Следующее утро было мрачным. В школе царила несколько нервозная атмосфера. Директор воздал должное Мейбл Глоссоп с безукоризненной корректностью и серьезностью, но теперь отсутствовала та торжественность и то ощущение бренности жизни, которая чувствовалась на небольшой церемонии, посвященной кончине Джозефа Уолша. После богослужения ученики были предупреждены, что ни в коем случае нельзя разговаривать с репортерами, а затем распущены. Собрали преподавателей и сообщили им, что об организации похорон будет объявлено позднее, и попросили их вести свои занятия, по возможности, как и всегда. Когда Кристина покинула зал собраний, она почувствовала, что ее напряжение ослабло, и заметила, что Джейн Мелвилл отправилась в свою комнату, не сказав никому ни слова и плотно сжав губы. Эндрина догнала Кристину у двери учительской и схватила ее за локоть.

— Я предупреждаю тебя, Смит будет сегодня в отличной форме. Не задерживайся, — сказала она.

И действительно, безапелляционный пронзительный голос Энн Смит можно было услышать за закрытой дверью. Хотя слова они смогли разобрать, только когда вошли.

Говорят, что выдан ордер на арест Дугласа Баррона.

I m исчезновение очень подозрительно. Но моя мать говорит, будто совершенно не удивлена, что Мейбл Глоссоп совершила самоубийство. Она говорит, что Мейбл всегда была со странностями, действительно очень странная.

Для Кристины это было уже слишком.

— Я не знаю, кто вам сказал, что Дуглас должен быть арестован, Энн, но подумала, что вы даже не знаете очевидную вещь — нельзя кого-либо арестовать за самоубийство другого человека. Извините меня, — она схватила стопку книг и вышла с высоко поднятой головой, а в учительской установилось гнетущее молчание, вызванное ссорой.

Не успела Кристина еще закрыть дверь, как уже почувствовала досаду на себя. Всегда, когда она теряла самообладание, она чувствовала себя плохо. Ко всему прочему, она схватила не ту стопку книг, но было совершенно невозможно вернуться и поменять их. Ей, по-видимому, предстоял еще один ужасный день.

Но и он закончился, и только прозвенел последний звонок, она сразу же отпустила свой класс, быстро прошла в учительскую и вышла из нее прежде, чем кто-нибудь успел туда подняться. Эндрина ходила сейчас по магазинам, а затем пойдет в коттедж пешком. Кристине не надо было никого ждать, и через десять минут она будет дома, около камина, с чашкой чая и «Гардиан». Она немного приободрилась, когда быстрой походкой подошла к своему автомобилю, открыла дверь и сунула сумку на заднее сиденье. А затем, как раз в тот момент, когда она уже взялась за руль, услышала быстрые шаги и запыхавшийся голос, зовущий ее:

— Мисс Грэхем!

Это был Ангус Фрейзер.

— О, я рад, что успел вас перехватить, мисс Грэхем. — Он остановился, тяжело дыша.

— Я хотел попросить вас об одолжении, не могли бы вы мне помочь?

— В чем дело? — Кристина надеялась, что ее голос прозвучал не слишком сурово.

— Вы знаете, я говорил вам, что хочу стать детективом? И я подумал, что представился случай попрактиковаться. Это ужасно, что людей убивают, но этот случай — подходящая для меня возможность, не так ли?

Его глаза за стеклами очков очень серьезно смотрели на нее, ожидая ответа.

— Я полагаю, что вы могли бы воспользоваться представившейся в данном случае возможностью, — сказала Кристина, раздраженная и в то же время развеселившаяся. У этого молодого человека невероятное самомнение. И как он возбужден. Было вполне очевидно, что Ангус вполне оправился от переживаний предшествующих дней.

— Мне очень хотелось бы узнать, мисс Грэхем, не согласитесь ли вы пройти со мной в старинный кабинет математики и рассказать мне по возможности точно о том, что вы видели… Я понимаю, это было бы чрезвычайной любезностью с вашей стороны, — и он бросил на нее озабоченный взгляд, — но это мне очень помогло бы в моем расследовании.

