Глава 2
Все началось примерно между десятью тридцатью и одиннадцатью пятнадцатью вечером 5 мая, в понедельник. Никто из четверых теперь не забудет этого. Тем более Кайл Шивли.
Вечер выдался для Шивли паршивым. К десяти сорока пяти он был сердит, как не был еще ни разу, с тех пор как приехал в Калифорнию из Техаса. Прождав напрасно в ресторане некую сопливую богачку-девчонку, он понял наконец, что она его надула, и вышел из бара, чтобы позвонить ей и сказать все, что он о ней думает.
Весь кипя от злости, Кайл Шивли шагал по Уилшир-бульвару в Санта-Монике, направляясь к ярко-неоновому Всеамериканскому Кегельбан-Эмпориуму и находящемуся внутри него Лантерн-бару, где он обычно ошивался. Несколько порций спиртного в этом оазисе, надеялся он, смогут охладить его.
Шивли мог вытерпеть многое, но он не переносил, когда с ним обращались как с гражданином второго класса, тем более когда его дурачила какая-нибудь напыщенная задавака-бабенка, считающая себя выше всех лишь потому, что муж у нее набит деньгами под завязку. Да, Шивли встречал много богатых красоток подобного типа. Этого добра ему хватало, с тех пор как он строился два года назад на работу механиком на Экономичной заправочной станции Джека Нейва. Тут уж не пожалуешься.
Вообще-то, Шивли считал, что он знает себя как облупленного. Для этого даже психолог не нужен. Все, что нужно, — обычный здравый смысл, а его у Шивли было в избытке. Не хватало, может, образования — он не закончил среднюю школу в Луббоке, штат Техас. Но он многому научился, живя в одиночку. Он научился, как управлять людьми, за те два года, что провел пехотинцем во Вьетнаме. Он кое-что понял как в окружающем мире, так и в себе, пока колесил «автостопом» по Штатам. А с тех пор, как осел в Калифорнии, поумнел еще больше.
Теперь, в свои тридцать четыре, он знал главное, по крайней мере для него. Все сводится к самому насущному, если поразмыслить над этим, а он уже поразмыслил. Лишь две вещи имеют значение: выпивка и секс. Он гордился тем, что теперешняя его работа обеспечивает ему и то и другое. Выпивать, располагать собственным жильем и иметь возможность поразвлечься — что ж, на это ему почти хватает 175 долларов в неделю, которые платит ему этот жалкий скряга, Джек Нейв. Но Шивли знал, что становится незаменимым для хозяина. Он работал быстро и хорошо и был уверен, что лучшего ремонтника по регулировке тормозов, настройке двигателя или по клапанам в Санта-Монике нет. Он знал, что заслуживает больше, чем паршивые 175 долларов в неделю. И намерен был их получить. Шивли готов был к тому, чтобы потребовать у старика Нейва прибавки уже на днях.
Он поговорил кое с кем из механиков в Лос-Анджелесе и узнал, что они получают 48 процентов стоимости ремонта автомобиля. Другими словами, ты начинаешь с суммы, поставленной клиенту в счет ремонта. Затем, после вычета стоимости запчастей, механики практически делят остальные бабки со своим хозяином. Некоторые из них уносят домой до 300 долларов в неделю. Шивли знал, что он заслуживает этой суммы, он попросит ее и получит, как бы ни вопил старый Нейв. И тогда его отдых, выпивка и развлечения станут значительно лучше.
Что касается секса, «товара» вокруг сколько хочешь, особенно когда работаешь на оживленной автозаправке и обладаешь классными манерами и телосложением, а ему таких не занимать. В общем, девок хватает, нет только шика. Но иногда и ему достается высший, «высокооктановый» сорт. Станция Джека Нейва заключает сделки по продаже шикарных машин, имеет дело с владельцами «кадиллаков», «континенталей» и «мерседесов», и поэтому однажды днем ты можешь встретить жен богатых клиентов либо их дочерей, которым не терпится «поваляться» с кем-то на стороне.
Да, он занес на свой счет пару этих богачек за последний месяц и должен признаться: иметь их приятно. Отношения с ними показывают, что ты не хуже, а может, и лучше их. Шивли любил пофилософствовать на эту тему, что он и делал сейчас, шагая к Всеамериканскому Кегельбан-Эмпориуму. Эх, стоило заполучить одну из этих важных дамочек в свою комнату, снять с нее одежду да разложить голенькую на кровати — и мигом исчезали все проблемы. Ты уже был не жалким работягой с грязными ногтями и жалкими 175 долларами в неделю, нет. И бабенка тоже забывала о своих лежащих на полу шмотках от Сакса и Магнина, о «кадиллаке», высшем образовании и пятнадцатикомнатном доме, о слугах и полумиллионном счете в банке. Все что у нее оставалось — сиськи, задница и желание, полностью совпадающее с твоим. Общее желание уравнивает обоих, а остальное не имеет значения. Величайший борец за равенство на планете — член. Добрый восьмидюймовый кол вносит больший вклад в социальное равенство, нежели все ученые мозги на свете.
Именно это и заставило его чертовски злиться этим вечером. Разве справедливо обращаться с ним так, будто он недостаточно хорош для нее?
Он повстречал эту девицу, Китти Бишоп, с месяц назад. Раньше он ее не видел. Ее муж, Гилберт Бишоп, был одним из постоянных клиентов Нейва. Обычно Бишоп приводил на станцию свой новый «кадиллак» сам или же приказывал одному из слуг привести «мерседес» жены. Это был богатый ублюдок лет шестидесяти, и Нейв говорил, что он сделал свои миллионы на торговле недвижимостью. Ублюдок.
В общем, с месяц назад на станции первый раз появилась жена старого Бишопа. Старик был в отъезде и она, Китти Бишоп, ехала на своем «мерседесе» на пляж в Малибу, когда мотор закашлял, а автомобиль задергался и она решила заехать по пути к Нейву, чтобы посмотреть в чем дело. Поскольку автомобильный опыт молокососа Нейва ограничивался бензиновым баком, он направил клиентку вместе с «мерседесом» к Шивли.
Шивли появился из-за полки со смазками и увидел, как она вылезает из машины, чтобы поговорить с ним. Он не поверил собственным глазам, что это миссис Бишоп. Черт, да она лет на тридцать моложе своего старика. И эта милашка, рыжеволосая, в распахнутом платье и бикини в горошек (ведь она собиралась на пляж), улыбаясь, принялась объяснять ему, что случилось с машиной. Шивли слушал, не отводя глаз и оценивая ее маленькую грудь, отличную кожу и великолепную попку.
Через несколько минут он уже возился с распределителем зажигания, регулировал карбюратор и советовал заменить его. Пока он работал, она не сводила с него глаз, курила и улыбалась. Он шутил и она шутила в ответ. Закончив работу, он не проявил никакой инициативы, но когда она уехала, он продолжал думать о ней.
Через неделю она вернулась на станцию с какой-то другой автопроблемой. Затем возвращалась еще два раза, и оба раза неполадок практически не было. Шивли понял, что, по сути, она приезжает, чтобы повидать его. Затем как-то утром она снова приехала, в прозрачной синей блузке и шортах, и, улыбаясь, пожаловалась ему на какое-то дребезжание под автомобилем: «Наверно, дело в выхлопной трубе». Он схватил ключ и нырнул под машину, а когда закончил, начал вылезать и увидел ее, почти наверняка понял, что она изучала его пах.
Когда он поднялся на ноги, они немного пошутили. Шивли стоял рядом с ней; он бросил косой взгляд и увидел, что Нейв достаточно далеко, чтобы его услышать. Он решил: черт с ним, почему бы нет? Но тут она прошла мимо и села в машину, закрыв за собой дверцу. Он быстро подскочил к дверце и наклонился к ней, когда она уже поворачивала ключ зажигания.
Он посмотрел ей прямо в глаза:
— Должен признаться, мне ужасно понравилось разговаривать с вами, миссис Бишоп.
— Мне тоже, Кайл, — сказала она, бросив ответный взгляд.
— Я хотел бы продолжить наш разговор. Может, узнать вас получше. Сегодня я кончаю в девять вечера. Как насчет того, чтобы встретиться в полдесятого в «Ломаном Барабане» и немного выпить?
— А вы не теряете времени с женщинами, Кайл. Верно?
— Особенно с такими, как вы. Я буду там в девять тридцать.
Она поставила рычаг на задний ход и тронула машину. «Ах, да», — пробормотала она что-то в этом роде и исчезла, а он уже вляпался в нее по уши.
Остаток дня он был весел и то и дело напевал. Во время двухчасового перерыва на ужин он сходил за покупками, а затем к себе на квартиру выгрузить дорогое спиртное и приготовить местечко для вечернего развлечения. Потом он вернулся, поработал до девяти и как следует вытер руки патентованным средством «Лан-Лин». Побрившись в мужском туалете электрической бритвой, он пригладил темные, вьющиеся волосы и переоделся в чистую одежду.
Ровно в девять тридцать он уже ожидал Китти Бишоп в «Ломаном Барабане».
В десять тридцать он все еще находился там же, в баре, и продолжал ждать Китти Бишоп.
Она так и не появилась. Она надула его, стерва. Она завела его на полную катушку и оставила с носом. Он понял смысл ее поступка: его поставили на место, она говорила ему, что он не пара для нее. Ладно, черт побери, у него тоже найдется для нее несколько теплых слов.
Рассвирепев, он покинул ресторан и поспешил на станцию. Нейв крутился у бензоколонки. Шивли прошел в хозяйскую контору и просмотрел досье клиентов. Со старой карточки Бишопа он переписал на листок номер их телефона на Холмби-Хиллс. Неподалеку он нашел телефонную будку. Бросив несколько монет, Шивли набрал номер. Китти ответила почти сразу. Он узнал ее по голосу. Холодный и спокойный, как ни в чем не бывало.
— Китти? Это Кайл. Что случилось? Я ждал тебя больше часа.
