Глава 28

– Только не говори мне, что потащишься туда на поезде, чтобы сыграть роль ее жиголо на одну ночь, – заявила Шанталь.

Сильван пристально посмотрел на подругу. Как обычно, Шанталь выглядела очаровательно и утонченно. Слишком утонченно, чтобы осуждающе назвать его жиголо, но они дружили так давно, что она прямо высказывала свои мысли, если считала, что их следует высказать.

– Не думаю, что в данном случае я воспользовался бы подобным определением.

Они зашли пообедать в одно из своих любимых местечек, вьетнамский ресторанчик, принадлежавший к роду тех заведений, что обнаруживаются по слухам, или скорее, благодаря усердной любознательности к ни на что не похожим – как снаружи, так и внутри – заведениям: бордовый бархат под тусклым освещением. В данном случае как раз Сильван проявил усердную любознательность, когда впервые увидел открывшийся новый ресторанчик, и благодаря их с Шанталь отзывам теперь он пользовался популярностью.

Одна из совладелиц молча поставила перед ними саке, за счет заведения, как делала уже много лет. В этих маленьких фарфоровых чашечках в легком искажении рисовой водки просматривались крошечные и искушающе развратные порнографические картинки. Учитывалась также гендерная специфика; Шанталь любовалась мужской порнографией.

– Сильван, неужели ты не понимаешь, что в очередной раз наступаешь на те же грабли? Мне казалось, ты научился распознавать красоток, готовых использовать тебя и разбить тебе сердце.

Она затронула болезненную для него тему.

– Полагаешь, что Кэйд использует меня?

Ему вспомнилась прошлая ночь, ее доносящееся из телефона дыхание, становившееся все более жарким и страстным по мере того, как они оба распалялись от затеянной ими игры. Вспомнилось, как напряженно Кэйд удерживала его взгляд, говоря: «Я вернусь».

– Absolument, – безапелляционно бросила Шанталь.

– Так ты думаешь, что она вообще не влюблена в меня?

И почему только люди, знавшие вас со школы, не способны признать, что вы давно выросли и заслуживаете хотя бы уважения?

– Разумеется, я думаю, что она влюбилась в тебя, – возразила Шанталь, неожиданно покраснев. – Да и кто бы не влюбился?

– Что-о?

– Но ведь можно же любить человека и одновременно использовать его.

– Тебе лучше знать, – сухо произнес Сильван.

Красотка Шанталь имела богатую историю манипулирования разными мерзавцами, но потом ей удалось изменить ситуацию, и она сама стала использовать мужчин, что значительно повысило ее самооценку. Шанталь была одной из тех подружек, о которых Сильван грезил в школьные годы и кого он успешно соблазнил однажды с помощью шоколада, когда ему исполнилось шестнадцать лет, а ей восемнадцать.

На следующее утро она заявила, что это была необходимая, но единственная дань их дружбе, исключительный выплеск, скажем так, добрых и снисходительных чувств. Тогда, сходя по ней с ума, Сильван простил ее снисходительность – обиженный, но все равно безумно влюбленный, а Шанталь отправилась к одному из тех коварных мерзавцев, с которыми так любила встречаться в те времена.

Шанталь обиженно вздернула плечи.

– Ты же понимаешь, Сильван, я стала уже… почти на десять лет старше.

Он успел стать старше на четырнадцать лет, но время для Шанталь, упорно не желавшей становиться тридцатилетней, текло по своим законам. Она коснулась пальчиками его руки.

– А ты не думаешь, что я способна оценить твои достоинства?

Шанталь вечно изображала себя с ним собакой на сене, когда речь заходила о женщинах, с которыми он встречался. Если у Сильвана не было любовницы, она оставалась надежной и доброй подругой, но едва кто-то появлялся на его горизонте, Шанталь неизменно стремилась вернуть его в лоно чистой дружбы. Она нуждалась в общении с надежным хорошим мужчиной, но не понимала, как можно связать себя обязательствами с кем-то одним. В школьные годы в семье Шанталь царила очень нервная атмосфера. Сильван сохранил эту дружескую привязанность, принимая Шанталь такой, какая есть, и поэтому мог терпеть ее выходки. Но всему есть предел.

