, можно, оказывается, и по-другому.

— Ну а теперь как? — спросили его.

— Порядок, — заверил парень, — Перенял и внедрил. Яичница в семь ноль-ноль на столе.

Над рассказом посмеялись.

— Да чего там, — сказал пожилой станочник. — Иной раз какое сложное преступление распутывают, а у нас просто неполадки. Разберемся.

— Я думаю так, — вскочил Борис. — Надо, чтобы не только вы, но и рабочие сознательно участвовали в исследовании. Создать экспериментальный участок и все на нем поставить по науке. Я бы даже выделил этих людей. Пусть бы видели все, что именно они участники эксперимента и от их решений в дальнейшем будет зависеть судьба завода. У них бы тогда была особая ответственность!

— Как выделить? — спросил Петров.

— Заказать особые спецовки и эмблемы. С какой гордостью носят студенты форму строительных отрядов! Людей иногда надо и выделить, если они серьезным делом занимаются.

— Стоп, — сказал Петров. — Это мысль. Это очень хорошая мысль. — Достал пачку сигарет и на ней сделал пометку.

— А что? — Борис задумался. — Пожалуй, эту мысль надо провести в жизнь. — И тоже достал свой депутатский блокнот и сделал запись.

— Только мы ее еще раз выверим завтра на свежую голову, — предупредил Петров. — А то у меня иногда в таком состоянии изумительные идеи приходят, а наутро начинаешь выверять — не сходится.

— Хорошо! — сказал кто-то восхищенно. — Споем, что ли, а?

— Давай, — поддержали это предложение.

— Запевай.

Никто не решался. Тогда встал Петров и запел:

— «Едут с товарами, тройками, парами муромским лесом купцы»…

Песню подхватили. И понеслась песня над рекой, над полями.

— А ничего этот парень из себя, — сказал один из рабочих, глядя на поющего Петрова. — Нам бы такого на завод.

— Ну да, — возразили ему. — Он же московский. Такие в нашу дыру не забираются. Если так, проездом…

Петров тихо шел по коридору гостиницы. И шел не очень уверенно. Остановился перед дверью номера Ольги и постучал.

— Вваливайся, — крикнула Ольга.

Петров выставил на стол две бутылки пива и положил вяленую рыбу.

— От рабочего класса!

— Миш, чего это ты занялся благотворительной деятельностью? Кому это надо? — спросила Ольга.

— Это надо мне, — ответил Петров. — Ты знаешь, с того дня, как я приехал сюда…

— Мы приехали, — поправила Ольга.

— Не перебивай, — предупредил Петров. — С тот дня, как я приехал сюда, я радуюсь, потому что приехал к своим.

— А до этого ты жил среди чужих? — спросила Ольга.

— Не перебивай! — завопил Петров. — Да, я приехал к своим. Потому что я такой же, как и они. Потому что я вырос в таком же городишке и начинал работать на таком же заводе слесарем.

— Я никогда не думала, что ты провинциал!

— Да! Я провинциал. Девяносто процентов людей в России живут в провинции.

— Понятно. — Ольга задумалась. — Тебя потянуло домой. И ты уже мечтаешь о своем домике, как ты в сатиновых шароварах выйдешь на свой огород и будешь окучивать свои огурцы.

— Ты дура! Ты даже не знаешь, что окучивают картошку, а не огурцы, А свой дом — это прекрасно, и огород прекрасно, и сад! И если люди этого стесняются, они становятся беднее, потому что человек был и всегда будет связан с землей. Можешь смеяться, но я здесь радуюсь. Я здесь живу!

— Еще как! — возмутилась Ольга. — Тебя уже здесь все знают.

— Да, — подтвердил Петров. — И я знаю всех. И это приятно — знать друг друга. И это высшая радость людей — общаться друг с другом. Общаться, а не функционировать! Когда я работал на своем заводе, у нас тоже не все получалось… Но я тогда ничем не мог помочь. А сейчас я могу. И должен это сделать, потому что, если я этого не сделаю, я буду…

— Сукиным сыном, — вставила Ольга.

— Правильно, — подтвердил Петров. — Кое-что ты все-таки понимаешь.

— Я-то понимаю, — согласилась Ольга. — А вот ты, кажется, нет. Наше дело — провести исследования, сделать выводы и выработать рекомендации. Зачем ты влезаешь во все дыры?

— Рекомендации — это прекрасно, — сказал Петров. — Но ты не хуже меня знаешь, что мир уже имеет рекомендации на все случаи жизни: и как руководить, и как подчиняться, и как делать табуретки. Но любая рекомендация — это только рекомендация, которую можно принять или не принять. Главное все-таки — сделать. И если я помог конкретной работнице — это конкретно, это останется.

— А может быть, ты ошибся в выборе профессии? — спросила Ольга. — Может быть, тебе надо было стать плотником? Тогда бы ты делая свои табуретки. Это конкретно. Сам сделал — сам сидишь.

— Но почему же? — возразил Петров. — Я бы и табуретки делал для других, Пусть сидят на здоровье.

— Ты же ученый, ты исследователь, — снова начала Ольга.

— А почему ты думаешь, что я ученый? Я еще лично об этом не знаю.

— Вообще-то пора бы уже знать…

— Удивительно! — вскинулся Петров. — Ну и поколение! Знают, когда пора и когда не пора. Знают, как жить и что делать. Вот Лев Толстой не знал этого. Он искал.

— Ну что ж, ищи. — Ольга усмехнулась.

Они помолчали. И вдруг Ольга спросила:

— Как у тебя с ней?

— Хорошо, — сказал Петров. — Тебя устраивает этот ответ?