Первым побуждением Кристины было сказать нет. С того ужасного дня она избегала заходить в старинный кабинет математики. И снова идти в школу и вспоминать все в деталях! То, что просил мальчик, было нелепо.

Она уже собиралась отказать ему в резкой форме, когда внутренний голос сказал ей: «Ты — трусиха». И, конечно, это так и было. Ей все равно когда-нибудь пришлось бы зайти в старинный кабинет математики. И лучше сделать это теперь и покончить с этим идиотским страхом, чем под любым предлогом обходить его стороной.

— Хорошо, — сказала она покорно и вышла из машины. — Нам лучше немного подождать, пока все не уйдут из школы.

— И не были бы вы так любезны войти в этот кабинет математики тем же путем, как и в тот вечер? — спросил Ангус.

— В этом случае нам лучше подняться по боковой лестнице, — заметила Кристина.

Они обогнули здание, все было спокойно; поднялись по лестнице и пошли по коридору мимо обеих учительских. К несчастью, когда они проходили мимо женской учительской, вышла Энн Смит. Она подняла брони, и в ее глазах промелькнул огонек, показывающий, что она отлично все понимает, но ничего не сказала.

Около старинного кабинета математики Кристина остановилась в нерешительности. Затем она резко распахнула дверь и вошла.

И с ее губ едва не сорвался крик, когда сидевший за длинным учительским столом человек, плохо видный в полумраке, встал.

Но это был всего-навсего Дэвид. Он подошел к ней и сказал:

— Извините, если я вас напугал. Я как раз собирался пойти в учительскую, чтобы посмотреть, нет ли вас там, и из любопытства присел тут на минутку.

Он увидел Ангуса и сказал:

— Здравствуй, что ты здесь делаешь?

Избегая смотреть ему в глаза и тщательно стараясь, чтобы ее голос звучал как обычно, поскольку ни за что на свете она не позволила бы Ангусу понять, что она не относится всерьез к тому, чем он занимается, Кристина объяснила, а затем спросила:

— Что вы хотели узнать, Ангус?

— Не будете ли вы так любезны сделать то, что вы сделали тогда, мисс Грэхем?

Итак, она пересекла комнату, взглянула на стол, зажгла свет, взглянула опять и понадеялась, что они не заметили, что она немного дрожит.

— Большое спасибо, — сказал Ангус. Ей бросилось в глаза, что он делает записи в блокноте. — А в комнате все было так же, как сейчас?

Она огляделась.

— Я не особенно рассматривала комнату. Но шкаф, вон там, позади стола, был открыт. Стул был немного ближе к краю стола, и тело мистера Уолша было немного наклонено вперед, а циркуль… — она запнулась.

— Фрейзер, — сказал Дэвид, — я думаю, мисс Грэхем тяжело об этом говорить…

— Я полагаю, что это все, что мне надо было узнать, — сказал Ангус. — Мистер Туэчер уже рассказал мне кое-что. Большое вам спасибо, мисс Грэхем. — И очень довольный, он вышел.

— Вам не следовало это делать, Крис, — сказал Дэвид. — Это вас расстроило.

— Немного, — сказала Кристина. — Но он так серьезно к этому отнесся, да и в любом случае я чувствовала бы себя трусихой, не пойди я сюда. Но давайте теперь уйдем.

— Не могли бы вы подождать, Крис, еще только минуту. Вы сказали, что шкаф был открыт?

— Да. Ну и что?

— Ничего. Только зачем открывать шкаф, если…

Он пересек помост и открыл дверь стенного шкафа, слева от классной доски. Кристина прошла следом за ним, и вместе они заглянули внутрь.

Очевидно, что его использовали только изредка, ибо две верхние полки были пусты, а на остальных лежали неаккуратные стопки потрепанных листов с машинописным текстом и связки вырезок из газет.

— Здесь мало что есть, — заметила Кристина.

— Что? — спросил Дэвид. — О, здесь нет ничего важного. Но меня интересует не его содержимое, а дверь. Взгляните на нее.

Кристина посмотрела. Задняя сторона двери была покрыта инициалами и датами, некоторые были вырезаны, некоторые глубоко нацарапаны толстым черным карандашом. Кое-где имя было указано полностью. Она взглянула на Дэвида, он с самодовольной улыбкой провел пальцами по тщательно вырезанным «Д. Р.» и сказал:

— Это мои инициалы. Мне потребовался месяц, чтобы их сделать.