– Хотя она знает, чего хочет, – внезапно признал он.

– Что? – Шанталь насторожилась.

– Вы с ней поняли бы друг друга. Вероятно, она хочет использовать меня, но выбрала-то она именно меня. Понимаешь?

И он хотел поймать ее в свои сети и использовать. Использовать постоянно, везде и во всем. Но ему также хотелось радовать ее. Защищать ее своим телом от холодного ветра. Усаживать ее на стол в лаборатории и согревать, отпаивая горячим шоколадом.

– Кэйд изначально хотелось меня или моего шоколада, и она добивалась этого, ни разу даже не задумавшись, что ей нужен кто-то другой.

– А как насчет Доминика Ришара? – усмехнулась Шанталь. – Она сама говорила мне, что Доминик Ришар нравится ей больше.

– Кэйд солгала. Она находчивая лгунья.

Очень эротичная лгунья, вот она какая. И от этого ему ужасно захотелось уличить ее… м-м-м, скажем, прижать ее к мокрой стене в своем душе – этот способ они еще не опробовали – и заставить признаться во всех хитроумных выдумках.

– Как ты можешь быть столь уверенным?

– Да, я убежден, что Кэйд солгала насчет Доминика Ришара. Но уверен ли я, что мое сердце не будет разбито, уверен, что все закончится хорошо? Нет, я бы оценил такую вероятность примерно как один шанс из ста.

– Однако ты добиваешься ее любви, – усмехнулась Шанталь.

– Вот именно.

Охранник в брюссельском главном управлении фирмы «Фирензе» не смог дозвониться Кэйд, чтобы она разрешила пропустить Сильвана, но склонность к романтизму не позволила ему выгнать его. Романтики по жизни обычно поддерживают друг друга. В итоге охранник решил лично сопроводить к ней Сильвана, держа его под бдительным контролем, дабы убедиться, что он тот, за кого себя выдает, а не какой-нибудь фанатик, готовый ради борьбы с глобализацией взорвать бомбу.

Поэтому Кэйд не получила предупреждения о прибытии Сильвана в ее деловой мир. Приближаясь к заветной двери, он почувствовал напряжение, готовясь защитить свою сентиментальную душу от непредвиденного удара.

Кэйд стояла у окна в стороне от овального стола, поглядывая вниз, на улицу старого города. Сумерки сгустились, превратив окно в темный задник сценического пространства просторной, хорошо освещенной комнаты. В центре стола лежали остатки какого-то апельсинового пирога, разрезанного, казалось, после завершения трудового дня. Кэйд выглядела очень по-деловому – черные брюки, туфли, строгая голубая блузка, локоны ее прически к концу долгого дня слегка раскрутились, но по-прежнему изящно обрамляли лицо. На губах не осталось ни следа ее любимого блеска. На спинке ближайшего стула висел ее черный блейзер. Она как раз говорила что-то одному из братьев Фирензе, сопровождая свою речь резкими жестами, когда открывшаяся дверь отвлекла ее внимание и она мельком взглянула в ту сторону.

Кэйд замерла с приоткрытым ртом, и рука ее застыла в воздухе. Через мгновение ее лицо вспыхнуло.

– Сильван! – крикнула Кэйд.

У него перехватило дыхание. Кэйд вынырнула из круга коллег, словно они перестали существовать, и устремилась к нему, протягивая руки в таком очевидном восторге, что он отступил в сторону, позволил им встретиться на полпути. Эта женщина, прежде буквально бесившая его и вызывавшая настороженность своим нежеланием обмена приветствиями даже в виде легких поцелуев при случайных встречах, жарко обняла и поцеловала его с такой радостью, что он мог бы подумать… Ладно, мысли его могли быть самыми разнообразными.

