ИЕГОВА
Если Бальдр разъяснял любой вопрос так конкретно, что не понять его суть было тяжело, то Иегова обладал другим достоинством. Он умел в нескольких словах обозначить целое смысловое поле или сориентировать в сложном лабиринте понятий. Часто он прибегал к неожиданным сравнениям.
— Если ты хочешь понять, что такое человеческая культура, - сказал он однажды, - вспомни про жителей Полинезии. Там есть племена, обожествляющие технологию белого человека. Особенно это касается самолетов, которые летают по небу и привозят всякие вкусные и красивые вещи. Такая вера называется "карго-культ". Аборигены строят ритуальные аэродромы, чтобы, так сказать, дождаться кока-колы с неба…
У меня в голове произошла привычная реакция из серии "все что было не со мной помню".
— Нет, - сказал я, - это чепуха. Так аборигены говорили американским антропологам, чтобы быстрее отвязаться. Антропологи все равно не поверили бы, что у них могут быть другие желания. Духовная суть карго-культа глубже.
Жители Меланезии, где он возник, были так потрясены подвигами камикадзе, что построили для них ритуальные аэродромы, приглашая их души переродиться на архипелаге - на тот случай, если им не хватит места в храме Ясакуни.
— Не слышал, - сказал Иегова, - интересно. Но это ничего не меняет.
Аборигены строят не только фальшивые взлетно-посадочные полосы. Еще они делают насыпные самолеты из земли, песка и соломы - наверно, чтобы душам камикадзе было где жить. Эти самолеты бывают очень внушительными. У них может быть по десять двигателей, сделанных из старых ведер и бочек. С художественной точки зрения они могут быть шедеврами. Но земляные самолеты не летают. То же относится к человеческому дискурсу. Вампир ни в коем случае не должен принимать его всерьез.
Я рассказал об этом разговоре Бальдру.
— Выходит, - спросил я, - я тоже учусь строить насыпные самолеты из песка и соломы?
Бальдр смерил меня огненным взглядом.
— Не только, - ответил он. - Еще ты учишься наряжаться при этом как пидор. Чтобы все думали, что рядом с твоим земляным самолетом проходит труба с баблом, и ненавидели тебя еще сильнее. Ты забыл кто ты, Рама? Ты вампир!
Несколько дней я размышлял над словами Иеговы, читая в интернете избранные образцы отечественного дискурса, в том числе и папашины опусы про "плебс" и "вменяемые элиты". Теперь я понимал в них практически все, включая отсылки к другим текстам, намеки и культурные референции. Они бывали остроумны, тонки и хорошо написаны. И все же Иегова был прав: эти самолеты не предназначались для полета. Я встречал в них много умных слов, но все они звенели мертво и нагло, как бусы людоеда, сделанные из заблудившихся европейских монет.
Вот что я записал в своей тетрадке:
"Московский карго-дискурс отличается от полинезийского карго-культа тем, что вместо манипуляций с обломками чужой авиатехники использует фокусы с фрагментами заемного жаргона. Терминологический камуфляж в статье "эксперта" выполняет ту же функцию, что ярко-оранжевый life-jacket с упавшего "Боинга" на африканском охотнике за головами: это не только разновидность маскировки, но и боевая раскраска. Эстетической проекцией карго-дискурса является карго-гламур, заставляющий небогатую офисную молодежь отказывать себе в полноценном питании, чтобы купить дорогую бизнес-униформу".
Когда я с гордостью показал эту запись Иегове, он повертел пальцем у виска и сказал:
— Рама, ты не понял главного. Ты, похоже, думаешь, что московский карго-дискурс вторичен по отношению к нью-йоркскому или парижскому, и в этом вся проблема. Но все не так. Любая человеческая культура - это карго-культура. И насыпные самолеты одного племени не могут быть лучше насыпных самолетов другого.
— Почему? - спросил я.
— Да потому, что земляные самолеты не поддаются сравнительному анализу.
Они не летают, и у них нет никаких технических характеристик, которые можно было бы соотнести. У них есть только одна функция - магическая. А она не зависит от числа ведер под крыльями и их цвета.
— Но если вокруг нас одни лишь насыпные самолеты, что тогда люди копируют? - спросил я. - Ведь для того, чтобы возник карго-культ, нужно, чтобы в небе пролетел хоть один настоящий самолет.
— Этот самолет пролетел не в небе, - ответил Иегова. - Он пролетел через человеческий ум. Им была Великая Мышь.
