Глава десятая
ШАМАН

Ли Скорсби высадился в устье Енисея и увидел, что в порту царит хаос: рыбаки пытались продать свой скудный улов рыбы неведомых пород заготовителям, а владельцы судов злились на то, что власти подняли цены на все подряд в связи с наводнением и наплывом в город охотников и добытчиков пушнины, лишившихся работы из-за оттепели в лесу и непредсказуемого поведения животных.

Ясно было, что по дороге в глубь материка не пробраться: даже в обычные времена эта дорога была не более чем расчищенной полосой промерзшей земли, а теперь, когда отступала даже вечная мерзлота, весь тракт покрылся непролазной грязью.

Поэтому Ли сдал аэростат и прочее оборудование на склад, истратил часть своих быстро убывающих сбережений на аренду катера с газолиновым мотором, купил несколько канистр с горючим и кое-какие припасы и отправился в путь по разлившейся реке. Сначала он продвигался медленно. Ему мешало не только быстрое течение, но и всякий мусор, плывущий навстречу. Здесь были ветки и целые деревья, утонувшие животные, а однажды Ли даже попался вздувшийся труп человека. Приходилось править очень внимательно и запускать маленький мотор на полную мощность, иначе катер попросту относило назад.

Аэронавт искал поселок, в котором жило племя Груммана. В этих поисках Ли мог полагаться только на свои воспоминания; с тех пор как он пролетал над этими краями, прошло уже несколько лет, но память у него была хорошая, и он почти без труда находил правильный курс среди быстро бегущих потоков, хотя берега кое-где уже скрылись под мутной коричневой водой. Потепление вызвало к жизни полчища насекомых, и из-за толкущейся в воздухе мошки все ориентиры казались размытыми. Спасаясь от гнуса, Ли натер лицо и руки противокомариной мазью и без перерыва курил вонючие сигары.

Что касается Эстер, то она терпеливо сидела на носу катера, прищурив глаза и уложив уши вдоль костистой спины. Он привык к ее молчанию, а она — к его. Они говорили друг с другом только по необходимости.

Утром третьего дня Ли повернул свое суденышко в устье ручья, сбегающего с гряды низких холмов — толстое снежное одеяло, которому полагалось укрывать их в это время года, прохудилось, и теперь там и сям на них виднелись бурые пятна. Скоро вдоль ручья потянулись заросли низкой сосны и ели, а еще через несколько километров Ли причалил к берегу рядом с большим круглым утесом величиной с дом.

— А ведь здесь была пристань, — обратился он к Эстер. — Помнишь, на Новой Земле нам рассказывал о ней тот старый охотник на тюленей? Должно быть, ушла под воду метра на два.

— Надеюсь, у местных хватило ума построить хижины повыше, — отозвалась она, спрыгивая на землю.

Не больше чем через полчаса Ли уже опустил рюкзак у порога деревянного дома, в котором жил местный вождь, и повернулся, чтобы поприветствовать небольшую толпу за своей спиной. Сделав жест, обозначающий дружеские намерения у всех северян, он положил к ногам винтовку.

Старый сибирский тартарин — его глаза почти совсем спрятались в складках морщин — положил рядом свой лук. Его деймон, росомаха, понюхал Эстер, которая в ответ стрельнула ухом, после чего вождь заговорил.

Ли ответил, и они перебрали с полдюжины языков, прежде чем найти понятный обоим.

— Приветствую тебя и твое племя, — сказал Ли. — У меня есть с собой немного табаку — это не слишком ценный подарок, но я почту за честь, если ты согласишься его принять.

Вождь кивнул в знак благодарности, и одна из его жен взяла кулек, вынутый аэронавтом из рюкзака.

— Я ищу человека по фамилии Грумман, — сказал Ли. — Говорят, вы приняли его к себе. Возможно, он сменил имя, но вообще-то этот человек — европеец.

— Так, — сказал вождь, — мы тебя ждали.

Остальные тартары, собравшиеся на маленькой грязной площадке посреди селения — под скудными солнечными лучами от нее поднимался пар, — не понимали разговора, но видели, что их предводитель доволен. «Похоже, он чувствует еще и облегчение», — поймал Ли мысль Эстер.