Если бы Сильван мог сейчас думать. Но ему вовсе не хотелось думать, а хотелось ответить на ее поцелуй.

– Ты приехал, – сказала она и вдруг добавила: – Тебе не следовало приезжать. Тут будет очень скучно.

Ответом ей стала мягкая скептическая усмешка. Он мог бы пролететь полмира, чтобы узнать то, что только что узнал. Он примчался бы к ней ради этого даже за две недели до Рождества или Пасхи, когда не мог позволить себе ни на секунду отвлечься от предпраздничных хлопот.

– Почему ты все-таки приехал? – спросила Кэйд, крепко прижимаясь к Сильвану, словно боялась, что он может внезапно исчезнуть.

Потому что у него имелся один шанс против ста, и он не был настолько глуп, чтобы не воспользоваться им. Отклонившись чуть в сторону, он прошептал ей на ухо:

– Потому что мне захотелось самому снять с тебя туфли.

Прошлой ночью Сильван едва не обезумел от вожделения. И ему захотелось убедиться, что Кэйд не наваждение, а реальность. Попытаться понять, каков ее мир. И увидеть ее реакцию на его появление в этом мире. Sa réaction était magnifique.

И вдруг Кэйд зарделась. Вспомнив, что прошедшей ночью делала практически все, что он велел ей по телефону. Губы Сильвана мягко изогнулись в легкой загадочной улыбке, и ее румянец запылал маковым цветом. Он крепко прижал ее к себе, почувствовав сильнейшее возбуждение. Совсем некстати в зале, полном деловых партнеров Кэйд. Он отодвинулся от нее, избежав опасной близости, но продолжал удерживать перед собой в качестве щита, пока его возбуждение не спало.

Вскоре Сильван обменялся рукопожатиями с уже знакомыми ему братьями Фирензе и с другими присутствующими, которым захотелось с ним познакомиться. В первый момент это позабавило его, поскольку он догадывался, почему корпоративным карьеристам захотелось познакомиться с незнакомцем, которого публично облобызала одна из славных представительниц семейства Кори. Потом его удивление сменилось тревогой. Ему не приходило в голову, что, общаясь с Кэйд, он мог приобрести влияние в ее мире и даже выгодно его использовать.

Отрезвляющая мысль. Сильван начал понимать, как сама Кэйд воспринимала всю эту власть, как беспокоили ее и пренебрежение собственными интересами, и сосредоточенность – по крайней мере пока – на своих желаниях, а не том огромном количестве дел, которые она могла выполнять с помощью своей власти. Просто удивительно, как ее самосознание не разбилось вдребезги. Ему опять вспомнилось, как он, набрав в «Гугле» ее имя, получил множество разнообразной информации. Да, она не представляла, как можно избавиться от всех своих возможностей и обязанностей. Покинув комнату, чтобы позволить Кэйд завершить совещание, Сильван почувствовал себя так, словно бросил ее одну в зыбучих песках, даже не кинув спасительную веревку.

На площади Святой Екатерины он встретился с другом в баре, чтобы выпить местного бельгийского пива, но и сидя там, не мог подавить беспокойство, изводя себя тем не поддающимся логике чувством, призывавшим его вернуться и спасти Кэйд. И сознавая в то же время, что она может разозлиться, если он хотя бы попытается.

Кэйд присоединилась к ним через час, к большому его облегчению. По крайней мере он мог выбросить из головы навязчивый образ зыбучих песков.

Вечером на площади Святой Екатерины зажглась иллюминация, и церковь предстала во всей своей красоте на фоне темного неба. К рождественскому базару уже начали устанавливаться нарядные киоски, но они еще не заполонили все пространство. Распрощавшись с приятелем, Сильван и Кэйд медленно прогуливались по городу.