— Меня-то это совсем не устраивает…

Работал завод. Из полуавтоматов выскакивали еще дымящиеся пластмассовые крышки. Под потолком цеховых пролетов проплывали краны.

Ольга пристроилась с секундомером на участке штампов. Работницы некоторое время присматривались к ней, потом перестали обращать внимание.

У работницы кончились заготовки. Она остановила пресс и пошла искать тару. Ольга включила секундомер и сделала пометку у себя в блокноте.

Ольга видела, как пожилая работница с трудом потащила ящик с заготовками, потом отдыхала, потом только включила пресс. Ольга остановила секундомер.

Во дворе шел дождь. Работницы запахивали халаты, прикрывались газетами, бежали через двор в поисках тары.

Ольга сделала пометку: «Местком — амбулатория».

Петров и Людмила Ивановна работали в отделе кадров. Петров просматривал личное дело Кашкин.

— Интересно, — проговорил Петров. — Очень интересно.

— Людмила Ивановна оторвалась от бумаг.

— Как только где заваливаются дела, так туда бросают Кашкина.

— Это понятно, — ответила Людмила Ивановна. — Он хороший работник, любой участок вытянет.

— А чего он всю жизнь в заместителях?

— Это решаю не я, а там. — Людмила Ивановна ткнула в потолок.

— На небе, что ли? — поинтересовался Петров.

— У высокого начальства, — пояснила Людмила Ивановна.

— А высокому начальству тоже иногда надо подсказывать.

— Как? Приду я, что ли, к директору завода и скажу: Иван Степанович, Кашкина начальником надо сделать. Так, что ли?

— Да, — подтвердил Петров. — Вы же работник отдела кадров. Кадров! — подчеркнул Петров.

— Да вы что! — рассмеялась Людмила Ивановна. — Директор скажет мне: ты чего, Людмила, чокнулась, что ли? Твое дело — подготовить документы, а решать будем мы.

— Правильно, — сказал Петров. — Решать будут они. Но подсказать им надо обязательно.

— Вы что, серьезно? — спросила Людмила Ивановна.

— Вполне, — заверил ее Петров.

Ольга разговаривала с председателем завкома. Тот нашел нужный документ и сказал:

— За три месяца на участке штамповки было выдано сю сорок больничных листов.

— Значит, практически каждая работница за эти месяцы проболела дважды. Или в этот цех специально набирают очень болезненных женщин… — развивала свою мысль Ольга.

— Или в этом цехе есть постоянные условия, которые располагают к большой заболеваемости. Вы хотите такой сделать вывод? — тут же сообразил председатель завкома.

— Я только собираю данные, — обворожительно улыбнулась Ольга. — Выводы будут делать другие. Если вы не возражаете, я обращусь к вам за необходимой информацией, — сказала Ольга, вставая.

— Конечно, заходите, буду рад, — без особого энтузиазма заверил ее председатель завкома.

Сидя за столиком в кафе, Ольга читала документы.

Подошел Петров с тарелками в руках, сел рядом.

— Ну что же, во всяком случае, это достаточно убедительно и, главное, не только объясняет срывы в работе цеха, но и позволяет в какой-то мере их прогнозировать, — сказала Ольга.

— Вот именно, — кивнул Петров.

— Что ты собираешься со всем этим делать?

— В первую очередь откровенно поговорить с самим Прокопенко.

— Ты хочешь убедить его в том, что он не справляется со своими обязанностями?

— Примерно так.

— Не делай глупости. За всю историю человечества никто — от королей до начальников цехов — не понимал и никогда не поймет этого.

— Понятно…

— Хочешь, я предскажу тебе, чем это кончится?

— Предскажи, — сказал Петров,

Петров и Людмила Ивановна работали в отделе кадров. Зазвонил телефон. Петров снял трубку и, не слушая, протянул ее Людмиле Ивановне.

— А это вас. — Людмила Ивановна отдала трубку Петрову.

— Петров… Как хочешь. Могу к тебе зайти… Хорошо. Я на месте.

Снова зазвонил телефон, Петров протянул Людмиле Ивановне трубку.

— Да… — Людмила Ивановна заинтересовалась. — А какие?… Конечно срочно… Михаил Петрович, можно я отлучусь минут на двадцать?

— Можно, — сказал Петров. — А что случилось?

— Сосиски привезли, — несколько смущаясь, ответила Людмила Ивановна. — Молочные. Вам взять?

— Спасибо. Не надо. — Петров пододвинул к себе счеты и начал считать. Людмила Ивановна тихо пошла, но тут дверь распахнулась и в кабинет вошел Константинов.

— Я вам нужна? — спросила у него Людмила Ивановна.

— Это вы с Михаилом Петровичем решайте, — ответил Константинов.

— У нее срочное дело.

Людмила Ивановна благодарно улыбнулась Петрову и бросилась к двери,

— Ну, уж ею-то ты, надеюсь, доволен? — спросил Константинов.

— Доволен я или недоволен — это не имеет никакого значения, — ответил Петров. — Вопрос следует ставить точнее: годится или не годится?

— Ну, тогда я не знаю. Между прочим, это моя кандидатура. Я ее буквально отвоевал…

— Конечно, все завоеванное дорого, — вставил Петров.

— А где ты найдешь лучше? Если хочешь знать, по своим данным она идеально подходит для кадров. Работала в комсомоле, а до комсомола — учительница. Педагог. Значит, воспитатель.