Вождь кивнул несколько раз.

— Мы тебя ждали, — снова повторил он. — Ты пришел, чтобы забрать доктора Груммана в другой мир.

Брови Ли поднялись от удивления, но он сказал только:

— Как вам будет угодно, сэр. Он здесь?

— Иди за мной, — сказал вождь.

Жители селения почтительно расступились. Заметив, что Эстер очень не хочется скакать по грязи, Ли подхватил ее на руки и закинул на плечо рюкзак, а потом зашагал по лесной тропинке вслед за старым тартарином. Они шли к хижине, темнеющей на расстоянии десяти хороших выстрелов из лука, на поляне среди густых лиственниц.

Вождь остановился перед хижиной — деревянная, крытая звериными шкурами, она была увешана кабаньими клыками, рогами лося и северного оленя, но это были не просто украшения или охотничьи трофеи, потому что рядом с ними висели высушенные цветы и тщательно переплетенные сосновые веточки. Видимо, все это запасалось для каких-то ритуалов.

— Ты должен проявить к нему уважение, — спокойно сказал вождь. — Он шаман. И у него больное сердце.

Вдруг по спине Ли пробежали мурашки и Эстер застыла у него на руках: они заметили, что за ними уже давно ведут наблюдение. Среди засушенных цветов и сосновых побегов блестел яркий желтый глаз. Это был деймон; заметив взгляд Скорсби, он повернул голову, аккуратно взял мощным клювом сосновую веточку и задвинул ею отверстие, как занавеской.

Вождь крикнул что-то на своем языке, обращаясь к хозяину хижины по имени, которое Ли уже слышал от охотника на тюленей, — Джопари. Мгновение спустя дверь отворилась.

На пороге стоял высокий нескладный человек с горящими глазами, одетый в меха и шкуры. Его черные волосы уже тронула седина, подбородок был упрямо выдвинут, а на кулаке, вперившись взором в прибывших, сидел его деймон — скопа.

Вождь трижды поклонился и пошел восвояси, оставив Ли наедине с бывшим ученым и нынешним шаманом, которого он так долго искал..

— Доктор Грумман, — сказал аэронавт, — меня зовут Ли Скорсби. Я родом из страны под названием Техас, а по профессии воздухоплаватель. Если вы позволите мне присесть и малость поговорить, я объясню, что меня сюда привело. Надеюсь, я не ошибся? Вы и впрямь доктор Станислаус Грумман из Германской академии?

— Да, — ответил шаман. — А вы, стало быть, из Техаса. Ветры унесли вас далеко от родины, мистер Скорсби.

— Сейчас по всему миру гуляют странные ветры, сэр.

— Ваша правда. Я гляжу, солнышко пригревает. У меня в хижине вы найдете скамейку. Если поможете мне вытащить ее наружу, мы посидим здесь в тепле и потолкуем. Могу угостить вас кофе, если не побрезгуете.

— Весьма признателен, сэр, — ответил Ли и сам вынес из дома деревянную скамейку, пока Грумман у плиты разливал в оловянные кружки обжигающий напиток. Ли показалось, что его выговор не похож на немецкий; скорее, он говорил как урожденный англичанин. Заведующий обсерваторией был прав.

Когда они сели — бесстрастная Эстер, полуприкрыв глаза, рядом с Ли, большая скопа, устремившая взгляд прямо на солнце, около Груммана, — аэронавт заговорил снова. Он начал со встречи в Троллезунде с Джоном Фаа, предводителем цыган, потом поведал шаману, как они взяли в наемники медведя Йорека Бирнисона, отправились в Больвангар и спасли там Лиру и других детей, а под конец повторил то, что узнал от Лиры и Серафины Пеккала, когда они летели к Свальбарду на воздушном шаре.

