Глава восьмая
Посланница трассы
На седьмой день пути Таня Васильченко подошла на лыжах к Новинску. В коричневом байковом костюме и красной вязаной шапке, с вещевым мешком и свернутой телогрейкой за спиной она походила на участника многокилометрового лыжного перехода Нехватало лишь ленты с эмблемой или номером на груди.
Ее со Старта приметили Батманов, Залкинд и Беридзе. Крошечная фигурка то терялась, то снова возникала среди необозримого пространства Адуна, В управлении старались не прозевать мгновение, когда остановится река. В отделах заключали пари — стал Адун или нет, — и спорившие, ударив по рукам, то и дело кидались к окнам или выбегали на берег. Адун казался совсем неподвижным, но изредка его ледяная поверхность величественно, с глухим отдаленным грохотом содрогалась.
Адун, наконец, стал — и никто не заметил этого мгновения. В хаотическом нагромождении торосов застыла его исполинская сила.
...Рассеивались остатки тумана, клочьями нависшего над рекой. Ярко светило холодное зимнее солнце. То тут, то там, среди вздыбленных ледяных призм, пирамид и бесформенных глыб, возникало бриллиантовое, нестерпимое для глаз сверкание. Просвеченный лучами, заиндевевший прибрежный кустарник был похож на розовые кораллы.
Батманов, Беридзе и Залкинд спустились на лед. Ходить среди торосов было трудно, ноги скользили и натыкались на острые ледяные выступы. Над рекой рыскал ветерок. Он разметывал невесомый снег и жег лица. Начальник строительства приказал вывести людей на расчистку дороги и пустить на лед трактор. Снова возникла, теперь уже близко, одинокая фигура лыжницы.
— Красная шапочка на Адуне, — усмехнулся Беридзе.— Интересно, откуда и куда бредет эта живая душа?
Не дойдя до Старта, Таня Васильченко скинула лыжи и, взяв их на плечо, поднялась по обрывистому берегу. Она искала пристанища, ей хотелось отдохнуть и привести себя в порядок. Девушка направилась к одному из двухквартирных домиков в поселке, возле управления. Там жила ее приятельница, врач Ольга Родионова. На стук никто не отозвался. Таня постояла на крылечке и, прислонив лыжи к двери, пошла протоптанной в сугробе дорожкой в управление.
Она долго бродила по коридорам, разыскивая другую свою приятельницу — экономиста Женю Козлову. На старом месте ее не оказалось, все здесь было по-иному, не так, как прежде, в знакомых комнатах сидели другие люди.
— Многообещающее начало для нового руководства — пересадить всех с места на место. Басня Крылова, а не управление, — ворчала Таня.
Женю она нашла на четвертом этаже. Женя сидела в маленькой комнатке за нелепо большим письменным столом и вместе с другим экономистом считывала отпечатанные на машинке таблицы. Женя встретила неожиданное появление Тани радостным криком.
На поцелуи, объятия и взаимное оглядывание у подруг ушло добрых тридцать минут. Сотруднику за столом надоело наблюдать за ними, и он постучал карандашом по столу:
— Может быть, мы вернемся к таблицам?
Женя всплеснула руками и пожаловалась: начальник отдела Гречкин обезумел, дни и ночи пишет, перекраивает план, заставил пять раз переделывать расчеты по труду, не дает передохнуть. В подтверждение ее слов властно затрещал телефон. Экономист, многозначительно поглядывая на Женю, заверял кого-то:
— Считываем последние таблицы. Скоро закончим.
Женя метнулась к столу, потом опять подбежала к подруге.
— Я отправлюсь к тебе, — остановила ее Таня.— Попытаюсь заснуть. Потолкуем вечером.
Женя звонко поцеловала подругу и, провожая ее, сыпала словами:
— У нас там холодно, крепче закутывайся... Топи не топи печку — все равно выдувает. У меня еще так-сяк, а вот инженера Ковшова в угловой комнате поселили — у него снег на стенках. Между прочим, симпатичный, только слишком серьезный. Они приехали втроем и все интересные. Начальник строительства — красавец! Высокий, статный, сероглазый. Но, говорят, строгий. Зато главный инженер добрый. Я носила ему сводки — шутит, улыбается и все поглаживает черную бороду. Она у него вот такая.
