Внутри шатёр выглядел странно.

Пожалуй, он напоминал жильё кочевника — только не настоящее, а сымитированное театральным декоратором, воображение которого рисовало роскошные, но смутные и бедные деталями картины. Здесь были ковры, опять ковры, снова коврики, пёстро расшитые пуфики и подушки причудливых очертаний, и ещё зачем-то поблёскивал косой насечкой огромный золочёный кальян. На полу в центре шатра стоял большой круглый поднос с фруктами и напитками, а сверху свисала лампа, излучавшая такой же ярко-мертвенный свет, как и ослепивший Т. фонарь.

У подноса полулежал мужчина в халате синего цвета и синей шёлковой маске, закрывавшей большую часть лица. На лбу маски были вышиты те же буквы, что на знамени — «А-Ь».

— Садитесь, — сказал Ариэль, кивая на подушки. — Если не хотите сидеть на полу, я с удовольствием создам для вас стул или кресло.

— Я вполне обойдусь, — сказал Т. и опустился на подушку напротив хозяина.

Кое-как скрестив перед собой ноги в пыльных жандармских сапогах (и порвав при этом шпорой один из ковриков), он минуту или две разглядывал своего визави. Ариэль молча смотрел на Т. — тоже, кажется, с любопытством.

— А теперь снимите маску, — сказал Т.

Он не ожидал, что Ариэль выполнит его просьбу. Но тот послушно поднял руку и сдёрнул маску с лица.

Т. увидел перед собой мужчину средних лет, с щёткой усов и ореолом жидких волос над лысеющим черепом. У него было мясистое округлое лицо, на котором застыло выражение несколько напряжённого ожидания — словно он только что перестал икать и теперь ждал, не возникнет ли икота снова. В общем, это была самая обычная физиономия, какие забываются через секунду после того, как исчезают из поля зрения.

Зато одет Ариэль был весьма оригинально, чтобы не сказать карикатурно. Под распахнутым халатом виднелось подобие тёплого исподнего белья из странного переливающегося материала жёлто-коричневого цвета, с пришитой вместо лампаса георгиевской лентой по бокам штанов и нашивкой в виде чёрной лилии в центре груди.

В этом наряде, возможно, присутствовало нечто неуловимо-кавалеристское, но не было ничего ангельского или демонического: Т. пришло в голову, что возлежащий в шатре Ариэль напоминает вышедшего в отставку штабс-капитана, решившего, сообразуясь со скромными средствами, устроить у себя в Рязанской губернии персидский сераль по картинкам из столичных журналов.

— Я просил вас появиться передо мной в своём подлинном обличье, — сказал Т. — Означает ли ваш… хмм… вид, что вы исполнили мою просьбу?

Ариэль кивнул.

— Ваше тело настоящее? — спросил Т. — Или это тоже фокус?

— Вы меня веселите, — ответил Ариэль. — Что именно вы хотите проверить? Здесь всё настоящее, но лишь до тех пор, пока я этого хочу. Реальность и нереальность определяются исключительно моей волей.

— Если я говорю с создателем, — сказал Т., — могу я в таком случае спросить, в чём цель существования?

Ариэль улыбнулся.

— Существование, сударь мой, это не выстрел из пушки. С чего вы взяли, что у него есть цель? И потом, это вопрос не по адресу. Я всего лишь творец видимого вами мира, временный повелитель, создающий тени из праха. Помните, как у Пушкина? «Властитель праздный и лукавый, плешивый щёголь, враг труда, нечаянно пригретый славой…» Вот только Слава где-то заблудился, хе-хе-хе…

— Тени? — переспросил Т. — Вы хотите сказать, я просто тень?

— Это смотря с кем сравнивать, — ответил Ариэль. — Если со мной, то да. А если, например, с Кнопфом, то тенью относительно вас будет он.

— Хорошо, — сказал Т., — можете вы объяснить, что я делаю в сотворённом вами мире?

— Могу. Но вряд ли вам это понравится.