– Так кто же она? – резко произнесла Кэйд.

Поскольку во французском языке местоимение «она» может относиться к чему угодно, как из мира одушевленного, так и неодушевленного, Сильван уточнил:

– О чем или о ком ты спрашиваешь?

– О подруге. Ты спишь с ней?

Каблук Кэйд подвернулся на выщербленном булыжнике. Сильван покрепче взял ее под руку.

– С Шанталь? – предположил он.

Только с ней Кэйд однажды видела его… Enfin. Насколько ему известно. Хотя она могла, конечно, нанять частного сыщика, чтобы раздобыть кое-какие фотографии прошлых лет. Ее губы сжались. Сильвану захотелось склонить голову и одним поцелуем развеять ее навязчивое подозрение. Она кивнула.

– Нет. Было пару раз еще в школе.

– Почему только пару раз?

Потому что его бросили, естественно. Но как признаться в этом женщине, на которую ему хотелось произвести приятное впечатление?

– В общем… – Сильван усмехнулся. – Вероятно, ты удивишься, узнав, что я не всегда был так хорош, как сейчас.

Они уже вышли на Гран-Плас, и губы Кэйд, стоявшей перед освещенной ратушей Брюсселя, приоткрылись, когда она догадалась, что подразумевали его слова.

– Она бросила тебя?

– Тогда она была юной и глупой. – Сильван шутливо изобразил скорбь по поводу заблуждений его старой подруги.

– Да, она была юной и глупой, – спокойно повторила Кэйд. – И, по-моему, сейчас жалеет об этом.

Но если их дружба пережила давнюю страсть Сильвана к Шанталь, то переживет, вероятно, и нынешнюю страсть Шанталь к нему. Недавно она рассталась с очередным любовником и прилетела к нему под дружеское крылышко, как всегда в периоды растерянности. Шанталь сумеет найти свою любовь в жизни и встретит нужного ей человека. У Сильвана даже появилась одна идея… Может, ему удастся свести ее с Кристофом и убить двух зайцев одним ударом. Последние дни он часто фантазировал, какой удар лучше нанести настырному Кристофу, чтобы он не мешался под ногами.

– И сейчас никаких любовниц? – уточнила Кэйд.

Сильвану вспомнилось выражение «бульдожья хватка».

– Я бы так не сказал… – Он хитро усмехнулся.

Она выглядела так, словно получила пощечину. От него. И ему сразу захотелось сжать ее в объятьях. Сильван провел пальцем по груди Кэйд.

– А что ты думаешь о себе?

– Никаких других любовниц, – раздраженно произнесла она.

– Прямо сейчас? Ты усвоила один из расхожих стереотипов в представлениях о французах? Кстати, ошибочна уже сама идея о нашей склонности к случайным связям.

– При чем тут все остальные французы? Тебя постоянно окружают женщины, готовые, не задумываясь, отдаться тебе.

Сильван усмехнулся. Очередной отличный комплимент для его эго.

– Мне казалось, Кэйд, что ты уже поняла мою натуру. Я хорошо разбираюсь только в том, отчего у женщин слюнки текут.

Она смущенно вспыхнула. Он сжал ее руку.

– Alors, comment ça va?

Она молчала, обдумывая ответ.

– Ты знаешь, что приходится выкладываться на работе, которая тебе даже неинтересна, но ты все равно должен выполнять ее?

– Нет, – спокойно ответил он.

Он делал то, что хотел. И не тратил попусту время на прочее.

Кэйд вздохнула:

– А у меня так бывает. И я не знаю, выиграем ли мы на сей раз или проиграем. Я работаю над одним договором с Фирензе, но проблема в том, что и они, и мы в равной мере заинтересованы в контроле на «Девон канди». Поэтому, вероятно, нам не удастся договориться об этом поглощении. Неважно, что мы объединили усилия, «Тотал фудс» поднимет первоначально предложенную цену и перебьет нашу. Торги будут взрывоопасными, и я не знаю, до каких высот мы способны дойти. Анализом финансовой стороны занимается мой отец.