Женя показала рукой до пояса и вдруг спросила:
— А Ольгу ты видела? У нее в квартире теплынь, я хожу к ней греться.
Васильченко спохватилась и стала звонить Родионовой в больницу. Телефонистка узнала голос Тани, хотя та с августа не появлялась в управлении.
— Здравствуйте, Татьяна Петровна, вы совсем к нам вернулись? — спросила она и, не дожидаясь ответа, соединила с больницей.
Таня подождала, пока дежурная сестра сходила за Родионовой. Она улыбнулась, услышав спокойный и строгий голос Ольги. Этот голос дрогнул и потеплел, едва Васильченко назвала себя.
— Ясно, ясно, — перебила ее Ольга на полуфразе. — Сделала громадный переход на лыжах и кокетничает — не устала! Живо отправляйся ко мне отдыхать.
— Ты гостеприимна, только дом твой на замке.
— Да, верно! Серафима собиралась идти в город. Что же делать?.. Есть второй ключ у Беридзе. Это наш новый главный инженер, он у нас поселился. Зайди к нему.
— Я лучше пойду к Женьке.
— Не смей ходить к Женьке, у нее холодно! Тебе надо согреться.
Таня оставила телогрейку и мешок у Жени и пошла за ключом. Главного инженера на месте не оказалось. Муза Филипповна, сидевшая в узкой длинной, как коридор, приемной, сообщила с важностью:
— Руководство на Старте. Сегодня начались работы по расчистке ледяной дороги.
— Не везет, — огорчилась Таня и остановилась в нерешительности.— Что вы меня так разглядываете? — недовольно спросила она.
— Вы очень напомнили мне Наточку, мою дочь. Пропала в эвакуации, не могу разыскать. Такая же красавица. — Женщина пальцем стряхнула с носа пенсне, и оно повисло на шнурке. Глаза ее смотрели с усталой тоской. — Может быть, вы и есть моя Наточка?
— Может быть. Присмотритесь получше, — в тон ей ответила Таня. — А пока скажите: главный инженер не обещал скоро придти? Стоит ли ждать его?
— Вам не страшно, доченька? — шепотом спросила вдруг Муза Филипповна, приближая лицо свое с широко раскрытыми глазами к лицу Тани. — Я старый беспомощный человек — может быть, оттого мне страшно? Вы такая спокойная.
— О чем вы говорите? Что вас напугало? — не поняла Таня.
— В управлении все говорят: японцы начали против нас войну. Почему-то об этом не объявляют официально. Будто бы на правом берегу, в тайге, высадились японские парашютисты, их сейчас ловят... Бомбы над головой, крики, стоны, понимаете вы это?
— Не понимаю. Вы передаете вздорные слухи. О выступлении японцев немедленно объявили бы официально. Не надо нервничать. Нельзя нервничать, особенно нам, женщинам.
— Да. Да. Вы правы, доченька.
Муза Филипповна ласково посматривала на Таню, видно, и в самом деле девушка чем-то напоминала ей дочь.
— Хорошо, что вы пришли. Сразу стало спокойнее с вами, — призналась женщина. — И что всполошилась? Кругом такие сильные и умные люди, с ними ничто не страшно. Знаете, раньше я жила как-то тесно — в комнатах. А здесь Адун. Посмотришь на него — и сердце замирает, будто на высокой горе стоишь. Я о больших стройках читала только в книгах. Как это интересно в жизни! Каждый день, каждый час — борьба! Хорошо, что на свете есть такие люди, как наш Беридзе, правда? Вы давно знаете его? Представляю вас вместе — прекрасная пара!
— Совсем я его не знаю, откуда вы взяли? «Пара»! Я пришла познакомиться с ним и поговорить по делу. Я с трассы.
— С трассы? Если хотите, проведу вас к его заместителю, Алексею Николаевичу Ковшову, поговорите с ним.
