ВЕЛИКОЕ ГРЕХОПАДЕНИЕ

Следующий день был красивым и грозным. Дул сильный ветер, и в воздухе чувствовалась какая-то отрезвляющая холодная свежесть - наверно, предвестие осени. Солнце то выходило, то пряталось за тучи. Я открыл окна в гостиной, закрепив створки на вделанных в стену крючках, и зачем-то зажег свечи - хоть было светло. Залетавший в комнату сквозняк заставлял их огоньки дрожать, и это очень мне нравилось.

Ближе к вечеру позвонил Митра и спросил, как дела. Я рассказал о вчерашнем уроке Локи. Митра развеселился.

— Я же говорил, эта тема у старшего поколения табу. Примерно как с красным словцом. Все эти членовредительские методы, которым учит Локи, не стоит принимать всерьез. Джентльмен никогда не станет бить женщину ногой во время полового акта.

— А что делает джентльмен? - спросил я.

— Это индивидуально. Я, например, кладу на тумбочку пистолет или бритву.

Я не понял, шутит он или нет. Но следующая фраза Митры заставила меня забыть обо всем.

— Я чего звоню, - сказал он. - Сегодня у нас великое грехопадение…

По моему телу прошла холодная волна. Она возникла в районе солнечного сплетения и докатилась до кончика каждого нерва - словно у меня внутри включили ледяной душ.

— Как? Уже?

Митра засмеялся.

— Тебя не поймешь. То никак не дождешься, то слишком рано… Да не бойся ты. Ничего страшного в этом нет.

— Что мне нужно делать?

— Ничего. Жди, скоро приедет курьер и привезет тебе пакет. В нем будут инструкции.

— Можно я тебе перезвоню? - спросил я. - Если возникнут вопросы?

— Вопросов не возникнет, - ответил Митра. - Если, конечно, ты не будешь их специально выдумывать. Звонить не надо. Я тебя встречу.

— Где?

— Увидишь, - сказал Митра и отключился.

Я положил трубку и сел на диван.

Я точно знал, что не хочу никакого грехопадения. Мне хотелось одного - посидеть в тишине и успокоиться. Я надеялся, что мне придет в голову какая-то спасительная мысль, какой-то хитроумный выход из ситуации. Он, несомненно, существовал, и нужны были только несколько минут сосредоточенности, чтобы обнаружить его. Я закрыл глаза.

И тут в дверь позвонили.

Я встал и обреченно поплелся открывать.

Но за дверью никого не оказалось - только на полу стояла маленькая черная шкатулка. Я отнес ее в гостиную. Поставив шкатулку на стол, я отправился в ванную - почему-то мне захотелось лишний раз принять душ.

Я тщательно вымылся и причесался, намазав волосы гелем. Затем пошел в спальню и надел свой лучший наряд - комбинацию пиджака, рубашки и брюк, снятую с манекена в торговом зале "LovemarX".

Откладывать момент истины дальше было невозможно. Вернувшись в гостиную, я открыл шкатулку.

Внутри, на красной бархатной подкладке, лежал маленький сосуд темного стекла в виде сложившей крылья мыши. Вместо головы у нее был череп-пробка.

Рядом лежала записка.

Рама,

Пожалуйста, потрать пару минут, чтобы заучить наизусть приветствие, которое по традиции должен произнести молодой вампир. Оно очень простое:

"Рама Второй в Хартланд прибыл!" Надеюсь, ты с этим справишься.

У тебя может возникнуть вопрос - почему Рама Второй? По традиции к имени вампира в торжественных случаях добавляется номер, который играет роль фамилии. Я, например, Энлиль Седьмой. Это, конечно, не значит, что до меня было шесть Энлилей, а до тебя - один Рама. Их было гораздо больше. Но для краткости мы используем только последний разряд в порядковом числе. Энлиль Одиннадцатый опять будет опять Энлилем Первым.

Не волнуйся и не переживай. Все у нас получится.

Я поглядел на флакон. Видимо, дальнейшие инструкции содержались в препарате. Подъедет черная машина, и меня куда-то повезут…

Я вспомнил, что Хартланд - это нечто полумифическое, геополитический фетиш, который мусолят на круглых столах в редакциях национально-освободительных газет, когда надо показать спонсорам, что работа идет полным ходом. Значения этого термина я не знал. Участники этих круглых столов, скорее всего, тоже.

