Глава вторая
В те дни, при каждом возвращении в район Накагава, к переживаемому мной удовольствию все еще примешивалась печаль. Местность там холмистая, и всякий раз, взбираясь по узким крутым улочкам, зажатым между скоплениями домов, я не могла не испытывать острого чувства утраты. Хотя я и заглядывала туда только по делу, однако не навещать эти края подолгу мне было трудно.
Визит к миссис Фудзивара пробудил во мне те же смешанные чувства: славная женщина, с только начавшими седеть волосами, она была одной из ближайших подруг матери. Ее заведение располагалось на оживленной боковой улочке: посетители ели за деревянными столами на внешнем дворике с бетонным полом под прикрытием широкой крыши. В основном сюда приходили служащие – в обеденный перерыв и по пути домой, в остальное время дня посетителей было немного.
В тот день я была слегка обеспокоена: закусочную миссис Фудзивара я навещала впервые после того, как Сатико начала там работать. Тревожилась я за них обеих – в особенности потому, что не была уверена, действительно ли миссис Фудзивара так уж нуждалась в помощнице. День выдался жаркий, на улочке толпился народ. Я с облегчением вступила в тень под навес.
Миссис Фудзивара мне обрадовалась. Усадила меня за стол и отправилась за чаем. Посетителей было мало – или же не было совсем, не помню, – и Сатико не показывалась. Когда миссис Фудзивара вернулась, я спросила ее:
– Как моя подруга? Справляется?
– Ваша подруга? – Миссис Фудзивара взглянула через плечо на дверной проем кухни. – Она чистит креветки. Думаю, скоро выйдет. – Потом, словно спохватившись, встала с места и шагнула к дверному проему. – Сатико-сан, – позвала она. – Здесь Эцуко.
Из кухни откликнулся голос. Снова усевшись на место, миссис Фудзивара протянула руку и потрогала мой живот.
– Уже становится заметно. Ты должна теперь особенно беречься.
– Забот у меня не очень-то много, – ответила я. – Живу без хлопот.
– Это хорошо. Помню, когда я первый раз была в тягости, случилось землетрясение, и довольно сильное. Я носила тогда Кадзуо. Он, однако, получился совсем здоровенький. Старайся не слишком волноваться, Эцуко.
– Стараюсь. – Я бросила взгляд на дверь в кухню. – Как идут здесь дела у моей подруги, хорошо?
Миссис Фудзивара проследила за моим взглядом и снова повернулась ко мне:
– Думаю, да. Вы ведь близкие подруги, так?
– Да. Где мы живем, друзей я завела не много. И очень рада, что встретила Сатико.
– Да, это удача. – Миссис Фудзивара вгляделась в меня пристальней. – Эцуко, ты выглядишь сегодня усталой.
– Наверное. – Я улыбнулась. – Другого и нельзя было ожидать.
– Да-да, конечно. – Миссис Фудзивара не сводила с меня глаз. – Но я хотела сказать, что вид у тебя немного… несчастный.
– Несчастный? Я совсем этого не чувствую. Просто слегка устала, а так – мне еще никогда не было так хорошо.
– Отлично. Ты теперь должна думать только о приятном. О своем ребенке. О будущем.
– Да, конечно. Мысли о ребенке меня очень ободряют.
– Вот-вот, – Миссис Фудзивара кивнула, продолжая меня рассматривать. – Все дело в том, как ты к этому относишься. Будущая мать должна себя всячески беречь, для вскармливания ребенка ей нужны положительные эмоции.
– Я жду его не дождусь, – рассмеялась я.
Послышавшийся шорох заставил меня снова взглянуть на дверь, но Сатико по-прежнему не было видно.