Женщина заторопилась, и Таня машинально последовала за ней. Ковшова они нашли в большой комнате, тесно уставленной столами с наклонными чертежными досками. За ними на высоких табуретах сидели инженеры и техники.
— Проектировщики перерабатывают проект, — уважительно сообщила Муза Филипповна. — Сейчас это главная задача.
Они протиснулись по узкому проходу между столами в угол комнаты. Полулежа на письменном столе, Алексей внимательно разглядывал распяленный кнопками лист ватмана. Сидевший за столом Кобзев, руководитель проектировочной группы, запустив обе руки в сбившиеся волосы, тоже, не отрываясь, смотрел на сплетенное им кружево чертежа.
— К вам, Алексей Николаевич, человек с трассы. По срочному делу, — сказала Муза Филипповна и степенно удалилась, шепнув Тане:— Заходите. Не к главному инженеру, просто ко мне.
Алексей глянул на Таню и снова опустил глаза на чертеж. Рука его бегала по ватману, выводя карандашом длинный расчет. Таня огляделась. Ей отовсюду молча кивали знакомые. Ближе всех сидел Петька Гудкин — его называли в управлении Петюньчиком, а девушки-машинистки шутили: «Представьте себе — такой молодой, и уже старший техник-чертежник». Петька издали поздоровался с ней, пожав правой рукой свою левую руку с зажатой в ней линейкой.
«Видно, этот Ковшов — строгий!» — подумала Таня, отметив тишину в комнате, удивительную при столь большом скоплении людей.
— Душно у вас тут, смотрите, даже воздух позеленел! — умышленно громко сказала она.
— Открыть форточки, проветрить! — не поднимая головы, распорядился Ковшов.
Петька, загромыхав, сорвался с табурета и полез на подоконник.
— Простуды боимся. Посмотрите, какой у Татьяны румянец от этой простуды, — сказал он с подоконника своему соседу, холеного вида человеку с намотанным вокруг шеи зеленым шарфом. — Ах, вкусный воздух! — Петька ртом и руками ловил через форточку белое облако мороза.
Таня дотронулась до щек, — они горели, нажженные ветром.
— Поменьше надо сидеть в помещении. Нефтепровода не построишь в кабинетах, он на улице. — Таня говорила в сторону Петьки, а обращалась к Алексею. Ей хотелось его задеть.
Ковшов с досадой бросил карандаш на стол и поднялся. Петька поспешно вернулся на место.
— У вас срочное дело ко мне? — Вопрос звучал скептически.
— Собственно, я главного инженера искала. Секретарша привела к вам.
— Зачем же вы понапрасну нашумели здесь? Идите к главному инженеру.
— Если уж посчастливилось познакомиться с вами, разрешите задать один вопрос.
— Если один, то задайте.
— Вы не слишком любезны. Наверное, не успели вдосталь налюбоваться чертежом. Я подожду, полюбуйтесь еще.
Петька фыркнул в кулак.
— Ближе к делу, девушка. Мы с вами не на танцплощадке.
— Я с девятого участка. Мы получили директиву главного инженера: прекратить основные работы и перебазироваться на другой берег. В чем дело?
Ковшов стоял с рассеянным видом, что-то напряженно обдумывая. Не ответив девушке, он опять склонился к чертежу. Ему не хотелось разбивать мысль. Таня пожала плечами:
— Может быть, сотрудники и научились угадывать ваши мысли без слов, но я вас не поняла и хотела бы услышать ответ.
Петька опять рассмеялся. Тушь высыхала у него в рейсфедере, он взмахивал им, выражая этим сочувствие Татьяне.
— Не будем терять драгоценного времени, нажмем лучше на черчение, — тихо посоветовала ему Таня.
— Что? — переспросил Петька, но Ковшов оторвался от стола, и техник-чертежник замер.
— Раз дано указание прекратить работы, надо их прекратить, — сказал Алексей. — Стоит ли спрашивать, почему да зачем?