— Совсем не значит, — возразил Петров. — Миллионы девочек мечтают быть учительницами или врачами. Ты думаешь, они все могут воспитывать и лечить? Да никогда такого не будет. А к кадрам я бы учителей, которые поработали в школе, вообще не подпускал. В школе у нас сегодня непрерывно воспитывают, а когда человека воспитывают непрерывно, это раздражает. А раздраженный человек очень часто поступает наоборот. Учительницы говорят истинами. Они привыкли иметь дело с детьми, а здесь взрослые, которые сами знают, чего можно и чего нельзя, что хорошо и что плохо. Но не получается иногда. И у меня не получается, и у тебя. И надо хотя бы понять — почему? А это, между прочим, самое сложное. И нет ничего на сегодня сложнее человека, и никогда не будет. А у нас часто работают с людьми те, которым просто противопоказано работать с людьми. Машину не доверяют человеку, у которого нет шоферских прав, даже перекрывать вентили нужны специальные знания. Людмила Ивановна — не самый худший вариант, ее можно научить… До вас мы работали на телефонном заводе, так там кадрами руководит бывший начальник охраны мясокомбината, большой специалист по кавказским овчаркам… Ты думаешь, Прокопенко не справляется в подготовительном потому, что технологию наладить не может? Он работу с людьми наладить не может…

— Я как раз по этому поводу, — сказал Константинов. — Прокопенко написал заявление в партком, где всех кошек вешает на тебя. На послезавтра я партком назначаю.

— Что же, поговорим…

— Ты подготовься… Прокопенко и Самсонов сильно против тебя настроены… Да и еще кое-кого у нас ты раздражил. К тому же вся эта история с Елкиной Татьяной…

— Ну уж с этим-то я разберусь сам…

Петров лежал у себя в номере и смотрел в потолок. В дверь постучали. Петров не ответил.

— Я знаю, что ты у себя, — предупредила Ольга из-за двери.

Петров молчал. Тогда Ольга открыла дверь и вошла в номер.

— Мне надо с тобой поговорить, — сказала она.

— Мы уже говорили.

— Что у тебя с этой девочкой? — напрямик спросила Ольга.

— Ольга, это мое личное дело…

— Уже не личное, — возразила Ольга. — Константинов сказал мне сегодня, что этот парень хочет устроить скандал.

— А это его личное дело, — спокойно ответил Петров.

— Извини меня, — сказала Ольга, — но этот командировочный роман несколько затянулся. Не пора ли тебе спустить на тормозах. Не собираешься же ты на ней жениться?

— На этот вопрос я тебе ответить еще не могу… Он у меня в процессе осмысления…

— Может быть, мои доводы тебе в чем-то помогут…

— Ольга, эта проблема решается один на один с собою…

— И все-таки… Не собираешься же ты ее брать в Москву?

— Такой вариант не исключен…

— Куда? У тебя же нет даже квартиры. В ту клетушку, которую ты снимаешь? Большая для нее будет радость. А что она будет делать в Москве?

— Что делать? — Петров задумался. — Наверное, что и здесь. Работать на заводе.

— Извини за банальность, но так и напрашивается: зачем же в Тулу везти самовар? Я понимаю, каждый может увлечься, но увлечения проходят. Потом остается главное — чтобы с тобою был человек, который бы тебя понимал. А умение варить борщи — это еще не самое главное.

— Я не знаю, как она варит борщи, — сказал Петров. — Хотя мне хотелось бы, чтобы она это делала хорошо. Моя мать готовила великолепно.

— Ну, опыт наших матерей, к сожалению, сегодня не очень годится, — возразила Ольга.

— Годится-годится, — сказал Петров. — Этот опыт проверен веками. Как бы вы ни эмансипировались, мы по-прежнему любим добрых, нежных и верных, а, кстати, умение готовить совсем немаловажно в нашей мужской жизни, учитывая, что общепит у нас еще на недостаточной высоте, а язвенников становится все больше.

— Я-то думала, что понятие «любовь» в наше время чуть сложнее и многозначнее.

— Не верь тому, кто это говорит, — улыбнулся Петров, — Все даже проще и однозначнее: хочется или не хочется…

— Ну а тебе? — спросила Ольга.

— Тогда закончим, с чего начали. — Петров встал. — Эту проблему я буду решать все-таки один на один с собою…

— Ну что же. — Ольга встала. — Мне почти все ясно, хотя, честно говоря, я этому вначале не придала особого значения.

— Я тоже, — сказал Петров.

Ольга производила расчеты на «Дакоте». В кабинет вошел Константинов и заулыбался.

— А чему это вы улыбаетесь, Константинов?

— Вы сегодня такая яркая и красивая, что у меня мгновенно улучшилось настроение!

— Ну всё, — заверила его Ольга, — теперь вы для меня самый лучший секретарь парткома на свете. — И она тоже заулыбалась. — Но вы ведь без дела не заходите. Выкладывайте!

— У меня сразу два дела. Ольга, я давно хотел у вас спросить, откуда вы знаете производство?

— Откуда и все. Я ведь инженер. Кончала политехнический. Шесть лет проработала на заводе. Прошла от мастера до начальника цеха. Правда, цех у меня был поменьше, чем подготовительный. Я ведь даже орденоноска. Имею «Знак почета» за труд.

— Да ну?! — искренне удивился Константинов.

— Вот и «ну»! Вы думали, я какая-нибудь вертихвостка? Я женщина трудовая. Был смешной случай. Я раньше жила в коммунальной квартире. Так соседки-старушки меня очень презирали за короткие юбки. И однажды я нацепила орден и вышла на кухню. Вы представляете, что было?

— Представляю, — рассмеялся Константинов. — Зауважали.

— Еще как.

— Ольга, — сказал Константинов, — вы мне понравились сразу, как только я вас увидел!