— Прошу вас, откройте мне правду, какой бы страшной она ни была. Не мучайте меня дальше. Кто вы такой? Действительно ангел? Или, может быть, демон?

— Я человек, — ответил Ариэль. — Но по отношению к вам являюсь скорее божеством, чем существом того же класса.

— Как так может быть?

— Долгая история. Я отпрыск семьи, из которой вышло много весьма эксцентричных типов — революционеров, банкиров, даже разбойников. Но самым необычным из них был мой дедушка по отцовской линии, мистик-каббалист.

— Каббалист? В наш просвещённый век?

— Самый настоящий каббалист, — подтвердил Ариэль. — Но не шарлатан из тех, что торгуют фальшивым знанием в глянцевых журналах, а истинный эзотерик. Видите ли, Россия вашего будущего и моего прошлого была прелюбопытнейшим местом. В этой стране все желающие могли получить какую-нибудь фиктивную работу вроде сторожа и скромно жить на государственном обеспечении, занимаясь любой духовной практикой. Особенно много таких людей появилось после великой войны, когда люди разочаровались в идеалах, которые раньше одушевляли общество…

— О какой войне вы говорите?

— С немцами, — сказал Ариэль, — неважно. Мы так увязнем. Я всего лишь хочу объяснить, что мой дедушка был самым настоящим каббалистом, очень продвинутым и уважаемым в мистических кругах. Он и умер как-то странно… Впрочем, теперь я сам отвлекаюсь. Итак, всё началось в детстве, когда мне было девять лет. Дедушка, надо сказать, был страшный весельчак и хохотун, его невозможно было ничем опечалить. Но однажды он спросил меня, кем я хочу стать. А я ответил, что хочу стать писателем. Ибо в тот момент всё так и обстояло, хотя ещё за два дня до этого я хотел стать пожарным. Когда дедушка услышал мои слова, он буквально посерел от ужаса и спросил: «Но почему?» Ответить на вопрос искренне я не мог…

— Отчего?

— Причина была смешной и нелепой, мне даже неловко вам рассказывать. В школе нас заставляли зубрить бесконечные стихи про Ленина, это брат цареубийцы Ульянова, про которого вы, наверно, слышали. Тоска жуткая. А старшие мальчики в это самое время обучали меня всяким пошлым и неприличным песенкам. И вот однажды я услышал такое четверостишие: «В каюте класса первого Садко почётный гость, гандоны рвёт о голову и вешает на гвоздь…»

— Садко? — переспросил Т. — Это, если не ошибаюсь, былинный герой?

Ариэль кивнул.

— Почему-то меня это потрясло, — продолжал он. — Сложно объяснить вам, человеку другой культуры, несмотря на всю мою власть над вами. Я, разумеется, ничего не знал тогда о постмодерне, но всё равно ощутил ветер свободы, веющий от этих строк. Они отменяли все стихи о Ленине и Родине, всё это «держа вю», как выражался мой дедушка. Тогда у меня и мелькнула мысль, что неплохо бы самому научиться складывать слова в строфы такого могущества. Но рассказать дедушке правду я постеснялся. Я соврал, что мне нравится выдумывать людей, которых раньше не было. Реакция дедушки меня потрясла — он повалился передо мной на колени и сказал: «Арик, обещай, что ты выкинешь эту жуткую мысль из головы!»

— Ариэль — ваше настоящее имя?

— Да, — ответил Ариэль. — Я забыл представиться — меня зовут Ариэль Эдмундович Брахман.

— Очень приятно, — сказал Т. — Необычное и красивое имя.

— Еврейское, — хмыкнул Ариэль. — Практически еврейское. А я, тем не менее, ни разу не еврей, можете такое представить? Даже дедушка-каббалист евреем не был, он из семьи польского ксёндза. Я евреев терпеть не могу.

— За что?

Ариэль засмеялся.

