С вечера третьего дня Андрей почувствовал жар. Нудно заныла нога, глаза стали сухими, точно их засыпало песком, губы пересохли.

Тайга по-прежнему стонала под ветром, и снег валил не переставая. Костер едва тлел. Андрей берег дрова — на всякий случай.

Тигр, не евший три дня, следил за каждым движением охотника. Он уже перестал бояться огня, привык к нему и даже сам поворачивался, чтобы погреть у костра другой бок и спину. И еще он стал очень раздражительным: шипел и скалил клыки при попытке приблизиться к нему.

Охотнику приходилось каждое утро подползать к зверю, чтобы ослабить плетеные бинты, стягивавшие лапы. Недогляди Андрей, и тигр отморозил бы лапы, а кому он нужен безногий?

И потом несколько раз в день надо было посматривать, не слишком ли свободны бинты. Оказаться с голодным и освободившимся тигром наедине опасно. Андрей не успел бы и выстрелить, как попал бы на обед к своему полосатому пленнику.

Так они и лежали, время от времени подолгу смотря друг на друга. Амба научился выдерживать взгляд человека и глядел на него жадно. Изредка сквозь приоткрытые губы высовывался кончик языка.

Охотнику нравилось смотреть в желтые с прорезями зрачков глаза зверя. Человек старался понять, как тигр принял неволю: будет ли пытаться вырваться или веревки, связывавшие его лапы и челюсти, убили в нем страсть к свободе? Ведь, приди Амбе в голову снова забиться в своих путах, пройтись колесом под тесным выворотнем, плохо пришлось бы человеку.

Сделает тигр еще попытку вырваться? И когда?

Андрей ждал и боялся прихода тигрицы. Испуганная выстрелами, она ушла в тайгу, бросив детей на произвол судьбы. Страх перед человеком оказался сильнее инстинкта материнства. Охотник видел, как она широкими махами шла по крутому боку сопки.

Не останавливалась и не оглядывалась.

Но потом, когда стихло, ужас, подавивший в ней все врожденные стремления, прошел, и она должна была вернуться. Слепое чувство матери толкало ее назад к распадку, где она оставила детей.

В полусне, в дремоте ожидания неизбежного ее прихода, Андрей словно видел, как растерянно и осторожно идет она обратно. Иного ей не оставалось. Она должна быть беспощадной, если почувствует своего детеныша близко, рядом. И трудно сейчас было предрешить исход встречи Андрея с ней. Наблюдая за жизнью зверей, охотовед заметил, что чем выше организация животного, тем чаще туманные зачатки разума побеждают слепоту инстинктов. Тем легче в борьбе с человеком звери признают его силу и прекращают борьбу за свою свободу. У них нет воли, чтобы направить свои инстинкты, быть целеустремленными. И если их сравнивать с людьми, то они безвольны.

Вдруг Андрей почувствовал на своей щеке теплое дыхание, влажные мохнатые губы ткнулись в его лицо. В усталой дремоте охотник не услышал, как тигр подполз к нему.

Андрей отпрянул. Тигр тоже. Ощерился, зашипел. И охотник увидел, что когда тигр поднялся, то его связанные лапы оказались у самого огня и бинты затлели.

Андрей ударил тигра кулаком меж глаз.

Дернувшись, зверь вяло опустил голову. Он был оглушен.

Охотник оттащил пленника на прежнее место, по ту сторону костра, и накрыл лапчатыми ветвями ели. Потом приложил руку к груди тигра, боясь, что удар был слишком силен для зверя.

Сердце билось напряженно и редко.

— Эх ты, Амба… Чего балуешься?.. Я вот тоже хочу есть, а тебя не трогаю. А твое мясо наверняка вкуснее моего.

Тигр продолжал лежать неподвижно. Охотник достал из костра чадящую веточку и, приподняв голову зверя, дал ему понюхать дыму.

— Ты должен быть здоровым, Амба. И не сердись. Сам виноват. Разве можно так, исподтишка? Не по-товарищески.

Амба шумно вздохнул и открыл мутные глаза.

— Вот теперь, Амба, мы с тобой нездоровы. И не балуйся. Чего было лезть ко мне в наморднике? Не испортил бы мне ногу, с мясом были бы, сытые.

Андрей гладил тигра по загривку. Зверь лежал спокойно.

Неожиданно мягкие уши Амбы дрогнули и запрядали.

Он потянулся носом к выходу, весь подтянулся, напрягся.

И тут сквозь скрип стволов и посвист ветра Андрей услышал мягкое, вкрадчивое мяуканье тигрицы.