– Я каждую неделю вижусь с одной молодой женщиной, – продолжала миссис Фудзивара. – Она сейчас, должно быть, на шестом или седьмом месяце. Я ее встречаю всякий раз, как бываю на кладбище. Мы и словом с ней не перемолвились, но вид у нее такой печальный, когда она стоит рядом с мужем. Куда это годится, что беременная девочка с мужем проводят воскресенья на кладбище, с мыслями о мертвых. Я понимаю, они их чтут, но все же, по-моему, это совсем нехорошо. Им бы лучше подумать о будущем.
– Ей, наверное, трудно забыть.
– Наверное, так. Мне ее жаль. Но им лучше бы смотреть вперед. Носить ребенка и каждую неделю ходить на кладбище – это не дело.
– Возможно.
– Кладбища – не место для молодежи. Кадзуо иногда меня сопровождает, но я никогда не настаиваю. Ему тоже пора бы задуматься о будущем.
– А как Кадзуо? Что у него с работой?
– Отлично. Через месяц его должны повысить. Но и ему кое о чем другом надо бы немножко подумать. Не век же останется молодым.
Тут я заметила фигурку, стоявшую на солнце среди потока прохожих.
– Ой, да это же Марико?
Миссис Фудзивара повернулась на сиденье.
– Марико-сан, – окликнула она. – Ты где была?
Марико еще минуту-другую постояла на улице, потом шагнула во внешний дворик, прошла мимо нас и уселась за пустой столик поблизости.
Проследив за девочкой, миссис Фудзивара бросила на меня тревожный взгляд. Она собиралась что-то сказать, но вместо этого встала и направилась к девочке.
– Марико-сан, где ты была? – Миссис Фудзивара понизила голос, но я слышала ее ясно. – Ты не должна вот так убегать. Твоя мама на тебя очень сердится.
Марико, не поднимая глаз на миссис Фудзивара, рассматривала свои пальцы.
– И потом, Марико-сан, пожалуйста, никогда не говори так с посетителями. Разве ты не знаешь, что это очень невежливо? Твоя мама на тебя очень сердится.
Марико продолжала изучать свои руки. За ее спиной, в дверном проеме кухни, появилась Сатико. Помнится, при виде Сатико в то утро меня вновь поразило, что она и в самом деле старше, чем мне поначалу представлялось; из-за косынки, под которую она спрятала свои длинные волосы, дряблая кожа вокруг глаз и рта сделалась заметней.
– Вот и твоя мама, – сказала миссис Фудзивара. – Думаю, она очень на тебя сердится.
Девочка по-прежнему сидела спиной к матери. Сатико окинула ее глазами и с улыбкой обратила взгляд на меня.
– Здравствуйте, Эцуко, – приветствовала она меня с изящным поклоном. – Какой приятный сюрприз, что вы здесь.
На другом конце дворика за столик усаживались две женщины в деловых костюмах. Миссис Фудзивара сделала им знак рукой, а потом снова повернулась к Марико.
– Почему бы тебе не пойти ненадолго на кухню? – тихо сказала она ей. – Мама покажет тебе, что сделать. Это совсем просто. Я уверена, такая умная девочка, как ты, справится в два счета.
Марико и виду не подала, что слышит. Миссис Фудзивара посмотрела на Сатико, и мне показалось на миг, что они обменялись холодными взглядами. Затем миссис Фудзивара отвернулась и двинулась к посетительницам. Видимо, они были ей знакомы: идя к ним по дворику, она радушно их приветствовала.
Сатико села за край моего столика со словами:
– На кухне такая жара.
– Как вы там? – спросила я.
– Как я? Знаете, Эцуко, это и вправду забавно – работать в лапшевне. Надо признаться, я в жизни не представляла себе, что буду мыть столы в таком вот месте. И все же, – она коротко хохотнула, – это очень забавно.
– Понятно. А как Марико, втянулась?
Мы обе посмотрели на Марико: та по-прежнему была поглощена своими руками.