Что здесь имеется в виду? Может быть, какое-то сокровенное место? От "heart" - сердце? Наверно, это метафора… Вообще-то, метафоры разные бывают, подумал я. Запрут в комнате с каким-нибудь бомжем и скажут - "хочешь быть вампиром - сожри его сердце…" Вот и будет Хартланд. И что тогда делать?

— Скоро узнаем, - сказал в комнате чей-то резкий и решительный голос.

Я понял, что это сказал я сам. Одновременно я заметил еще одну странную вещь. Мне казалось, что я полон сомнений и страхов - а мои руки тем временем деловито открыли флакон, вынув из него хрустальный череп… Какая-то моя часть умоляла не торопиться и отложить процедуру - но язык уже взял управление на себя.

Во флаконе оказалась ровно одна капля жидкости. Я перелил ее в рот и тщательно втер в верхнюю десну.

Ничего не произошло.

Я решил, что препарат действует не сразу и сел на диван. Вспомнив про приветствие, которое просил меня выучить Энлиль Маратович, я стал тихо повторять:

— Рама Второй в Хартланд прибыл! Рама Второй в Хартланд прибыл!

Через минуту у меня возникла уверенность, что забыть этих слов я не смогу уже никогда и ни при каких обстоятельствах. Я перестал бубнить их себе под нос. И тогда стала слышна музыка.

Где-то играл реквием Верди (теперь я часто узнавал классику, и каждый раз удивлялся своим обширным познаниям в этой области). Кажется, музыку слушали этажом выше… А может быть, и за стеной - трудно было определить точно. Мне стало казаться, что именно музыка, а не ветер заставляет шторы трепетать.

Я расслабился и стал слушать.

То ли из-за грозной музыки, то ли из-за мигания вечернего света за развевающейся шторой мне стало казаться, что с миром происходят странные изменения.

Почему-то он стал походить на сонное царство. Это было непонятно - я никогда не видел сонного царства, только читал о нем в сказках, и не знал, как оно должно выглядеть. Но я чувствовал, что геометрия старинной мебели, ромбы паркета и облицовка камина идеально подходят для того, чтобы оказаться попросту чьим-то сном… Тут я понял, что думаю о сонном царстве потому, что меня самого клонит в сон.

Не хватало только проспать самое важное событие в жизни. Я встал и принялся ходить по комнате взад-вперед. Тут же мне пришло в голову, что я мог уснуть, и мне просто снится, будто я хожу по комнате.

А вслед за этим началось страшное.

Я понял, что во флаконе мог быть яд. И я мог не уснуть, а умереть, и все происходящее со мной - просто затухание остаточных разрядов в электрических контурах мозга. Эта мысль была непереносимо жуткой. Я подумал, что если бы я спал, то от страха наверняка проснулся бы. Но мне сразу показалось, что мой испуг на самом деле слишком вялый, и именно это доказывает, что я сплю.

Или умер.

Потому что смерть, понял я, это просто сон, который с каждой секундой становится все глубже - такой сон, из которого просыпаешься не туда, где был раньше, а в иное измерение. И кто знает, сколько времени он может сниться?

Может быть, вся моя вампирическая карьера - это просто смерть, которую я пытаюсь скрыть от себя как можно дольше? А "важное событие", которого я жду, и есть момент, когда мне придется окончательно сознаться в этом самому себе?

Я попытался отогнать эту мысль, но не смог. Наоборот, я находил все больше подтверждений своей жуткой догадке.

Мне вспомнилось, что вампиры во все времена считались живыми мертвецами - днем они лежали в гробах, синие и холодные, а по ночам вставали согреться глотком теплой крови… Может быть, чтобы стать вампиром окончательно, надо было умереть? И эта прозрачная капля из-под хрустального черепа - последний пропуск в новый мир?

Я понял, что если я действительно умер, этот страх может нарастать бесконечно. Больше того, он способен длиться всю вечность - время ведь субъективно. Последние химические искры сознания могут выглядеть изнутри как угодно - ничто не мешает им растянуться на много миллионов лет. А вдруг все действительно кончается так? Желто-красные вспышки заката, ветер, камин, паркет - и вечная смерть… И люди не знают ничего про этот ужас, потому что никто не вернулся к ним рассказать.

"Libera me, Domine, de morte aeterna…" - пропел далекий голос.

Действительно ли наверху играл Верди? Или это мой гибнущий мозг превратил в музыку понимание своей судьбы?