— Да вот за имя своё главным образом. Попробовали бы вы с таким вырасти в бандитском дворе, вопроса бы не возникло. Ладно бы я действительно евреем был — у них хоть маца с христианской кровью есть, чтобы на время забыться, скрипочки там всякие. А тут вообще никакой отдушины. Имя мне подбирал дедушка — по своим каббалистическим выкладкам. Чтобы жизнь была яркой и полной впечатлений. Как оно и вышло… На чём я остановился?

— Вы признались дедушке, что хотите стать писателем.

— Да… После моего признания он провёл со мной беседу, которую я запомнил на всю жизнь. Он говорил о вещах, совершенно для меня немыслимых… Его целью было отговорить меня от занятий литературой, хоть я и не думал о них всерьёз. Но в результате он добился противоположного. Я действительно захотел стать писателем и стал им.

— Что же он вам сказал? — спросил Т.

— По его словам, с давних времён последователи каббалы — не внешней и профанической, которой занимается, например, Мадонна, а скрытой и реальной…

— Мадонна? — переспросил Т., подняв бровь. — Занимается каббалой?

— Давайте не отвлекаться, умоляю. Итак, дедушка объяснил, что с давних времён еврейские мистики верили — весь наш мир создан мыслью Бога. То же самое, кстати, знали и греки. Вспомните, например, как говорил о божестве Ксенофон — «без усилия силой ума он всё потрясает…» Так действует Творец.

— Я помню эту цитату.

— Творец, — продолжал Ариэль, подняв палец, — или Творцы. «Элоим», как называют Бога в иудаизме. А это слово есть множественное число от «Элой», или «Аллах», если убрать малосущественные маркеры гласных. Обращаясь к могуществам, каббала говорит «Аллахи». Разумеется, эта наука, столь пунктуальная в ничтожных мелочах, не может вот так запросто взять и оговориться в самом главном. Но заменить множественное число на единственное она тоже не может, чтобы не разрушить собственных уравнений силы. К этому факту просто стараются не привлекать внимания. Официально Бог один, однако скрытое эзотерическое ответвление каббалы хорошо помнит, что творцов на самом деле много и всех нас создают разные сущности.

— Простите, — сказал Т., — я, к сожалению, плохо знаком с каббалистическими терминами и не всегда вас понимаю. Но после общения с княгиней Таракановой я представляю, о чём речь. Она называла это «многобожием», не так ли?

Ариэль кивнул.

— Затем дедушка попытался рассказать мне про Семь Сефирот и Двадцать Два Пути, — продолжал он. — Он говорил про запутанный маршрут, по которому божественный свет сходит к человеку, про аспекты небесных сил, воплощённых в двадцати двух буквах древнееврейского алфавита, про то, как могущества сталкиваются друг с другом в наших душах — но я, как вы догадываетесь, мало что понял. Помню одну только фразу, поразившую меня своим таинственным смыслом: человек, сказал дедушка, есть история, рассказанная на божественном языке, для которого земные языки лишь бледная тень. В божественном языке все буквы живые, и каждая из них есть история сама по себе, и таких букв двадцать две. Впрочем, это число условное — например, китайцы считают, что букв шестьдесят четыре, а каббалисты профанического круга говорят, что их пятнадцать.

— Тут, надо полагать, есть аналогия с писательством? — спросил Т.

— Именно! — улыбнулся Ариэль. — Писатель, описывая несуществующий мир с помощью алфавита, делает практически то же самое, что творцы вселенной. Запирается, так сказать, в каюте первого класса и начинает рвать о голову сами знаете что… Мне это показалось забавным. Но дедушка был в ужасе. «Арик, — говорил он, — как же ты не понимаешь? Когда писателя называют творцом, это вовсе не комплимент. Даже самый тупой и подлый писака с чёрной как ночь душой всё равно властен вызывать к жизни новые сущности. Отец всех писателей — диавол. Именно поэтому творчество, демиургия есть самый тёмный грех из всех возможных…»

— А вот здесь я не вполне понимаю, — сказал Т. — Отчего самый тёмный?