— Видите ли, доктор Грумман, по тому, как девочка это описывала, мне показалось, что лорд Азриэл нарочно привез ученым отрубленную голову во льду: они испугались так сильно, что не стали к ней присматриваться. Вот я и решил, что вы, наверное, вовсе не погибли. И мне было ясно, что вы многое знаете об этих делах как специалист. Я слышал о вас по всему северному побережью — о том, как вы дали просверлить себе голову, о том, что вы занимались самыми разными исследованиями, от раскопок на морском дне до наблюдений за северным сиянием, о том, как лет десять-двенадцать назад вы появились словно бы ниоткуда, — и все это, прямо скажем, здорово интересно. Но меня привело сюда не только любопытство, доктор Грумман. Меня волнует судьба ребенка. Я думаю, что этой девочке отведена важная роль, и ведьмы со мной согласны. Если вам известно что-нибудь о ней и о том, что происходит, прошу вас со мной поделиться. Как я уже говорил, кое-что убедило меня в вашей осведомленности, и вот я здесь. Но если я не ослышался, сэр, вождь местного племени сказал, что я должен забрать вас в другой мир. Это действительно так или я ошибаюсь? И еще об одном я хочу вас спросить, сэр: каким именем он вас назвал? Вам дали здесь новое имя или это что-то вроде титула волшебника?

По лицу Груммана скользнула улыбка, и он сказал:

— Вождь назвал меня именем, которое я ношу от рождения, — Джон Парри. Да, вы пришли, чтобы взять меня с собой в другой мир. А насчет того, что вас сюда привело, — думаю, вы узнаете эту вещь.

И он раскрыл ладонь. Ли узнал то, что на ней лежало, но не сразу поверил собственным глазам. Он увидел серебряное кольцо с бирюзой, какие делают индейцы навахо, увидел его ясно и сразу признал в нем кольцо своей матери. Он узнал бы его и на ощупь, с закрытыми глазами, — по весу, и по гладкости камня, и по тому, что с одной стороны кусочек камня откололся и мастер загнул металл чуть посильнее; острый краешек давно уже сгладился от времени, и Ли прекрасно знал это, потому что проводил по нему пальцем бесчисленное множество раз, когда был еще ребенком, много-много лет назад, в прериях своей родины.

Сам того не заметив, он вскочил на ноги. Эстер тоже стояла, дрожа, навострив уши. Деймон-скопа потихоньку занял позицию между ним и Грумманом, защищая своего человека, но Ли не собирался на него нападать. Силы покинули его; он снова почувствовал себя ребенком. Едва шевеля непослушными губами, он спросил:

— Откуда это у вас?

— Возьмите его, — сказал Грумман, он же Парри. — Оно сделало свое дело — привело вас сюда. Теперь оно мне уже ни к чему.

— Но как… — пробормотал Ли, забирая драгоценное кольцо с ладони Груммана. — Не понимаю, как вам удалось… откуда вы… где вы его взяли? Я не видел этой вещицы лет сорок.

— Я шаман. Я способен на многое, чего вы не понимаете. Присядьте, мистер Скорсби. Успокойтесь. Сейчас вы услышите все, что вам нужно знать.

Ли снова сел, держа кольцо, опять и опять бережно ощупывая его.

— Что ж, — сказал он. — Я потрясен, сэр. Думаю, мне необходимо послушать, что вы скажете.

— Очень хорошо, — сказал Грумман, — я начинаю.

— Как я уже говорил вам, моя фамилия Парри, и я родился не в этом мире. Лорд Азриэл — далеко не первый из тех, кто преодолел барьер между мирами, хотя ему первому удалось так эффектно его взорвать. В моем собственном мире я был военным, а затем исследователем. Двенадцать лет назад в составе научной экспедиции я отправился в страну, которой в вашем мире соответствует Берингландия. У моих спутников были другие цели, но я искал то, о чем знал из старинных преданий, — прореху в оболочке мира, дыру, открывшуюся между нашей вселенной и соседней. Так вот, несколько моих товарищей заблудились. Пытаясь их отыскать, я и еще двое членов экспедиции прошли сквозь эту дыру, это отверстие, даже не заметив его, и невольно покинули свой мир.

Сначала мы просто не поняли, что случилось. Мы шли, пока не добрались до города, и тут уж все сомнения исчезли: мы были в ином мире.

Несмотря на все наши старания, мы не смогли снова найти тот проход. Когда мы проникли в него, была пурга, а вы не новичок в Арктике и знаете, что это значит.