Я понял, что если не сделаю над собой усилия и не проснусь, то так и провалюсь навсегда в этот черный колодец, и уже неважно будет, спал я или нет, потому что ужас, который обнажился передо мной, был глубже сна и бодрствования, и вообще всего мне известного. Самым поразительным было то, что вход в ловушку лежал практически на виду - туда вела простая последовательность вполне обыденных мыслей, и было непонятно, почему все без исключения люди еще не попали в эту мертвую петлю ума.

"Так это и есть вечная смерть? - подумал я. - Вот про что они поют…

Нет, не может быть. Я выберусь отсюда, чего бы мне это не стоило!" Надо было стряхнуть с себя оцепенение. Я охватил себя руками и попытался содрать пленку кошмара - прямо руками, как будто она была чем-то физическим.

И вдруг я понял, что это уже не руки.

Вместо них я увидел какие-то черные лоскуты, покрытые коротким блестящим мехом наподобие кротовьего. Мои пальцы были сжаты в темные мозолистые кулаки с неправдоподобно большими ороговевшими костяшками, как бывает у фанатичных каратистов. Я попытался разжать их, но не смог - что-то мешало, словно пальцы были стянуты бинтом. Я удвоил усилие, и вдруг мои кисти раскрылись, но не как обычные человеческие пятерни, а как два черных зонта. Я посмотрел на свои пальцы, и понял, что у меня их больше нет.

На их месте были длинные кости, соединенные кожистыми перепонками.

Сохранился только большой палец, торчавший из крыла, как ствол авиационной пушки. Он кончался кривым и острым ногтем размером с хороший штык. Я повернулся к зеркалу, уже догадываясь, что увижу.

Мое лицо стало морщинистой мордой - невообразимой помесью свиньи и бульдога, с раздвоенной нижней губой и носом, похожим на сложенное гармошкой рыло. У меня были огромные конические уши со множеством сложных перегородок внутри и низкий лоб, заросший черной шерстью. Над моей головой высился длинный рог, круто загибающийся назад. Я был низкого роста, с бочкообразным мохнатым торсом и маленькими кривыми ногами. Но самым жутким были глаза - маленькие, хитрые, безжалостные и цинично-умные, как у милиционера с Москворецкого рынка.

Я уже видел эту морду на фотографии мыши-вампира desmodus rotundus - только у мыши не было рога. Я, собственно, и стал этой мышью, только очень большой.

Если совсем честно, я сильно напоминал черта. Когда эта мысль пришла мне в голову, я подумал, что все-таки не стал еще чертом до конца, поскольку мне не нравится происходящее. И понял, что это ничего не значит - возможно, чертям тоже не нравится быть чертями.

Расправленные крылья цепляли за мебель, и я сложил их. Для этого надо было с усилием сжать пальцы - тогда крылья, как два зонта, сворачивались в черные цилиндры, кончавшиеся твердыми как копыта кулаками.

Я попытался сделать шаг, но не смог. И понял, что ходить надо особым образом. Чтобы перемещаться, следовало упереться кулаками в пол и перенести легкие задние лапы к новой точке опоры. Кажется, примерно так передвигались гориллы.

Я заметил, что перестал думать. Мой ум больше не генерировал бессвязных мыслей - внутреннее пространство, где они раньше клубились, теперь словно пропылесосили - в нем осталось только острое и точное осознание того, что происходит вокруг. Но кроме этого обостренного присутствия появилось нечто, совершенно мне прежде не знакомое.

Я находился не только в настоящем. На реальность как бы накладывалось множество мерцающих образов будущего, которые обновлялись с каждым моим вдохом и выдохом. Я мог выбирать между разными вариантами того, что случится. Не знаю, с чем это сравнить - разве с жидкокристаллическим прицелом, сквозь который летчик-истребитель видит мир, одновременно считывая необходимую информацию. Этим прицелом было само мое сознание.

Я ощущал присутствие людей. В квартире наверху их было двое. Три человека было на моем этаже, и еще двое внизу. Я мог добраться до любого из них в несколько прыжков и взмахов, но это было ни к чему. Мне хотелось на свежий воздух. Я мог покинуть квартиру через окно, дверь, и…

Я не мог поверить, что такая возможность реальна. Но инстинкт уверял меня в этом.

Мой ум нарисовал что-то вроде зеленого пунктира, ныряющего в камин и уходящего вверх и в будущее - и я позволил себе совпасть с этим пунктиром.

Перед моим лицом мелькнула каминная решетка, потом кирпичи, потом сажа и какая-то стальная скоба, а затем я увидел жестяные полосы крыши и вечернее небо.