– Давай-ка вернемся к тому, с чего ты начала, спросив о нежеланной работе. Это важная тема. Мне хочется, чтобы ты осознала, ради чего занимаешься этими делами.

Кэйд озадаченно взглянула на него, словно перестала понимать французский или Сильван перешел на фламандский язык. Не часто ли с ней стало это происходить? Обычно, спрашивая, как у нее дела, люди подразумевают, как дела в их компании.

– Мне казалось, ты говорила… о стремлении к чему-то иному. О том, что тебе хочется изменить свою жизнь.

Кэйд хотелось жить так же, как Сильван. Жить тем, что он мог предложить…

Она остановилась перед «Королевским домом» – хотя голландцы когда-то прозвали его «Хлебным домом» – и, запрокинув голову, разглядывала затейливо украшенный симметричный фасад эпохи Ренессанса. За проходящими мимо компаниями струился шлейф смеха с обрывками шутливых разговоров. В это время года по площади гуляло меньше туристов, чем бельгийцев, и большинство из них, отдохнув в барах, продолжали дружеское общение на городских улицах.

После долгого молчания Кэйд наконец тихо произнесла:

– Если я выиграю эту сделку, то смогу остаться здесь. Нам понадобится руководитель для объединенной компании, контролирующий сбыт, и для нового филиала «Шоколада Кори» в Европе.

– Кэйд, почему ты так упорно занимаешься данными проблемами? Ведь ты не желаешь наводнить Европу плитками «Шоколада Кори». Тебе отчаянно хочется заняться чем-то другим.

– Потому что тогда я смогу остаться здесь, – прошептала она.

– Какой смысл оставаться тут, если ты притащишь с собой тот мир, из которого хотела сбежать?

Она сжимала и разжимала кулаки, впиваясь ногтями в ладони.

– Сильван, а сам ты не можешь догадаться?

Ее вопрос стал для него подобен нокауту.

– Ради… меня? Ты занимаешься нежеланным делом ради меня?

– Это компромисс. Я остаюсь здесь. Но я остаюсь Кори.

– А что с тобой?

– А что со мной?

– Ты не понимаешь. Мне хочется, чтобы ты осталась здесь. Но я не вижу в этом компромиссе твоих личных интересов. Ты остаешься ради меня, ради отца и компании Кори. А что же ты сделаешь ради самой себя?

– Остаюсь здесь, – тихо промолвила Кэйд. – С тобой.

Сильван привлек ее к себе и крепко обнял.

– А помимо этого? Если тебе хочется приобщиться к мастерству кондитерских, то следует сделать это.

Она высвободилась из его объятий и, ссутулившись, сунула руки в карманы куртки.

– Я вполне сведуща в данной области. У нас семейная компания, и на мне лежит большая ответственность перед множеством людей. Может, мне следовало выбрать жизненный путь, который предпочла моя сестра, и отказаться от этих обязанностей. Но я не выбрала, и теперь… не вижу иного выхода.

– Почему? Если ты способна строить долгосрочные планы и способна организовывать сделки между компаниями, делая общие встречные предложения ради многомиллиардных прибылей, то мне кажется, у тебя вполне хватит способностей разработать тайную стратегию своего постепенного выхода на свободу. Не скажешь же ты мне, что у тебя не хватит ума для принятия решения.

Он уже мог сказать, что у него сложилось четкое и чертовски соблазнительное представление о ее характере, уме и пристрастиях, и, возможно, для нее полезно взглянуть на себя его глазами.