— Вы имеете в виду вампиров?
— Да, - сказал Иегова. - Но сейчас эту тему бессмысленно обсуждать. У тебя недостаточно знаний.
— Только один вопрос, - сказал я. - Вы говорите, вся человеческая культура - это карго-культ. А что тогда люди строят вместо земляных самолетов?
— Города.
— Города?
— Да, - ответил Иегова, - и все остальное.
Я попытался поговорить с Бальдром, но он тоже отказался обсуждать эту тему.
— Рано, - сказал он. - Не спеши. Усваивать знания нужно в определенной последовательности. То, что мы проходим сегодня, должно становиться фундаментом для того, что ты узнаешь завтра. Нельзя начинать строительство дома с чердака.
Мне оставалось только согласиться.
Еще одним социальным навыком, которым мне следовало овладеть, была "вамподуховность" (иногда Иегова говорил "метродуховность", из чего я делал вывод, что это примерно одно и то же). Иегова определил ее так - "престижное потребление напоказ в области духа". В практическом плане вамподуховность сводилась к демонстрации доступа к древним духовным традициям в зоне их максимальной закрытости: в реестр входили фотосессии с далай-ламой, документально заверенные знакомства с суфийскими шейхами и латиноамериканскими шаманами, ночные вертолетные визиты на Афон, и так далее.
— Неужели и здесь то же самое? - задал я горький и не вполне понятный вопрос.
— И здесь, и везде, - сказал Иегова. - И всегда. Проследи за тем, что происходит во время человеческого общения. Зачем человек открывает рот?
Я пожал плечами.
— Главная мысль, которую человек пытается донести до других, заключается в том, что он имеет доступ к гораздо более престижному потреблению, чем про него могли подумать. Одновременно с этим он старается объяснить окружающим, что их тип потребления гораздо менее престижен, чем они имели наивность думать. Этому подчинены все социальные маневры. Больше того, только эти вопросы вызывают у людей стойкие эмоции.
— Вообще-то мне в жизни попадались и другие люди, - сказал я с легкой иронией.
Иегова кротко посмотрел на меня.
— Рама, - сказал он, - вот прямо сейчас ты пытаешься донести до меня мысль о том, что ты имеешь доступ к более престижному потреблению, чем я, а мой тип потребления, как сейчас говорят, сосет и причмокивает. Только речь идет о потреблении в сфере общения. Именно об этом движении человеческой души я и говорю. Ничего другого в людях ты не встретишь, как не ищи.
Меняться будет только конкретный тип потребления, о котором пойдет речь. Это может быть потребление вещей, впечатлений, культурных объектов, книг, концепций, состояний ума и так далее.
— Отвратительно, - сказал я искренне.
Иегова поднял палец.
— Но презирать человека за это ни в коем случае нельзя, - сказал он. - Запомни как следует, для вампира это так же постыдно, как для человека - смеяться над коровой из-за того, что у нее между ног болтается уродливое жирное вымя. Мы вывели людей, Рама. Поэтому мы должны любить и жалеть их.
Такими, какие они есть. Кроме нас, их не пожалеет никто.
— Хорошо, - сказал я, - А что надо делать, когда кто-нибудь из них вынимает свою фотографию с далай-ламой?
— Надо показать в ответ фотографию, где ты стоишь рядом с Христом, Буддой и Магометом… Впрочем, разумнее, если Магомета не будет. Достаточно стрелки, указывающей на край снимка, возле которой будет написано "там Магомет"…
Мы часто употребляли слово "духовность", и мне в конце концов стало интересно, в чем же его смысл. Изучив эту тему методом случайных дегустаций, я обобщил наблюдения в следующей записи:
"Духовность" русской жизни означает, что главным производимым и потребляемым продуктом в России являются не материальные блага, а понты.
"Бездуховность" - это неумение кидать их надлежащим образом. Умение приходит с опытом и деньгами, поэтому нет никого бездуховнее (т.е. беспонтовее) младшего менеджера.
Курс гламура был велик по объему, но почти не запоминался на сознательном уровне. В нем было много дегустаций - мне пришлось перепробовать невероятное количество нелепых образцов, каждый из которых добавлял новую гирьку в мешок жизненного опыта, разбухавший за моими плечами. До сих пор не пойму, как я мог глотать такое:
"падлочка $%"
"blow аю-ю"
"cavalli №3"
"офтень!"