Таким образом, у нас не осталось выбора: путь назад был отрезан. И вскоре мы поняли, в какое опасное место привела нас судьба. Там жили какие-то странные существа вроде привидений или упырей, смертоносные и неумолимые. Двое моих спутников вскоре пали жертвой Призраков — так называют их тамошние жители, — а я только и мечтал о том, как бы выбраться из этого отвратительного места. Дорога в мой собственный мир была закрыта навсегда. Но существовали и другие окна, ведущие в другие миры, и спустя некоторое время мне удалось их обнаружить.

Вот как я попал к вам. И сразу после этого случилось чудо, мистер Скорсби; ведь миры очень сильно отличаются друг от друга, и в этом мире я впервые увидел своего деймона. Да, пока я не пришел сюда, я ведать не ведал о Саян Кётёр, которая сейчас сидит перед вами. Здешние обитатели не могут представить себе миров, где деймоны проявляют себя лишь как внутренний голос, не более. Можете вообразить мое изумление, когда я, в свою очередь, обнаружил, что эта часть моей природы женского пола и имеет облик прекрасной птицы?

Итак, в сопровождении Саян Кётёр я пустился в странствия по северным землям и многому научился у арктических жителей — таких, как мои добрые друзья из этого поселка. Их рассказы об этом мире заполнили некоторые пробелы в моих знаниях, полученных на родине, и я увидел ответы на многие вопросы, прежде казавшиеся неразрешимыми.

Потом я уехал в Берлин под фамилией Грумман. Я никому не говорил о своем происхождении; это было моей тайной. Написав диссертацию, я, как положено, защитил ее в научных дебатах. Я знал больше, чем берлинские академики, и без труда стал членом их организации.

Теперь, с моими новыми верительными грамотами, я мог начать работу в этом мире, который в целом пришелся мне вполне по вкусу. Конечно, в моем собственном мире осталось кое-что, очень для меня дорогое. Вы женаты, мистер Скорсби? Нет? А вот я был, и очень любил свою милую жену и сына — нашего единственного ребенка, которому не было еще и года, когда я исчез из своего мира. Я страшно тосковал по ним. Но я мог искать хоть тысячу лет и все равно не найти дороги обратно. Нас разлучили навсегда.

Однако работа мало-помалу захватила меня. Я искал иные формы знания; меня приняли в племя, просверлив мне череп; я стал шаманом. Кроме того, я сделал несколько полезных открытий — к примеру, научился готовить из кровяного мха мазь, обладающую всеми целебными свойствами свежего растения.

Теперь я многое знаю об этом мире, мистер Скорсби. Знаю, в частности, и о Пыли. По вашему лицу видно, что вы уже слышали это слово. Ваши теологи смертельно боятся его, но меня пугают скорее они сами. Я знаю, что делает лорд Азриэл, и знаю зачем; вот почему я призвал вас сюда. Дело в том, что я собираюсь помочь ему в его предприятии, самом великом за всю историю человечества. Самом великом за все тридцать пять тысяч лет человеческой истории, мистер Скорсби.

Сам я могу сделать не так уж много. У меня больное сердце, и никто в этом мире не способен его исцелить. Пожалуй, сил во мне осталось лишь на один решительный поступок. Но я знаю кое-что, чего не знает лорд Азриэл, а без этого знания он не сможет выполнить свой замысел.

Видите ли, меня заинтересовал тот мир, куда я попал сначала, — мир, наводненный Призраками, которые высасывают из людей разум. Мне захотелось выяснить, что они собой представляют и откуда взялись. Поскольку я шаман, мой дух умеет проникать туда, куда закрыт доступ телу, и я провел много времени в трансе, исследуя тот мир. Я обнаружил, что несколько сотен лет назад тамошние философы создали орудие своей собственной гибели — инструмент, который они назвали чудесным ножом. Это удивительный инструмент — сами его создатели не догадывались о его силе, и даже сейчас им известны далеко не все его возможности, — и каким-то образом, используя его, они впустили в свой мир Призраков.

