Глава девятая
К семи часам утра Кристина поняла, что у нее нет никакой надежды поспать еще немного. Она села на кровати и, ощутив, как холодно в комнате, поспешно накинула на плечи ватное одеяло и устроилась поудобнее. Она провела беспокойную ночь, спала урывками и, просыпаясь, ломала голову над событиями предыдущих дней, вполне сознавая, что ведет себя глупо, но никак не могла подавить некоторые мучившие ее сомнения. Когда она вернулась обратно в гостиную после того, как проводила Дэвида, Эндрина спросила:
— Что случилось? Весь вечер ты выглядела очень довольной, а теперь ты точно не в настроении.
Как только она рассказала Эндрине о перчатках, то последняя сказала:
— Ну и что? Тот факт, что у Дэвида перчатки похожи на кусочки, найденные тобой, ничего не значит, а кроме того, ты пока даже точно не знаешь, имеют ли перчатки, которые ты нашла, какое-либо отношение к смерти Джозефа Уолша.
— Все это так. Но, понимаешь, Дэвид знает все об этом туннеле, по которому можно пройти в школу и выйти из нее, и ему не нравился Джозеф Уолш…
— Но это можно сказать не только о нем. И Туэки, я уверена, знает об этом проходе, возможно, и сэр Уильям. Ты — глупышка, Крис. Неужели бы Дэвид изменил свой обычный маршрут, чтобы показать тебе этот проход, если бы он был тем человеком, который убил Уолша?
— Если только это не какой-нибудь тщательно разработанный двойной обман.
— Чепуха. Ты начиталась триллеров, Крис. Если тебя интересует мое мнение, то это, вероятно, какое-то изменение в психике, вызванное тем, что ты почувствовала, что он начинает многое для тебя значить. — Эндрина очень гордилась своей способностью проникать в сущность психологических процессов, протекавших у ее друзей.
Кроме мягкого умоляющего: «Ерунда, Эндрина!» — Кристина ничего больше не сказала, ибо она почувствовала, что Эндрина вплотную приблизилась к истине. И в течение всей ночи она просыпалась и спорила сама с собой. Но теперь она решила, что ей следует все тщательно продумать.
После глубоких размышлений она пришла к заключению, что, при имеющихся данных, ничто не доказывает, что это он совершил преступление. «Теперь, если бы у меня только был тот скоросшиватель, который в тот день находился у Мейбл Глоссоп, и я могла бы посмотреть, чье темное прошлое раскопал Джозеф Уолш, это действительно помогло бы. Мне очень хотелось бы узнать, что с ним произошло. Конечно, он уничтожен. Человек, который убил Мейбл, первым же делом сжег его». Она внезапно села. «Предположим, что он бросил его в пламя бойлера, как и перчатки, если только они принадлежали убийце Джозефа Уолша. Предположим, что он полностью не сгорел, предположим, Джордж выгреб его наружу… Я сейчас же ухожу!»
Последние слова она сказала громко, спрыгнула с постели и начала одеваться. Школу открывают около восьми, она вспомнила, что как-то Туэки шутил над теми, кто стремится быть там к восьми часам. Она оставила Эндрине записку, в которой сообщала, что ей надо было уехать пораньше. И если бы Туэки ее увидел, то она сказала бы, что кое-что уронила, к примеру, ключи, и пришла поискать их в бойлерной.
Выйдя из дома, Кристина вздрогнула от холода. Землю покрыл только тонкий слой снега, а затем ударил сильный мороз. К счастью, предыдущим вечером она поставила машину в гараж, и завести ее не составило труда. Но дорога обледенела, и она должна была ехать осторожно. Она оставила машину за воротами школы и пешком прошла к входу. Дверь была не заперта, и она открыла ее почти бесшумно. В швейцарской Туэки горел свет, но его там не было. Кристина тихо прошла мимо и пошла по коридору, ведущему в заднюю часть здания, к двери в бойлерную.