"пля маша ц."
"чичики"
Но рейды в мутную мглу чужих душ были не напрасны. Я все четче осознавал происходящее вокруг. Натыкаясь на репортаж о сезоне променад-концертов в Архангельском или на статью о втором фестивале подмосковных яхт на озере Гадючья Мгла, я уже не робел от сознания своего убожества, а понимал, что по мне ведут огонь идеологические работники режима, новые автоматчики партии, пришедшие на смену политрукам и ансамблям народного танца.
То же относилось и к дискурсу. Я начинал догадываться, что схватка двух интеллектуалов, где один выступает цепным псом режима, а другой бесстрашно атакует его со всех возможных направлений - это не идеологическая битва, а дуэт губной гармошки и концертино, бэкграунд, который должен выгоднее оттенить реальную идеологию, сияющую из гадючей мглы.
— Если гламур - это идеология режима, - сказал Иегова, - то важнейшими из искусств для нас являются пиар, джиар, биар и фиар. А если попросту, реклама.
"Джиар", кажется, означал "government relations". Что такое "биар" и "фиар", я не знал, но поленился спросить.
Рекламе было посвящено два урока. Мы изучали не человеческие теории на этот счет (Иегова назвал их шарлатанством), а только саму центральную технологию, равно относящуюся к торговле, политике и информации. Иегова определял ее так: нигде не прибегая к прямой лжи, создать из фрагментов правды картину, которая связана с реальностью ровно настолько, насколько это способно поднять продажи. Это звучало просто, но было одно важное уточнение: если связь с реальностью не могла поднять продажи (а она, как правило, не могла), связаться следовало с чем-нибудь другим. Именно сквозь это игольное ушко и шли все караваны.
Среди примеров, иллюстрировавших эту идею, был, например, следующий лингвогеометрический объект: /сверстать как правильный крест, увеличив интервал между строк/
Об этом не говорят.
Такое не забывают.
Вот - корень всего.
Источник, из которого вышли мы все - и ты, и те, кого ты пока что считаешь "другими".
Не где-то там, в Гималаях - а прямо в тебе.
Реально и ощутимо.
Надежно и всерьез.
Это по-настоящему.
Пояснение было следующим:
"Пр.3. Нетрадиционное позиционирование анально-фаллической пенетрации с привлечением контекстов, ортогональных станадартному дискурсу сабжа."
— А почему крест? - спросил я Иегову.
Иегова вытряхнул из пробирки на палец капельку прозрачной жидкости, слизнул ее, и некоторое время вглядывался в невидимую даль.
— Ты дальше не посмотрел, - сказал он. - "Почему крест?" - это слоган концепции.
Примером применения центральной технологии в политическом бизнесе был, наприметр, проект лоялистского молодежного движения "True Batch Надежды" (служебный рубрикатор "Surkoff_Fedayeen/built305"). Проект был рассчитан на пробуждение позитивного интереса у англоязычных СМИ и основывался на цитате из позднего Набокова, переводящего раннего Окуджаву:
"Nadezhda I shall then be back
When the true batch outboys the riot…"
/"Надежда я приду тогда, когда правильная шобла перепацанит
беспорядки…" - англ./
Вопроса "почему трубач?" у меня не возникло. Короткий курс рекламы остался позади и мы вернулись к общей теории гламура.
Сейчас мне немного смешно вспоминать ту важность, которую я придавал своим тогдашним озарениям, записывая их аккуратным почерком в учебной тетради:
"Потребность в научном коммунизме появляется тогда, когда пропадает вера в то, что коммунизм можно построить, а потребность в гламуре возникает, когда исчезает естественная сексуальная привлекательность."
Впрочем, после знакомства с линейками "подиумное мясо 05-07" и "шахидки Вельзевула ultimate" (какой-то вампир-женоненавистник обозвал так девушек-моделей) эта мысль подверглась важному уточнению:
"Все не так просто. Что такое естественная сексуальная привлекательность? Когда с близкого расстояния рассматриваешь девушку, которая считается эталоном красоты, видны поры на ее коже, волоски, трещины.
В сущности, это просто глупое молодое животное, натертое французским кремом.
Ощущение красоты и безобразия рождается, когда отдаляешься от рассматриваемого объекта, и черты лица редуцируются до схематической картинки, которая сравнивается с хранящимися в сознании мультипликационными шаблонами. Откуда берутся эти шаблоны, непонятно - но есть подозрение, что сегодня их поставляет уже не инстинкт размножения, направляемый генетическим кодом, а индустрия гламура. В автоматике такое принудительное управление называется "override". Итак, гламур так же неисчерпаем, как и дискурс."