Так вот, я знаю, что такое этот чудесный нож и на что он способен. Я знаю, где он сейчас, и как выглядит тот, кто имеет право им пользоваться, и что он должен сделать ради победы лорда Азриэла. Надеюсь, у него хватит на это мужества. Поэтому я и призвал сюда вас: вы полетите со мной на север, в мир, открытый лордом Азриэлом, где я постараюсь найти носителя чудесного ножа.

Но не забывайте, что это опасный мир. Хуже Призраков, которые там обитают, нет ничего ни в вашем мире, ни в моем. Нам придется действовать смело и осторожно. Я не вернусь оттуда, а вам, если хотите снова увидеть родные края, потребуются вся ваша отвага, вся ваша сноровка, все ваше везение.

— Вот в чем состоит ваша задача, мистер Скорсби. Вот зачем вы нашли меня.

И шаман погрузился в молчание. Его бледное лицо чуть блестело от пота.

— Ничего более сумасшедшего я в жизни не слышал, — сказал Ли.

В волнении он встал и сделал несколько шагов в одну сторону, потом в другую; Эстер сидела на скамье, устремив на него немигающий взгляд. Глаза Груммана были прикрыты; его деймон сидел у него на коленях, внимательно наблюдая за аэронавтом.

— Вам нужны деньги? — спросил Грумман через некоторое время. — Я могу раздобыть вам золота. Это не так уж сложно.

— Черт возьми, я явился сюда не ради золота, — пылко сказал Ли. — Я искал вас, чтобы… чтобы убедиться, что вы живы, как я и подозревал. В этом смысле мое любопытство удовлетворено.

— Рад слышать.

— Но на все это можно взглянуть еще и с другой стороны, — добавил Ли и рассказал Грумману о совете ведьм на озере Инара и о принятом ими решении. — Так что, сами видите, — закончил он, — эта девочка, Лира… В общем, из-за нее-то я и взялся помогать ведьмам. Вы говорите, что вызвали меня сюда с помощью кольца навахо. Может, оно и так, а может, и нет. Я знаю только одно: я отправился сюда, потому что думал помочь этим Лире. Я никогда не видел такого ребенка, как она. Детей у меня нет, но если бы моя собственная дочь была хоть наполовину такой же сильной, смелой и доброй, я был бы счастлив. И вот я услышал, что вы знаете о каком-то предмете — тогда я не имел понятия о том, что это может быть, — который обеспечивает защиту любому, у кого он окажется. Судя по вашим словам, это и есть тот самый чудесный нож. Так что вот вам моя цена за доставку вас в другой мир, доктор Грумман: не золото, а чудесный нож, и он нужен мне не для себя, а для Лиры. Если вы поклянетесь, что этот предмет обеспечит ей защиту, то я отвезу вас, куда вы только пожелаете.

Шаман внимательно выслушал его и сказал:

— Очень хорошо, мистер Скорсби; клянусь, что ваше желание будет выполнено. Вы верите моему обещанию?

— Чем вы клянетесь?

— Назовите что угодно.

Ли подумал, а затем сказал:

— Поклянитесь тем, из-за чего вы отвергли ведьму, предложившую вам свою любовь. Думаю, что дороже этого для вас нет ничего на свете.

Глаза Груммана расширились, и он промолвил:

— Вы ловко угадываете, мистер Скорсби. Я поклянусь тем, чем вы просите. Даю вам слово: я позабочусь о том, чтобы девочке по имени Лира Белаква была обеспечена защита чудесного ножа. Но предупреждаю вас: у носителя этого ножа есть своя собственная цель, и может случиться, что стремление выполнить ее навлечет на девочку еще большую опасность.

Ли понимающе кивнул.

— Пусть так, — сказал он, — но если есть хоть какой-то шанс помочь ей, я хочу его использовать.

— Я дал вам слово. А теперь мне нужно попасть в другой мир, и вы должны меня туда переправить.

— А ветер? Надеюсь, ваша болезнь не мешала вам наблюдать за погодой?

— Насчет ветра не беспокойтесь: это я беру на себя.

Ли кивнул. Он опять сел на скамью и, машинально поглаживая колечко с бирюзой, стал ждать, пока Грумман соберет свои немногочисленные пожитки в сумку из оленьей кожи. Когда сборы были закончены, двое мужчин зашагали по лесной тропинке обратно к поселку.

