На Запад
В культурном многоборье, как в спорте, у стран-цивилизаций разные стартовые позиции. Может Россия выиграть чемпионат мира по футболу? Ну сначала пусть выиграет по хоккею.
С литературой у нас получше, однако авторитет былых времен утрачен.
Когда Тургенев наставлял Мопассана, как писать романы, учил «чудесно сгруппировать обстоятельства и создать живые, осязаемые, захватывающие образы, очертив их всего несколькими штрихами», он это делал в качестве не только уважаемого автора, но и представителя главенствующей школы. Сейчас это воспринимается как курьез.
Какой статус у Пелевина в мировом масштабе?
Путь Пелевина на Запад начался в 90-е. Его одним из первых среди новых русских авторов нашли и стали печатать в Америке. Там за него взялось престижное издательство New Directions, которому принадлежит слава открытия Набокова и Борхеса для американского читателя. На английских переводах Пелевина специализируется англичанин Эндрю Бромфилд, также переведший на язык Артура Конана Дойля «Войну и мир» и «Собачье сердце».
Пелевин активно переводится и на другие языки. В 1995 году с произведениями Виктора Пелевина впервые познакомились французские читатели: в парижском издательстве Seuil вышли в свет «Омон Ра» и «Жизнь насекомых». На рубеже тысячелетий писатель заключил соглашение с агентством ФТМ, которое до сих пор выступает в роли его агента в поиске возможностей опубликовать Пелевина за рубежом. В 2001 году с его помощью Пелевин подписал договор с одним из ведущих англоязычных издательств Viking. 1 декабря 2001-го на прилавках американских книжных появляется Buddha’s Little Finger («Чапаев и Пустота», перевод Эндрю Бромфилда); розничная цена 16 долларов.
В том же году бромфилдовский перевод «Чапаева» под другим заглавием, The Clay Machine-Gun («Глиняный пулемет»), попадает в финал Дублинской литературной премии.
В двухтысячные случаются годы, когда писателя издают на Западе больше, чем дома. Например, в 2002-м в России его книги не издаются и не переиздаются. Зато в Германии, Франции, Англии, Польше, Австрии, Венгрии и США можно увидеть нового переводного Пелевина.
Рецензенты то сравнивают Пелевина с «психоделическим Набоковым кибервека», то, опомнившись и разобравшись, объясняют, что он, конечно, никакой не Набоков и даже не пророк кибервека, а «болезненно башковитый летописец посткоммунистической, монструозно капиталистической городской России».
Велики ли потери при переносе Пелевина на другой язык?
Интересная история вышла с переводом «Чапаева» на немецкий. Рассказывает живущий в Германии оператор Александр Камионский: «Моя подружка-переводчица писала диплом “Проблемы перевода уголовной лексики”. И “Чапаев и Пустота” использовался там как яркий пример. Дело в том, что по историческим причинам адекватно перевести блатные куски оттуда на немецкий невозможно. На американский английский отлично получается: в США есть черная гангста-культура, а в немецком уголовного языка практически не существует века с XVI, то есть он есть, но в России все по фене говорят, а в Германии если переводить адекватно, то тебя кроме целевой аудитории только разве что полицейский сможет понять. Поэтому тут переводили на молодежный. Было смешно, но не то».
В своих интервью Пелевин рассказывал, что сам переписывал рекламные слоганы в английском переводе «Generation “П”». Логично: он же спецшколу оканчивал. Тем не менее, несмотря на очевидные проблемы со слоганами и феней, Пелевин должен относительно легко переводиться. Его произведения – романы идей, а не торжество стиля.
Но Лев Данилкин считает иначе: «Пелевин плохо конвертируется, как и Гоголь, кстати. Как я знаю, он сам помогает себя переводить, но иностранцу даже в хорошем переводе плохо понятны эти произведения. Тут нужно знать контекст. А у Пелевина все такие private jokes – шутки для своих».
Литературный критик Анна Наринская продолжает эту тему: «Многие романы Пелевина все ж не идеальное чтение для Запада: насколько же в курсе русской жизни надо быть, чтобы все про ларьки и чеченцев понимать. Думаю, возможно составить сборник “Пелевин для Запада”. А, скажем, роман “t”, который мне не нравится, вот он вполне конвертируется. Но эта его конвертируемость мне представляется недостатком: Пелевин пишет там как бы про Россию, однако видно, что эта действительность уже не беспокоит его вовсе».
Несмотря на аванс, данный писателю в том стародавнем материале в журнале New Yorker, он не стал для Запада своим. Отчасти проблема действительно в конвертации смыслов, отчасти – в том, что он не Тургенев.
Для мирового читателя Пелевин не международный бренд, а просто важный представитель чужой культуры, как для нас, скажем, француз Брассанс. Как для французов – наш Высоцкий. Уважаемые, с именем на слуху, но не проникшие в коллективную подкорку. Критик Лев Данилкин считает: «Пелевин, безусловно, самый известный современный русский писатель на Западе. Он обязательно входит во все антологии».
Что не так уж и плохо.