В школе было тепло, совершенно тихо, и она была освещена тем особым тусклым светом зимнего утра, который бывает после того, как выпадет снег. Кристина двигалась быстро, она нашла дверь бойлерной незапертой, проскользнула в нее и осторожно закрыла ее за собой. Сверху лестницы в свете красного отблеска пламени бойлерная выглядела нелепой, выполненной в готическом стиле, с черной массой цилиндра и изогнутыми трубами и слабо освещенными бесформенными кучами пепла и золы. Она опустила руку в карман, чтобы достать фонарик, и поняла, что оставила его в машине. Это было помехой, но это можно было поправить. На ощупь рядом с дверью она нашла на стене выключатель. При тусклом свете бойлерная уже не производила особого впечатления и выглядела убогой. Кристина осторожно спустилась по ступенькам и прошла к кучам мусора. Она вспомнила, что видела какую-то обгоревшую бумагу вблизи того места, где они нашли перчатки, и начала там рыться. Но бумага рассыпалась черными хлопьями, как только она к ней притрагивалась. Девушка огляделась кругом и увидела еще одну кучу. Она не была разрыта, и, кроме того, в ней были видны листы контрольных работ по математике. Она начала думать, что вся эта идея — совершенное безумие, когда под кучей ишака увидела уголок тонкого голубого картона. Скоросшиватель, который был у Мейбл в учительской, был тоже голубого цвета. С учащенно забившимся сердцем она вытащила его наружу. Скоросшиватель начинался приблизительно с третьей страницы, низ ее обгорел, края стали коричневыми и неровными. Но в правом углу были видны написанные аккуратным почерком «Дж», а затем «Уо». Это, должно быть, тот скоросшиватель. Ее первым импульсом было попытаться прочитать его тотчас же, но это, конечно, было глупо. Она должна взять его в учительскую. Крис повернулась, чтобы подняться по ступенькам.
И в этот момент она услышала шаги, раздавшиеся со стороны темного прохода у нее за спиной, быстрые и тяжелые.
Это — Джордж, это, должно быть, Джордж! Однако, представив себе Джорджа, она поняла, что он вряд ли ходит подобным шагом. Она сделала непроизвольное движение, и кусок шлака с грохотом покатился по полу.
Шаги замерли, она услышала щелчок выключателя, и свет погас. Затем шаги раздались вновь, и из темного входа в проход прямо в лицо Кристине ударил ослепительный свет фонаря. Темная фигура рванулась вперед, выхватила остатки скоросшивателя из ее руки и одним быстрым ударом стремительно швырнула ее на кучу золы. Фонарь тотчас погас, ослепленные глаза Кристины некоторое время ничего не видели, а когда она снова обрела зрение, звук шагов был слышен уже далеко.
Кристина поднялась на ноги с единственной мыслью, что она должна немедленно отсюда уйти. При отблеске пламени, теперь, когда глаза снова привыкли к темноте, она смогла увидеть ступеньки, ведущие к двери, и, неуверенно ступая, направилась к ним. Почти машинально она наклонилась, подобрала обгоревшую половинку страницы с песчаного пола, сунула ее в карман, вскарабкалась по ступенькам и вышла. Она с огромным облегчением затворила за собой дверь, на мгновение прислонилась к ней и закрыла глаза.
Но чувство облегчения вскоре сменило чувство подавленности, как только она начала осознавать необыкновенную тишину, царившую в школе. Она ничего не слышала, кроме глухих ударов ее сердца и тяжелого дыхания. На мгновение она перестала дышать, и тишина показалась ей полной. Из полуоткрытой двери швейцарской бледно струился свет. Туэки? Сейчас он у себя в комнатке? Кристина подкралась к двери. Зачем она это делает, спрашивала она себя. Она тихо обогнула дверь и заглянула внутрь. Маленькая комната была пуста. Где же Туэки? Внезапно Кристина побежала по коридору, а потом вверх по лестнице к женской учительской, так хорошо ей знакомой. В ней она почувствовала себя в безопасности. Несомненно, это было нелогично. На миг учительская показалась ей убежищем. Конечно, легко можно было допустить, что именно Туэки вырвал у нее скоросшиватель в бойлерной, он действительно был наиболее вероятным лицом, которое находилось в этот час в школе. Но если это так, то тогда на Туэки падет подозрение в убийстве Мейбл Глоссоп и Джозефа Уолша. Она никогда всерьез не думала о Туэки как о подозреваемом, а мог ли он так легко совершить преступление, и не говорил ли Дэвид, что, возможно, у Туэки есть мотив?