– О, с Марико все чудесно. Временами она, конечно, непоседлива. Но чего же другого при таких обстоятельствах можно ожидать? Жаль, Эцуко, но, увы, моя дочь, похоже, не разделяет моего чувства юмора. Ей вовсе не кажется, что здесь так уж забавно.
Сатико улыбнулась и опять поглядела на Марико. Потом встала, подошла к ней и негромко спросила:
– Это правда – то, что мне сказала миссис Фудзивара?
Девочка не ответила.
– Она говорит, что ты опять нагрубила посетителям. Это правда?
Марико все так же молчала.
– Это правда – то, что она мне сказала? Марико, отвечай, пожалуйста, когда с тобой разговаривают.
– Та женщина опять приходила, – сказала Марико. – Вчера вечером. Пока тебя не было.
Сатико пристально посмотрела на дочку, потом проговорила:
– Думаю, тебе лучше пойти в дом. Давай я тебе покажу, что нужно сделать.
– Она приходила опять вчера вечером. Сказала, что отведет меня к себе.
– Марико, ступай на кухню и подожди меня там.
– Она собирается показать мне, где она живет.
– Марико, ступай в дом.
В дальнем углу дворика миссис Фудзивара и две женщины громко чему-то смеялись. Марико упорно разглядывала свои ладони. Сатико вернулась за мой столик.
– Извините меня, Эцуко, я на минутку. Там у меня на плите что-то кипит. Вернусь мигом. – Понизив голос, она добавила: – Вряд ли можно ожидать, что в таком месте она будет вне себя от радости, правда?
Улыбнувшись, Сатико направилась к кухне. В дверях она еще раз обернулась к дочери:
– Пойдем, Марико, пойдем.
Марико не шелохнулась. Сатико пожала плечами и исчезла в глубине кухни.
Приблизительно в то же время, ранним летом, нас навестил Огата-сан – впервые после отъезда из Нагасаки в начале года. Это был отец моего мужа, и кажется несколько странным, что я всегда воспринимала его как «Огата-сан» – даже в ту пору, когда сама носила это имя. Но я так давно знала его как «Огата-сан» – задолго до встречи с Дзиро, – что так и не сумела научиться называть его «отец».
Фамильного сходства между Огатой-сан и моим мужем было не много. Вспоминая Дзиро сейчас, представляю толстого человечка со строгим выражением лица; мой муж всегда тщательно следил за своим внешним видом – и даже дома часто носил рубашку с галстуком. Вижу его в хорошо знакомой мне позе: он сидит в нашей гостиной на татами, согнувшись над завтраком или ужином. Помню, что он имел такое же обыкновение, пригнувшись, слегка подаваться вперед (примерно так поступают боксеры) и когда ходил или стоял. Его отец, по контрасту, неизменно сидел прямо, с расправленными плечами, и держался сердечно, непринужденно. В то лето здоровье Огаты-сан было лучше некуда: и телосложением, и неиссякаемой энергией он казался гораздо моложе своих лет.
Помню утро, когда он впервые упомянул Сигэо Мацуду. Он уже провел с нами несколько дней: в отведенной ему квадратной комнатке он, очевидно, чувствовал себя достаточно уютно, чтобы задержаться подольше. Утро было солнечное, и мы втроем сидели за завтраком перед уходом Дзиро на службу.
– У вас встреча выпускников, – обратился Огата-сан к Дзиро. – Сегодня, не так ли?
– Нет, завтра вечером.
– Ты увидишься с Сигэо Мацудой?
– С Сигэо? Нет, вряд ли. Он обычно на таких вечерах не бывает. Прости, что должен буду уйти от тебя, отец. Я бы охотнее отказался, но могут обидеться.
– Не расстраивайся. Эцуко-сан обо мне позаботится и без тебя. А такие встречи важны.
– Я бы отпросился с работы на несколько дней, но сейчас работы по горло. Эта инструкция поступила к нам в офис в день твоего приезда. Обуза страшная.