Были смешные моменты. Один образец оказался в моей программе дважды под разными номерами. Обозначен он был так:
"куратор худпроектов Rh4"
Красная жидкость принадлежала даме средних лет, действительно похожей на шахидку. Ее включили в свои реестры и Бальдр, и Иегова: по их мнению, куратор подвизалась точно посередине между гламуром и дискурсом, и была бесценным источником информации. Мне так не показалось. Темой дегустации было изучение внутреннего мира современного художника, но куратор не владела даже профессиональным жаргоном - она лазила за ним в интернет. Зато выяснилась трогательная личное деталь: она испытала оргазм только раз в жизни, когда пьяный любовник обозвал ее лобковой вошью компрадорского капитала.
Я высказал Иегове свое недоумение и услышал, что именно это переживание и было целью урока, поскольку полностью раскрывало тему. Я не поверил. Тогда он дал мне попробовать еще трех художников и одного галериста. После чего я сделал в тетради следующую пометку:
"Современный художник - это анальная проститутка с нарисованной жопой и зашитым ртом. А галерист - это человек, который ухитряется состоять при ней сутенером духа несмотря на абсолютную бездуховность происходящего."
Писатели (которых мы тоже проходили в курсе гламура) были немногим лучше - после знакомства с их линейкой я записал в тетради:
"Что самое важное для писателя? Это иметь злобное, омраченное, ревнивое и завистливое эго. Если оно есть, то все остальное приложится."
Различного рода критики, эксперты, сетевые и газетные культурологи (к этому времени я выяснил, наконец, что это такое) входили в программу по линии дискурса. Получасовая экскурсия по их вселенной позволила мне сформулировать следующее правило:
"Временный рост мандавошки равен высоте объекта, на который она гадит, плюс 0,2 миллиметра."
Последняя запись в курсе гламуродискурса была такой:
"Наиболее перспективной технологией продвижения гламура на современном этапе становится антигламур. "Разоблачение гламура" инфильтрует гламур даже в те темные углы, куда он ни за что не проник бы сам."
Не все дегустации имели внятную цель. Бальдр часто заставлял меня заглянуть в другого человека только для того, чтобы я ознакомился с маркой испанской обуви из крокодиловой кожи или линейкой мужских одеколонов из Кельна. Куртуазный английский экономист попадал в гламурный реестр как специалист по сортам дорогого кларета, а следом шло знакомство с японским модельером, делающим лучшие в мире галстуки из шелка (как выяснилось, он был сыном повешенного). Естественно, происходящее казалось мне пустой тратой моих сил.
Но вскоре я стал понимать, что целью этих путешествий было не только поглощение информации, но и трансформация всего моего мышления.
Дело в том, что между умственным процессом вампира и человека есть важное отличие. Думая, вампир использует те же ментальные конструкции, что и человек. Но его мысль движется между ними по другому маршруту, который так же отличается от предсказуемого человеческого мышления, как благородная траектория несущейся сквозь сумрак летучей мыши отличается от кругов городского голубя над зимней помойкой.
— Лучшие из людей способны думать почти как вампиры, - сказал Бальдр. - Они называют это гениальностью.
Комментарий Иеговы был более сдержанным.
— Насчет гениальности не уверен, - сказал он. - Гениальность не поддается ни анализу, ни объяснению. А здесь все довольно прозрачно.
Мышление становится вампирическим тогда, когда количество дегустаций переходит в новое качество ассоциативных связей.
Технически мой мозг уже готов был работать по-новому. Но инерция человеческой природы брала свое. Я не схватывал многих вещей, которые были очевидны для моих менторов. То, что казалось им логическим мостом, часто было для меня смысловой пропастью.
— У гламура есть два главных аспекта, - сказал на одном из уроков Иегова. - Во-первых, это жгучий, невероятно мучительный стыд за нищее убожество своего быта и телесное безобразие. Во-вторых, это мстительное злорадство при виде нищеты и убожества, которые не удалось скрыть другому человеку…
— Как же так? - изумился я. - Ведь гламур - это секс, выраженный через деньги. В любом случае, что-то привлекательное. Где оно тут?
— Ты думаешь как человек, - сказал Иегова. - Ну-ка скажи мне сам, где оно тут?