— А оттого, что каждый литератор, в сущности, повторяет грех Сатаны. Складывая буквы и слова, он приводит в содрогание божественный ум и вынуждает Бога помыслить то, что он описывает. Диавол есть обезьяна Бога — он творит таким образом полный страдания физический мир и наши тела. А писатель есть обезьяна диавола — он создаёт тень мира и тени его обитателей.

— Что же страшного в создании теней? — спросил Т.

— Как что? Ведь фальшивый герой какого-нибудь дамского романа с божественной точки зрения не менее реален, чем пассажиры метро, которые этот роман читают. Причём книжный персонаж, возможно, даже реальнее обычного человека. Ибо человек — это книга, которую Бог читает только раз. А вот герой романа появляется столько раз, сколько раз этот роман читают разные люди… Во всяком случае, так утверждал дедушка.

— Вы поверили ему?

— Разумеется, нет — я же был здоровый советский ребёнок. Я спросил — если писатель действительно создаёт новые существа, где и как на них можно посмотреть?

— И что он ответил?

— Дедушка, видимо, действительно опасался, что я стану писателем. Он решился на демонстрацию. Это было весьма похоже на колдовство: дедушка на моих глазах вырвал страницу из тома Шекспира, написал на полях какие-то знаки, сжёг этот лист, растворил пепел в стакане с водой и дал мне выпить эту воду. После этого он посадил меня на стул лицом к стене и велел закрыть глаза.

Ариэль замолчал, словно поглощённый тяжким воспоминанием.

— Что было дальше? — спросил Т.

— Скоро я почувствовал, что засыпаю, и увидел странный сон наяву. Я стал Гамлетом, и я был реален. Но не совсем — не так, как реален человек. Это было очень необычное переживание, благодаря которому я понял, каким образом возникает из небытия литературный герой и как он опять в него уходит.

— С вами происходило что-то отличное от описанного в пьесе? — спросил Т.

— Нет, — ответил Ариэль. — Но мои чувства и мысли, связанные с другими персонажами, были невероятно, неописуемо тонки. В каждой из своих реплик я существовал как сложная и глубокая личность. Вот только при попытке выйти из роли мой ум проваливался в небытие. Когда я говорил с Гильденстерном или Лаэртом, мой внутренний мир появлялся в качестве фона. Но стоило мне отвлечься от канвы действия, и я оказывался в пустоте, где не было ничего вообще. А когда мои мысли начинали следовать тропинкам, проложенным для них в тексте, я снова становился живым. Понимаете? Гамлет действительно существовал на том крохотном отрезке жизни и судьбы, который был изображён Шекспиром. Он жил по-настоящему. Но не так, как я.

— А в чём разница?

Ариэль задумался.

— Тут можно только подбирать сравнения… Представьте нарисованный на бумаге трёхмерный предмет. Он кажется трёхмерным, а на самом деле имеет только два измерения… А тут измерение было вообще одно — последовательность знаков, которая, как заклинание, создавала меня на миг и тут же разрушала… Довольно страшно. Дедушка заставил меня принять участие в нескольких подобных опытах, стремясь показать весь тёмный ужас демиургии, или «творчества».

— И чем всё это кончилось?

— Чем? — Ариэль засмеялся. — Тем, что я действительно решил стать писателем. Поскольку понял, какими невероятными силами управляет человек, борющийся с чистым листом бумаги.

— Дедушка обучил вас каббалистическим искусствам?

Ариэль отрицательно покачал головой.

— Он отчего-то вбил себе в голову, что я не гожусь в ученики. Единственное, чему я научился — это устанавливать связь с героем текста. Но даже этому он не обучал меня специально. Просто я умудрился сфотографировать одну из надписанных им страниц перед тем, как он сжёг её. Он, знаете, просто писал на полях вокруг печатного текста древнееврейские буквы — против часовой стрелки. После того как у меня оказалась фотография, я стал писать эти буквы сам, затем точно так же сжигал лист и выпивал воду с пеплом, и впадал в этот странный транс. Дедушка приоткрыл передо мной двери чудесного. Хоть открыть их шире я не смог, этот опыт я повторял без труда. Сначала я наблюдал чужих литературных героев, а затем стал беседовать со своими собственными выдумками.