Напоследок вождь решил о чем-то переговорить с шаманом. К ним подходило все больше и больше людей; каждому хотелось дотронуться до руки Груммана, пробормотать несколько слов и получить в ответ нечто вроде благословения. Ли стоял в сторонке, поглядывая на небо; на юге оно было уже чистым, а только что поднявшийся свежий ветерок шевелил ветви деревьев и покачивал верхушки сосен. Ближе к северу туман все еще висел над разлившейся рекой, но в первый раз за долгие дни возникла надежда на то, что вскоре он рассеется окончательно.

Около утеса, где раньше была пристань, Ли Скорсби положил в катер сумку Груммана, залил в мотор горючего и завел его с первой же попытки. Они отчалили — шаман сидел на носу, — поплыли по течению между склонившимися к воде деревьями и вывернули на основную реку с такой скоростью, что Ли даже испугался за Эстер, съежившуюся под самым планширом. Но ведь кому как не ему было знать, что она опытная путешественница, — выходит, просто нервы шалят?

Добравшись до порта в устье реки, они обнаружили, что все гостиницы, все пансионы с меблированными комнатами, все частные помещения, сдающиеся приезжим, реквизированы военными. И не просто военными — это были солдаты Императорской гвардии Московии, люди, прошедшие самую суровую подготовку, вооруженные до зубов и принесшие присягу на верность Магистериуму.

У Ли был план остановиться на ночлег, прежде чем двигаться дальше: ему казалось, что Грумману необходим отдых, — но их лишили этой возможности.

— Что происходит? — спросил аэронавт у владельца лодочной станции, возвращая ему арендованный катер.

— Не знаем. Полк прибыл вчера, и гвардейцы сразу реквизировали все места для постоя, все запасы еды до последней крошки и все суда в гавани. Они бы и этот катер отобрали, если бы вы не успели нанять его раньше.

— Вы знаете, куда они направляются?

— На север. Судя по всему, там скоро начнется война, да такая, каких еще не бывало.

— На север — стало быть, в другой мир?

— Ну да. Причем скоро сюда подойдут новые войска — это только передовой отряд. Через неделю в городе не останется ни куска хлеба, ни глотка спиртного. Вы сделали мне одолжение, наняв эту лодку: цены уже подскочили вдвое…

Теперь отдыхать не было смысла, даже если бы они сумели найти комнату. Встревоженный аэронавт немедленно отправился на склад, куда он сдал свой воздушный шар и прочее снаряжение; Грумман не отставал от него. У него был больной вид, но держался он молодцом.

Они нашли заведующего складом в обществе гвардейского сержанта, который явился реквизировать запасные части двигателей. Заведующий на мгновение оторвался от документов.

— Воздушный шар? Извините — его конфисковали еще вчера, — сказал он. — Видите, что творится. Я ничего не мог поделать.

Эстер шевельнула ухом, и Ли понял, что у нее на уме.

— Шар уже увезли? — спросил он.

— Увезут сегодня после обеда.

— Не выйдет, — сказал Ли, — потому что у меня есть козырь посильнее распоряжения гвардейского начальства.

И он показал заведующему перстень, который снял с пальца скрелинга, убитого им на Новой Земле. При виде этого символа Церкви сержант, до тех пор возившийся с бумагами, отложил их в сторону и дисциплинированно отдал честь, но по его лицу все же проскользнула тень сомнения.

— Мы заберем шар прямо сейчас, — продолжал Ли, — так что прикажите вашим работникам надуть его. И не медлите! Кроме того, нам нужны провизия, вода и балласт.

Заведующий складом взглянул на сержанта; тот пожал плечами, и заведующий отправился выполнять новый приказ. Ли с Грумманом вышли на верфь, где находились топливные резервуары, чтобы проследить за заправкой и спокойно поговорить.

— Где вы взяли этот перстень? — спросил Грумман.

— Снял с пальца мертвого скрелинга. Рискованно было его показывать, но я не видел другого способа получить обратно свой шар. По-вашему, этот сержант что-то подозревает?