— Кто говорит?
— Кайл. Кайл Шивли. Ты знаешь. Помнишь, мы виделись на автозаправке сегодня утром? Помнишь? Мы договорились встретиться в «Ломаном Барабане».
Она рассмеялась.
— А, вот это кто. Вы, наверное, шутите?
Лицо Кайла побагровело.
— Шучу?! Я пригласил тебя вечером на выпивку, и ты ответила «конечно». Ты согласилась.
— О, это недоразумение. Не понимаю, мистер Шивли. Неужели вы поверили, будто я с вами встречусь? Нет, в самом деле? Вы глубоко ошиблись.
— Черт побери, здесь нет никакой ошибки.
— Не поднимайте на меня голос. Это смешно. Я вешаю трубку.
Вне себя от ярости, Шивли выудил еще несколько монет, бросил их в прорезь автомата и снова набрал номер этой стервы.
— Китти, дай мне высказаться, — начал он сразу, как только она подняла трубку. — Я втрескался в тебя, едва положив на тебя глаз, и заметил, что ты тоже в это врубаешься, что бы ты ни говорила. Что же плохого, если двое, которые друг другу нравятся, выпьют вместе? В общем, даю тебе еще шанс…
— Еще шанс? У вас крепкие нервы. Вы для меня ничто, просто некто, обслуживающий мою машину, вот и все. И вообще, за кого вы меня принимаете?
— Я думал, ты женщина, а ты просто дешевая членодразнилка, которая воображает, будто…
— Я не потерплю подобных выражений! И не желаю больше о вас слышать! Если вы побеспокоите меня еще раз, вам грозят неприятности. Я замужняя женщина и не гуляю с другими мужчинами. А если бы я это делала, то уж наверняка не с грубыми, вульгарными тупицами наподобие вас. Поэтому предупреждаю честно: еще один звонок, и я сообщу об этом мужу, который добьется вашего увольнения!
Трубка снова была брошена. Дрожа, Шивли повесил свою и покинул будку, кипя от возмущения несправедливостью происходящего и от ужасного оскорбления его мужской гордости, нанесенного этой сопливой стервой.
Пока он шел к тротуару, гнев его принял более общий характер, выходя далеко за рамки именно этой стервы.
Дело было не только в так называемых светских женщинах, с их презрительным отношением к тем, кого они считали ниже себя. Вся эта классовая система была неправильной. Шивли ни черта не понимал в политике, да и плевать ему было на нее, но он лучше любого политика понимал, что происходит с планетой. Беда в том, что горсть людей имеет слишком много, а остальное население не имеет почти ничего и никогда не сможет войти в число первых. Беда в том, что богатые типы богатеют — по части денег и по части «норок» — и снимают пенки, а для остальных предназначены остатки и поскольку таким, как Шивли, не позволено лезть куда не следует, то им приходится довольствоваться низкосортными и перезрелыми задницами.
Черт побери.
Он подошел к двойным стеклянным дверям Всеамериканского Кегельбан-Эмпориума. Сквозь них видна была часть кегельбана из тридцати двух дорожек, и все они были заняты игроками. Наверху ярко светилась стеклянная вывеска «ЛАНТЕРН-БАР. КОКТЕЙЛИ» и красная стрелка, указывающая направо.
Слава Богу хоть за это, подумал он. Оставались-таки кое-какие радости. Три-четыре кружки пива, а там и настроение поднимется.
Кайл Шивли пошел в бар.
В коктейль-холле, в кленовом кресле лениво развалился Адам Мэлон, не сводя мечтательных глаз со свечи, мигающей внутри красного фонаря на его столе. Одной рукой он рассеянно поигрывал маленьким желтым блокнотом, который брал с собой всегда, даже на работу. Еще когда он был студентом-второкурсником в Джуниор-колледже и занимался по классу английской литературы, он узнал, что у большинства знаменитых писателей была привычка делать заметки на тот случай, если придет вдохновение и они смогут их использовать в будущем рассказе. Например Генри Джеймс и Эрнест Хемингуэй. Они всегда записывали свои мысли и наблюдения. С тех пор вот уже шесть лет Адам Мэлон не расставался с маленьким блокнотом и карандашом в кармане.
Обычно Адам Мэлон не часто посещал бары. Его не тянуло к спиртному. Он немного выпивал в дружеских компаниях, а иногда и дома позволял себе немного вина или глоток виски, потому что читал, будто в меру употребляемый алкоголь стимулирует воображение. Большинство американских писателей — лауреатов Нобелевской премии — Синклер Льюис, Эрнест Хемингуэй, Уильям Фолкнер — были пьющими, и, очевидно, спиртное скорее воспламеняло, нежели гасило их творческие способности. Впрочем, Мэлон знал, что он не нуждается в виски для стимуляции своего воображения. Он запросто придумывал самые заковыристые сюжеты. В течение дня он непроизвольно мечтал о том и о сем, не давая себе ни часу передышки. Трудно было лишь ухватить все эти фантазии и перенести на бумагу в связной и увлекательной манере. Перенести черное на белое, как говаривал Мопассан, — в этом вся загвоздка.
Нет, он пришел в бар не ради выпивки, хотя на столе перед ним и стоял стакан с наполовину приконченным виски. Этим вечером он пришел сюда, потому что ему не хотелось оставаться одному и он уже видел старые фильмы, которые крутили по телевидению, и лучшие из тех, что шли в кинотеатрах по соседству, а на кинотеатры первого разряда у него не было денег. Вдобавок, иногда он чувствовал перед собой вину за то, что слишком много свободного времени проводит в своей комнате, окруженный четырьмя стенами и фантазиями, рождающимися у него в мозгу. Писателю следует выходить, встречаться с людьми, приглядываться к событиям, входить в их гущу и набираться опыта. Бар — великолепное место для общения, замечательная сцена для случайной встречи с незнакомцами или наблюдения за жизнью. Единственное, чего ему хотелось, это разрешения для ему подобных открыто курить «травку». Несколько «косячков» способны развеселить больше, чем коктейль из виски с лимоном, который он потягивал.
Мэлон вошел в кегельбан и забрел в коктейль-холл полчаса назад, потому что он показался ему оживленным и кишел посетителями, к тому же, он уже посещал его пару раз раньше и это делало бар знакомым. Он уселся за одиночный столик, поближе к стойке, потому что в этот вечер ему хотелось просто наблюдать, не участвуя в событиях. Некоторое время он следил за входящими и выходящими завсегдатаями, большей частью мужчинами постарше него (то есть старше двадцати шести), а также за парочками, входящими в бар под ручку, шепчась и пересмеиваясь, а затем покидающими его нетвердой походкой.
Устав от всего этого, Мэлон ушел в себя, пытаясь выстроить каркас короткого рассказа, который замыслил написать. Но вскоре он размечтался и машинально уставился на танцующее внутри красного фонаря пламя свечи, действующее на него гипнотически.
Очнувшись от забытья, он попытался оживить свой интерес к происходящему. Выпрямившись в кресле, он сделал глоток «Джека Дэниэльса» и обежал взглядом полутемную комнату. Освещение было скрытым и потому ненавязчивым. Глаза его задержались на молодом человеке и женщине, изучающих названия песен на «джук-боксе», затем перешли на толпящихся у стойки завсегдатаев. Стойка была внушительной, футов тридцати в длину, и когда Мэлон вошел, некоторые табуреты еще были пусты, но теперь он заметил, что все они заняты, кроме одного. Свободен был ближайший к нему табурет.
Мэлон поразмышлял, не покинуть ли свой стол и не перейти ли вместе со стаканчиком на пустой табурет у стойки. Едва он решил поменять свою позицию, как в бар вошел высокий мускулистый человек с вытянутым, аскетическим и злым лицом и остановился между Мэлоном и пустым табуретом. С хозяйским видом новый посетитель развернул табурет к себе сиденьем, бросил на него свое тощее тело и крутанулся к стойке. Он щелкнул пальцами, обращая на себя внимание пожилого бармена, дружелюбного и работящего чернокожего с высоким лбом и жесткими кудряшками волос. Тот мгновенно заметил его.
— Как настроение сегодня вечером, мистер Шивли? — спросил бармен.
— Привет, Эйн. — Во время последнего посещения Мэлон узнал, что «Эйн» — сокращение от прозвища бармена «Эйнштейн», а прозвали его так, потому что он готов был решить любую проблему клиента, невзирая на ее сложность.
— По правде говоря, — поделился новоявленный, — настроение у меня сегодня очень поганое.
— На этот случай у нас полно лекарств, мистер Шивли. Что бы вы хотели?
— Чего бы я хотел, так это кусок задницы, но придется ограничиться добрым холодным пивом.
Мэлон за своим столом навострил уши. Этот Шивли непрост. Мэлон перевернул страничку своего блокнота. Последняя фраза Шивли была находкой. Мэлон чуть помедлил, прикидывая, записал бы ее или нет Генри Джеймс, засомневался, но все-таки зачиркал в блокноте.
Шивли, горбясь, нависал над стойкой, ожидая повторной кружки пива. Когда она появилась, он шумно схлебнул пену, сделал большой глоток и был, наконец, готов обсудить свои горести с любым умником, согласным его выслушать.
Он посмотрел на мужчину на табурете справа от него. Кандидат не слишком заманчив. Пожилой, тухловатый бизнесмен; лысеющая макушка с седоватой щеткой волос, низкосидящие на остром носу очки в металлической оправе, поджатые губы и куриная грудь, облаченная в синий, консервативного покроя костюм и белую рубашку с галстуком-бабочкой. Служащий похоронного бюро, решил Шивли, с этаким бледным лицом и манерами привычного неудачника. Но черт с ним, попробовать можно.
— Эй, приятель, — сказал Шивли, протягивая руку. — Меня зовут Шивли.
Казалось, старина испугался. Придя в себя, он оделил Шивли вялым, коротким рукопожатием.