— Стоит спрашивать! — рассердилась Таня. — Мы люди, не механизмы, нам дорога работа, уже сделанная нами. Ни с того ни с сего предлагают ее забросить. Предположим, в этом есть какой-то смысл, но мы должны понять его. Вы что, одни решили отвечать за стройку?
Алексей вдруг широко улыбнулся и сделался совсем молодым и приветливым.
— Хорошо сказано, честное слово! Как вы сюда добрались, воинственная девушка? Дорог-то нет, насколько мне известно.
— Кто ищет дорогу, тот ее находит. Разве дождешься, когда вы к нам найдете дорогу?
— Дельно! Дельно! — с искренним удовольствием сказал Алексей. — Вы, очевидно, прибыли на партийную конференцию. Рановато немножко. Как вас зовут?
— Васильченко.
— По имени-отчеству?
— Татьяна Петровна.
— Я бы мог, Татьяна Петровна, дать вам кое-какие разъяснения. Однако по некоторым соображениям хочу, чтобы вы прежде обратились к главному инженеру. После разговора с ним обязательно приходите ко мне, обсудим все дела вашего участка. Устраивает?
В коридоре Таню догнал Петька.
— Татьяна, давай еще раз поздороваемся. Ты как раз подоспела. Тут у нас такое творится! Сидоренко отбыл в неизвестном направлении, твоего врага Грубского загнали под лавку! Новая эра в истории строительства!
— Не суетись, Петюньчик, веснушки отскочат. — Таня дотронулась рукой до веснущатого лица чертежника. — Странно, они у тебя даже зимой не исчезают...
— Издеваешься? — спросил Петька, становясь в оборонительную позицию. — Смотри, не серди меня: попадет! Я ж к тебе с делом. У Коли Смирнова была? Он комсорг теперь. Мобилизует молодые силы. Ты тоже можешь пригодиться.
— Вот как! — воскликнула Таня и торопливо пошла, кинув Петьке через плечо: — Иди, герой, к своему канцелярскому станку, пока твой начальник не всыпал тебе за простой. Вечером поговорим о новой эре, о мобилизации молодых сил и о том, кто для чего может пригодиться.
Таня забыла о своем намерении пойти и отдохнуть. Встречи с управленцами и все услышанное от них взбудоражили ее. Прежде всего надо было поговорить с парторгом и выяснить, почему от их девятого участка никто не вызван на партийную конференцию. Уже по дороге к Новинску она услышала об этом событии. Теперь срочный созыв конференции почему-то увязался в ее мыслях с истерическими фразами Музы Филипповны о японцах.
В приемной парторга технический секретарь, молоденькая девушка с детским лицом, оживленно шепталась с каким-то парнем. Улыбка ее сменилась выражением строгой официальности, едва Таня к ней обратилась.
— Вы слишком рано прибыли, — сказала девушка. — Я вас зарегистрирую и выдам талоны в столовую, но все-таки незачем было так торопиться.
— Регистрировать меня не надо, и талонов я не прошу.
— Вы не делегат?
— Не делегат, и хочу узнать — почему?
— Мне не известно, почему вы не делегат, — девушка пожала плечами.
— Вы откуда, с какого участка? — спросил парень, внимательно разглядывая незнакомую красивую девушку.
— Я издалека, с девятого. А что?
— То, что на конференцию с дальних участков не вызывали, — сказала девушка, не скрывая своего недовольства тем, что парень заинтересовался этой гостьей с повадками хозяйки.
— Почему не вызывали? — допытывалась Таня.
— Значит, так надо. Вы уж извините товарища Залкинда. Он забыл согласовать с вами этот вопрос.
Девушка отвечала задорно, с вызовом, как нередко разговаривают между собой женщины на служебные темы. Услышав знакомую фамилию парторга, Таня потеряла интерес к секретарше и, обойдя ее, скользнула в кабинет.
Там, спиной к двери, сидели два человека и считывали газетную полосу. Не замеченная ими, Таня подошла ближе и через их головы стала рассматривать сырой типографский лист с вдавленными черными столбиками набора. В передовой статье говорилось о задачах строительства, о самоотверженном труде в дни войны, доблестью равном ратным подвигам, о бдительности. О нападении японцев не было ни слова.