– Ничуть. Я вполне понимаю. Еще недавно я и сам был с головой завален работой. Не совсем же я старик.
– Да, конечно.
Мы молча продолжали завтракать, потом Огата-сан сказал:
– Так значит, встретиться с Сигэо Мацудой ты не рассчитываешь. Но все же время от времени ты с ним видишься?
– Теперь не слишком часто. С годами наши пути разошлись.
– Да, такое случается. Одноклассники разбредаются в разные стороны, и потом оказывается, что поддерживать контакт не так-то просто. Вот почему так важно иногда собираться вместе. Не стоит слишком быстро забывать старые связи. Полезно кое-когда оглянуться назад, это помогает видеть перспективу. Да, я думаю, тебе завтра непременно нужно пойти.
– Отец, возможно, останется с нами до воскресенья, – заметил мой муж. – Тогда мы, наверное, сможем куда-нибудь выбраться.
– Да-да. Отличная идея. Но если тебе будет некогда, это ни к чему.
– Нет, воскресенье я оставлю свободным. Жаль, что именно сейчас я так занят.
– Вы пригласили назавтра кого-нибудь из прежних учителей?
– Не знаю.
– Стыдно, что учителей на такие вечера не приглашают почаще. Меня время от времени приглашали. А когда я был помоложе, мы непременно приглашали наших учителей. Думаю, иначе просто нельзя. Для учителя – возможность увидеть плоды своих трудов, для учеников – выразить ему свою благодарность. Думаю, что без присутствия учителей просто не обойтись.
– Да, ты, наверное, прав.
– Люди в наши дни легко забывают, кому они обязаны своим образованием.
– Да, это очень верно.
Муж покончил с завтраком и отложил палочки. Я налила ему чаю.
– На днях со мной был забавный случай, – проговорил Огата-сан. – Сейчас вроде бы можно и посмеяться. Я был в библиотеке в Нагасаки и наткнулся вот на этот журнал – для педагогов. Раньше я о нем не слышал, в наше время он не существовал. Читая его, можно подумать, что теперь все учителя в Японии – коммунисты.
– Коммунизм в стране явно набирает силу, – сказал муж.
– В журнале напечатался Сигэо Мацуда. Представьте мое удивление, когда в его статье я увидел свое имя. Не думал, что пользуюсь сейчас таким вниманием.
– Уверена, что отца в Нагасаки до сих пор хорошо помнят, – вставила я.
– Это было нечто из ряда вон. Сигэо Мацуда писал обо мне и о докторе Эндо, о нашем уходе на пенсию. Если я правильно его понял, он намекал, что педагогика от нашего ухода выиграла. По сути, он зашел настолько далеко, что высказал мнение, будто нас следовало уволить еще в конце войны. Это просто из рук вон.
– Ты уверен, что это тот самый Сигэо Мацуда? – спросил Дзиро.
– Тот самый. Из средней школы в Курияме. Очень странно. Помню, как он часто приходил к нам в дом поиграть с тобой. Твоя мать вечно ему потакала. Я спросил библиотекаря, нельзя ли купить экземпляр; она сказала, что закажет для меня один. Я тебе покажу.
– Это походит на вероломство, – сказала я.
– Я был крайне удивлен, – повернувшись ко мне, отозвался Огата-сан. – Ведь именно я представил его директору школы в Курияме.
Дзиро допил чай и вытер губы салфеткой.
– Весьма прискорбно. Но, как я уже сказал, с Сигэо мы давно не виделись. Прости, отец, но я должен бежать, или опоздаю.
– Ну да, конечно. Удачного дня!
Дзиро шагнул вниз к выходу и начал надевать башмаки. Я обратилась к Огате-сан:
– Всякий достигнувший вашего положения, отец, должен быть готов к критике. Это естественно.
– Разумеется, – рассмеялся он. – Не бери это в голову, Эцуко. Я было и думать об этом забыл. А вспомнил только потому, что Дзиро собрался на встречу выпускников. Интересно, читал ли эту статью Эндо.