— Не надо, Константинов, — попросила Ольга,

— Почему не надо? — удивился Константинов. — Вы не замужем, я не женат…

— Я люблю другого!

— Понятно… Он в Москве?

— Он здесь.

— Петров? — спросил Константинов. — Так ведь у него…

— Я знаю. — Ольга отошла к окну, закурила.

— Может быть, мне с ним поговорить? — предложил не очень уверенно Константинов. — А впрочем, о чем? — усмехнулся он. — Если только о том: Петров, она мне нравится, но женись на ней ты. Так, что ли?

Ольга невесело улыбнулась.

— Ну, одно дело мы с вами, кажется, решили. А какое второе?

— Какое? — Константинов никак не мог вспомнить. — Да… второе… Партком завтра в четыре. Передайте, пожалуйста, Петрову.

— Я передам, — пообещала Ольга.

Ольга плакала. Она плакала навзрыд, в бессильной ярости колотя кулаками по столу. Потом успокоилась, задумалась…

Она достала платок, вытерла слезы, энергичными движениями нанесла слой пудры, подкрасила губы, подвела глаза, несколькими взмахами расчески распустила по плечам волосы и стала прежней Ольгой.

Коша через несколько мгновений она шла по коридору заводоуправления, никому и в голову не молю прийти, что еще минуту назад эта женщина безысходно рыдала.

Она улыбалась знакомым, кому-то помахала рукой, кому-то на ходу объяснила, где ее можно найти.

Ольга прошла подготовительный, отметила, что Олимпиада в инструментальной, и направилась на участок сборки.

На месте Татьяны работала другая девушка. Ольга вышла из цеха. Она стремительно прошла через проходную и зашагала по улицам к единственной в Красногорске стоянке такси.

Таксист дремал в ожидании пассажиров. Он встрепенулся от хлопанья дверцы, Ольга уже сидела рядом с ним.

— Вторая Нагорная, восемь, — резко сказала она.

Таксист начал разворачивать машину.

— Побыстрее, — приказала Ольга.

Таксист рванул с места, замелькали дома. Через несколько минут машина остановилась у дома Татьяны.

Ольга расплатилась и начала подниматься по лестнице. Остановилась у двери, постучала.

— Да, — ответила Татьяна. — Можно.

— Здравствуйте, Таня, — сказала Ольга, войдя. — Мне надо с вами поговорить.

Татьяна растерялась, она заклеивала на зиму окна и была в стареньком ситцевом халате. Некоторое время они так и стояли друг против друга.

— Вы извините, что я пришла так неожиданно, без приглашения, — начала Ольга.

— Ну что вы… пожалуйста, — ответила Татьяна.

— Мы с Петровым друзья, мне совсем не безразлично, как сложится его жизнь.

— Конечно, я понимаю, — сказала Таня.

— Мне бы не хотелось, чтобы вы заблуждались. Его чувства к вам носят совершенно определенный характер. Надеюсь, вы понимаете какой?

— Понимаю. Я не заблуждаюсь, а его чувства — это его дело.

— Но вы должны понимать, что чувства такого рода, как правило,

недолговечны.

— Кто знает, какие чувства долговечны, какие недолговечны? Этого никто не знает, — сказала Таня.

— Поверьте, я знаю.

— Ну, вам виднее, — улыбнулась Таня. — Значит, недолговечны.

— А вас не смущает?… — спросила Ольга.

— А меня ничего не смущает. В крайнем случае разойдемся.

— И вы думаете, что будете счастливы?

— Конечно, буду! Во всяком случае, сейчас, а там посмотрим. Ведь так? — спросила напрямик Таня.

— Наверное, так! — ответила Ольга. — Ну что ж, до свидания!

Ольга встала, пошла к двери, за ней встала Татьяна. У двери Ольга остановилась:

— Мы, наверное, уедем в ближайшие три дня.

— Совсем? — спросила Татьяна.

— Совсем, — ответила Ольга.

— Счастливо! — сказала Татьяна.

Вечером после работы Петров провожал Татьяну. Было тихо и покойно. На огородах копали картошку.

— Хорошо, — сказал Петров.

— Что — хорошо? — спросила Татьяна.

— А все хорошо, — ответил Петров. — Знаешь, я уже привык к вашему городу. Я ведь вырос в точно таком же. У нас еще на окраинах коров держат.

— У нас раньше тоже держали.

Они подошли к дому Татьяны.

— Ты меня не приглашаешь? — спросил Петров.

— Нет, — ответила Татьяна. — В восемь часов мы с Федором идем в кино. Я прошу тебя больше не приходить сюда.

— Очень интересно, — сказал Петров. — Что случилось?

— Ничего, — ответила Татьяна. — Я так решила. То, что между нами было, не имеет никакого значения. Я это уже забыла.

— Но я не забыл!

— Я все обдумала… Никаких обязательств мы друг другу не давали. А мне пора думать, как жить дальше. Мне ведь уже двадцать пять. И если не получилось большой любви, пусть хоть будет крепкая семья. А мне очень хочется, чтобы была семья. И у нас с Федором она будет. Я ведь нормальная, обыкновенная баба с восьмилетним образованием и учиться дальше не хочу. Что бы ни говорили, у всех наших инженеров жены с высшим образованием. Дерево рубят по себе. Да это и понятно. Больше общих интересов. И ты женишься на образованной. Будете вместе исследовать, обсуждать.

— Ну, женятся в основном не для обсуждений, — сказал Петров. — О делах можно поговорить на работе и совсем не обязательно в постели.

Татьяна не выдержала и улыбнулась.

— Прости меня, — попросила Татьяна. — Мне было с тобой приятно, но так будет лучше…

— Кому лучше? — спросил Петров.