Просто у нее разыгралось воображение. Школа была большим зданием, Туэки мог быть в дюжине мест, но ничего другого ей не приходило в голову. Когда у нее вырвали скоросшиватель, она сразу же вспомнила, как Дэвид сказал ей: «Я прячу долото в другом месте. Так, чтобы было не просто использовать этот вход в школу». Сложно любому, кроме Дэвида. Следовательно, она должна допустить возможность, что тот, кто ослепил ее светом фонаря и вырвал из рук скоросшиватель, мог быть Дэвидом. Это мог быть любой, так как она ничего не видела, кроме расплывчатых очертаний фигуры.
Она вспомнила о куске бумаги, который подобрала, и вынула его из кармана пальто. Он был хрупкий и шелушился по краям. Она попыталась прочитать написанное; мелким аккуратным почерком просто указывалось: Эней Синклер, а рядом с именем стояла дата — седьмое мая 193… последняя цифра могла быть семеркой или девяткой. Место под фамилией было пустым. Это выглядело так, словно фамилии располагались с одной стороны, а записи, относящиеся к ним, с другой. К несчастью, страница обгорела по диагонали, так что, хотя фамилия была хорошо видна, никакой информации, относящейся к ней, разобрать было невозможно.
Если это страница из скоросшивателя, подумала Кристина, что вполне вероятно, то от нее мало пользы. Она вложила этот фрагмент в двойной лист из ученической тетради, осторожно его сложила и положила в портфель, засунув его для большей надежности в книгу.
Девушка счистила щеткой золу и пыль со своего пальто, сняла его, расчесала волосы и села перед стопкой тетрадей. Вскоре пришла первая из ее коллег, Джоан Дати; она быстро вошла, весело бросила ей: «Доброе утро», а затем, что-то пробормотав об организации урока, ушла в кабинет домоводства. Затем появилась Элспет Армстронг, учительница физкультуры, неся в руках клюшки, которые с грохотом рассыпались по полу, что заставило Кристину подскочить.
— Я нашла их в комнатке Туэчера, это новая партия. Я заберу их в гимнастический зал после богослужения.
Кристина помогла подобрать клюшки, а затем пришла Эндрина. Глаза ее сверкали, а щеки разрумянились за время прогулки от коттеджа до школы.
— Ты не обиделась, что тебе пришлось идти пешком? — спросила Кристина.
— Нисколько. Утро — восхитительное, все покрыто снегом и выглядит веселее, чем обычно. Но что у тебя произошло, Крис?
— Позднее скажу. Немного разыгрались нервы.
— Ладно. Но ты не забыла, что должна подвезти меня на станцию, чтобы я успела на поезд, идущий в четыре тридцать на Глазго.
— О! У меня совсем вылетело из головы. Но все будет в порядке.
А затем пришла Энн Смит. «Как странно, — подумала Кристина, злорадствуя, — если Эндрину холод взбодрил, то у Энн покраснел нос и побледнели щеки». Она любезно сказала:
— Не замерзли, Энн?
— Нет. Я люблю пройтись по морозцу. Это полезно для кровообращения. Моя мать говорит, что у современных девушек слабые щиколотки, потому что они слишком много ездят на машинах.
— Пока мне нет необходимости заботиться о кровообращении, — сказала Кристина.
Энн взглянула на нее своими маленькими блестящими глазками.