– Надеюсь, ты хорошо проведешь день, отец, – громко сказал Дзиро от двери. – Если сумею, постараюсь вернуться пораньше.
– Чепуха, не стоит волноваться. Твоя работа важнее.
Немного позже Огата-сан вышел из своей комнаты в пиджаке, с галстуком.
– Вы куда-то собрались, отец? – спросила я.
– Подумал, что неплохо бы нанести визит доктору Эндо.
– Доктору Эндо?
– Да, надо бы его навестить – взглянуть, как он там.
– Но вы же не уйдете до обеда?
– Лучше бы поторопиться. – Он посмотрел на часы. – Эндо теперь живет за городской чертой. Мне нужно будет сесть на поезд.
– Что ж, возьмите еду с собой. Я мигом ее упакую.
– Спасибо, Эцуко. Минуту-другую я подожду. По правде говоря, я и надеялся, что ты мне это предложишь.
– Вам стоило только сказать. – Я поднялась с места. – Намеки, отец, не всегда действуют.
– Но я знал, что ты догадаешься с полуслова, Эцуко. Я на тебя полагаюсь.
Я шагнула вниз на кухню, надела сандалии и ступила на кафельный пол. Скоро перегородка раздвинулась, и в проеме появился Огата-сан. Усевшись на пороге, он стал наблюдать за моими хлопотами.
– Что это ты мне готовишь?
– Ничего особенного. Вчерашние остатки. Лучшего и не заслуживаете, раз сообщили в последний момент.
– И все-таки ты ухитришься соорудить такое, что пальчики оближешь, не сомневаюсь. Что это ты делаешь с яйцом? Уж это наверняка не вчерашний остаток?
– Хочу добавить омлет. Вам повезло, отец, я сегодня добрая.
– Омлет. Ты должна меня научить, как его готовят. Это трудно?
– Трудней некуда. Где уж вам учиться на вашем этапе!
– Но я все на лету схватываю. И что, по-твоему, значит – «на вашем этапе»? Я еще не настолько стар – и могу многому научиться.
– Вы всерьез собираетесь стать поваром, отец?
– Ничего смешного в этом нет. Я давно высоко ставлю кулинарию. Это настоящее искусство, я в этом убежден – столь же благородное, как живопись или поэзия. Его недостаточно ценят просто потому, что результат исчезает слишком быстро.
– Не бросайте живопись, отец. Ваши успехи в ней куда больше.
– Живопись. – Огата-сан вздохнул. – Прежнего удовлетворения она мне не приносит. Нет, думаю, мне следует научиться готовить омлеты, как готовишь их ты, Эцуко. Ты должна мне показать до того, как я вернусь в Фукуоку.
– Вы не будете считать это таким уж искусством, когда это освоите. Женщинам, пожалуй, лучше держать такие вещи в секрете.
Огата-сан рассмеялся, словно сам над собой, и продолжал за мной наблюдать.
– Кого ты ждешь, Эцуко? – спросил он, помолчав. – Мальчика или девочку?
– Все равно. Если будет мальчик, мы назовем его в вашу честь.
– Правда? Это обещание?
– Если хорошенько подумать, не уверена. Я забыла имя отца. Сэйдзи – некрасивое имя.
– Это потому, что ты считаешь меня некрасивым, Эцуко. Помню, однажды ученики в одном классе решили, будто я похож на гиппопотама. Но внешние признаки не должны тебя отпугивать.
– Верно. Что ж, посмотрим, что думает Дзиро.
– Да.
– Но мне бы хотелось дать своему сыну ваше имя, отец.