— Всем, — объяснила Татьяна. — Тебе надо идти вперед, заниматься наукой, ты будешь большим ученым, тебе не надо мешать…

Я тебя прошу больше не приходить… так будет лучше для меня… мне еще жить здесь. Ты же знаешь, у нас в городе все и про всё знают. Пусть лучше люди не думают, что ты меня бросил, со мной такое один раз уже случилось, а если еще раз такое будет, мне отсюда уезжать надо. Люди ведь как рассуждают: если у нее с двумя не получилось, наверное, у нее дефект какой есть… Если ты ко мне хорошо относишься, я тебя очень прошу не приходить больше. Ну а жизнь большая, может быть, когда еще и увидимся. — Татьяна махнула рукой и бросилась к дому.

Ольга и Петров развешивали в помещении парткома схемы и графики.

— Не надо было нам соглашаться, — сказала Ольга. — Наше дело — выработать рекомендации. В конце концов, я беспартийная и не обязана отчитываться на парткоме.

— Зато я обязан, — сказал Петров. — И надо быть идиотом, чтобы не воспользоваться трибуной, которую дают. Да завтра об этом заседании будет знать весь завод.

— Хочешь, предскажу тебе, чем это кончится?

— Смотри не ошибись, — сказал Петров.

— Не ошибусь. Все останется по-прежнему. А если ты будешь проявлять ненужную настойчивость, в институте станет известно, что коммунист Петров, вместо того чтобы заниматься делом, затеял на заводе склоку, а учитывая твое положение в институте…

— Меня просто выгонят, — перебил ее Петров.

— Не исключено, — подтвердила Ольга. — Ты что, не понимаешь, что любые выводы можно оспорить? Еще неизвестно, как повернется дело. И мне эти дополнительные эмоции совсем ни к чему.

— Можешь уходить, — сказал Петров…

В парткоме сидели все члены парткома и слушали выступления Прокопенко.

— Люди сейчас не работают, а ждут. Вот приедет барин, во всем разберется. Потом у нас все пойдет по-другому, а по-другому ничего не пойдет, пока мы сами не научимся работать по-другому. Я согласен с товарищем Петровым, что труд — это радость, но труд— это еще и дисциплина, и умение подчиниться приказам, и высокий профессионализм, которого у нас нет. Да, я готов поклониться в ноги каждому, кто умеет и хочет работать. Правда, у нас не много таких.

— Куда же они делись? — подал реплику Басов.

— Вот данные товарища Петрова. Они достаточно точные. Состав рабочих цеха в год обновляется почти вполовину.

— А вы не задумывались, отчего это происходит? — спросил Петров.

— А очень просто, все мечтают… о космосе, об электронике, о генетике. Все это хорошо, но ведь надо еще работать на станках и стоять у конвейера и надо давать план каждый день. И это конкретно. У меня точная программа выпуска продукции, И я ее выполняю. Правда, пока с трудом. И я не могу обещать, что в ближайшее время будет легче… Может быть, у товарища Петрова есть какие-нибудь чудодейственные рецепты, как коренным образом изменить это положение? Если есть, пожалуйста. Я их с удовольствием приму. Давайте! Пока же работа социологов только лихорадит коллектив и разваливает дисциплину, к сожалению.

— Рецептов нет, но есть рекомендации. Правда, не думаю, что вы их примете с удовольствием, — сказал Петров.

— Предлагайте, слушаем вас, — сказал Константинов.

Петров встал со своего места.

— Пункт первый: предлагаем освободить товарища Прокопенко от занимаемой должности. Желательно сделать это немедленно, потому что вред, наносимый сегодняшним руководством цеха, будет с каждым днем все ощутимей. Естественно, возникает вопрос: почему?

Прокопенко с усмешкой слушал речь Петрова.

— Члены парткома уже имели возможность ознакомиться с нашими предварительными данными. Я хотел бы дополнить их некоторыми конкретными цифрами. Сегодня двадцать пятое августа. Пятнадцатого сентября вы запускаете новую серию. С десятого октября конвейер будет простаивать сорок минут в сутки. С пятого ноября — более часу, к концу года, когда вы запустите всю серию, у вас вообще наступит полный завал.

— Ну, это еще бабушка надвое сказала! — выкрикнул Самсонов.

— Если бы бабушка… — ответил Петров и продолжил: — Наш прогноз просчитали на машинах заводские программисты. Я привел вам их данные. Главную причину ухудшения работы цеха мы видим в его сегодняшнем руководстве. Прокопенко все пытается держать под личным контролем. Он все решает сам. В цехе нервозная обстановка. Резко возросла текучесть. Наиболее дельные и инициативные работники уходят из цеха. Вместо них он выдвигает послушных, которые ему удобны.

— Товарищи! Товарищ секретарь! — вскочил Самсонов. — Я не понимаю, что происходит? На повестке дня наше заявление. Вы кого разбираете? Нас с Прокопенко или безответственные действия товарища Петрова?

В комнате стал нарастать гул одобрения.

— Откуда эти люди, кто они? Вот вы, товарищ секретарь, сказали: в наш подготовительный придут два ученых. Посмотрят, что к чему, что хорошо, что плохо, и потом научно все это нам объяснят. А что на практике? Я отдаю распоряжение, что и как делать, а рабочие в ответ: а вот товарищ Петров говорит, что я, прежде чем отдавать приказ, должен думать, как примут его рабочие. Так, что ли? Или вот пристали к нашей лучшей работнице, Олимпиаде Елкиной, что да почему, исследования развели… А чего тут исследовать? Она прекрасный работник, она досконально знает, как надо инструмент регулировать,

— А не надо регулировать, надо просто выдавать! — сказал Петров.