— Очень мило, — голос Кристины прозвучал чуть ли не язвительно. Так как он продолжал нежно смотреть на свои инициалы, то она спросила: — Кроме того, чтобы получить эстетическое наслаждение, вы имели в виду еще что-нибудь, когда открывали шкаф?

— Я объясню. В течение многих лет, самая ранняя дата относится к 1858 году, считалось как нечто особенно важное, поставить свое имя на задней стороне дверцы шкафа в старинном кабинете математики. Надпись необходимо было сделать во время урока, когда в классе находился преподаватель, и для этого надо было учиться в четвертом, пятом или шестом классе. Вырезать свои инициалы, подобно мне, было крупным успехом.

— Я понимаю. Как мило с вашей стороны, что вы мне показали! И теперь мы можем закрыть дверцу шкафа и уйти.

— Пока нет. Я еще не закончил объяснение. Когда им и Фрейзер вошли, я как раз раздумывал, почему Джозеф Уолш находился здесь, это, в конце концов, не его кабинет. Но предположим, что он пришел сюда, чтобы встретиться с кем-то, кто находился в школе и кому потребовалось довольно уединенное место для беседы, и именно, старинный кабинет математики. Совершенно очевидно, что это — подходящее место для встречи. Его знают все.

— Да, я могу с этим согласиться.

— Теперь, когда вы сказали, что дверь шкафа была открыта, это заставляет меня еще сильнее хотеть узнать, не учился ли когда-либо этот неизвестный в академии Финдлейтера. Предположим, что он пришел раньше Джозефа Уолша и имел в запасе несколько минут, что может быть более естественным, чем открыть дверцу и посмотреть на свои инициалы…

Теперь он говорил горячо, и Кристина тоже заволновалась.

— Продолжайте.

— Да, если он — бывший ученик, то это может объяснить еще кое-что. Знаете, что привело полицию в недоумение? Каким образом убийца проник в здание и как из него вышел незамеченным, предполагая, что им являюсь не я, или Туэчер, или Дуглас Баррон, или вы.

— Ах!

— Имеется путь, по которому можно войти в школу и выйти из нее, о котором никто не подумал. Я и сам вспомнил о нем только несколько минут назад. Я сомневаюсь, представляет ли себе даже Туэчер, что… Вы торопитесь домой?

— Да. А почему вы меня спрашиваете?

— Потому, что если нет, то мы могли бы пойти обследовать этот путь. И я покажу вам самые сокровенные секреты академии Финдлейтера. Что вы на это скажете?

— Хорошо, — сказала Кристина. — Когда мы начнем?

— Теперь, — заявил Дэвид, — так как я пришел сегодня в школу пешком, мы должны будем взять ваш автомобиль.

— Мой автомобиль?

— О, да. Самые сокровенные секреты академии Финдлейтера расположены дальше, чем вы думаете. Кстати, у вас в машине есть фонарь?

— Да.

— Хорошо. Итак, пошли.

Дэвид выключил свет. Густые сумерки заполнили старинный кабинет математики, и Кристина была рада его покинуть.

Как только они сели в машину, он сказал:

— Я покажу дорогу. Из школьных ворот поворачивайте налево и поезжайте по Стрейтгейт, а затем еще раз налево. Я покажу вам где.

В глубокой темноте вдоль Стрейтгейт розовым светом светились натриевые лампы. В магазинах изделия из шерсти и ботинки были ярко украшены веселой рождественской атрибутикой, и даже самые небольшие лавочки сверкали рождественскими украшениями. В каждой витрине стоял ярко освещенный, необычайно румяный и веселый Санта-Клаус, а из ботинок и комнатных туфель, котелков и сковородок, грелок и шерстяных перчаток торчали веточки искусственного остролиста. «Посылайте почтовые отправления заранее» — гласило объявление Главного почтамта Данроза. Все эти мелочи, такие обычные и реальные, позволили Кристине отчетливо осознать всю неестественность своего положения: она здесь, вместе с молодым человеком, о существовании которого она даже и понятия не имела две недели тому назад, пытается проследить путь убийцы. Впервые Кристина ясно поняла, какое поразительное изменение произошло. Школа стала другой. Другой стала и она, и жизнь. Это напоминает что-то фантастическое. И избавятся ли они когда-нибудь от этого ощущения?

