РАБОТА-VII
(Кавказское побережье Всесоюзной черноморской здравницы)
1
В холодной чебуречной, напившись горячего чая, — здесь в горах было студено, не то что в Сухуми, — Костенко надел очки и начал медленно, чуть не по буквам, читать предварительное заключение экспертов и первые допросы, проведенные следователями угро и прокуратуры.
Люди входили и выходили из дощатой, насквозь продуваемой ветром чебуречной. Тягуче-медленно визжала дверь, не смазанная ни прошлой осенью, ни нынешней весною. Инструкцию, видать, не успели спустить. Костенко хмыкнул: по отношению к Рице надо говорить — «не успели поднять», здесь же горы, а начальство сидит внизу, в Сухуми, на побережье. Смешно: «Сначала поднимите нам инструкцию, а потом мы двери смажем». Как такое перевести на иностранный язык? Не поймут ведь. Даже Салтыкова-Щедрина понять не могут, самого великого нашего писателя, если отсчет начинать с Пушкина, понятное дело. Радищев писал о деле, которое справедливо и вседоступно, Толстой постигал таинство мира, Достоевский конструировал личность, отталкиваясь от общечеловеческих проблем, а Салтыков и Лесков писали о России, потому-то и не знают их на Западе.
…Костенко долго читал описи обнаруженных вещей, первые допросы свидетелей, предварительные заключения экспертов, а потом — каким-то неуловимо-брезгливым жестом — отодвинул от себя папки, поднялся и сказал:
— Это все поверхностно. Тут не за что зацепиться, Серго, пошли еще раз место посмотрим.
…Заинтересовали его лишь две вещи: полусапожки, в которые была обута неизвестная женщина, и кофточка.
Он долго рассматривал этикетку — немецкая фирма, прочесть толком невозможно.
А вот в полусапожках, подняв сгнившую стельку, он увидел следы фабричного клейма: «И р-у-с-а бу-на фа-к».
Костенко обернулся к одному из сыщиков, приехавших вместе с Сухишвили:
— Составьте, пожалуйста, такую телеграмму: «Иркутская обувная фабрика. Срочно сообщите УГРО МВД СССР полковнику Костенко, когда ваше предприятие начало изготавливать зимние полусапожки, черные, на меху белого цвета, с простроченным рантом и узором типа «снежинки». Прошу сообщить также, в какие области страны ваша продукция этого типа была отправлена летом — осенью прошлого года, до середины октября включительно. В связи с тем, что речь идет об особо опасном преступлении, ответа жду немедленно. Костенко».
— Когда отправлять? — спросил помощник Сухишвили, молоденький, чересчур расторопный лейтенант. — Если срочно, мне надо ехать вниз. Здесь отделение связи еще не работает.
— Тогда заодно проявите фотографии сапожек и немедленно отправьте с пилотами в Кокандский угро капитану Урузбаеву для предъявления тетушке Петровой…
— Так и написать — «тетушке Петровой»?
Костенко усмехнулся, покачал головой:
— Молодец…
Он достал записную книжку, заведенную специально для этого дола, пролистал страницы и продиктовал:
— Для предъявления Клавдии Евгеньевне Еремовой, единственной установленной родственнице Анны Кузьминичны Петровой. Пусть Урузбаев спросит: в сапожках ли ее навещала племянница прошлой осенью? Если Клавдия Евгеньевна ответит положительно — можно предъявить фото. В противном случае — не надо, пусть тогда о кофточке поговорит. Кстати, у вас пленка цветная или на черно-белой работаете?
— Пленка цветная, товарищ полковник, но печатаем черно-белые, аппаратура еще не подошла, ждем…
— Эхе-хе, — вздохнул Костенко. — Нет на нас розг. Или кнута… Впрочем, если появится, будем стенать по тому времени, когда пытались уговором, добром и ласкою… Я ведь полгода как завизировал приказ о передаче вам цветной аппаратуры — неужели нельзя быть порасторопнее?
— Можно, товарищ полковник, — ответил лейтенант. — Мы приезжали в Москву, но ваши хозяйственники сказали, что такого рода аппаратуру надо отправлять по-особому, с сопровождением. Мы согласились, выделили человека, тот прибыл, но они сказали, что на складе нет материально ответственного — в отпуску. Приехали через месяц, тот человек появился, но ушел в отпуск бухгалтер склада, а без его закорючки тоже ничего не получишь. Мы через месяц снова приехали, но тогда начальник склада ушел на пенсию, нового назначили, а заместитель отказался подписать накладную без того, чтоб вы вторично завизировали, а вы были в командировке, так мы ни с чем и уехали…
— Но ведь заместитель мой был?!