— Вот, между прочим, с Елкиной я чего-то не понял. Зачем эту всю свистопляску с инструментом надо было устраивать? — спросил Байков.

— Для уважения! — ответил Петров.

— У нас всякий труд уважаем! — сказал Самсонов.

— Ну, в данном случае это положение не сработало. Елкина работает в инструментальном двенадцать лет. Ни одной премии и благодарности, человека не замечали. Работает себе и работает, а вот когда стало не хватать инструмента — ее заметили. Человека зауважали, все переменилось, потому что она может обеспечить или не обеспечить. Да она специально все запутала в инструменталке, чтоб разобраться могла только она одна.

— Я бы на вашем месте поискал другие, более материальные причины, — сказал Прокопенко.

— А других причин нет! — ответил Петров. — В том-то и суть, что она делала это совершенно бескорыстно. Человек добивался только одного — уважения.

— А с Татьяной Елкиной? — спросил Самсонов.

— Товарищ Самсонов, — перебил его Константинов.

— Хорошо, товарищ секретарь, я человек тактичный и на парткоме говорить об этом не буду. А драка в общественном месте? Это что, нормально? Вы бы, товарищ Петров, вместо того чтобы доклады читать, лучше бы объяснили свое аморальное поведение.

— Могу дать справку, — сказал Константинов. — Товарищ Петров не женат и вполне морально устойчив, в пределах сегодняшних моральных норм. И прошу, товарищи, по существу!

— Ну а если по существу, — сказал главный инженер, — то вообще это, по-моему, совершенно не серьезно. Мы два года не могли найти подходящего начальника цеха, а когда нашли, вы предлагаете его снять. Снять — дело ведь нехитрое, скажите, где найти лучшего?

— На заводе есть человек, который может справиться, — сказал Петров.

— Интересно, кто же это? — спросил главный инженер.

— Бывший заместитель начальника цеха, Кашкин.

— Да вы что, с луны свалились, что ли? Кашкин — техник! У нас на заводе шестьдесят шесть инженеров с высшим образованием, некоторые из них по два года ходят в мастерах. Ну представьте, на начальника крупнейшего цеха назначим — техника! Не говоря о том, что это в принципе неверно, мы просто разговоров не оберемся.

— А вам что важней: разговоры или дело? — спросил Петров.

— У меня в иные дни дверь в кабинет не закрывается. Приходят ребята, инженеры, с высшим образованием, говорят: мы имеем право — и действительно, они имеют на это право…

— Правильно, — согласился Петров. — Они имеют право, но к этому личные данные надо иметь. Вы представьте армию. Там точная регламентация. Каждый офицер через три года службы может получить очередное звание. Лейтенантами становятся в двадцать лет. Следовательно, через двадцать один год все лейтенанты — генералы. Каждые двадцать один год у нас миллион новых генералов, а еще через семнадцать лет — миллион маршалов, а учитывая, что средняя продолжительность жизни в стране все возрастает, представляете — одновременно будут служить несколько миллионов генералов и маршалов…

Члены парткома не выдержали и заулыбались,

— У меня вопрос к товарищу Петрову, — сказал предзавкома Фидяшин. — Я вот тут познакомился с вашим анализом предварительным. Вы что, считаете, что дирекция и партком ошиблись, выдвинув молодого, способного инженера Прокопенко?

— Да, считаю, что ошиблись, — сказал Петров.

— Ну хорошо, допустим, что ошиблись, а за что снимать? Как вы себе это представляете? Какая формулировка? За психологический климат? У нас так легко людьми не бросаются, товарищ Петров.

— Да просто товарищу Петрову не нравится Прокопенко, вот и все! — выкрикнул Самсонов.

— Я этого не утверждал, — сказал Петров. — Скорее, наоборот: по-человечески Прокопенко мне больше нравится, чем не нравится. Мне симпатична его напористость, чувство долга, знание технологии производства. У него даже есть своя система, но эта система порочна, потому что она исключает человека как личность.

— А почему молчит начальство? — спросил Байков. — Насколько я помню, мы Прокопенко рекомендовали по предложению секретаря парткома. Что он скажет?

Прокопенко посмотрел в сторону директора. Тот сидел задумавшись.

— Я скажу, — встал Константинов. — Мы друзья с Прокопенко, я его поддерживал, потому что верил и продолжаю верить. И если у Прокопенко сегодня есть ошибки, я вместе с ним несу за них ответственность. Я внимательно изучил предложенный нам анализ, беседовал с Прокопенко и вот что хотел бы сказать. Мы много слов говорим о человеке, все от человека и все для человека. Я сам на каждом совещании привожу факты, отрадные факты. Мы каждый год увеличиваем количество квартир, построен заводской профилакторий, решили проблему детских садов, яслей. Но грош цена будет нашим успехам, если всем вроде бы должно быть хорошо, а каждого в отдельности что-то жмет. И надо хотя бы понять — почему? Сегодня взяли окончательный расчет две девушки, из наших потомственных династий. И боюсь, что их дети уже никогда не придут на завод. И вот разобраться в этих человеческих потерях для нас самое важное, потому что процесс этот может стать необратимым. Я согласен с товарищем Петровым, что система руководства, которая исключает человека, порочна. Поэтому, если думать о будущем, не только о будущем цеха, но и о самом Прокопенко, как это ни горько, его надо освобождать от должности начальника цеха. Если нет других предложений, приступим к голосованию. Кто за то, чтобы рекомендовать администрации освободить товарища Прокопенко от занимаемой им должности? Прошу голосовать.