Конечно, понял я, это просто сон - с такой легкостью можно двигаться только во сне. Я знал, что надо лететь на запад, где меня должны встречать.

Перемещаться оказалось просто - достаточно было облокотиться на воздух и наметить направление.

Я чувствовал насекомых и птиц, висящих в пространстве. Они появлялись после свистящего выдоха, который естественно вырывался из моих легких при каждом взмахе крыльев. Каждый такой выдох освежал мою картину мира - словно автомобильный дворник проходил по мутному от дождя ветровому стеклу. Я видел внизу дома, машины, людей. Но меня, я был уверен, не замечает никто. Я уже не боялся, что умер - теперь этот страх казался мне смешным. С другой стороны, наяву было бы невозможно покинуть дом по трубе дымохода.

Следовательно, я спал.

Но в мире было по крайней мере еще одно существо, которому снилось то же самое. Я понял это по далекому крику, который был в точности похож на мой - он сразу сделал мир отчетливее и ярче, словно его осветили вторым солнцем. Ко мне приближался кто-то, похожий на меня. Я полетел ему навстречу, и вскоре мы оказались рядом.

Больше всего летящий вампир напоминал заросшую черным мехом свинью с перепончатыми крыльями. Они не росли из спины, как рисуют в церквях у чертей и ангелов, а были натянуты между передними и задними лапами. Возле тела их покрывала короткая черная шерсть. Передние лапы были длинными, и их огромные пальцы, растопыренные в безмерно наглый веер, были соединены черными кожистыми перепонками, образующими большую часть крыла.

"С прибытием," сказало существо.

"Добрый вечер," ответил я.

"Узнаешь? - спросило существо. - Я Митра." Мы могли говорить - но не голосом, а иначе. Это не было телепатией, потому что я не имел понятия, о чем думает Митра. Мы обменивались фразами, состоявшими из слов, но не издавали никаких звуков. Скорее это было похоже на титры, возникавшие прямо в уме.

"Как долетел?" спросил Митра, косясь из шерстистой глазницы похожим на маслину глазом.

"Нормально. Нас не видят из окон?"

"Нет."

"Почему?"

"Осторожно!" Митра завернул вправо, чтобы облететь угол газпромовского карандаша. Я еле успел повторить его маневр. Убедившись, что препятствий впереди нет, я повторил вопрос:

"Почему нас не видят?" "Спроси у Энлиля, - ответил Митра. - Он объяснит." Я понял, куда мы летим.

Уже темнело. Город быстро уходил назад - внизу поплыли черные пятна леса, затем мы снизились, и вокруг стал сгущаться туман. Вскоре я совершенно перестал видеть что-нибудь вокруг. Даже Митра, летевший в нескольких метрах впереди, стал невидим. Но я не испытывал никаких трудностей с ориентацией.

Мы миновали дорогу, по которой шли машины. Затем долгое время под нами были только деревья - в основном сосны. Потом начались заборы и постройки самого разного вида. Впрочем, если быть точным, я не мог сказать, какого они вида, потому что воспринимал их не зрением, а как бы наощупь - только ощупывал криком. Такие же крики издавал летящий рядом со мной Митра, и это придавало моему восприятию стереоскопическую надежность. Я чувствовал каждую черепицу на крыше, каждый лист на дереве, каждый камешек на земле. Но я не знал, какого все это цвета и как видится глазу, отчего мир казался мне каким-то серым компьютерным макетом, трехмерной симуляцией самого себя.

"Где мы?" - спросил я Митру.

"Рядом с Рублевкой," ответил он.

"Понятно, - сказал я, - где же еще… А почему вокруг этот туман? Я никогда такого не видел." Митра не ответил. И вдруг я второй раз за день испытал приступ острого ужаса.

Я ощутил дыру в земле. Она была впереди по курсу.

Если бы я смотрел на мир обычными человеческими глазами, я, скорей всего, ничего не заметил бы: вокруг дыры росли деревья, она была со всех сторон окружена забором, а сверху затянута маскировочной сеткой с густо налепленными пластмассовыми листочками (я чувствовал, что это поддельные листья, поскольку все они были одинаковой формы и размера). Даже если бы я разглядел скат земли под сеткой, я принял бы его за овраг. И уж точно я не нашел бы в этом ничего странного - мало ли в ближнем подмосковье оврагов, затянутых маскировочной сеткой.

Но я видел дыру не глазами, а своим локатором. И она казалась мне прорехой в мироздании, потому что мой крик улетал в нее и не возвращался.