— Здравствуйте. Я… мое имя Бруннер, Лео Бруннер.
— Как полагаете, Бруннер, прав я был, когда ответил бармену на его вопрос о том, чего бы мне хотелось?
Бруннер явно смутился: «Я… не уверен, что слышал ваш разговор».
— Он спросил меня, чего бы мне хотелось, и я сказал, что желал бы получить кусок задницы, но ограничусь пивом. — Шивли ухмыльнулся. — Это наша с ним обычная шутка. Но я-то серьезен. А вы как насчет этого, Бруннер?
Бизнесмен поежился на сиденье и выдал слабую улыбку.
— Это довольно забавно, да.
Шивли решил оставить его на этом в покое. Этот парень не превратит местечко в «Город Чудес». Такие типы, по-видимому, думают, что этим занимаются птички и пчелки. Ага, решил Шивли, эти типы рассыпаются в песок, после того как с ними переспят.
Когда Шивли отвернулся от Бруннера, какой-то чудак на дальнем конце стойки попросил Эйна, чтобы тот включил одиннадцатичасовые вечерние новости. Эйн послушно потянулся к большому цветному телевизору, вмонтированному над стойкой, включил его, настроил на нужный канал и отрегулировал громкость.
Экран заполнило добродушное лицо Скай Хаббарда, популярного комментатора, он что-то рассказывал об очередном мятеже «комми» где-то в Юго-Восточной Азии. Тут же показали нескольких косоглазых, ползающих по земле, после того как их обожгло напалмом, и Шивли потерял к передаче интерес. Поделом, подумал Шивли. Нечего путаться под ногами и препятствовать прогрессу. Шивли знал их на собственном опыте и мог бы поклясться, что все эти желтозадые — просто животные. Он все еще мигая глядел на экран, когда Скай Хаббард понес какую-то брехню насчет новых налоговых реформ Белого Дома, что означало, на взгляд Шивли, очередное сокращение налогов для всех богатых ублюдков Америки, ей-богу.
— А теперь очередное эксклюзивное объявление Скай Хаббарда, — продолжал тщеславный комментатор. — Завтра, в восемь вечера Голливуд в очередной раз заслужит право быть названным «Звездной Столицей Планеты», представляя премьеру блестящего фильма «Королевская шлюха», с неповторимой Шэрон Филдс в главной роли. Недавно этот международный «секс-символ» был назван журналами «Варьете», «Голливудский репортер» и «Фильм-Дейли» самой популярной актрисой. Этой новой, стоившей пятнадцать миллионов долларов картиной, впервые за последние годы, студия «Аврора-Филмз» возрождает старые, «кассовые» достоинства и предлагает пресытившейся телесериалами публике костюмированный исторический фильм. Его украшением является несравненная чувственность главной героини, роль которой исполнила Шэрон Филдс. Блестящая игра мисс Филдс подтверждает ее способность вызывать аншлаги в кассах и противоречит слухам о «якобы ушедшей навсегда эре этого „секс-символа“».
Шивли, попивая пиво, следил за экраном и за болтовней Скай Хаббарда.
— …В возрасте двадцати восьми лет, после ряда успешных фильмов Шэрон Филдс достигла вершины славы в качестве известной всему миру Богини любви. В «Королевской шлюхе» она создала образ, максимально раскрывающий ее величайший талант — сексуальность. Фильм показывает историю жизни императрицы Валерии Мессалины, третьей жены древнеримского императора Клавдия, величайшей распутницы и нимфоманки. Любовные похождения и безнравственное поведение Мессалины вошли в историю. Мы полагаем, что талант Шэрон Филдс ярко проявился в роли скандально известной императрицы. А теперь — обещанный вам эксклюзив. Пользуясь любезностью студии «Аврора-Филмз», мы покажем вам одну из наиболее потрясающих сцен фильма, обещающего принести актрисе величайший успех. И так, император Клавдий ведет свои войска на завоевание Великобритании, а тем временем Мессалина танцует, полунагая, на платформе в Форуме, что служит прологом к публичной оргии.
Шивли впервые проявил интерес к происходящему на экране.
Вот на нем показалась Шэрон Филдс, восходящая на платформу под приветственные крики тысяч пьяных почитателей. Камера постепенно приближалась к актрисе, Шивли машинально присвистнул и глаза его округлились при виде роскошной Шэрон. Ее знаменитые молочные груди были едва прикрыты несколькими нитями бус, живот, бедра и ягодицы практически были нагими, не считая клинообразной полоски бус, прикрывающей самые интимные места. Она скользила, вся извиваясь, груди ее подрагивали, белые бедра покачивались, вопя о сексе. Вот крупным планом показали ее длинные и взлохмаченные пшеничные волосы, горящие зеленые глаза и полуоткрытые влажные губы. Ее грудной, с придыханием голос призвал все мужское население Рима и мужчин двадцатого века: «Все, все, все — живо ко мне!»
Клип резко прервался, и камера вернулась к комментатору Скай Хаббарду.
— …В истории кинематографа еще не было «секс-символа», столь обожаемого и желанного, как Шэрон Филдс, — говорил Хаббард. На экране начали быстро сменяться кадры с Шэрон Филдс в провоцирующих позах и разных стадиях обнаженности. На этом фоне голос Хаббарда продолжал: — Ни одна Богиня любви прошлого — ни Клара Боу, ни Джин Харлоу, ни Рита Хэйуорт, ни Мэрилин Монро, ни Элизабет Тейлор — никогда не пленяла воображение публики так, как это делает Шэрон Филдс. Слова знаменитой британской актрисы о Мэрилин Монро даже с большим основанием могут быть отнесены к Шэрон Филдс: «Она укрепляла наше решение отбросить фантазии и вернуться к прозаической действительности. Она потворствовала нашей мечте отдаться эротическим желаниям…». Как откровенно подтвердила мисс Филдс: «По натуре я сексуальное создание. Все мы таковы. Но большинство людей боятся взглянуть в лицо этой части своего естества. Я же не боюсь. Я считаю интерес к сексу нормальным явлением. Я не прячу его. Может, поэтому мужчины и считают меня соблазнительной».
Сегодня я расспросил об этом продюсера ее последней картины, Джастина Родеса. «Да, Шэрон такова, — сказал он мне. — Она просто не может не быть соблазнительной. Живи она пару сотен лет назад, она наверняка стала бы куртизанкой при дворе царствующего монарха. Нам повезло, что она принадлежит всем нам». Так говорил Джастин Родес. Разумеется, спонтанная личная жизнь и причуды мисс Филдс широко известны ее поклонникам, хотя последнее время она не часто появляется на публике. Но завтра вечером она вернется, и не только на экране, но и собственной персоной, когда посетит премьеру в Театре Граумана. Как нам сообщают, в ближайшее время она улетит на отдых в Англию, но нас интересует, не чреват ли этот отдых недавним романтическим увлечением британским актером Роджером Клэем? Мы продолжим одиннадцатичасовые новости после рекламы…
На экране мелькнул последний снимок актрисы — Шэрон, отдыхающая на постели, нагая, с тянущейся меж полных бедер и поперек грудей белой простыней — затем последовала реклама стирального порошка.
— И-сусе! — воскликнул Кайл Шивли, не обращаясь ни к кому в отдельности. — У меня уже дыбом.
Он посмотрел на этого жалкого типа, Бруннера. Тот сидел молча, облизывая сухие губы.
Шивли повернулся к человеку по другую сторону от него, большому, краснощекому и ярко одетому мужчине лет за сорок и сразу понял, что нашел подходящую компанию. Очевидно здоровяк тоже следил за Шэрон Филдс, потому что его большие, голодные глаза все еще были прикованы к телеэкрану.
— Я Кайл Шивли, — представился Шивли. — Что вы о ней скажете?
Здоровяк повернулся на крутящемся сиденье.
— Я Говард Йост и думаю, что на свете нет другой женщины с такой фигурой.
— Ага, — согласился Шивли. — Вы угодили в точку. Знаете, глядя на нее… в общем, я хочу сказать, что готов на что угодно, лишь бы провести одну ночь с такой пташкой. Так-то. Уложить ее было бы целью моей жизни. Вы согласны со мной, мистер?
— Согласен ли я? — повторил Йост. — Послушайте, я поменял бы свою старушку вместе с двумя малышами и всех до единого моих клиентов на один лишь выстрел по такой мишени, как Шэрон Филдс. Дайте мне одну долгую ночь с ней и потом — хоть потоп. Я умру счастливым.
Неожиданно служащий похоронного бюро или как его там, сидевший справа от Шивли, потянулся к ним поближе, облокотившись о стойку. Лео Бруннер, подняв очки на лоб, вдруг обрел голос:
— Да, я склонен согласиться с вами обоими. Приключение такого рода с мисс Филдс, похоже, стоило бы чего угодно. Но людям наподобие нас… — Он печально покачал сияющей лысиной. — У нас нет ни единого шанса осуществить такую мечту.
— Напротив! — возразил за их спинами спокойный, уверенный голос.
Шивли, удивленный, обернулся назад, и его примеру последовали Бруннер и Йост.
Они увидели молодого парня, немногим старше двадцати, сидевшего за столом. Паренек был симпатичный, с каштановыми волосами и квадратной челюстью, в поношенном сером пиджаке из вельвета и узких синих брюках с широким кожаным поясом. Он улыбался им, засовывая в карман нечто вроде блокнота, затем встал из-за стола.
— Привет, — поздоровался он, подходя к ним. — Меня зовут Адам Мэлон. Извините, но я не мог не услышать, как вы втроем обсуждали Шэрон Филдс. — Он взглянул на Бруннера и добавил: — Вы совершенно не правы, мистер Бруннер. Мужчины вроде нас определенно имеют шанс у женщины типа Шэрон Филдс. — Взгляд его впился в Шивли. — Вы это серьезно, я имею в виду ваше желание пойти на что угодно ради того, чтобы переспать с ней?