Я задумался. Но ничего не пришло мне в голову.
— Не знаю, - сказал я.
— Ничего не бывает убогим или безобразным само по себе. Нужна точка соотнесения. Чтобы девушка поняла, что она нищая уродина, ей надо открыть гламурный журнал, где ей предъявят супербогатую красавицу. Тогда ей будет с чем себя сравнить.
— А зачем это нужно девушке?
— Ну-ка, объясни сам, - сказал Иегова.
Я задумался.
— Это нужно… - и вдруг вампирическая логика правильного ответа стала мне очевидной, - это нужно, чтобы те, кого гламурные журналы превращают в нищих уродов, и дальше финансировали их из своих скудных средств!
— Правильно, молодец. Но это не главное. Ты говоришь про финансирование гламура, а в чем его цель?
— Гламур движет вперед экономику, потому что его жертвы начинают воровать деньги? - выпалил я наугад.
— Это слишком человеческая логика. Ты же не экономист, Рама, ты вампир.
Сосредоточься.
Я молчал - ничего не приходило в голову. Подождав с минуту, Иегова сказал:
— Цель гламура именно в том, чтобы жизнь человека проходила в облаке позора и презрения к себе. Это состояние, которое называют "первородный грех" - прямой результат потребления образов красоты, успеха и интеллектуального блеска. Гламур и дискурс погружают своих потребителей в убожество, идиотизм и нищету. Эти качества, конечно, относительны. Но страдать они заставляют по-настоящему. В этом переживании позора и убожества проходит вся человеческая жизнь.
— А зачем нужен первородный грех?
— Для того, чтобы поставить человеческое мышление в жесткие рамки и скрыть от человека его истинное место в симфонии людей и вампиров.
Я догадывался, что слово "симфония" в этом контексте означает что-то вроде симбиоза. Но все равно мне представился огромный оркестр, где за пультом дирижера стоит Иегова - в черном сюртуке, с вымазанным в крови ртом… Подумав, я сказал:
— Хорошо. Я могу понять, почему гламур - это маскировка. Но почему мы говорим то же самое про дискурс?
Иегова закрыл глаза и стал чем-то похож на учителя джедаев Йоду.
— В средние века никто не думал об Америке, - сказал он. - Ее не надо было маскировать, просто потому что никому не приходило в голову ее искать.
Это и есть лучшая маскировка. Если мы хотим скрыть от людей некий объект, достаточно сделать так, чтобы о нем никто никогда не думал. Для этого надо держать под надзором человеческое мышление, то есть контролировать дискурс.
А власть над дискурсом принадлежит тому, кто задает его границы. Когда границы установлены, за их пределами можно спрятать целый мир. Именно в нем ты сейчас и находишься. Согласись, что мир вампиров неплохо замаскирован.
Я кивнул.
— Кроме того, - продолжал Иегова, - дискурс - это еще и магическая маскировка. Вот пример. В мире много зла. Никто из людей не станет с этим спорить, верно?
— Верно.
— Но о том, что именно является источником зла, каждый день спорят все газеты. Это одна из самых поразительных вещей на свете, поскольку человек способен понимать природу зла без объяснений, просто инстинктом. Сделать так, чтобы она стала непонятна - серьезный магический акт.
— Да, - сказал я грустно. - Это похоже на правду.
— Дискурс служит чем-то вроде колючей проволоки с пропущенным сквозь нее током - только не для человеческого тела, а для человеческого ума. Он отделяет территорию, на которую нельзя попасть, от территории, с которой нельзя уйти.
— А что такое территория, с которой нельзя уйти?
— Как что? Это и есть гламур! Открой любой глянцевый журнал и посмотри.
В центре гламур, а по краям дискурс. Или наоборот - в центре дискурс, а по краям гламур. Гламур всегда окружен или дискурсом, или пустотой, и бежать человеку некуда. В пустоте ему нечего делать, а сквозь дискурс не продраться. Остается одно - топтать гламур.
— А зачем это надо?
— У гламурА есть еще одна функция, о которой мы пока не говорили, - ответил Иегова. - Она и является самой важной для вампиров. Но сейчас ее рано обсуждать. О ней ты узнаешь после великого грехопадения.
— А когда оно произойдет?
Иегова ответил на этот вопрос молчанием.
Вот так, глоток за глотком и шаг за шагом, я превращался в культурно продвинутого метросексуала, готового нырнуть в самое сердце тьмы.