Кажется, внизу пропасть расширялась, хотя наверняка я сказать не мог - это было слишком глубоко. Так глубоко, что мне делалось нехорошо. Или, может быть, дело было не в глубине, а в чем-то другом… Словом, мне ужасно не хотелось приближаться к этому месту, но Митра летел именно туда.

Полностью скрытая сеткой, дыра напоминала по форме приплюснутое человеческое сердце - как его рисуют в комиксах. Или, понял я обреченно, пальмовый веер над моей детской кроватью… Дыра была со всех сторон окружена высоким глухим забором, который я заметил еще издали. Но теперь мне стало ясно, что это ограды разных участков, прилегавших друг к другу. Заборы были разной высоты, из разного материла - но смыкались друг с другом так, что ограждение выходило сплошным, без малейшего просвета. Подойти к дыре по поверхности земли было нельзя.

"Внимание, - скомандовал Митра, - делай как я!" Выгнув крылья, он спустился к краю сетки, затормозил почти до полной остановки, изящно перегруппировался в воздухе и нырнул под ее край. Я последовал за ним - и, пролетев впритирку к заросшему травой обрыву, ухнул в пропасть.

Там было прохладно. На скалистых стенах кое-где росли трава и кусты.

Пахло можжевеловым дымом - или чем-то похожим. Я чувствовал множество отверстий и расщелин в камне, но не видел их. Виден был только одинокий огонек на стене обрыва.

"Видишь лампу? - спросил Митра. - Тебе туда." "А я доберусь один?" "Тут трудно заблудиться. И потом, ты теперь не один…" Я хотел спросить, что он имеет в виду, но он уже летел вверх. Тут я заметил, что в шахте появился еще один вампир. Он разминулся с Митрой у края пропасти и теперь снижался.

Я сообразил, что мне надо быстрее садиться, потому что лететь в узком пространстве вдвоем будет неудобно. Это было неудобно и одному. Я двигался как пловец в бассейне - долетев до одного края, переворачивался и летел к другому, постепенно снижаясь.

Вскоре я спустился к источнику света. Он был скрыт полукруглой аркой.

Перед ней была небольшая площадка над пропастью, на которую падал желтый электрический луч. Здесь, похоже, мне и следовало приземлиться.

Я несколько раз пронесся от одного края расщелины до другого, прикидывая, как это сделать. Крылья второго вампира шелестели всего в нескольких метрах надо мной, и я стал всерьез опасаться, что мы столкнемся.

Надо было спешить, и я решил довериться инстинкту.

Оказавшись точно над площадкой, я затормозил до полной остановки в воздухе, сжал крылья в кулаки и упал на их роговые костяшки. Движение вышло очень ловким, но слегка патетическим - я оказался в какой-то молитвенной позе, словно преклонил колени перед алтарем. Почти сразу же второй вампир с шорохом приземлился рядом. Я повернул голову, но увидел только его черный силуэт.

Вокруг было темно, тихо и сыро. Впереди была арка, вырубленная в камне.

За ней, в коротком каменном углублении, горела слабая электрическая лампа в плафоне желтого стекла в виде надрезанного крестом апельсина: она не столько рассеивала тьму, сколько подчеркивала ее. Под лампой была дверь. Она сливалась по цвету со скалой, и я заметил ее только тогда, когда она стала медленно поворачиваться внутрь.

Она открылась, но в черном прямоугольнике проема никто не появился.

Несколько секунд я колебался, не зная, что делать - то ли ждать приглашения, то ли войти внутрь. Потом я вспомнил про приветствие, которое мне надо было произнести. Похоже, было самое время это сделать. Повторив его про себя, чтобы не ошибиться, я громко сказал:

— Рама Второй в Хартланд прибыл!

Я понял, что произнес эту фразу своим нормальным человеческим голосом.

Я посмотрел на свои руки - и увидел обычные человеческие кулаки, упертые в камень пола. Мой шикарный пиджак был разорван на рукаве и испачкан сажей на локтях. Кроме того, на моей левой кисти была свежая царапина. Я поднялся на ноги.

— Гера Восьмая в Хартланд прибыла!

Я повернул голову. Рядом со мной стояла та самая девочка с фотографии.

Она была выше, чем я думал, худая, в темных штанах и такой же майке. На голове у нее была уже знакомая мне взрывообразная копна волос.

— Ну что, - сказал из темноты голос Энлиля Маратовича, - добро пожаловать в мой скромный хамлет, ребята. Раз уж прибыли.

И в комнате впереди зажегся свет.