Подняли руки Борис Чернов, потом Байков, потом Константинов, потом Людмила Ивановна.

— Кто против? — спросил Константинов.

Подняли руки все остальные, кроме Басова.

— Кто воздержался?

Басов медленно поднял руку.

Петров опустил голову, все остальные обернулись в сторону Басова.

После парткома Петров и Константинов шли вместе.

— Как ты считаешь… — начал Константинов.

— Как я считаю, я уже высказал, — резко сказал Петров. — Мы же вам дали точный прогноз. Ну, в первое время вы, конечно, доберете потерянное за счет сверхурочных, суббот, штурмов. Боже мой, какую нервотрепку вы устроите людям! И потом все равно все завалится и вы его снимете, так зачем же ждать?

— Предположим, Прокопенко плохой начальник, — с усилием согласился Константинов.

— Да не плохой, он обыкновенный, он исполнитель…

— А Кашкин?

— Как будто ты сам не знаешь! Обидно, что он двадцать лет на заводе и вы его используете как затычку. Да если бы его вовремя подтолкнуть учиться, он бы сейчас был директором завода, да еще каким директором! У него талант руководителя. Ну, что ты морщишься? Да, талант. Это редкость. Это надо беречь и лелеять. Меня можно учить всю жизнь живописи, но я никогда не напишу «Утро стрелецкой казни», нет у меня к этому таланта, и руководителем хорошим тоже не буду, даже если у меня будет три высших образования… А-а… — Петров махнул рукой. — В конце концов, вам решать. Извини, я должен зайти в цех.

— Не ходи, — сказал Константинов. — Не мешай, у них вроде все налаживаться стало.

— Ну так разладим, — сказал Петров и зашагал в сторону сборочного цеха.

Петров стоял рядом с Татьяной в цехе.

— Я тебя просила не приходить, — сказала Татьяна.

— А я не к тебе, — ответил Петров. — Это объект моей работы,

Татьяна продолжала работать. Петров продолжал стоять рядом.

— Чем партком-то закончился? — спросила Татьяна.

— Проиграл я, кажется.

— Ничего, — утешила Татьяна. — В другом месте выиграешь.

— Я тебя подожду до конца смены.

— Нет. — Татьяна была непреклонна.

— Не дури, — попросил Петров.

Татьяна отложила деталь, встала, пошла к телефону и набрала номер.

— Федор?… — сказала она. — Ты чего делаешь? Да, смена кончится через сорок минут… Хорошо… Тогда у проходной.

Петров молча вышел из цеха.

Директор завода Басов сидел у себя в кабинете за столом, что-то записывал в календаре, потом включил селектор.

— Вика, попросите ко мне Петрова, пожалуйста!

Голос Вики ответил через селектор:

— Иван Степанович, Петрова сегодня не будет. Он был утром, отметил командировки и заказал билеты.

— В Москву, что ль, билеты-то? — спросил Басов.

— В Москву.

— Так, — сказал Басов.

— Может, разыскать его?

— Не надо, — ответил Басов.

В номере гостиницы Петров укладывал чемодан, Потом подошел к телефону, набрал номер. Раздался стук в дверь.

— Пожалуйста, Елкину Таню, — попросил Петров.

— Кто спрашивает? — раздалось из трубки.

— Петров.

— Она передает, что она занята, — ответили в трубке.

— Понятно, — сказал Петров.

В дверь снова постучали.

— Да, заходи, садись.

— Я как-то не заметил, когда мы с тобой перешли на «ты», — сказал Басов входя.

— Но все еще впереди, присаживайтесь.

Басов подошел к столу, вынул бутылку коньяку и лимоны.

— Спасибо! Я пришел поблагодарить вас. В общем я очень до-волен результатами исследований. Мы написали письмо в институт с благодарностью вам и Бурцевой.

— Спасибо! — сказал Петров.

— Вчера после парткома мы много говорили с Константиновым. И вот пришли к каким выводам. Завод — живой организм. Технология меняется. Одни люди приходят, другие уходят. Значит, нужны новые исследования.

— Нужны, — ответил Петров.

— Значит, нужна постоянная лаборатория, — сказал Басов.

— Да, хорошо бы. Многие заводы уже имеют подобные службы, — ответил Петров.

— А вы не могли бы порекомендовать нам на начальника лаборатории толкового и профессионального парня?

— Толковый к вам не пойдет!

— Почему? Завод большой, перспективы огромные, работа будет интересной.

— Работы, конечно, много, а платить-то будете рублей сто восемьдесят? А толковый по нынешним временам уже знает себе цену, да и вы ее знаете.

— А вы сколько в Москве получаете?

— Сто семьдесят.

— А квартиру дали?

— Снимаю пока.

— Еще десять лет будете снимать, если кооперативную не построите. А у нас получите года через два, а может быть, и раньше. А зарплата — это не проблема. Будет дело — будем платить двести пятьдесят.

— Иван Степанович! Похоже, вы меня вербуете? — сказал Петров.

— Раскрываю перспективы. А потом я думаю, что каждый человек хоть раз в жизни должен сделать что-то свое… с нуля. Не каждому выпадает такое счастье. А мы могли бы дать вам возможность создать собственную лабораторию. Нам как раз сейчас нужен такой дельный и прямой человек, как вы, — ответил Басов.

— Но сейчас мне легко быть прямым. Я от вас независим. Неизвестно, как бы я себя вел, если бы вы были моим начальником.

— Это никогда не известно. Но я бы рискнул.

— Ну тогда для начала скажу вам, что думаю о вашем поведении на парткоме, — начал Петров.