Но мрачная череда ее мыслей была прервана, когда она заметила, что Дэвид машет кому-то рукой.

— Кто это?

Энн Смит. Мы учились в одном классе.

О!

Вам она не нравится?

Я этого не говорила. Я только сказала: «О!»

«О» бывают разные. Она неплохой человек. Она страдает от матери, которая просто ужасна. На светофоре поверните налево.

Теперь они ехали по узкой улице, освещенной старинными газовыми фонарями. Улица круто поднималась, опускалась и заканчивалась тупиком. Но как раз перед ним влево ответвлялась улочка, и Дэвид указал ехать по ней. Справа простиралась пересеченная местность, где росли кусты, над ними склонялись низкорослые деревья. Слева сначала показался ряд небольших, довольно неухоженных домов, а затем высокая каменная стена. Здесь тоже тускло горели старинные газовые фонари.

— Вы знаете, где мы находимся? — спросил Дэвид.

— Это — не та стена, которая окружает школу?

— Да. Мы остановимся немного дальше. Как раз вон под тем фонарем.

Кристина съехала на обочину и выключила двигатель. Улочка продолжалась дальше, высокое дерево впереди временами отбрасывало тень, свет газовых фонарей время от времени вздрагивал. Она протянула Дэвиду фонарь и спросила:

— Что теперь?

— Мы должны выйти из машины. Я полагаю, что вы можете выключить фары. Затем я вам кое-что покажу!

Как только они выбрались из машины, Кристина увидела, что здесь в стене есть низкая дверь из прочного темного дерева, над которой возвышалась тяжелая каменная перемычка. Кроме того, в стене было квадратное отверстие, закрытое прочным деревянным ставнем. Это вполне мог быть вход в подвал, где хранился уголь. Она вопросительно посмотрела на Дэвида.

— Догадываетесь, что это такое?

— Подвал для угля?

— Правильно. Внутри имеется большой запас кокса и угля, необходимый для обогрева академии Финдлейтера.

Дэвид говорил насмешливо-назидательным тоном.

— Но мы находимся за несколько миль от здания школы!

— Положим, не за несколько миль, но за вполне приличное количество ярдов, — сказал он серьезнее. — Вы слышали о том, что этот чудаковатый Финдлейтер хотел, чтобы в здании школы было воплощено все лучшее, что есть в архитектуре?

— Да.

— Он также пожелал, чтобы около школы не появлялись повозки с мусором, углем или пеплом, чтобы, я цитирую: «все неприглядные службы, необходимые для организации функционирования этого здания, ни в коем случае не попадались на глаза». Таким образом, уголь доставляется в подвал отсюда, и отсюда же забирается мусор.

— Я внезапно подумала о том, что я никогда не видела около школы ведер с золой.

— Конечно, вы их не видели. Их приносят сюда, — он сделал паузу, а затем сказал с чувством: — По подземному проходу.

— Я не верю в это.

— Правда, о нем знает не каждый, но многие преподаватели в курсе и большинство учеников. Вы видели Джорджа или слышали о нем?

— Это — тот грубый человек, который занимается какой-то странной работой? Я видела его несколько раз. Почему вы меня о нем спрашиваете?

— Основная работа Джорджа состоит в транспортировке грузов по этому проходу. Он возит по нему тачку с ведрами, перевозит уголь и, в теории, обеспечивает работу бойлера, чистит его и вывозит золу. Я говорю, в теории, ибо в действительности он — лентяй, и его туннель, или, как он его называет, галерея, довольно захламлена. Но, кроме него, никто не стал бы заниматься этой работой, и я подозреваю, что будь Джордж чуточку сообразительней, и он бы ее оставил.

— Все это очень странно, — сказала Кристина. — Но как это связано с Джозефом Уолшем?

— Это очевидно. Именно этим путем мог прийти и уйти незамеченным убийца.