— Можно задать вопрос? — спросила Таня громко, дочитав статью до конца. Один из журналистов от неожиданности вздрогнул. — Почему вы называете газету органом всего строительства?
— Посторонним нельзя читать газету до выхода ее из печати, — сказал бледный молодой человек с ярко-синими глазами и перевернул полосу белой стороной кверху.
— Не переворачивайте, я успела все прочесть.
— Кто вы такая и что вам нужно? — с раздражением спросил синеглазый.
— Не беспокойтесь, не посторонняя: такой же хозяин, как и все остальные. Вы редактор?
— Редактор, если вам угодно. Фамилия моя Пущин.
— Почему, товарищ Пущин, газета называется органом строительства, когда она написана в управлении и только про управление? Хотя бы одна заметка об участках. Например, о нашем!
— Вы с участка? Делегат? Здорово! Садитесь, пишите заметку. Мы тиснем.
Газетчики оживились. Один из них пододвинул стул, второй положил перед ней лист бумаги и перо.
— Я не делегат. И пришла узнать у Залкинда, почему наш участок оставлен в стороне.
— Но вы с трассы?
— Конечно. Разве по мне не видно, что я не кабинетный деятель?
— Видно, видно. Неважно, что вы не делегат. Напишите, о чем хотите, лишь бы о трассе. Мы только начинаем жить, это наш второй номер. Не наладилась пока связь с участками, приходится собирать материал здесь, как говорится, не отходя от кассы.
— Вот и зря. Надо собирать материал не в кабинетах, а на строительных площадках. Учитесь у военных корреспондентов, они под пулями пишут заметки и выпускают газеты. Пришла же я к вам с девятого участка, а вы почему ко мне не можете придти?
— На лыжах, одна? — восхитился Пущин. — Напишите, как шли, зачем шли, как дошли.
Таня, к удивлению Пущина, не возразив ни слова, принялась писать заметку.
— Маловато! — сокрушенно сказал Пущин, получив от нее минут через двадцать лист, исписанный крупным небрежным почерком.
— Хватит. И это не подойдет, не решитесь поместить.
Заметка в резких выражениях требовала от руководства стройкой внимания к участкам: «Пора из стен управления выйти на просторы трассы». Пущин и в самом деле задумался над заметкой — пожалуй, стоило поднять такой вопрос в газете.
Таня снова заглянула к главному инженеру, он все еще не возвращался. Перебрав в памяти поручения с участка, она решила зайти к Либерману. Снабженец разговаривал с человеком в полушубке, сидевшим перед ним.
— Маменька родная! С первыми же обозами все будет доставлено на ваш участок! — восклицал он. — Вы запишите на бумажечке, я перечислю, какие грузы приготовлены для вас...
«Ох и жук! — подумала Таня. — Человек шел к нему с намерением подраться, а уйдет счастливый».
Действительно, представитель участка крепко пожал Либерману руку, дважды поблагодарил его и ушел явно довольный.
— Танечка! Королева! Ангел милый! — живо вскочил снабженец и ринулся к ней с распростертыми руками.
— Слишком темпераментно, Либерман, прошу поспокойнее, — сказала Таня, отстраняясь. — Мое отношение к вам не изменилось.
— Что ж поделать, дорогая. Я давно примирился с вашим равнодушием. Маменька родная, меня утешит мимолетный взгляд ваших очей! Мне достаточно дышать одним воздухом с вами. «Хоть редко, хоть в неделю раз в деревне нашей видеть вас», — дурачился Либерман. — Садитесь, моя прекрасная дама в лыжных штанах.
Таня, покачивая головой, насмешливо смотрела на суетившегося снабженца.
— Искренно удивляюсь, почему вас не прогнали со строительства. Говорят, Батманов — умный человек, неужели он не разобрался, с кем имеет дело? Вам, видимо, не хотелось терять теплого, насиженного места, и вы втерли новому начальнику очки, совсем так, как этому товарищу с участка: он ушел, очарованный вами. Или Сидоренко не взял с собой, решил, наконец, отделаться от вас?