– Я был бы счастлив. – Улыбнувшись, Огата-сан отвесил мне легкий поклон. – Но я знаю, как это раздражает, когда родственники настаивают, чтобы детей называли в их честь. Помню, мы с женой спорили о том, как назвать Дзиро. Я хотел назвать его в честь моего дядюшки, а жене не нравился сам обычай давать детям имена родственников. Конечно же, она настояла на своем. Уступчивостью Кэйко не отличалась.
– Кэйко – славное имя. Если будет девочка, то, быть может, мы назовем ее Кэйко.
– Не торопись раздавать такие обещания. Если слово не держат, старикам бывает очень горько.
– Извините, я просто раздумывала вслух.
– И еще, Эцуко: я уверен, есть и другие, в честь кого ты охотнее назвала бы своего ребенка. Те, кто тебе ближе.
– Возможно. Но если родится мальчик, мне бы хотелось дать ему ваше имя. Когда-то вы были мне словно отец.
– А теперь перестал быть?
– Нет, конечно. Но теперь все по-другому.
– Дзиро, надеюсь, для тебя хороший муж.
– О да. Счастливее меня никого нет.
– Ребенок добавит тебе счастья.
– Да. Лучшего времени нельзя было выбрать. Здесь мы уже вполне обжились, у Дзиро на работе дела идут успешно. Для такого события самый подходящий момент.
– Так значит, ты счастлива?
– Очень.
– Замечательно. Я счастлив за вас обоих.
– Вот, для вас все готово.
Я вручила Огате-сан лакированную коробочку со снедью.
– Ага, остатки вчерашнего пиршества. – Он принял ее с театральным поклоном и слегка приоткрыл крышку. – Что ж, выглядит заманчиво.
Когда я вернулась в гостиную, Огата-сан надевал у входа башмаки.
– Скажи, Эцуко, – проговорил он, занятый шнурками, – ты видела этого Сигэо Мацуду?
– Раз или два. Он навещал нас после того, как мы поженились.
– Но теперь они с Дзиро не такие близкие друзья?
– Пожалуй. Обмениваемся поздравительными открытками, вот и все.
– Хочу предложить Дзиро, пусть напишет своему другу. Сигэо должен извиниться. Иначе мне придется потребовать, чтобы Дзиро с ним порвал.
– Понимаю.
– Я собирался об этом сказать еще раньше, за завтраком. Но такой разговор лучше отложить до вечера.
– Наверное, так.
Уходя, Огата-сан еще раз поблагодарил меня за коробку с обедом.
Вышло так, что вечером Огата-сан этот вопрос так и не затронул. И он, и муж вернулись домой усталыми и провели время за чтением газет, почти без разговоров. А доктора Эндо Огата-сан упомянул лишь однажды. За ужином он сказал коротко:
– У Эндо все как будто хорошо. Впрочем, скучает по работе. Вся его жизнь была в ней.
В постели, готовясь заснуть, я сказала Дзиро:
– Надеюсь, отец доволен тем, как мы его принимаем.
– Чего еще он мог ожидать? Если ты так беспокоишься, пойди с ним куда-нибудь.
– В субботу вечером ты не работаешь?
– Как я могу себе это позволить? Я и так выбился из графика. Отец умудрился выбрать для визита ко мне самый неудачный момент. Хуже некуда.
– Но мы сможем погулять в воскресенье, разве нет?
Ответа я, кажется, так и не получила, хотя, глядя в темноту, еще долго его ждала. Дзиро часто испытывал после работы усталость и не был расположен к разговорам.
Во всяком случае, мои волнения относительно Огаты-сан были излишними: в то лето он прогостил у нас гораздо дольше обычного. Помнится, он еще оставался с нами в тот вечер, когда в нашу дверь постучала Сатико.
Сатико надела платье, которое я раньше не видела, на плечи она набросила шаль. Глаза у нее были тщательно подведены, но выбившийся из прически тонкий локон свисал на щеку.
– Простите, что беспокою вас, Эцуко, – с улыбкой начала она. – Я хотела узнать: Марико, случайно, не у вас?