— Он-то подписал, но складской ответил, что для него действительна только ваша подпись.
— Значит, так, — жестко сказал Костенко. — Напишите на мое имя рапорт, приложите билеты, подсчитайте, сколько денег прожили по командировочным в Москве, и передайте полковнику Сухишвили. Он знает, как переслать мне — по служебным каналам, официально. Я взыщу деньги с наших волокитчиков, удержу из их зарплаты и переведу на счет грузинского угрозыска. Но сейчас — не знаю как, любым путем — сделайте, пожалуйста, цветное фото кофточки, она запоминается только в цвете. Предлагать для опознания в черно-белом варианте нет смысла.
…Ночью, вернувшись в Сухуми, Костенко прочитал Сухишвили набросок оперативно-розыскного плана.
— Только не перебивай, Серго. Дослушай, а потом вноси предложения, а то я злой, как черт, могу рявкнуть, а ты обидишься и будешь прав, и нам за замирение придется водку пить, а сейчас не до водки.
— Я весь внимание, не пророню ни слова, клянусь матерью.
— Браво, — сказал Костенко, откинулся на спинку кресла, прислушался к шуму моря за окном, смеху курортников и далекой музыке. — Итак, убитой является женщина примерно двадцати восьми — тридцати двух лет. На обнаруженных частях тела следов от ран нет — следовательно, убили ударом в голову…
— Или выстрелом, — не удержался Сухишвили.
— Исключено. Остались бы следы пороха на шее, — сказал Костенко. — Следов изнасилования не обнаружено, девственность нарушена давно. Экспертами изучается возможность пятинедельной беременности. Расчленена острым топором…
— Или кинжалом…
Костенко задумчиво пожевал кончик ручки, неохотно откликнулся:
— Версию мою ломаешь. Впрочем, ладно, давай я добавлю: «или остро наточенным тяжелым кинжалом, типа штык». Ничего?
— Стихи в прозе, — вздохнул Сухишвили.
— По приблизительным прикидкам экспертов, рост покойной мог составлять сто пятьдесят пять, сто шестьдесят сантиметров. На трупе, — точнее, на том, что от него осталось, — была шерстяная импортная кофточка, черного цвета с красными продольными линиями, черное платье: этикетка сгнила, установить фабрику невозможно, и черные полусапожки. Так?
— Так.
— Преступник отчленил голову и руки, чтобы мы ни по внешнему портрету, ни по зубам, ни по возможным отпечаткам пальцев не могли установить личность убитой. Опираясь на показания пасечника Шуравия, мы вправе полагать, что убийство совершено в конце ноября или в начале декабря, перед самым закрытием сезона, когда снег отрезает Рицу от побережья. Так?
— Так.
— Выдвигаю версии. Первая: убийство могли совершить люди, проживающие в районе Рицы.
— Исключено.
— Ты же обещал не перебивать меня?
— Хорошо, оставь, мы отработаем твою версию, но это — пустая трата времени.
— Второе: женщину могли убить приезжие или приезжий, с которым покойная познакомилась по дороге на Рицу. Третье: убийство могли совершить преступники-гастролеры. Четвертое: убийство мог совершить любовник, желавший избавиться от случайной связи, узнав, что женщина беременна. И наконец, пятое, если мы допустим, что убитой является Анна Петрова, убийство мог совершить Милинко, ибо очень похож и рост убитой, и возраст, да и манера убийства идентична Магаданской.
— Какой ему был смысл убивать ее?
— Чтобы избавиться от свидетеля. Чтобы развязать себе руки для новых преступлений. Два человека — это и есть два человека, а один, да еще зверь, куда как страшнее, потому что мобильней. Тем более если эксперты точно установят беременность. Это уже не сообщница, это, милый, жена…
Предложения. Первое: ты мобилизуешь комсомол, связываешься с армией, просишь у них миноискатель и прочесываешь весь район — надо найти… Надо постараться найти орудие убийства. Второе: твои люди просматривают регистрационные книги в гостинице Рицы — все, кто останавливался в последних числах октября или в ноябре, должны быть установлены и опрошены. Фотография Милинко — весьма некачественная, как и фото Петровой — без очков и с другой прической, — единственно, что мы пока что смогли получить, — передам тебе для бесед со всеми теми, кто приезжал сюда в октябре — ноябре. Так?