— Раз уж мы заговорили о машинах, скажите, не видела ли я в вашей машине вчера вечером Дэвида Роналдсона? — Она не стала дожидаться ответа. — Он очень хорошо выглядит, не так ли? Но он ужасный ловелас. Моя мать говорит, что на Вест-Индских островах он женился, а теперь бросил свою жену, об этом всем известно, а сегодня вечером он пригласил меня в бадминтонный клуб на танцы. Мы с ним старые приятели, в школе мы учились в одном классе. — Она повернулась к зеркалу, радостно себе улыбаясь и поправляя волосы. К счастью, раздался звонок на богослужение, и Эндрина, которая внимательно прислушивалась к их разговору, прошептала Кристине:
— Крис, звонок тебя спас, — и повернувшись к Энн, сказала: — Я знаю!
Не в первый раз Кристина благодарила судьбу за то, что у нее есть работа. Ей нравилось расписание занятий на сегодня. День начался с разбора «Макбет» в четвертом классе, и, как всегда, она сосредоточила все свое внимание на взаимосвязи языка, характеров и эмоций. Первые три урока прошли быстро. В перерыве Джейн Мелвилл, как только Кристина направилась к учительской, дотронулась до ее плеча и заметила:
— Что вы скажете о том, что вас застали в бойлерной с молодым человеком? — Она была в веселом настроении. — Сэр Уильям поговорил с директором, и последний решил, что мне следует с вами побеседовать! Я заявила директору, который со мной согласился, что я не несу никакой ответственности за моральный облик преподавателей, которые, наверное, могут распоряжаться своей жизнью как совершеннолетние. Я не сказала ему, что не могу вообразить более неблагоприятного места для того, что в восемнадцатом столетии называли «внебрачный флирт», чем бойлерная академии Финдлейтера! — Затем, уже серьезно, она добавила: — Я не спрашиваю, что вам там было надо, но, Крис, оставьте это дело полиции. Вы видели, что случилось с Мейбл… не вмешивайтесь. — Она понизила голос: — Мейбл будет подвергнута кремации завтра.
И она отправилась в свою комнату.
У Кристины не было возможности поговорить с Эндриной наедине до тех пор, пока они не поехали домой на ленч. Тогда она рассказала ей о том, что произошло этим утром.
Эндрина выслушала ее, не прерывая, а затем сказала:
— Тебе так хотелось узнать, мог ли это быть Туэки, или это был Дэвид? Честно говоря, я не думаю, чтобы у тебя были серьезные основания для того, чтобы думать нечто подобное. Тот факт, что Туэки не было в швейцарской, ничего не доказывает. Возможно, что есть немного больше оснований, чтобы подозревать Дэвида. Кстати, это зависит от того, где он спрятал долото. Если это место легко найти, то до него добрался бы и любой другой… или если кому-то это было очень нужно, то он нашел бы какой-нибудь другой способ, чтобы поднять этот камень. Что касается клочка бумаги, то он кажется мне совершенно бесполезным. Я никогда не слышала об Энне Синклере. Но ты понимаешь, кто бы на тебя ни напал, он, должно быть, является убийцей Мейбл Глоссоп?
— Как так?
— Он сразу же выхватил у тебя обгоревший скоросшиватель. Следовательно, он должен был видеть его раньше и узнать его…
— О!
— О, в самом деле! Тебе очень повезло, что не пришлось испытать ничего хуже, чем падение на кучу золы. Послушай моего совета и не вмешивайся.
— А сообщать ли о происшедшем в полицию?
— Если хочешь. Это могло бы заставить их изменить мнение относительно того, что Мейбл совершила самоубийство… Я не знаю. Давай забудем об этом, я думаю, что ты и Энн едва не поссорились сегодня утром.
— Мне очень не нравится Энн Смит, — сказала Кристина.
— Я вполне разделяю твое мнение, — сказала Эндрина и добавила ехидно: — Хотя Дэвид, кажется, находит ее компанию очень приятной.
— Не упоминай о нем, — произнесла Кристина. Она заявила это так эмоционально, что Эндрина удивленно на нее посмотрела, но ничего не сказала, и вскоре вслед за этим они поехали в школу.