— Я очень хотела бы осмотреть туннель, — сказала Кристина. — Но дверь, кажется, надежно заперта. С этой стороны нет даже ручки.

— А, — сказал Дэвид самодовольно. — Но есть кое-что другое. О чем многим хорошо известно. Смотрите.

В нескольких ярдах правее двери около стены лежал опальный плоский камень. Он его приподнял. Под ним было небольшое углубление, в котором лежала заржавленная стамеска. Дэвид вынул ее, положил камень на место и пошел обратно к двери. Он под дел лезвием стамески квадратный камень около двери, за несколько секунд отковырнул его и просунул руку в углубление. Раздался скрежет металла, и дверь открылась. Не глядя на Кристину, он поставил камень на место и только затем повернулся к ней лицом.

Широко открытые живые глаза и рыжие кудри, колышущиеся на ветру в мигающем свете газовых фонарей, были совершенно очаровательны. Дэвид любовался ею несколько мгновений, прежде чем сказал:

— Видели? Вот как он мог войти и выйти, если он знал об этом проходе. А если он учился в школе, он, несомненно, мог знать.

Кристина молчала, и Дэвид продолжал:

— Обычно мы ходили сюда покурить. — Он указал рукой в сторону двери и хмыкнул. — Кажется, здесь до сих пор хранят сигареты и спички. Меня теперь удивляет, как никто этого не обнаружил. Джордж знал об этом, но мы обычно ему помогали и угощали сигаретами…

— А теперь, когда вы стали преподавателем, вы расскажете об этом?

— Только не я. Это было бы ужасно низко. Вы зайдете внутрь?

Он нажал выключатель, и тусклый свет осветил груды кокса и угля с одной стороны квадратного подвала, а в углу напротив двери проход, идущий вниз, с неровным сводчатым кирпичным потолком.

Кристина вошла, и Дэвид закрыл за ними дверь на засов. Затем при тусклом свете фонаря они пошли по проходу. Высота потолка была достаточна для того, чтобы они могли идти по туннелю, который постепенно опускался. Пол был мощеный, но усыпан кучками золы, кокса, шлака и угля. Приблизительно через двенадцать ярдов проход поворачивал почти под прямым углом налево, а затем, еще через четыре или пять ярдов — направо.

— Полагаю, что они допустили промашку, когда строили здание, — сказал Дэвид. — Джордж всегда жаловался на эти проклятые торчащие углы. — Последний участок прохода был самым длинным, около тридцати ярдов, а пол — неровным. Кристина споткнулась, и Дэвид взял ее за руку. Его рука была горячей и твердой, и ее сердце начало биться чуть быстрее вовсе не потому, что ей было страшно идти по темному проходу. Постепенно в конце сводчатого прохода показались массивные очертания огромного бойлера. Гигантские трубы, загнутые кверху и входящие внутрь котла, придавали ему странный старомодный вид, наводя на мысль о первобытном животном. Слабый отблеск пламени под бойлером был настолько тусклым, что луч фонаря в сравнении с ним светил, как прожектор.

Когда они вышли из сводчатого прохода, Кристина воскликнула:

— Ну и ну! Здесь так грязно!

Зола и отбросы образовывали насыпи около стен и были разбросаны по полу. Не только зола, но и куски обгоревшей бумаги и даже подпаленные куски старых корзин для бумаг небрежно валялись под огромным цилиндром бойлера. На противоположной от них стороне несколько каменных ступенек вели наверх к тяжелой двери, которая, как предположила Кристина, являлась входом в главное здание школы.

— Я не говорю, — заметил Дэвид, — что Джордж совершил убийство… О Господи, какой неприятный поворот разговора, не так ли? Я полагаю, что Джордж все делает как надо и вовремя. Но вы понимаете, как легко тот, кто об этом знает, может войти и выйти.

— М-м… Да. Если только эта дверь не была заперта.

— Вообще ее не запирают. По крайней мере, до последней растопки, которую делают на ночь, а возможно, что даже и потом дверь остается незапертой. Довольно странно, хотя у Джорджа вокруг столько мусора, но он хорошо поддерживает пламя. Он всегда выгребает золу, и хотя вся система старая, школа отапливается хорошо.