— Постараюсь.
— Почему, однако, я вцепился в версию «убийства Петровой»? Объясню: женщина приехала в полусапожках, значит, она с Севера, купить тут у вас хорошую обувь — то же, что мамонта откопать в Евпатории.
— Почему, у фарцовщиков можно.
— Если это Петрова, раз, если ее убил Милинко, так называемый Милинко, два, то он с фарцовщиками связываться не станет, слишком осторожен, три. Он будет покупать только в магазине, Серго, поверь мне. Я где-то чувствую этого человека, я настроился на него: он боится случайных контактов, он осторожен, как зверь. Понимаешь?
Телеграмму Урузбаева из Коканда передали Костенко уже в Москве: «Еремова не помнит, в чем была одета племянница, крайне обеспокоена, что до сих пор от нее нет писем. Ни полусапожки, ни кофточку с уверенностью опознать не могла, ибо плакала, спрашивая о судьбе любимой и единственной племянницы».
«Урузбаеву.
В вашем первом рапорте упоминался некий внук Ирочки? Кто он? Жив ли? Если жив, каков его адрес?
Костенко».
«МВД СССР, УГРО, полковнику Костенко.
Внуком Ирочки является штурман дальнего плавания Егор Львович Пастухов, прописан по адресу: Рига, Советская, 5, квартира 12.
Капитан Урузбаев».
«МВД СССР, уголовный розыск, полковнику Костенко.
На запрос 52/3 сообщаем, что иркутская фабрика начала выпуск кожаных меховых полусапожек черного цвета с узором типа «снежинка» в третьем квартале 1978 года. По накладным 542/Ш-45, 592/Л-II, 72/345-К-2 партии полусапожек в количестве семи тысяч штук отправлены — соответственно — в Якутскую АССР, Хабаровский край и Магаданскую область.
Заместитель директора иркутской обувной фабрики по сбыту Куяметов».
«МВД СССР, полковнику Костенко.
Партия черных полусапожек иркутской фабрики была получена Магаданским горторгом 12, 23 сентября, 4 и 12 октября. Реализовывались в магазинах № 7 и 3. Магазин № 3 расположен в ста пятидесяти метрах от дома, где проживала Петрова. Предполагаю начать работу через продавцов и по линии бухгалтерии, поскольку сапожки были в городе большим дефицитом, получали их из-под прилавка. Срочно требуется фотография Петровой, но не та, которую мы изъяли из ее личного дела, даже близкие знакомые не признают в ней Петрову — без очков и с длинными волосами. Установлено, что ее фотография в личном деле была шестилетней давности, когда она только устроилась на работу.
Майор Жуков».
«МВД СССР, УГРО, Костенко.
В настоящее время Е. Л. Пастухов находится на сухогрузе «Глеб Успенский» в качестве второго штурмана. Судно следует рейсом из Сингапура с заходом в порт Неаполь 29 мая с. г. Опросом соседей установлено, что Пастухов, не разведясь формально со своей женой Н. Н. Пастуховой, уже полтора года живет отдельно. Отзывы о нем положительные. В службах пароходства характеризуется хорошо. Виновным в разрушении семьи его не считают.
Подполковник Струминьш».
«МВД ЛССР, подполковнику Струминьшу.
Где жил Пастухов, когда приходил из рейса.
Костенко».
«МВД СССР, УГРО, полковнику Костенко.
Во время отпуска штурман Пастухов останавливается в доме своего друга, первого помощника капитана «Глеб Успенский» Котова Р. Г. Однако, как сообщила жена Котова, весь свой багаж — один чемодан и портфель с письмами и фотографиями — он забирает с собою в рейс. Подарки, которые приобретает на валюту, передает через дочь Котова своему семилетнему сыну, ибо жена отказалась показывать ему ребенка, несмотря на то что у нее постоянно живет любовник, кандидат философских наук Захватаев.
Подполковник Струминьш».
«МВД СССР, УГРО, полковнику Костенко.
НТО дало заключение, что в тайнике на квартире Петровой неоднократно хранился золотой песок. Путем повторного осмотра квартир Петровой и Милинко нам удалось взять два отпечатка пальцев, принадлежащих мужчине. По картотеке не проходят. Высылаю рейсом 231 с командиром корабля Ефремовым — перед вылетом уведомлю звонком, прошу встретить.
Майор Жуков».