— Серьезно? — повторил Шивли. — Отдал бы я что угодно за возможность трахнуть ее? Само собой, братишка. Ты только назови, что. Я готов на все, лишь бы поваляться с ней разок в койке.
— Что ж, ваше желание может сбыться, — с серьезной уверенностью произнес Мэлон. — Если хотите переспать с Шэрон Филдс, можете переспать. Это можно устроить.
Шивли и оба остальных изумленно уставились на незнакомца, пораженные его самоуверенностью.
— Ты что, псих или как? — осведомился, наконец, Шивли. — Кто ты такой?
— Я тот, кто очень хорошо знает Шэрон Филдс. Между прочим, я знаю, что она рада будет переспать с любым из нас, если подвернется возможность. Повторяю, это можно устроить. И так…
— Одну минуту, молодой человек, — перебил Йост. — Вы слишком распустили язык. — Он кивнул на полупустой стаканчик виски на столе. — Вы, случайно, не перебрали?
— Я абсолютно трезв, — искренним тоном ответил Мэлон. — Я никогда не был более трезвым и серьезным. Я уже давным-давно обдумываю это. Осталось отработать кое-какие детали. — Он помедлил. — При этом риск почти отсутствует.
Шивли посмотрел на Йоста: «Похоже, парень говорит дело».
Бруннер снял очки и близоруко прищурился на Мэлона.
— Я не хотел бы показаться недоверчивым, мистер Мэлон, но лично я нахожу ваши слова весьма сомнительными. Зачем нужны Шэрон Филдс люди вроде нас? На социальной шкале мы сравнительно ничтожны. По крайней мере, я. Вы только что видели ее по телевизору — это международная знаменитость. Возможно, она самая известная и желанная женщина на свете. Уверен, что она может заполучить любого, кого захочет. Стоит лишь ей поманить мизинцем и — у ее ног богатейшие и могущественнейшие мужчины, включая избранных народом вождей и королевских персон. С чего бы ей заинтересоваться любым из нас?
— Потому что у нее никогда не было того, на которого она могла бы по-настоящему положиться, — ответил Мэлон. — Я знаю людей, которые ее окружают. У нее в жизни не было честного и простого человеческого существа. Да, ей хочется именно такого парня, а не мужчин с хорошо известными именами. Не тех, кто использует ее известность. Нет. Она хочет настоящих мужчин, которым нужна она сама, не ее образ, а именно то, что она собой представляет.
Йост покачал головой:
— Это сложно понять. Впрочем, я все же предлагаю свою часть сделки. То есть, я готов пойти на определенное действие. Я бросил бы свою жену с двумя детьми, запросто. Я отдал бы все деньги, до последнего доллара, и добавил бы в придачу мой дом. За ночь с Шэрон Филдс, я готов на что угодно, ей-богу.
— Прекрасно, вернемся к тому, о чем я говорил, — настаивал Мэлон. — Вы сможете заполучить ее. И возможно, без каких-то ощутимых затрат. Единственное, о чем я уже говорил, это небольшая доля риска. Потому что единственное, небольшое, препятствие — возможность познакомиться с ней.
— О чем это ты? — нахмурился Шивли. — Я думал, ты ее знаешь.
— Верно. Я знаю ее лучше, чем любую из женщин на свете. Я знаю все, что может быть о ней известно. Хотя лично я с ней не знаком. Но это поправимо. Для вас тоже. Я знаю, как нам это провернуть.
— Ну и как? — поддразнил его Шивли. — Будь добр, расскажи нам, коли ты такой всезнайка.
Адам Мэлон открыл было рот, но оглядел посетителей по соседству и понизил голос:
— Я не уверен, что это наиболее подходящее для подобных разговоров место. Гораздо лучше будет обсудить это в узком кругу. — Он огляделся. — Вон там, в конце зала, есть кабинка. Хотите занять ее?
Они просидели в сравнительно уединенной, обшитой сероватыми панелями кабинке минут пятнадцать, прежде чем их разговор был прерван появлением пухлой, юной, в черном трико брюнетки-официантки. Она убрала пустые стаканы, уставила полукруглый, с пластиковой крышкой стол свежими напитками и разложила салфетки.
Адам Мэлон одеревенело сидел посреди кабинки, опираясь плечами о стенку. Справа сидел и непрерывно курил Кайл Шивли. Слева жевал погасшую сигару Говард Йост. Напротив Мэлона, на принесенном им в кабину высоком табурете сидел нервничающий Лео Бруннер.
Вначале, немного стесняясь, они заново представились друг другу. Шивли был автомехаником и иногда за дополнительную плату или из любви к предмету ремонтировал и продавал брошенные автомобили. Йост был страховым агентом, распространяющим полисы для страховой компании «Эверест» и восьми ее филиалов. Бруннер был дипломированным общественным бухгалтером, имеющим собственную контору и счета. Мэлон был внештатным писателем, сотрудничающим с журналами, но не гнушающимся мелких работ для «кормовых» денег или ради опыта.
Мэлон неуклюже вернулся к теме Шэрон Филдс. Именно об этом он и толковал последние семь-восемь минут. Он признался, что его страстью всегда было кино. С той минуты, как восемь лет назад он увидел впервые появившуюся на экране Шэрон Филдс (второстепенная роль в мыльно-приключенческой комедии «Седьмая вуаль»), он стал ее рабом. Он следил за ее стремительным взлетом в суперзвезды. Он посмотрел двадцать три ее полнометражные картины и не по одному, а зачастую по три-четыре раза. Он безответно страдал по ней все эти годы. Его страсть к ней ничуть не ослабла. Он был одержим Шэрон Филдс и постоянно изучал ее жизнь и карьеру. Последние три года он посвятил исключительно научному изучению жизни актрисы. По его мнению, ни у кого на свете не было подобной исчерпывающей «Филдсианы».
— Поэтому можете верить мне, когда я говорю вам, что знаю ее, — повторил Адам Мэлон. — Я знаю все ее публичные высказывания. Я знаю все, что она сделала, и предугадываю все ее мысли. Я знаю, как она живет, и знаю ее привычки. Более того, я знаю ее чувства, ее стремления и желания. Может, это и нескромно, но во всем, что касается Шэрон Филдс, я — непревзойденный специалист.
— Почему? — осведомился Йост.
— Почему? Потому что информация о ней немыслимо обогатила мою жизнь.
— Но встречал ли ты ее во плоти? — спросил Шивли.
— Нет. Но всегда чувствовал, что встречу. И хотел быть к этому готовым.
Бруннер пошевелился:
— Этого никогда не случится. Все мечтают о подобном, но эти мечты никогда не сбываются.
— Эта сбудется, — авторитетно возразил Мэлон. — С год назад я увидел, как это может случиться. Я понял, что с небольшой помощью я смогу этого добиться.
— Ладно, хватит тянуть резину, — сказал Шивли. — Выкладывай свой план.
— Буду рад рассказать вам…
Адам замолчал, потому что появилась с переменой напитков официантка и вся компания подождала, пока она поставит их на стол и уйдет.
Теперь все глаза уставились на Мэлона, ожидая его рассказа о том, как воплотить мечту в реальность.
Тихим, но уверенным голосом, носящим заговорщицкий оттенок, Адам Мэлон поведал им о своем плане и о том, как познакомиться и узнать Шэрон Филдс. Они, пораженные, слушали, и ободренный Мэлон, принимая молчание за согласие, готов был углубиться в детали своего замысла, но тут его перебил трезвомыслящий торговец Говард Йост:
— Погоди-ка минутку, — попросил он. — Я как раз усваиваю твои последние слова. Кажется, до меня дошло. Как именно ты сказал? Я не уверен, что расслышал правильно.
Мэлон воспринял эти слова не как укор или вызов, но как разумную просьбу об уточнении деталей.
— Рад буду повторить, — с готовностью произнес он. — Я утверждаю, что, подойдя к делу реалистично, можно признать, что обычным образом нам вряд ли удастся познакомиться со знаменитой звездой типа Шэрон Филдс. Вряд ли когда-либо для кого-нибудь из нас представится возможность познакомиться с ней и назначить свидание. Ее окружает защитная стена из помощников, прихлебателей и лизоблюдов. Этот круг включает в себя людей от личного менеджера Феликса Зигмана и секретарши Нелли Райт до ее помощника по общественным связям Хэнка Ленхардта и парикмахера Теренса Симмса. Познакомиться с ней, чтобы дать ей возможность узнать и полюбить нас, мы можем только одним способом. Мы должны создать ситуацию, буквально сбивающую ее с ног. Такую ситуацию, в которой мы навяжем ей встречу в такое время, когда никто не сможет стоять между нами и ею.
Йост осторожно опустил на стол свой напиток и наклонился вперед:
— Что ты имеешь в виду под словами навяжем ей встречу? Объясни-ка подробнее.
— Ну просто прихватить ее.
— Прихватить? — снова повторил Йост. — Я все еще не пойму.
— Это ведь просто, — удивленно заметил Мэлон. — Выйти, прихватить ее и взять с собой. Вот и все. Называйте это как хотите.
Глаза Йоста сузились: «Я хочу, чтобы название дал ты, Мэлон».
— Мм… Кажется, я говорю о том, чтобы мы остановили ее и — разумеется, я ни в коем случае не назвал бы это похищением, то есть это не совсем смахивает на киднэппинг, но…
— Именно киднэппинг ты и имел в виду с самого начала, — торжествуя перебил Йост. Он уставился на Мэлона. — Похитить Шэрон Филдс? Ты предлагаешь нам это? Такова твоя грандиозная идея? — Он с отвращением оглядел остальных, затем вновь сосредоточился на Мэлоне. — Слушайте, мистер, я, по сути, понятия не имею, из какой психушки вы сбежали, но если ваш план заключается в этом… — Он покачал головой, потянулся за бумажником и принялся выкладывать свою долю денег за выпивку. — Работая страховым агентом, приходится встречать многих чудаков и выслушивать множество странных предложений. Но это предложение побивает все на свете. Если я понял вас правильно — не обижайтесь, мистер, но вы совершенно спятили.