В течение этого утра Кристина избегала Дэвида, и ей удалось в этот день с ним не встретиться. Ей требовалось время и спокойствие, чтобы разобраться в своих мыслях и чувствах относительно него. Но не просто было найти время и обрести спокойствие, пока она не отвезла Эндрину к поезду, идущему в шестнадцать тридцать, и вернулась в коттедж, где она решила, что наконец может присесть и все обдумать. Эндрина отправилась в Глазго на бал, куда ее будет сопровождать все еще верный Арчи, она должна провести ночь в доме своего кузена и вернуться утренним поездом, чтобы поспеть к началу занятий. Так что коттедж находился в полном распоряжении Кристины, и как только она развела пламя, поджарила себе отбивную котлету и сварила кофе, она села со своей едой за низкий столик рядом с камином, испытывая приятное расслабление и облегчение от того, что была совершенно одна и не была стеснена ничьим присутствием.
Надо подумать, что ей известно о Дэвиде. Она снова перебрала все пункты; его внезапное появление в ночь убийства Джозефа Уолша, его замечание, когда он услышал об этом, перчатки, утреннее происшествие, фактически она его совсем не знает… Очевидно, нет ничего определенного, связанного со смертью Джозефа Уолша, просто серия небольших совпадений, которые только позволяют закрасться ей в душу тени подозрения, и это печально, так как ей очень хотелось бы не иметь никаких сомнений в отношении Дэвида Роналдсона. Она была напугана потрясшей ее вспышкой ярости и ревности, когда услышала этим утром заявление Энн Смит. Конечно, нет причин, почему бы Дэвиду не пригласить Энн Смит на бал в бадминтонный клуб! «Клянусь, она будет ужасно выглядеть в шортах», — подумала она. Замечание Энн относительно того, что Дэвид — ловелас, могло быть сделано просто со зла, чтобы ее задеть. «Тем не менее я взбешена, — подумала Кристина, — и ревную. И не желаю никогда больше видеть Дэвида Роналдсона… Нет, нет, неправда! Я буду рада его видеть! Но что мне делать, если он как-то связан с этими двумя убийствами?!»
Она вскочила и начала убирать со стола. Бессмысленно сидеть, размышляя о возможностях, которые могут и не иметь никакого отношения к действительности. «Возьми-ка себя в руки, девушка», — проворчала она и принялась за работу, за просмотр экзаменационных вопросов. Около десяти часов вечера она почувствовала усталость, ей показалось, что у нее появились первые симптомы простуды. Она решила принять горячую ванну, выпить горячего чая и лечь в постель. Когда она вышла на улицу, чтобы поставить на ступеньки бутылки под молоко, она на мгновение задержалась, прикидывая, как сильно похолодало, и кинула взгляд на ясную луну, сверкающий иней и тени, отбрасываемые кустами и деревьями при свете луны. Было очень морозно, и холодный воздух пощипывал нос. Крис закрыла дверь, заперла ее на засов и отправилась принять ванну. А через полчаса она отдернула занавеси в спальне, готовясь забраться в постель. Она постояла у окна, глядя на безмолвный, залитый лунным светом пейзаж. На мгновение установившаяся полная тишина была необычной, не было слышно даже движения транспорта. Внизу виднелись огни Данроза. Возможно, кто-то смотрит оттуда на ее одинокий огонек. Коттедж должен выглядеть очень живописно в подобную ночь, небольшой домик в конце узкой дороги, стоящий в отдалении от соседних домов. Кристина улыбнулась, вспомнив, как Джоан Дати сказала, что ей нравится коттедж, но она никогда не могла бы жить в таком уединении. Это как раз показывает, подумала она, насколько мы все городские, можно ли на самом деле назвать этот коттедж уединенным? Она опять взглянула на покрытую инеем равнину и деревья, чуть вздрогнула и юркнула в постель. И вскоре она почувствовала, что согрелась, глаза стали слипаться. Она выключила свет и крепко заснула.