Это верно, — согласилась Кристина. Она говорил довольно рассеянно, так как ковыряла золу носком туфли. Что-то привлекло ее внимание. Это была часть мужской кожаной перчатки, часть большого пальца и запястья, обгоревшая и жесткая. Она застегивалась на позолоченную кнопку с крошечным изображением головы оленя.

— Посмотрите, что я нашла, — сказала она и протянула перчатку Дэвиду.

Он с любопытством посмотрел на находку.

— Часть перчатки! Кто-то, должно быть, бросил ее в пламя бойлера и Джордж выгреб ее наружу, прежде чем ома сгорела, но кому потребовалось сжигать… О!

И он посмотрел на Кристину.

— Действительно, кому? — спросила Кристина. — Если только кому-то не потребовалось избавиться от перчаток как можно быстрее, потому… потому что они были запачканы кровью…

Она замолчала и сжала губы, чтобы унять их дрожь, а затем сказала:

— Полагаю, нам следует поискать другую перчатку.

Дэвид посветил фонариком, и вместе они начали рыться в золе. За несколько секунд Кристина нашла другой обгоревший фрагмент перчатки. Она подняла его и показала Дэвиду. Он взглянул на него и сказал:

— Это может быть важно. Мы должны взять эти перчатки для полиции.

Его слова ясно дали понять Кристине, чем именно они занимаются. До этого момента все было довольно забавно: пройтись на ощупь по туннелю, взявшись за руки, и испытать чувство исследователя почти заброшенных подземных ходов. Но, конечно, они здесь потому, что убийца, возможно, использовал этот путь, чтобы проникнуть в школу, и эти кусочки перчаток могли потерять эластичность от крови Джозефа Уолша… Она слегка задрожала, и Дэвид спросил:

— Что случилось?

— Все в порядке. Только я внезапно подумала о том, кто ощупью пробирался этим путем…

— Хорошо. Давайте уйдем. — Он протянул руку и, когда она взялась за нее, сказал: — Вы знаете, вы восхитительно выглядите при свете печи! При этом освещении ваши волосы кажутся темнее, а глаза больше…

О, Крис!

Он привлек ее к себе и поцеловал, потом, когда она ответила, поцеловал снова, а затем внезапно отпустил ее.

— Извините. Но я хотел это сделать, начиная с того момента, как впервые вас увидел в комнате Туэки.

— Правда?

— Да, правда! — И он снова ее поцеловал.

Это было смешно, это было удивительно. Ведь она едва его знает, а впрочем, какое это имеет значение? Она совершенно забыла о том, что они искали в бойлерной, так как горячая волна счастья захлестнула Кристину.

А затем дверь над ступеньками открылась, и яркий пучок света пронзил пыльную, плохо освещенную бойлерную и упал на них подобно лучу прожектора. А в дверном проеме появился сэр Уильям Эркварт, председатель совета попечителей. За его спиной показалось удивленное лицо директора, а за ним Туэки.

Довольно долго они молчали. Дэвид позволил Кристине высвободиться. Ей хотелось расхохотаться, потому что прежде она говорила Эндрине, что серьезный взгляд сэра Уильяма действует на нее совершенно необъяснимо. Тем не менее, она была способна оценить галантную попытку Дэвида свести нелепую ситуацию к обычному порядку вещей.

— Добрый день, сэр Уильям, — сказал Дэвид, выйдя навстречу пучку света. Если его слова и не были объяснением того, что они здесь делают, то, по крайней мере, ослабили напряжение. Сказав «Добрый день», сэр Уильям начал спускаться по ступенькам. Но когда он и его спутники ступили на пол бойлерной, стало ясно, что от молодых людей ждут дальнейших объяснений, и Дэвид, запинаясь, начал:

— Мисс Грэхем и я… дело в том, что мы пришли… — а затем почти отчаянно: — Дело в том, что мы искали… — но прежде чем он смог еще что-нибудь сказать, раздался ясный голос Кристины, так как совершенно неожиданно, как только она взглянула на троих мужчин, сшивших напротив, то поняла, что ужасно важно не говорить, что они нашли. Поэтому она солгала, и это оказалось удивительно легко, как призналась она потом Эндрине, но также и довольно страшно. Она сказала:

— Я потеряла свою авторучку, подарок моих родителей, и подумала, что она, возможно, попала в корзину дни бумаг вместе с несколькими старыми контрольным и работами, поэтому я спросила мистера Роналдсона, где складывают мусор, и он предложил посмотреть в бойлерной.