– Марико? Да нет, что вы.
– Ладно, не важно. Вы ее нигде не видели?
– Боюсь, что нет. Вы ее потеряли?
– Ну, что вы так смотрите? – рассмеялась Сатико. – Просто когда я вернулась, дома ее не оказалось, вот и все. Уверена, что очень скоро ее разыщу.
Мы разговаривали у входной двери, и я почувствовала, что Дзиро и Огата-сан глядят на нас. Я представила им Сатико, и все обменялись поклонами.
– Это не шутка, – сказал Огата-сан. – Может, лучше сразу позвонить в полицию?
– Не нужно, – отозвалась Сатико. – Я уверена, что найду ее.
– Но не лучше ли на всякий случай все-таки позвонить?
– Нет, в самом деле, – в голосе Сатико послышалось легкое раздражение, – никакой необходимости нет. Я уверена, что найду ее.
– Я вам помогу искать, – вызвалась я, натягивая на себя куртку.
Муж взглянул на меня с неодобрением. Хотел было что-то сказать, но удержался. Наконец обронил:
– Уже почти стемнело.
– Право же, Эцуко, незачем поднимать такой переполох, – говорила Сатико. – Но если вы не против со мной ненадолго выйти, буду очень вам благодарна.
– Будь осторожна, Эцуко, – сказал Огата-сан. – И если не сразу найдете девочку, звоните в полицию.
Мы спустились по лестнице. Воздух был еще теплым; низкое солнце озаряло на пустыре грязные борозды.
– Вы искали вокруг жилого квартала? – спросила я.
– Еще нет.
– Давайте же посмотрим. – Я ускорила шаг. – У Марико есть какие-то друзья? Может быть, она с ними?
– Не думаю. Право же, Эцуко, – Сатико со смехом взяла меня за локоть, – вовсе незачем так волноваться. Ничего с ней не случится. Собственно, я зашла к вам сообщить новость. Знаете, Эцуко, наконец-то все устроилось. Через несколько дней мы уезжаем в Америку.
– В Америку?
Я остановилась – не то от удивления, не то оттого, что Сатико держана меня за руку.
– Да, в Америку. Вы, несомненно, слышали, что есть такое место?
Мое изумление, казалось, ее забавляло.
Я двинулась дальше. Территория вокруг квартала была вымощена бетоном, кое-где росли тощие молодые деревца, посаженные при постройке домов. Над нашими головами в большинстве окон зажгли свет.
– Вы больше ни о чем не хотите меня спросить? – поравнявшись со мной, проговорила Сатико. – Не хотите спросить, почему я уезжаю? И с кем?
– Я очень рада, если это ваше желание, – ответила я. – Но сначала давайте лучше отыщем вашу дочку.
– Эцуко, вы должны понять, что стыдиться мне нечего. Нечего ни от кого прятать. Спрашивайте, пожалуйста, о чем хотите, мне стыдиться нечего.
– Я думаю, нам следует сначала найти вашу дочку. Поговорим позже.
– Хорошо, Эцуко, – засмеялась Сатико. – Давайте сначала найдем Марико.
Мы обошли вокруг каждого дома, обыскали все площадки для игр и скоро оказались на том же месте, откуда начали поиск. У главного входа в один из домов я заметила двух женщин.
– Быть может, эти женщины нам что-то подскажут.
Сатико не шевельнулась. Она посмотрела на женщин, потом бросила:
– Сомневаюсь.
– Но они могли ее видеть. Могли видеть вашу дочку.
Сатико, не отводя взгляда от женщин, хмыкнула и пожала плечами:
– Ладно. Надо же им дать о чем-то посплетничать. Меня это не волнует.
Мы подошли к женщинам, и Сатико вежливо, спокойным тоном их расспросила. Женщины озабоченно переглядывались между собой, но сообщить нам ничего не сумели. Сатико заверила их, что оснований тревожиться нет, и мы с ними расстались.