Сильван внимательно смотрел на Кэйд, а она молча стояла посреди роскошной площади Гран-Плас, в окружении исторических зданий городских гильдий. Благодаря высоким каблукам сейчас Кэйд уже доставала Сильвану до подбородка, а не до плеча, но он сомневался, что она надела такие туфли из желания казаться выше. Подобно членам гильдий, строившим эти обрамляющие площадь здания, она казалась уверенной в своей правоте, чтобы владеть любой ситуацией.

Кэйд могла бы надеть джинсы, но позаботилась о строгом деловом костюме. Вероятно, так проявлялась ее гордость. Наверное, это сродни его упорству всегда работать в профессиональном облачении даже в собственной лаборатории.

Кроме того, Кэйд нравилось выглядеть хорошо, подумал Сильван, вспомнив ее наиболее соблазнительные наряды. Она любила наряжаться.

Когда-нибудь она найдет время потрясти модельеров с улицы Фобур де Сент-Оноре, как это обычно удается самым богатым дамам. Его очаровывало то, как случайно купленные вещи показывали, что их приоритеты для Кэйд гораздо ниже, чем, к примеру, выбор шоколада. Но однажды она придет домой в потрясающем наряде.

Сжав кулак в кармане куртки, Сильван укорил себя за разыгравшееся воображение, поскольку оно предполагало, что Кэйд появится на пороге его квартиры, нагруженная легкомысленными покупками, и начнет показывать ему свои обновки. Иными словами, она придет в его дом.

Проблема заключалась в том, что во всех его представлениях о ее будущем он участвовал и сам – либо он слышал об этом от нее в конце дня, либо бывал с ней, когда она что-то делала. В его идеальном представлении им светило совместное будущее.

Представление о желанном мире складывалось у Сильвана из множества прекрасных эпизодов, таких же прекрасных, как сейчас, с подсветкой ратуши, лучи которой обрамляли золотистым ореолом профиль Кэйд и поблескивали на волосах, и ему хотелось в этот холодный вечер крепко прижать ее к себе.

– А ты знаешь, с чем мне еще надо разобраться? – вдруг спросила Кэйд, ее голос дрогнул, словно она хваталась за последнюю соломинку. – С Днем благодарения. Эти братья Фирензе даже не представляют, что такое тыквенный пирог.

– Благо-да-рения. Для тебя это важный праздник? Единственный день в году, когда американцы едят натуральную пищу?

– Сильван, ты меня совершенно не поддерживаешь, – с усмешкой заявила она.

Он обнял ее за плечи.

– Где твой отель?

– Похоже, я провалюсь в небытие, едва моя голова коснется подушки, – предупредила Кэйд.

– Уязвимая жертва. Образ мне симпатичен.

Она действительно наслаждалась расслабленным состоянием, улыбающаяся и податливая, как будто каждое прикосновение его руки ласково снимало остатки напряжения, лишая ее жизненных сил. Кэйд напоминала Сильвану детскую игрушку, но живую, теплую, откликающуюся тихими вздохами на его ласку.

Кроме того, такая игра была эротичной. И его стараниями волны оргазма укачивали Кэйд, погружая в сон. Когда спустя всего пару мгновений он сам испытал блаженный взрыв, то она уже, возможно, спала, видя его во сне. Не нарушая близости, Сильван слегка сместился в сторону и, опираясь на локоть, начал нежно поглаживать спину Кэйд. По сравнению с ним она казалась такой маленькой и хрупкой, хотя он знал, что она отнюдь не слаба и далеко не уступчива в своих чувствах. Ее прямые каштановые волосы, освобожденные от накладных локонов, при каждом его вздохе слегка шевелились, приятно щекоча кожу. Сейчас Кэйд принадлежала ему одному, однако ей удалось ускользнуть от него в царство сна, и он не представлял, в какие края перенесли ее сны.

Однажды она спросила его, пытался ли он завоевать женское сердце. Сильван полагал, что Кэйд не понимала, какой это сложный процесс, подобный тому, который предваряет появление изысканной шоколадной конфеты.