Мэлон сохранял невозмутимое спокойствие.
— Да, пожалуй, вы поняли меня правильно. Именно это я и имею в виду, но все будет по-другому. Это не будет актом заурядного похищения, поскольку наше намерение и ее реакция не будут обычными. Согласитесь, что никакой беды не случится, если она пойдет нам навстречу.
Йост продолжал качать головой, аккуратно пряча в карман бумажник.
— Нормальному человеку такое и в голову не придет. Извините, мы только что познакомились. Я вас не знаю, но того, что услышал — достаточно. Это киднэппинг, а киднэппинг — одно из тяжких преступлений.
— Как вы не поймете, что это не преступление? — убеждал Мэлон. — Это всего лишь романтический, проверенный веками способ добиться ее расположения.
Йост взглянул на Шивли: «Скажите же ему, что он чокнутый, ладно?»
Не обращая внимания на Шивли, Мэлон продолжал с жаром убеждать страхового агента:
— Вы просто не понимаете, мистер Йост. Знай вы ее как я, вам все бы стало ясно. То, что мы ее «прихватим» — мелкий инцидент, необходимое средство. Сразу после этого мы найдем с ней общий язык и она будет наша. Вы должны поверить мне. Как только мы находим общий язык, все дальнейшее будет с ее стороны добровольным. Дальнейшие наши поступки совпадут с ее желанием. Может, вы переспите с ней, может, я. Возможно, все мы. Зная ее, я уверен, что она с радостью пойдет нам навстречу. У нее к этим вещам иное, более раскрепощенное отношение, чем у большинства женщин. Поверьте, мистер Йост, как только это случится, о преступлении можно смело забыть. Она будет польщена. Ей это понравится.
— Кто это сказал? — бросил Йост, махнув Бруннеру, чтобы тот отодвинул свой стул. Бруннер встал, Йост выскользнул из-за стола и поднялся на ноги.
— Я сказал, — веско заявил Мэлон. — И я гарантирую, что неприятностей не будет. Могу доказать это.
Йост не обращал на него внимания, но Бруннер заговорил с Адамом тоном отца, выговаривающего сыну:
— Что, если вы ошибаетесь, мистер Мэлон?
— Ни за что. Я не могу ошибаться.
Шивли был занят подсчетом мелких денег. Затем он направился к выходу из кабины.
— Малыш, — сказал он. — По-моему, ты достаточно долго парил нам мозги. — Он поднялся. — К тому же, даже если все это верно, с чего ты решил, будто сможешь провернуть такое дельце?
— Запросто. Это несложно. Я уже говорил, что работал над планом долгое время. Все продумано до мелочей. Могу доказать вам.
Йост рассмеялся:
— Нет уж, спасибо. Тебе придется поискать других придурков, кому можно вкручивать шарики и рассказывать сказки. — Он повернулся к пожилому компаньону. — Согласны, Бруннер?
Бухгалтер робко и приветливо кивнул Мэлону.
— Боюсь, вы подшутили над нами, мистер Мэлон. Так или нет? Впрочем, я определенно завидую вашему воображению.
Шивли был не столь дружелюбен. Поддернув повыше свои узкие брюки, он зло уставился на Мэлона.
— На минуту, малыш, ты едва не надул меня. Но я уже вижу, что ты просто дрочишь. Не люблю терять на это свое время.
Казалось, Мэлон воспринял критику своей идеи довольно добродушно. В качестве писателя он был «ветераном отказов».
— Извините, но я чертовски серьезен, — сказал он, пожимая плечами. — Так или иначе, если кто-то из вас передумает и захочет узнать, как именно мы сможем провернуть это дельце, я буду здесь завтра, в то же время, на том же месте. Теперь слово за вами.
Собираясь уйти, Йост прикрыл рот ладонью, словно желая сказать Мэлону на прощанье нечто секретное.
— Молодой человек, умному достаточно намека. — Он демонстративно подмигнул. — Прими мой совет и держись отсюда подальше. Парень с сетью уже пасет тебя.
На следующий день, во вторник, в пять тридцать Кайл Шивли заканчивал капитальный ремонт трехлетнего «кадиллака». Он с головой ушел в работу, потому что день выдался по-настоящему паршивый и ему хотелось отвлечься от преследующих его мыслей. Закончив самую трудоемкую часть наладки — проверку компрессии каждого цилиндра — он принялся чистить шкуркой свечи зажигания, а затем осторожно вставлять их на место. Он обладал талантом идеально регулировать зазор свечи, эта часть работы давалась ему легко и не требовала сосредоточенности.
Ковыряясь под капотом, Шивли мысленно вернулся в то утро, когда проснувшись обнаружил у себя огромный «стояк». В туалет ему не хотелось, поэтому дело было в другом. Под конец его сна появилась нагая женщина, исчезнувшая вместе с пробуждением. Он не помнил, была ли то актриса Шэрон Филдс, увиденная им прошлым вечером в полунагом виде на телеэкране, или же он наслушался в баре этого чокнутого паренька, Мэлона, подсознательно захотел поверить ему и пришел в возбуждение. А может, причиной была стерва Китти Бишоп, которая вначале обманула его, заставив поверить, будто хочет с ним встретиться, а потом плюнула в душу.
Лежа в постели и ожидая исчезновения эрекции, он решил, что вряд ли его стимулировал облик Шэрон Филдс. Нет, она была нереальной, до нее не дотянешься даже мысленно, что бы ни говорил тот тип в баре. Видно, в голове у него все же засела эта стерва, миссис Бишоп.
Спрыгнув с кровати и потянувшись, он сосредоточился на Китти Бишоп. Он все еще не смирился с тем фактом, что ошибся в ее намерениях. Она вела себя с ним вызывающе, в этом нет сомнений, и, хотя этому противоречили оба ее ответа, когда он звонил ей вчера, он все же верил, что понял ее правильно. Может, ее реакция по телефону была частью игры в «недотрогу» и, делая вид, что шокирована, она лишь давала ему понять, что она не дешевка, а леди, за которой вначале нужно усердно поухаживать и лишь потом взять.
Черт побери, он хотел этого.
Почему бы не сыграть в предложенную ему игру? Он позвонит ей еще раз, даст ей шанс признать, что она действительно хочет увидеть его. Он забудет про старое, польстит ей, поддразнит, а может, подбросит пару сексуальных острот. Это поможет добиться успеха. Обычно помогало.
Отпив апельсинового сока из бутылки, он закурил сигарету и набрал номер резиденции Бишопов. Черт возьми, вот и она, подняла трубку на третий звонок, собственной персоной, вместо горничной или старика. Он начал в извинительном тоне, преподнося историю о том, как не спал большую часть ночи, думая о ней, но успел выдать лишь три-четыре фразы, как она оборвала его. Китти так завопила, что у него едва не лопнули барабанные перепонки. Напомнив ему о своем предупреждении, она пообещала устроить ему неприятности за нарушение покоя и швырнула трубку.
На этот раз его ярость подстегивал страх перед угрозой.
Он пришел на работу со смешанным чувством гнева и опасения. Но его ждала целая куча автомобилей, гнев постепенно затухал и, когда прошло несколько часов, а неприятностей от этих богатых ублюдков не последовало, его страх исчез.
Установив на место последнюю свечу зажигания, он собрался было завести «кадиллак», как вдруг услышал, как его зовет Джек Нейв.
Подняв голову, Шивли увидел, как Нейв останавливает свой грузовичок-буксир. Открыв дверцу, хозяин спрыгнул вниз и вперевалку зашагал к нему. Увидя физиономию Нейва, Шивли приготовился к худшему. Он хорошо знал хозяина: тот всегда ходил с «коротким запалом», а сейчас и вовсе собирался взорваться. Мясистое лицо Нейва кривилось гримасой, огромное брюхо, нависающее над поясом, делало его похожим на армейский танк, а сжатые кулаки смахивали на окорока.
Не успел Шивли смекнуть что к чему, как Джек Нейв накинулся на него:
— Тупица, дубина ты эдакая! — вопил Нейв. — Ты начинаешь обходиться мне дороже, чем стоишь, из-за неприятностей, на которые напрашиваешься!
— Чего ты взъелся? — осведомился Шивли, напуская на себя храбрый вид. — Что с тобой случилось, Джек?
— Со мной ничего — это ты мутишь воду! — Нейв перевел дух, стараясь успокоиться. Затем, видя, что вся эта суматоха привлекает внимание двух помощников, обслуживающих клиентов у бензоколонок, хозяин понизил голос, но не сменил тона. — Знаешь, ослиная башка, где я по твоей милости был?
Шивли уже понял, где был Нейв, но продолжал строить невинную физиономию.
— Я был в доме мистера Гилберта Бишопа, вот где я был. И целых полчаса мне жужжала в уши миссис Бишоп. Не спрашивай о чем, лошадиная ты задница. Сам знаешь. В нашем бизнесе один закон и я рассказал тебе о нем в первый день твоей работы: «Никогда не ухлестывай за клиентками». Мы не смешиваем бизнес и удовольствие. Никогда. Что на тебя нашло, мистер Ромео? Пытался клеить леди типа миссис Бишоп? Неужели думал, она захочет такого, как ты? Ну и выдала она мне. Будто ты пытался обойтись с ней, как с обычной шлюхой, готовой обманывать мужа, да еще и досаждал телефонными звонками — говорит, их было три — в общем, не давал никакого покоя…
— Дело не во мне, а в ней, — справедливо возразил Шивли. — Я ни черта плохого не делал. Держался как положено. Она сама делала намеки. Обычно я игнорирую подобные вещи. Я знаю правила, Джек. Но я все время помнил о тебе, вот что. Не пойди я с ней, она могла бы обидеться и заставить своего старика поискать другую мастерскую. Я думал о тебе, Джек, в этом все дело.