– То-то им сегодня праздник, – усмехнулась Сатико. – Будет о чем потолковать.
– А я уверена, у них и в мыслях ничего дурного нет. Обе они искренне встревожились.
– У вас добрая душа, Эцуко, но, право же, незачем меня на этот счет убеждать. Знаете, меня сроду не заботило, о чем подобные люди думают, а сейчас мне и подавно дела нет.
Мы остановились. Я огляделась вокруг, потом посмотрела вверх, на окна.
– Где же еще она может быть?
– Знаете, Эцуко, мне стыдиться нечего. Нечего от вас скрывать. Да и от тех женщин, коли на то пошло.
– Не поискать ли нам у реки, как вы считаете?
– У реки? О, там я уже смотрела.
– А если на том берегу? Быть может, она там, за рекой.
– Вряд ли, Эцуко. Если я знаю свою дочь, то она сейчас уже дома. И наверное, радуется, что подняла такую суматоху.
– Что ж, давайте пойдем посмотрим.
Когда мы подошли к краю пустыря, солнце садилось за рекой, четко очерчивая силуэты ив вдоль берега.
– Вам незачем со мной идти, – сказала Сатико. – Так или иначе я ее найду.
– Нет, что вы. Я пойду с вами.
– Ну ладно. Пойдемте.
Мы направились к домику. Идти в сандалиях по неровной земле мне было довольно трудно.
– Как долго вы отсутствовали? – спросила я. Сатико шла немного впереди и ответила не сразу. Я решила даже, что она меня не расслышала, и повторила вопрос: – Как долго вы отсутствовали?
– О, недолго.
– Сколько? Полчаса? Дольше?
– Часа три-четыре.
– Понятно.
Мы продвигались по грязи вперед, старательно обходя лужи. Поблизости от домика я сказала:
– Думаю, на всякий случай нам стоит поискать и на другом берегу.
– В лесу? Моя дочка туда не пойдет. Давайте заглянем в дом. Незачем так расстраиваться, Эцуко. – Она снова рассмеялась, но мне показалось, что голос ее слегка дрогнул.
В домике, за отсутствием электричества, было темно. Я осталась ждать у входа, а Сатико шагнула внутрь, на татами. Окликнув дочку по имени, она раздвинула перегородку, отделявшую большую комнату от двух меньших. Я стояла, прислушиваясь к ее движениям в темноте, пока она не вернулась.
– Наверное, вы правы, – проговорила она. – Не мешает поискать на другом берегу.
На берегу в воздухе было полно насекомых. Мы шли молча к деревянному мостику ниже по течению. Дальше, на противоположном берегу, виднелся лес, о котором Сатико упомянула раньше.
На мосту Сатико, обернувшись ко мне, быстро проговорила:
– Под конец мы пошли в бар. Собирались пойти в кино, на фильм с Гэри Купером, но там была длинная очередь. В городе всюду толпились люди, много пьяных. Под конец мы пошли в бар, и там нам дали комнатку.
– Понятно.
– Вы ведь не ходите по барам, Эцуко?
– Нет, не хожу.
На дальнем берегу реки я оказалась впервые. Почва под ногами была вязкой, почти что болотистой. Наверное, причиной тому была моя фантазия, но на берегу я ощутила в себе холодок беспокойства – что-то вроде предчувствия, заставившего меня побыстрее устремиться к темневшим впереди деревьям.
Сатико меня удержала, схватив за руку. Взглянув в ту же сторону, что и она, я увидела невдалеке, почти у самого берега, на траве, что-то похожее на сверток. В полумраке этот предмет выглядел темнее земли, на которой он лежал. Я готова была к нему ринуться, но Сатико замерла на месте, пристально в него всматриваясь.
– Что это? – спросила я довольно глупо.
– Это Марико, – тихо ответила она.
Она обернулась ко мне, и в глазах у нее было странное выражение.