Она невинно взглянула на трех мужчин, и в это время ей показалось, что на лице у Туэки было написано выражение благодарного восхищения, а сэр Уильям и директор, кажется, поверили в эту историю.

— И вы нашли ее? — спросил сэр Уильям.

— Нет, боюсь, что она пропала.

— А… — Сэр Уильям огляделся вокруг. — Здесь все по-старому, Туэчер, — и едва Туэчер открыл рот, чтобы ответить, сказал: — Да, да, я знаю положение дел. Но когда будет установлена новая система отопления, то положение дел должно измениться. — Он повернулся к Дэвиду и Кристине: — Мы думаем об установке новой системы, и именно поэтому я сейчас произвожу осмотр.

— О, мне в самом деле пора возвращаться домой, — сказала Кристина. Она все еще сжимала остатки двух обгоревших перчаток, и так как была сильно взволнована, то споткнулась на первой же ступеньке, направляясь на выход, и уронила одну из перчаток. Дэвид быстро нагнулся и подобрал ее, но в этот момент все смотрели только на Кристину, и ей очень хотелось верить, что никто не заметил, что именно она уронила. Встревоженная, и в то же время веселая, она быстро поднялась по ступенькам. Дэвид последовал за ней. Они поторопились покинуть школу, не говоря друг другу ни слова, пока не вышли наружу, а затем Дэвид заметил:

— Я страшно огорчен, что нас застали подобным образом, когда…

— Не огорчайтесь. Это действительно была нелепая ситуация. Но я рада, что нам удалось скрыть то, что мы обнаружили… Вы думаете, я их убедила?

— М-м… Да, вероятно. Теперь, я полагаю, мы должны передать их сержанту Макею. Но прежде нам надо добраться до автомобиля, который стоит за стеной, а весь этот путь вокруг школы по дороге…

— Конечно! Я совсем забыла. Мы должны пройти пешком весь этот путь?

— Есть, конечно, одно средство избежать такой прогулки. Если вы дадите мне ключи, я переберусь через стену, объеду вокруг и встречу вас у ворот.

— Это очень высокая стена.

— Правда, но есть и другие пути, я же говорил вам, что учился в этой школе. Только я очень надеюсь, что сэр Уильям и директор меня не увидят… Вы отправляйтесь к воротам и медленно идите по дороге, я вас подберу.

Кристина дала ему ключи, и он исчез в темноте позади главного здания. Кристина пошла к воротам, очень довольная тем, что она одна, раздумывая о событиях, происшедших за последний час. Несомненно, ей не повезло, что директор и председатель попечительского совета застали ее и Дэвида как раз в самый неподходящий момент. Она попыталась вспомнить, была ли она в его объятиях в тот момент, когда на них упал луч фонаря, но затем решила, что в действительности это не имеет значения. «Достаточно уже того, что я была там, — подумала она, — а осветили ли нас в тот момент или нет, ничего не значит. Кажется, я влюбилась!» Это было правдой, ибо, начиная с тех пор, как они ездили в «Гёрнал-Инн», она потратила много времени, думая о Дэвиде, и сегодня вечером она едва замечала пыльный, закопченный, действительно очень грязный проход в бойлерной. И в самом деле, это же бойлерная! Впервые Дэвид поцеловал ее в бойлерной! Она громко рассмеялась, побежала к воротам и пошла пешком по дороге. Дэвид, ехавший ей навстречу, увидел, что она идет, улыбаясь, и его сердце забилось чуть быстрее. Но все, что он сказал, как только открыл дверь, было:

— Тем не менее улики добыты.

— М-м… Оставайся за рулем, Дэвид. — Кристина забралась на сиденье рядом с ним, и они поехали в полицейский участок. Как только они остановились у входа, Дэвид сказал:

— Давай посмотрим на нашу находку.