— Хорошо, ну, допустим, освободили бы мы Прокопенко, — возразил Басов.

— А вы его все равно освободите.

— Ни за что. Он мне дорог Я скряга. Я слишком много в него вложил, чтобы отдать кому-нибудь другому. Наоборот, мы его повысим. Сделаем, например, главным технологом. Не получается с людьми, будет с машинами работать. Так что ты о моем предложении подумай.

Ольга собирала вещи у себя в номере. Уложила чемодан и постучала в стенку. Ей никто не ответил. Тогда она вышла в коридор и толкнула дверь в номер Петрова. У порога стоял собранный в дорогу чемодан Петрова.

Ольга задумалась, потом улыбнулась каким-то своим мыслям.

Захватив сумку, Ольга вышла из гостиницы.

В магазине она привычно и оценивающе окинула прилавки, подошла к кассе, выбила чеки. Выходя из магазина, столкнулась с Константиновым, который тоже выходил из магазина, засовывая в карманы плаща свертки.

— Хорошая погода держится, — смутясь, заметил Константинов.

— Хорошая, хорошая, — подтвердила Ольга.

Некоторое время они шли рядом.

— Ольга, — вдруг решился Константинов, — вы можете ничего не отвечать. Но я все равно постараюсь доказать, что мои чувства к вам…

— Можете начинать доказывать уже сейчас, — сказала Ольга. — У меня довольно тяжелая сумка.

— Извините, — сказал Константинов, беря из рук Ольги сумку. — Значит, мое положение не настолько безнадежно, если я хоть чем-то могу вам быть полезным.

— Не безнадежно, не безнадежно…

— Ольга, — снова начал Константинов, — но почему…

— И вправду, почему? — спросила Ольга. — Мы ведь с вами можем быть друзьями.

— Не верю я в дружбу мужчины и женщины, — сказал Константинов.

— И напрасно, — сказала Ольга. — Женщины — самые верные друзья.

— Пока они не вышли замуж, — сказал Константинов.

— А я ведь замуж и не собираюсь, — сказала Ольга и добавила: — Правда, очень хотелось бы, но на этот раз только по любви, а если просто, то все равно когда-нибудь лопнет…

Петров медленно шел по Красногорску: мимо старых каменных лабазов, переоборудованных в магазины, мимо церкви, через парк.

Он шел медленно, потом вдруг увеличил темп и зашагал в уже привычном для него ускоренном ритме.

Он подошел к дому Елкиных, поднялся, постучал в дверь и вошел в квартиру.

— Здравствуй, — сказал он Татьяне.

— Здравствуй, — сказала Татьяна. — Спасибо, что попрощаться зашел. Но я не могу тебя проводить…

— Обстоятельства несколько изменились, — сказал Петров. — Понимаешь, институт меня отпускает. Директор мне дает лабораторию. Я добью начатое, не могу я просто так уехать… Так что я остаюсь. Не насовсем, конечно, а пока дело не поставлю. Мне, правда, директор квартиру обещал, но, думаю, обманет, как только я оформлюсь. На заводе с жилплощадью туго, я узнавал.

— А я при чем? — спросила Татьяна.

— Конечно, я могу поселиться пока в общежитии. Но какой смысл переезжать? Туда-сюда. Может, мне к вам сразу переехать?

— Как это — переехать? — возмутилась Татьяна. — Насколько я помню, ты мне предложения не делал?

— Вот за этим я и пришел, — сказал Петров. — Татьяна Михайловна, — сказал он торжественно, — я вас люблю и делаю вам предложение, — но не удержался и добавил: — Черт возьми, давно я не разговаривал так официально.

И вдруг у Татьяны побежали слезы.

— Ну что ты, что ты, — растерялся Петров.

— А мне не верится…

— Хочешь, я повторю?

— Повтори, — попросила Татьяна. — Только серьезно.

Оки не заметили, как вошла Олимпиада. Сейчас Олимпиада видела только плачущую дочь.

— Ничего, — сказала Олимпиада решительно, поняв по-своему происходящее. — Ничего! Прокормим и без него. Успокойся! Я тебя вырастила без отца. Вырастим и твое дитя! Вырастим и воспитаем не хуже, чем другие. А вам, молодой человек, с этого дня придется забыть дорогу в наш дом.

— Мама, — сказала Татьяна, — да все наоборот.

— Да, — подтвердил Петров. — Все наоборот. Мы решили пожениться.

Обессилевшая Олимпиада села, все еще ничего не понимая.

— А где жить будете? — спросила она.

— Пока у нас. Потом дадут же нам квартиру, — сказала Татьяна.

— Ладно, здесь поставим ширму, — тут же решила Олимпиада. — Прикупим тахту. А вы меня не разыгрываете? — вдруг усомнилась она.

— Какой уж тут розыгрыш, — сказала Татьяна.

— А чего ты тогда, дурочка, ревешь? — возмутилась Олимпиада.

Перед составом на платформе стояли Ольга и Петров.

— Даже не знаю, что тебе и сказать, — произнесла Ольга.

— Что говорят в подобных случаях: до свидания, — сказал Петров.

— До свидания, Петров!

— До свидания, Ольга!

— Товарищи пассажиры, заходите в вагоны, — позвала проводница.

Поезд тронулся. Ольга прыгнула в вагон на ходу.

— Завидую я тебе, я бы так не смогла. Хочешь, я предскажу тебе, чем это кончится? — крикнула она с подножки.

— Ради бога, не надо! — крикнул в ответ Петров.

И остался один на платформе.

Назад: МЕЦЕНАТ

Дальше: ВЫЙТИ ЗАМУЖ ЗА КАПИТАНА