Нейв покачал головой:
— Ты величайший темнила на свете, Шив. Оказывается, ты делал это ради меня и ради Экономичной бензоколонки. Ты напрашивался на свидания, выполняя ее желание, и по ее же желанию звонил раз, другой и третий. Брось, Шив, не морочь мне голову.
— Клянусь, я не…
От бензоколонок донесся автосигнал. Нейв повернулся, увидел зовущего водителя и крикнул, что сейчас подойдет.
— Послушай, умник, — повернулся он к Шивли, — и заруби на носу. Эта миссис Бишоп включила нас в список, понял? На этот раз она обещала, что не настучит своему мужу. Но еще одна попытка с твоей стороны, на станции или по телефону, и она все расскажет старику. Тогда нам конец. Он перенесет свой бизнес на другую станцию. Знаешь, что значат для меня его счета? Он один из лучших наших клиентов. Он посылает к нам своих приятелей, и я не могу позволить себе потерять его. Я скорее потеряю десятерых бездельников вроде тебя, чем одного клиента вроде Бишопа. Будь я поумнее, вышиб бы тебя с работы сразу, но ты со мной не первый год и неплохо справляешься с работой, поэтому даю тебе шанс. Не хочу пороть горячку, но предупреждаю, Шив: с сегодняшнего дня ты у меня на испытательном сроке, точь-в-точь как я у миссис Бишоп. Еще один неверный шаг с ней или другой клиенткой, и ты приземлишься на задницу. С этой минуты держи пасть закрытой, ширинку застегнутой и не занимайся на станции ничем, кроме работы. Не забывай об этом.
Нейв зашагал к колонкам, а Шивли остался кипеть от ярости, вызванной нагромождением одной несправедливости на другую.
Больше всего его расстроило то, что как раз вчера он решил было попросить у Нейва пересмотреть договор и потребовать давно заслуженной прибавки. Он собирался пригрозить хозяину уходом, если тот не поставит его вместо фиксированной оплаты на проценты со счета по каждому обслуженному им автомобилю.
Теперь его угроза потеряла смысл. Вместо прибавки он наказан, оказавшись в положении, когда его можно вышвырнуть в любой день. И все из-за богатой шлюхи, которая хотела его, но не признала этого, считая его ниже по положению. Будто ее муженек, вряд ли ублаживший ее хоть раз за последние десять лет, превосходит его, потому что сколотил миллион или больше долларов, обманывая общественность и правительство. Шивли вспомнил прочитанную где-то статью о том, как недавно были выявлены 112 человек с годовым доходом более 200 000 долларов, не заплатившие ни гроша федерального налога. Жирный лис Бишоп, как видно, был одним из этих мошенников.
Черт побери.
Шивли вернулся к автомобилю, чтобы побыстрее закончить работу и убраться отсюда к дьяволу. Он был на сегодня сыт по горло Нейвом, его автозаправочной станцией и паршивыми клиентами. Сейчас ему хотелось лишь обстоятельной неторопливой выпивки. Чем крепче и неторопливее, тем лучше.
Через полчаса, чистый снаружи, но не внутренне, Кайл Шивли походкой гуляки вошел во Всеамериканский Кегельбан-Эмпориум и забрел в излюбленный оазис, Лантерн-бар, оказавшийся в это время полупустым. Взгромоздясь на табурет у стойки, он приветствовал бармена.
— Что закажете, мистер Шивли? — осведомился Эйн. — Как обычно?
— Не-е. Сегодня обойдусь без пива. Налей мне двойной текилы. Со льдом.
— Черный день?
— Ага. Вонючий день.
В ожидании напитка Шивли оглядывал зал. Обычно здесь находился кто-нибудь из тех, кого он знал, но в этот час знакомых поблизости не было. Взгляд его упал на заднюю кабинку, где он сидел с тем чокнутым и с теми двумя придурками. Кабинка пустовала. Никого, даже психа с его диким планом о том, как познакомиться с Шэрон Филдс.
— А где сегодня народ? — спросил Шивли.
— Пока еще рановато. Вы говорите о ком-то определенном?
— Ну, скажем, о том парне, которого мы зацепили прошлым вечером, величающем себя писателем.
— А, вы говорите о мистере Мэлоне.
— Вроде, да. Адам Мэлон. Он и впрямь писатель или дурачил меня?
— Пожалуй, можно назвать его писателем. Я не слишком хорошо его знаю. Он был здесь всего несколько раз. Однажды показывал мне что-то опубликованное из своих работ. В каком-то журнале для высоколобых. Сомневаюсь, чтобы они ему много платили, если вообще платили. То есть, я не видел этого журнала в аптеках. Но наверно это и делает парня писателем.
— Ага.
— Впрочем, он забегал ненадолго с час назад. Выпил стакан сухого вина и посидел, чиркая в блокноте. Сказал, что у него мало времени. Будто бы должен закончить какую-то работу и направиться на Голливудский бульвар, чтобы глянуть на Шэрон Филдс. Ожидают, что она появится там на премьере своей новой картины. — Эйн покрутил пальцем у виска. — Теперь я вспомнил. Прежде чем уйти, мистер Мэлон просил передать на тот случай, если кто-то спросит о нем сегодня вечером, что он вернется сюда попозже. Чуть не забыл. По-моему, он имел в виду вас или любого другого, кто о нем осведомится. Если хотите повидать Мэлона скорее, может, сможете найти его на премьере. И вдобавок получить шанс увидеть Шэрон Филдс во плоти. Девчонка уж точно красавица.
— Я не намерен видеться с Мэлоном ни сейчас, ни позже, — отрезал Шивли. — Что касается Шэрон Филдс…
— Простите, мистер Шивли, у меня жаждущий клиент на том конце стойки.
Шивли кивнул, поднял стаканчик и проглотил разом чуть не половину мескалевого сока. Он немедленно ощутил жар алкоголя и подождал, пока он рассеется по груди, обнимет потроха и уютно уляжется в паху.
Слова Эйна засели у него в голове. Насчет того, чтобы повидать Шэрон Филдс во плоти.
Во плоти. Плоть без единого покрова. И-сусе. Ну и зрелище.
Он немедленно сосредоточился на «полнометражном» облике нагой Шэрон Филдс, самой сексуальной бабенки на свете, виденной им на телеэкране прошлым вечером и в тысячах журналов и газет. Вот она, растянулась прямо у него перед носом, без единой чертовой тряпки.
С удивлением и восторгом Шивли узнал ее. Это она, Шэрон Филдс, а вовсе не Китти Бишоп, снилась ему перед самым пробуждением. Именно она завела его утром, как сделали это сейчас мысли о ней…
Он снова глотнул текилы, и в голове у него созрел план. Сейчас он где-нибудь перекусит, затем сиганет в свою машину и поедет на Голливудский бульвар, чтобы поглазеть на Шэрон Филдс во плоти. Ага. Во плоти ощупать ее взглядом интереса ради.
В тот же вторник, около шести вечера Говард Йост сидел в богатой гостиной дома во французском провинциальном стиле, в шикарном Брент Вуд-парке, престижном районе западного Лос-Анджелеса.
Его туша удобно расположилась в мягком кресле, манеры его были раскованными и общительными — ведь он пришел сюда на встречу с процветающими, перспективными клиентами. Однако он чувствовал растущее внутреннее напряжение и волнение, не покидавшие его весь день.
Холеные и зажиточные супруги Ливингстон, сидящие напротив него за кофейным столиком, готовы были пойти на риск и принять усиленную программу страхования. Йоста рекомендовал им общий знакомый, спортивный редактор из Нью-Йорка, знавший Йоста по его двадцатилетней давности атлетическим успехам и подружившийся с Ливингстоном при создании документального фильма о футболе. Мистер Ливингстон, спокойный, рассудительный и вкрадчивый джентльмен пятидесяти восьми лет, был независимым продюсером телефильмов и добился в своей профессии огромных успехов. Йосту намекнули, что Ливингстон, у которого было четверо детей, подумывает о большом страховом полисе, способном защитить его семью от налога на наследство, который может оттяпать огромный кусок недвижимости после его смерти.
Йост узнал, что Ливингстон собирается застраховать свою жизнь на 200 000 долларов. Позже клиент подтвердил свое намерение в предварительном телефонном разговоре, и они назначили встречу на вечер. Еще Йост узнал, что Ливингстон встречался с другими страховыми агентами, рекомендованными калифорнийскими друзьями. Ставки были для Йоста высокими. Если он застрахует Ливингстона на 200 000, общая сумма взноса достигнет за десять лет 137 060 долларов. Поскольку комиссионные Йоста составляли 55 процентов от взноса за первый — год и пять процентов от каждого из последующих девяти годовых взносов — «пятьдесят пять и девять пятерок», как он пояснил мгновенно загоревшейся жене Элинор, — это означало, что Йост немедленно заработает 7538 долларов чистыми лишь за оформление одного страхового полиса.
Солидный куш. По-настоящему большой. Может, он не столь велик для юных кудесников страхования, принадлежащих к Круглому столу миллионеров, члены которого продают на миллион или более страховок ежегодно. Но для Говарда Йоста, зарабатывавшего около 18 000 долларов в год (больше, нежели некоторые «ветераны», опустившиеся до отметки 10 000 в год), один куш типа Ливингстона мог выплатить его долги и дать вздохнуть полной грудью. Нынче он еле сводил концы с концами на свой заработок из-за повышенных налогов, подорожавших жратвы и одежды, расходов по дому в Энсино, уроков балета для Нэнси и тенниса для Тома, обслуживания машины и редких посещений ресторана с Элинор. Круто. Почти невозможно. Чтобы выжить, тебе приходится работать не восемь часов в день, а зачастую десять или двенадцать.