Либерман тоненько захохотал и с умилением посмотрел на нее.
— Никогда не перестану восхищаться вами, моя королева. Редкостное сочетание: и красивая, и умница. Даже Елена распрекрасная не имела такого изобилия привлекательных качеств... Насчет меня вы всегда заблуждались. Маменька родная, как Яков Тарасович переживал, узнав, что меня задержали! Как я сам переживал!
— Кто же задержал? Какой нашелся чудак?
— Батманов. Он в меня буквально влюбился. Где, говорит, найдешь другого такого снабженца?
— Такого не найти. И не надо бы! Значит, два начальника дрались из-за вас? Один не хотел оставлять, другой отказывался взять с собой? Вам, безусловно, помогли ваши коммерческие способности.
— Мои способности давайте не трогать. Вы прекрасно знаете, что я несчастный человек и в любую минуту могу уступить кому-нибудь это кресло. Я мечтаю о другом деле...
— Старинная песня! — засмеялась Таня. — Слышали уже не раз: театр, сцена. Брат Лазарь — заслуженный артист, талант в крови. Надо бы что-нибудь поновее придумать. А кресло — вас от него не отдерешь шестидесятисильным трактором.
Слова Тани ничуть не задели Либермана, он слушал ее с видимым удовольствием, даже сделал попытку поцеловать ей руку.
— Я так рад видеть вас, Танечка! Спасибо, что не прошли мимо, навестили.
— Я пришла, Либерман, по делу, и давайте к нему перейдем. Когда прекратятся безобразия с материалами? Несмотря на обещания, вы до конца навигации многого не доставили на участок. Инструмента мало, горючее на исходе, автол не пригоден, дорожные механизмы присланы некомплектными. Вот, посмотрите ведомость, чего у нас не хватает!.
Либерман смотрел на ведомость, кивал головой и поддакивал:
— Безобразие, возмутительно! К суду, к суду! Как с продовольствием, есть жалобы? Как с одеждой?
— Продукты, слава богу, завезли в начале лета. С голоду не умираем. Рыбу ловим. И обмундирование пока есть, но если на участок пришлете новых людей — их одевать не во что.
— Новых людей будем присылать обмундированными с иголочки. Больше никаких претензий?
— Вам мало? Где недостающие материалы?
— Советую пожаловаться Батманову. Маменька родная, участок в катастрофическом положении!
— Можете не подсказывать. Обязательно пожалуюсь и добьюсь, чтобы вам попало.
— Нет, мне не попадет! — Либерман довольно хихикнул. — Мое дело теперь — витамины, рубахи, сапоги. Техническими материалами не распоряжаюсь. И слава богу.
— Эку чушь городите. Новый фокус придумали?
— Не я придумал, моя королева, не я — сам Батманов. Он разделил снабжение на две части. Новый отдел образовался: ОТС, отдел технического снабжения, с красавцем Федосовым во главе. И вот вам результат! Недаром отдел Федосова, не успев толком организоваться, уже получил симпатичное прозвище: «ОТС, то есть отдел, тормозящий строительство».
Либерман казался очень оживленным и веселым. Тем не менее Таня вдруг ощутила безотчетную жалость к этому толстому, шумному и суетливому человеку, всегда на первый взгляд, казалось, довольному собственным острословием и ловкостью.
— Странно смотреть на вас, Либерман, — серьезно сказала она. — Интрижки, смешочки. Разве вы не видите, в какой трудный час мы живем? Откуда же это скоморошество? Или вы таким способом скрываете свои настоящие чувства и мысли?
Слова ее оказали неожиданное действие, Либерман помрачнел и сжался.
— Занятное устройство у человека, Танечка, — не сразу ответил он. — Не я его придумывал. Зазорным считает человек обнаружить перед другим свое самое человеческое. И я ли виноват, что я такой, а не другой? Считайте меня, если хотите, легкомысленным. Трудный час — он и для меня трудный, поверьте. Я никому не говорил, а вам скажу, поскольку вы зацепили пальчиком за больную струну. Родня моя осталась в Мариуполе и Бердянске. Жена с дочкой застряли в Ленинграде — они уехали перед войной и не успели вернуться. Враг ли я своей семье?