— Конечно. Но дисциплина есть дисциплина. Он не осмелится оспаривать авторитет Церкви. Если и доложит о чем-нибудь по инстанции, мы к этому времени будем уже далеко и они не успеют ничего сделать. Я обещал вам ветер, мистер Скорсби; ну как, нравится?

Небо над головой уже было голубым, и в нем ярко сияло солнце. На севере, над морем, еще громоздились облака тумана, похожие на горную гряду, но ветер отгонял их все дальше и дальше, и Ли не терпелось вновь очутиться в воздухе.

Когда наполовину надутый баллон стал подниматься над краем крыши складского корпуса, Ли проверил корзину и как можно тщательнее уложил все снаряжение: кто знает, какие воздушные бури ждут их в ином мире? Свои приборы он тоже постарался укрепить получше, не забыв даже о бесполезном теперь компасе, стрелка которого гуляла по циферблату как хотела. Под конец он распределил по бортам корзины балласт — пару десятков мешков с песком.

Когда баллон наполнился, южный ветер уже заметно посвежел, и крепкие канаты с трудом удерживали рвущийся вверх аэростат. Ли расплатился с заведующим остатками своего золота и помог Грумману забраться в корзину. Потом он повернулся к людям на земле, чтобы отдать им команду на взлет.

Но прежде чем он успел это сделать, произошло нечто непредвиденное. За углом складского корпуса послышался топот бегущих ног, обутых в армейские ботинки, а потом крик:

— Стой!

Люди у канатов замешкались; одни из них обернулись на голос, другие смотрели на Ли, и он резко скомандовал:

— Отдать концы!

Двое последовали его приказу, и шар дернулся вверх, но двое других глядели на солдат, которые выбегали из-за угла здания. Их канаты по-прежнему были привязаны к швартовым тумбам, и корзина накренилась так сильно, что у Ли в глазах все поплыло. Он схватился за обруч подвески; Грумман тоже держался за него, а его деймон крепко сжимал когтями край корзины.

— Отпускайте, идиоты! — завопил Ли. — Мы поднимаемся!

Подъемная сила баллона была слишком велика, и двое оставшихся работников просто не могли удержать его, как ни старались. Один отпустил свой канат, и он соскользнул с тумбы, но другой, чувствуя, как натянулась веревка, инстинктивно вцепился в нее, вместо того чтобы разжать руки. Однажды Ли уже видел подобное, и теперь к его горлу сразу подступила тошнота. Когда шар взмыл в небо, оставшийся на земле деймон бедняги, широкогрудая лайка, испустил вой, полный ужаса и боли, и через пять мучительных секунд все было кончено: силы покинули человека, он оторвался, полумертвый, и рухнул в воду.

Но солдаты уже вскинули винтовки. Раздался залп, и вокруг корзины засвистели пули; одна из них выбила искру из обруча, за который держался Ли, и рука его заныла от удара, но никакого серьезного ущерба они не причинили. Ко времени второго залпа шар был уже почти вне досягаемости огнестрельного оружия и быстро набирал высоту, двигаясь в сторону моря. Ли чувствовал, как настроение у него поднимается вместе с шаром. Как-то раз аэронавт сказал Серафине Пеккала, что летает лишь ради заработка, но тогда он, конечно, покривил душой. Взлетать в небо, когда в спину тебе дует свежий ветер, а впереди ждет новый мир, — разве на свете может быть что-нибудь лучше этого?

Он отпустил обруч и увидел Эстер: как обычно, она сидела в своем углу съежившись, с полуприкрытыми глазами. Снизу, издалека, донесся новый бесполезный залп ружейного огня. Город уменьшался на глазах, а под ними уже простерлась широкая, сверкающая на солнце гладь речного устья.

— Что ж, доктор Грумман, — сказал он, — не знаю, как вам, а мне наверху дышится легче. Жаль, правда, того беднягу: надо было ему отпустить канат вовремя. Это ведь ничего не стоит, а проворонишь нужный момент — и пиши пропало.

— Спасибо вам, мистер Скорсби, — сказал шаман. — Вы замечательно со всем справились. Теперь нам остается только устроиться поудобнее и ждать. Вы не позволите мне воспользоваться этой шубой? Ветер еще довольно холодный.