Поэтому последнюю неделю для Йоста главным было произвести хорошее впечатление на Ливингстонов. За последние годы, разочарованный и уставший от неспособности подстегнуть свой бизнес, Йост порядком обленился и как-то успокоился. Но ради Ливингстонов он поднажал на тренировку, как делал это в колледже перед большой игрой. Радикальные перемены в страховой политике, правилах, котировках и обработке данных происходили постоянно, и Йост начал наверстывать упущенное. Он изучил свой блокнот котировок и страховых контрактов. Он проверил перспективного клиента и создал несколько аккуратно отпечатанных программ, удовлетворяющих различным запросам клиента.
Перед встречей Йост навел особенный лоск на свою внешность. Он ничего не мог поделать со своим весом и знал, что не покажется стройным. Сейчас он весил 220 фунтов, а диета, способная понизить вес до 180 фунтов (лучшего веса для его шести футов роста), займет слишком много времени. Впрочем, он отправился к парикмахеру (восемнадцать долларов), чтобы подстричь свои рыжеватые волосы и сделать модную прическу. Еще он купил новый габардиновый костюм и к нему мокасины от «Гуччи», что было ему вовсе не по карману.
И вот он уже в доме Ливингстонов, напористый, искренний и гладкий — живое воплощение уверенности в своих силах и в выгоде клиента.
Первые пятнадцать минут он говорил в основном о Лос-Анджелесе и о том, как полюбят его Ливингстоны, как полюбили этот город они с Элинор и оба его малыша. Потом он остановился на вопросах воспитания детей, зная, что имеет дело с клиентом, озабоченным правами своих детей о наследовании.
Затем, все еще не уверенный в том, что произвел на Ливингстонов достаточное впечатление в качестве будущего защитника и семейного советника, он решил перейти к кратким, избранным автобиографическим воспоминаниям, касающимся его блестящих успехов в спорте и всенародного уважения. Но не успел он этого сделать, как Ливингстон взглянул на свои часы и сказал: «У нас приглашение на обед, мистер Йост. Почему бы нам не перейти прямо к делу? Что за предложения вы подготовили?»
На миг сбитый с толку, Йост живо опомнился, открыл свой дипломат и извлек серую папку с тремя страховыми полисами, подогнанными, как он пояснил, специально под личные нужды мистера Ливингстона.
Подавая папку перспективному клиенту, Йост торопливо продолжал:
— Если вы изучите первый проспект внимательно, мистер Ливингстон, вы поймете, почему я рекомендую его более других. Это контракт страховой фирмы «Вечная жизнь» с гарантированной наличной стоимостью. Вы можете проследить на первой таблице возрастание наличной стоимости и в последней колонке увидеть, как в последующие годы она помогает выплачивать вашу страховку без дальнейших взносов.
Он помолчал. Сейчас будет самое трудное, но он должен идти вперед.
— Постарайтесь понять это, мистер Ливингстон. Если вы владеете этим полисом десять лет, наличная стоимость в 648 000 долларов, внесенная вами, облегчит общий взнос в 137 060 долларов, и в результате чистая стоимость составит для вас всего 72 260 за 200 000-долларовую защиту вашей семьи. В ежегодном исчислении это означает, что взнос начинается с 13 706 долларов, но постоянно снижается и в целом общая выплата за такой внушительный полис сравнительно невелика.
Ливингстон благодушно кивал, рассматривая вместе с женой проспект.
Ободренный Йост собрался было пуститься в пояснения выгоды для клиента сделать владелицей выписанного на него полиса жену, чтобы в случае если он «уйдет со сцены» (эвфемизм смерти, используемый страховыми агентами), то страховая премия не будет облагаться налогом на наследование. Но не успел Йост начать, как кто-то шумно сбежал с лестницы и вскоре ворвался в комнату.
Это была девушка, брюнетка с угловатым лицом и соблазнительной фигурой в расцвете двадцатилетней прелести. «Отец, — начала она входя в гостиную и смолкла, заметив посторонних. — Ах, извините, я…»
Ливингстон поднял глаза от папки.
— Привет, Гейл. — Он повернулся к Йосту. — Мистер Йост, познакомьтесь с моей старшей дочерью — Гейл Ливингстон.
Йост неуклюже поднялся на ноги:
— Рад познакомиться, мисс Ливингстон.
— Привет, — небрежно обронила она и шагнула к дивану. — Отец, если не возражаешь, я бы хотела поговорить с тобой о важном деле. Наедине.
— Возражаю, — ответил Ливингстон. — Я уверен, что любое важное дело может подождать пятнадцать-двадцать минут. Ты видишь, я занят с мистером Йостом. Как только мы закончим, я уделю тебе время. Так что подожди.
— Хорошо, — раздраженно согласилась она. — Я подожду здесь.
— Жди где хочешь, только не мешай нам.
Ливингстон жестом пригласил Йоста садиться и вернулся к изучению содержимого папки.
Йост сел. Глаза его как магнитом притягивало к девушке.
Она стояла футах в десяти от него, держа ладони на бедрах и сердито уставясь на родителей. Чертовски избалована, решил Йост, но какая фигура! На ней была почти прозрачная белая шелковая блузка, полурасстегнутая спереди. Лифчик отсутствовал. Соски целили сквозь материю прямо в него. Ноги прикрывала плиссированная теннисная юбка, короче «мини». Глаза его задержались на родинке на ее широком загорелом бедре.
Девушка зашагала и ее груди свободно заколыхались под блузкой. Она подошла к парному креслу напротив Йоста, с вызовом плюхнулась в него и, раздвинув колени, задрала ноги на краешек кофейного столика.
Взгляд Йоста то и дело устремлялся к тому, что виднелось меж ее раздвинутых ног. Нагие, крупные ляжки вели к крошечным трусикам-бикини и небольшому холмику над пахом.
Во рту и в горле у него пересохло, руки он положил на колени, чтобы никто не заметил того, что начало с ним происходить. Давно уже его не возбуждала так ни одна девушка или женщина. Ему слишком досаждали служебные стрессы, сведение концов с концами, проблемы с детьми и с Элинор, чтобы оставалось хоть немного времени на такие мысли и чувства. Не считая того случая в Лантерн-баре, когда он следил вместе с прочими шизиками за Шэрон Филдс на телеэкране.
Но эта Гейл сидела прямо перед ним. Хоть протяни руку и дотронься.
Он поднял взгляд на лицо девушки, чтобы увидеть, понимает ли она, что с ним делает. Девушка даже не смотрела на него, а по-прежнему сердито глазела на родителей.
Ее лицо, надутый ротик, гнездышко между ног, — все это сводило с ума. Он на миг зажмурился и вот — полоска материи у нее меж ног сорвана, юбка и блузка сброшены и он уже на ней, сам не свой…
Эх, давненько его не навещали подобные мечты. Но если как следует поразмыслить, все дело как раз в них. А вовсе не в скучной чепухе со страховками, бизнесом и деньгами. Мы родились, чтобы развлекаться, а он забыл об этом, подавил в себе главное желание и потому внезапное напоминание о насущном потрясло его. Открыв глаза, он с отчаянием осознал пропасть, разделяющую то, чем он был, и того, кем хотел быть.
Задумавшись, он старался не смотреть на Гейл. Он попытался сосредоточиться на Элинор и вернуться к началу. Он все же заполучил Элинор, и это кое-что значило. Четырнадцать лет назад, когда он женился на ней, она его очень волновала. Впрочем, сейчас трудно представить, каким был он и какой была она. Он усиленно вспоминал: высокая юная девушка, маленькие, спелые груди, красивые, длинные ноги. И он, в ореоле футбольного героя, обожаемого ею. Он жаждал ее, женился на ней в Лас-Вегасе и заставил бросить работу в рекламном агентстве, чтобы быть доступной для него все время, дать ему настоящий дом и, наконец, нескольких детей.
Отношения у них складывались прекрасно пять, шесть, даже семь лет. Но что случилось потом? Вероятно, то, что всегда происходит с женатыми людьми. Слишком много однообразия, слишком много близости, когда слабости и недостатки каждого становятся виднее, а стремление доставить друг другу радость и страсть переходит в товарищеские отношения. Разумеется, он все еще любил ее, но все же сказывались многолетние трения и супружеская усталость. Она — вымотана детьми, домом, бюджетом, он — работой, сверхурочной работой, избытком работы и разочарованием в своей способности достичь по-настоящему надежного положения.
Но он говорил себе, что так бывает со всеми, не считая привилегированного, богатого или знаменитого меньшинства.
Поэтому, принимая в расчет однообразие, достигаемое ходом времени и близостью в совместной жизни, эта Гейл, что перед ним, стала бы второй Элинор и акт, вызывающий в нем сейчас вожделение, превратился бы через несколько лет просто в долгий разговор.
Сделав эти умозаключения, он почувствовал, что сможет теперь взглянуть на Гейл без прежнего волнения и возбуждения.
Он поднял голову и уставился на нее. Вот она, с высоко поднятыми и раздвинутыми ногами и дразнящей полоской трусиков. Сердце его заколотилось. Забудь Элинор. Забудь, что Гейл превратится в Элинор. Воспринимай ее такой, какова она сейчас, вместе с ее достоинствами. Он хотел ее, хотел провести ночь с ней либо с более-менее точным ее подобием. Как жаль, что миновали времена регулярных симпозиумов, когда в номера участников в лучших гостиницах по мановению руки поднимались шикарные шлюхи.
Следующего симпозиума ждать слишком долго, можно и совсем не дождаться. А эта девчонка, Гейл, явно необузданное создание. Кажется, она знает, что делает с ним, абсолютным незнакомцем, дразня его и напрашиваясь.
Вдруг Йосту показалось важным внушить ей, что он разгадал ее намеки, представиться ей и дать понять, что она в его лице получит. К черту Ливингстонов и этот паршивый, нудный полис. Он хотел бы поработать С Гейл. Она должна узнать, что Говард Йост — нечто большее, нежели жалкий страховой агент. Он был звездой, о нем кричали заголовки, причем давно, еще до ее рождения.