Либерман, за одну минуту постаревший и осунувшийся, сидел за столом с опущенными руками. Таня выбрала момент и вышла из кабинета.
На другом этаже она нашла отдел технического снабжения. В кабинете у Федосова было людно. Он разговаривал по телефону, плечом прижимая трубку к уху, и одновременно подписывал лежавшие стопкой телеграммы. Положив трубку, он повел разговор сразу с двумя своими работниками и продолжал подписывать телеграммы. Телефон звонил почти беспрерывно. Таня приготовилась к долгому ожиданию. Но Федосов быстро добрался и до нее.
— Что у вас?
Таня неторопливо изложила претензии. Федосов, больше не обращая на нее внимания, вынимал из папки бумагу за бумагой, прочитывал их и ставил резолюции.
— Отложили бы ваши бумажки, они не убегут.
— Я слышу каждое ваше слово, пусть вас бумажки не волнуют. Продолжайте. Вы кончили на медном проводе и электроматериалах. Что лимитирует участок в ближайшее время?
Федосов потянулся к телефону. Таня положила руку на трубку.
— Уважайте хоть немного других. Это только великим людям прощаются странности и пренебрежение к окружающим, и то не всегда. Когда вы станете великим, тогда ваша манера делать все сразу будет вызывать восхищение.
Федосов поинтересовался:
— Вы не из детского сада?
— Почему из детского сада?
— У работников детского сада вырабатывается профессиональная привычка поучать и перевоспитывать людей.
— Не отклоняйтесь. Отвечайте по-деловому.
— Вы сами ведете себя не по-деловому.
— А что я, губную помаду у вас прошу? Я требую технические материалы для участка.
— Я по-деловому записал ваши претензии. Разберусь, приму меры. Мне Либерман подсунул запутанное наследство, сразу не раскопаешься... Вот так. Через два дня продолжим разговор. И незачем хвататься за мой телефон.
— Вы сейчас разберитесь, при мне.
— Сейчас не буду, занят. Мне нужно к концу дня дать товарищу Залкинду материал для доклада на конференции, у меня еще ничего не готово.
— Материал товарищу Залкинду я сама приготовлю, вместо вас, идет? Кстати, вам известно, какое прозвище дали вашему отделу на трассе? «Отдел, тормозящий строительство». Справедливо!
— Неправда! — живо возразил Федосов. — Прозвище придумал и распространяет Либерман. Вы от него услышали, признайтесь?
Таня призналась:
— Он. Разве несправедливо?
— Тартюф! — Федосов покраснел. — Мешает мне на каждом шагу!..
Девушка мысленно представила себе лицо Либермана и улыбнулась: «Именно Тартюф». Ей понравился Федосов и его ревнивое отношение к своему отделу. Она поняла, что Федосов не для виду записал нужды ее участка, и оставила его в покое.
Главный инженер еще не появлялся. Таня постояла в раздумье — идти к Жене Козловой или дожидаться Беридзе? Проходивший мимо Грубский приветствовал ее своей кривой улыбкой:
— Давненько не видел вас, Татьяна Петровна. Тем более рад вас видеть. Ну, побывав на трассе, поняли, наконец, что ваша проволочная связь — предмет далеко не самый главный на свете?
— Не могу вам ответить равноценной любезностью, товарищ бывший главный инженер. — Таня подчеркнула слово «бывший». — Я не очень рада вас видеть. На трассе, вы угадали, я многое поняла. В частности, поняла, как мало пользы от управленческого аппарата, если он плохой и руководят им равнодушные, самодовольные люди. Советовала бы и вам побывать на трассе, это поучительно.
Она поднялась на четвертый этаж к Жене, той на месте не оказалось, ее вызвал Гречкин. Таня надела телогрейку и отправилась на пристань, которую все теперь называли Стартом.