Кристина подставила обгоревшие кусочки кожи под свет уличного фонаря. На втором фрагменте перчатки большой палец сгорел. Осталось только запястье, мизинец и часть безымянного пальца. Кнопка застежки с головой оленя отсутствовала. Обе перчатки были обгоревшие и запачканные сажей, и внезапно Кристине покачалось бессмысленным передавать их сержанту Макею. Она что-то пробормотала в этом духе, но Дэвид с ней не согласился.

— Мы их нашли и должны использовать по назначению. Пойдем. Весь разговор я беру на себя.

Он так и сделал. Кристина заметила, что во время подробного рассказа о том, как они нашли обгоревшие перчатки, он ни слова не сказал о необычном способе проникновения в проход. Сержант выразил благодарность за помощь, и вскоре они снова сидели в машине и ехали к Кристине домой.

— Ты очень вовремя рассказала свою историю об авторучке, — сказал Дэвид.

— Я внезапно почувствовала, что не следует, чтобы кто-то из них узнал о том, что мы нашли. Так как все трое были в здании в тот вечер, когда был убит Джозеф Уолш. А сэр Уильям, по крайней мере, бывший ученик…

Дэвид опустил голову и рассмеялся:

— Нет, Крис, только не сэр Уильям, он не может быть убийцей.

Но Кристина нашла в себе силы использовать аргумент Эндрины:

— Вы просто не знаете, кто может, а кто не может быть убийцей. Во всяком случае, мне показалось, что лучше не предъявлять им перчатки, а затем я была настолько неуклюжа, что уронила их прямо им под ноги! Я очень хотела бы узнать, понял ли кто-нибудь, что это такое.

— Думаю, что нет. Но, конечно, нельзя быть до конца уверенным. Теперь я скажу тебе, что я сделал. Я взял долото из тайника на той улочке и спрятал его в другом месте. Так что теперь будет нелегко или даже невозможно использовать этот особый вход в школу. Я подумал, что лучше исключить использование этого прохода для входа и выхода. В конце концов, произошло не одно убийство.

Они подъехали к коттеджу, и Кристина пригласила его выпить чаю. Эндрина пододвинула стол с тостами и пшеничными лепешками к огню. Она приветствовала их словами:

— Привет вам обоим. Где вы были?

— Мы осматривали… — сказала Кристина и, обернувшись к Дэвиду: — Я могу ей сказать? Мы возьмем с нее клятву не выдавать секрет!

Тотчас же они рассказали Эндрине о проходе, перчатках и неожиданном появлении сэра Уильяма и его спутников, хотя и не вдаваясь в подробности ситуации в тот момент. Эндрина нашла все это чрезвычайно интересным и забавным.

— Едва ли вы могли попасть в более сложное положение, — сказала она. — Мне очень хотелось бы узнать, проигнорирует ли эту встречу директор или попросит Грэнни потихоньку с тобой переговорить.

Они еще некоторое время беседовали, а затем Дэвиду надо было уходить.

— Я должен составить экзаменационную работу, — сказал он. — Вы помните, что по расписанию экзамены начнутся через десять дней?

Обе девушки тяжело вздохнули, и Эндрина сказала:

— В такие дни мне хотелось бы, чтобы я выбрала другую профессию.

Кристина направилась с Дэвидом к парадной двери. Когда она ее открыла, внутрь ворвался холодный воздух, и при свете, льющемся из прихожей, они смогли увидеть, как падают редкие хлопья снега.

— Ух, холодно, — сказал Дэвид и достал из кармана пару скомканных перчаток. Машинально Кристина посмотрела, как он их надевал. Они застегивались на кнопку, на которой была изображена крошечная голова оленя.

Сердце Кристины вздрогнуло, и она сказала:

— Твои перчатки. Они похожи на те, что мы нашли.

— Похожи? — спросил Дэвид безразличным тоном. — Как ты определила?

— У них застежка той же конструкции.

— Разумеется. Это очень распространенная модель перчаток. Я купил таких две пары, но одну потерял.

Не прозвучала ли в его голосе слабая насмешка? Кристина не была в этом уверена, а в следующий момент он сказал «до свиданья» и широким шагом пошел по дороге.