Он посмотрел на Ливингстонов. Они все еще изучали рекламную папку. Что ж, он притворится, будто обращается к ним, но слова его будут предназначаться их дочери. Пусть она узнает, кто такой Йост, а он проследит за ее реакцией. Дальше он сыграет по обстоятельствам.
— Между прочим, — начал Йост, говоря куда-то в пространство между Ливингстонами и Гейл, — я сидел и думал о тех временах, когда учился в колледже, не слишком много лет назад. Это было в Калифорнийском университете, в Беркли. Тогда я и не думал о том, что когда-нибудь буду выписывать страховые полисы. Я всегда полагал, что стану… — он помедлил. Кем хотела бы видеть его Гейл?.. Газетным репортером или телекомментатором, не иначе.
Он скромно улыбнулся. Супруги Ливингстон отрешенно взглянули на него, кивнули и возобновили чтение. Пока что он не позволит себе посмотреть, заинтересовалась ли его словами Гейл. Он торопливо продолжал:
— Но случилось так, что моей судьбой распорядился мой гипофиз. Я был здоровяком. Высоким, сильным и мускулистым. Поэтому мои приятели и знакомые девушки уговорили меня вступить в футбольную команду. Я добился удачи, потому что обладал природным талантом к игре. Стал левым полузащитником. К моему выпускному году — должно быть, вы об этом читали — я был вторым капитаном команды «Розовый Кубок» и спортивные комментаторы страны избрали меня во Всеамериканскую команду. Впрочем, все былые однокашники, добившиеся успеха, горели желанием заполучить меня в свой бизнес; одним из них оказался служащий страховой компании «Вечная жизнь», и он…
— Отец! — перебила Гейл, нетерпеливо вскакивая с кресла. — Долго это будет продолжаться? У меня осталось десять минут, прежде чем позвонить…
— Придержи язык и не перебивай нас, — строго приказал Ливингстон. — Это займет ровно столько времени, сколько я посчитаю нужным.
Нарочито сердито девушка хлопнула за собой дверью. В эту минуту Йост понял, что она совершенно не принимала его во внимание. Для нее он был не более интересен, чем ржавый, старый трофей.
— Одну минутку, миссис Ливингстон, — не выдержал он, теряя интерес к дальнейшему обсуждению страховой программы. Продажа полиса не решит важных проблем, тем более не избавит его от депрессии и бурлящих в нем чувств. Продать полис — все равно что попытаться залатать лопнувшую мечту пластырем. Он повернулся к Ливингстонам, со значением показывая на свои вычурные серебряные часы. — Я и не знал, что уже так поздно. Пожалуй, мне следует уйти, чтобы вы смогли поговорить с дочерью и пообедать. Программа, о которой я говорил, расписана достаточно подробно. Я должен дать вам время разобраться в ней и обсудить.
Он собрал бумаги, засунул их в свой дипломат и встал.
— Может, я позвоню вам завтра в вашу контору, мистер Ливингстон? Если у вас возникнут вопросы или понадобятся какие-то пояснения, я рад буду ответить вам по телефону. Или снова навестить вас лично. Благодарю за уделенное мне время.
Через несколько минут после того, как озадаченный Ливингстон проводил его до двери, Говард Йост сидел за рулем своего «бьюика», пытаясь разобраться в своих чувствах. Раньше такого не случалось. Но раньше его возраст и не перешагивал на пятый десяток. Раньше он не был женат четырнадцать лет и не знал, что ему не суждено добиться успеха. К тому же, он не представлял себе ясно, что ушло из его жизни, чтобы никогда не вернуться.
Повернув ключ зажигания, он завел машину. Настроения ехать домой не было. Но больше деваться было некуда.
Через полчаса он очутился дома. Поездка по автостраде и Вентура-бульвару до Энсино несколько успокоила его и помогла восстановить равновесие, принеся чувство вины.
Войдя в дом, он убрал дипломат, снял пиджак и ослабил галстук, все это время слыша, как Элинор накрывает в столовой обед.
— Привет, миленькая. Глянь-ка, кто дома.
— Давно пора, — отозвалась она. — Это впервые.
— О чем ты?
— Впервые обед в нормальный час, как принято у людей.
Она закончила с посудой и вошла в гостиную. Он наблюдал за ней, чувствуя вину за Гейл, сожалея, что не довел до конца дело с Ливингстонами и полисом и испытывая желание загладить вину перед женой. Он широко раскрыл объятия и обратился к ней:
— Я скучал по тебе. Поэтому я и пришел домой пораньше. Ты выглядишь прекрасно.
Она пригладила волосы.
— Я выгляжу ужасно, и ты это знаешь. Перестань обращаться со мной, как с одним из твоих клиентов.
Руки его упали, но она подошла к нему и поцеловала, прижавшись на миг, словно прося извинения за свою резкость.
— Как ребята? — спросил он.
— Тим слишком груб со мной. Ты с ним поговори, тебя он послушает. Нэнси пропустила свой балетный класс. По-моему, она сляжет с простудой. Ладно, поскольку ты здесь, не возражаешь пообедать через пятнадцать минут?
— Я бы вначале выпил. Хочешь пропустить рюмочку со мной?
— Нет, спасибо.
Он пожал плечами, подошел к шкафчику вишневого дерева, открыл его и извлек бутылку джина и бутылку вермута.
— Как прошел твой день?
— Как обычно. Будто сквозь землю провалился. Утром убирала, пылесосила. Освободила ящики в спальне и сделала новые подстилки. Я отложила множество носков и трусов, которые ты уже не носишь. Нужно, чтобы ты проглядел их и сказал, какие можно выбросить. Потом… кажется, я отправилась за покупками на рынок. Звонил твой отец и продержал меня у телефона целый час. Боюсь, нам нужно смириться с этим, Говард. Он становится слабоумным. Ах да, еще звонила Грейс. Они только что вернулись из Лас-Вегаса. Прекрасно провели время. Нам тоже не мешало бы выезжать хоть иногда, как делают другие.
Он закончил смешивать коктейль.
— Нам не мешало бы иметь столько же денег, сколько имеют другие, — проворчал он.
— На что ты намекаешь? Что я слишком много трачу?
— Я ни на что не намекаю, Элинор. Почему бы не дать мне спокойно выпить и почитать утреннюю газету?
— Теперь я уже и зануда.
— Я этого не говорил. Просто сказал, что хотел бы расслабиться немного перед обедом.
Бросив на него сердитый взгляд, Элинор прикусила язык, повернулась и отправилась на кухню.
Йост устало выдернул из газеты спортивную страницу и, прихлебывая мартини, погрузился в пухлое кресло.
Приканчивая мартини, он прочел бейсбольные результаты и почувствовал себя чуточку лучше. Затем решил, что если один коктейль принес ему облегчение, второй, возможно, поднимет настроение. Он поднялся, наполнил стакан почти одним джином, добавил каплю вермута и пошел на кухню поискать оливку.
Когда он появился на кухне, Элинор взглянула на напиток и нахмурилась:
— Надеюсь, это не второй? Он больше смахивает на третий.
— Почему бы и нет? — возразил он. — Это свободная страна.
— Потому что я знаю, как он на тебя действует. Кстати, обед почти готов.
— Он может подождать.
— Нет, не может. Все остынет. Ты можешь хоть раз пропустить второй коктейль?
— Черт побери, нет. Почему бы тебе не слезть с моей спины, Элинор? У меня был тяжелый день.
Он ожидал, что она начнет участливо расспрашивать о его тяжелом дне, сочувствовать ему. Но она вернулась к тушеной говядине. Затем он понял, что и сам не посочувствовал ее тяжелому дню. Игра закончилась вничью.
Он поплелся назад, в гостиную, решив напиться.
Йост пил в собственном ритме, торопясь «медленно». Элинор несколько раз появлялась из кухни, неодобрительно смотрела на него и спрашивала, готов ли он обедать. Он был не готов, о чем и сообщал ей. Но через полчаса, слегка захмелев, он немного смягчился и присоединился к жене за столом.
Обедая, он ласково улыбался ей, слушая подробнейший рассказ о том, как она провела день. При этом диапазон ее тем был, на его взгляд, ужасен. Руководство по заправке постели. История неопознанных телефонных звонков. Проклятие ценам на продукты в торговом центре. Психологический отчет, посвященный детям и их проблемам. Финансовое положение семьи с упором на неоплаченные счета и кредиты. Желание сбежать, отдохнуть и найти покой от бремени забот…
Последнее было ему понятно.
На миг он пожалел ее и захотел ответного тепла. Она тоже была личностью, и по сути, без нее его положение могло быть намного хуже.
Теперь Йост явно захмелел и Элинор начинала казаться ему юной и привлекательной, какой была когда-то. Настроение поднялось. Он потянулся к ней и насмешливо осклабился.
— Знаешь, миленькая, почему бы нам не забраться в постель пораньше и не заняться любовью?
Она нахмурилась и приложила палец к губам:
— Ш-шш. Неужели нельзя потише? Ты хочешь, чтобы услышали дети?
— Они знают, что их не аист принес. О чем ты говоришь, милая?
— О том, что пора проявить к ним интерес. — Она вытерла губы салфеткой, поднялась и начала собирать посуду. — Посмотрим.
Он вдруг почувствовал себя одиноким, протрезвевшим и снова у себя дома. Оттолкнув стул, он вышел из-за стола, и отыскал сигару. Раскурив ее, он задумался над тем, как обходились с женщинами в других местах. Неужели парочка из Белого дома и парочка из Бекингемского дворца вели себя так же? Ну а эти необузданные кинозвезды в Холмби-Хиллз и Бель-Эйр?
Нет, этого просто не могло быть с Личностями, обладающими властью, богатством и свободным выбором любых мыслимых удовольствий.
Элинор вернулась в столовую из кухни и принялась убирать матерчатые салфетки.
— Какие-то особые планы на вечер? — спросил он.
— Если ты говоришь о визитах — нет, мы ни к кому не идем до субботы.
— А что в субботу?
— В субботу вечером мы обещали пойти к Фаулерам поиграть в карты.