Т. почувствовал, как у него на лбу выступил холодный пот.

— Постойте… Вы хотите сказать, что и я такая выдумка?

— Нет, — сказал Ариэль, — у вас есть прототип. Это граф Толстой, великий писатель и мыслитель, живший в Ясной Поляне и ушедший в конце жизни в Оптину Пустынь. До которой он, впрочем, не добрался.

— Значит, я граф Толстой?

— Боюсь, не вполне.

— Так кто я на самом деле?

— На самом деле? — ухмыльнулся Ариэль. — Не уверен, что могу ответить на этот вопрос однозначно, но у меня есть одна… Скажем так, гипотеза.

— Говорите, — сказал Т.

— Когда дедушка отговаривал меня от писательства, он рассказывал, что происходит с писателями после смерти. Куда уходят их души.

— Куда?

— Как я уже говорил, дедушка полагал страшнейшим из грехов создание новых сущностей, появление которых инициировано не Богом, а кем-то ещё. Ибо любой несовершенный акт творения причиняет Всевышнему страдание. Поэтому наказание для так называемых земных творцов заключается в том, что именно их душам впоследствии приходится играть героев, испекаемых другими демиургами.

— Вы хотите сказать…

— Я этого не утверждаю. Но существует и такая возможность. Вот представьте: жил когда-то в России великий писатель граф Толстой, который своей волей привёл в движение огромный хоровод теней. Быть может, он полагал, что выдумал их сам, но в действительности это были души бумагомарателей, которые, участвуя в битве при Бородино или ныряя под колёса поезда, расплачивались за свои грехи — за Одиссея, Гамлета, мадам Бовари и Жюльена Сореля. А после смерти и сам граф Толстой стал играть похожую роль. Вот сейчас он стал всадником в синем мундире, едущим в Оптину Пустынь. Мир, где граф с оружием в руках пробивается к неясной цели, придумывает Ариэль Эдмундович Брахман, которого после смерти ждёт похожая судьба. Поэтому нельзя утверждать, что Ариэль Эдмундович Брахман на самом деле создал графа Т., хотя он и является его создателем. Видите, никакого противоречия нет.

— Всё вокруг меня — ваша работа? И цыганский барон, и княгиня Тараканова, и этот сумасшедший солдат у церкви?

— На самом деле всё несколько сложнее, но для простоты можете считать, что да, — сказал Ариэль. — Люди и предметы в вашем мире возникают только на то время, пока вы их видите. А за всё, что вы видите, отвечаю я.

— Каким образом вы появляетесь передо мной?

— По методике покойного дедушки. Беру лист из рукописи, пишу на полях эти самые еврейские буквы, потом сжигаю лист, растворяю пепел в воде и пью её. И на некоторое время, граф, мы становимся реальны друг для друга…

В кармане Ариэля что-то мелодично прозвенело.

— Сжигаете лист из рукописи? — переспросил Т. — Позвольте, а из какой именно рукописи? У вас есть какая-то рукопись, магически действующая на мою судьбу? Какое-то моё описание, да?

— В следующий раз, — сказал Ариэль. — Сейчас, извините, придётся вас оставить. Можете переночевать в этом шатре, а утром… Метрах в ста будет дорога. Там вы найдёте попутную телегу. Здесь неподалёку уездный город.

— Ковров?

— Пусть Ковров. Потом, если что, переименуем. Отдохните денёк. Развлекитесь как можете. Ну и подумайте над услышанным.

Т. заметил, что сквозь локоть Ариэля стал виден ковёр на полу. Потом прозрачной стала его нога.

— Мы встретимся ещё?

Ариэль благосклонно улыбнулся.

— Несомненно. Ведь самого главного я пока не рассказал. Давайте завтра или послезавтра. В гостинице «Дворянская» — это единственное приличное место в городе. Я вас там найду.