Пол

Как-то в начале ноября я был в городе и проходил мимо пиццерии на Мейн-стрит, и через снегопад, толстое стекло и красную неоновую вывеску пиццы увидел Митчелла, сидящего в одиночестве,- перед ним на столе наполовину съеденная пицца (только с сыром, как Митчелл всегда заказывал, пустая). Я зашел. Он разрывал пакетики «Свит-н-лоу», высыпая содержимое и разделяя порошок на тонкие длинные дорожки, напоминавшие кокаин. Я решил, что он один.

– Заблудился, что ли? – спросил он и закурил.

– Угостишь? – спросил я.

Он дал мне сигарету, но не прикурил.

– Как прошла вчерашняя вечеринка? – спросил он.

Я стоял. Как прошла вечеринка? Дом, набитый пьяными, потными, похотливыми телами, которые танцуют под старые хиты, бесцельно слоняются и вслепую трахают друг друга? Кому какое дело? Ханна поручила мне присмотреть за ее семнадцатилетним братом, который приехал навестить ее из Бенсонхерста и подумать, хочет ли он поступать в Кэмден. Мне нравился этот паренек, но он был настолько нормален (его интересовали одни уродины, и я сказал ему, что у них у всех герпес), что какие бы там ни были у меня грязные мыслишки в башке – повытряхивал их все оттуда. Он говорил про свою баскетбольную команду, жевал табак и понятия не имел, что его сестра – Королева Лесбиянок Маккаллоу. Мы вернулись ко мне в комнату на заключительное пиво. Я отправился в туалет вымыть лицо, а когда вернулся, он уже снял футболку, вылил остатки «Абсолюта», бутылку использовал под плевательницу и спросил, нет ли у меня пластинок Twisted Sister. Стоит ли говорить, что у него было роскошное тело, и по пьяни он спровоцировал довольно сумасшедшую еблю. Промеж стонов: «Выеби меня, выеби меня» – он нашептывал: «Сестре не говори, сестре не говори». Я обязался по обоим пунктам. Как прошла вечеринка? О’кей.

Митчелл достал карточку «Американ экспресс», шлепнул ее на стол рядом с двумя дорожками «Свит-н-лоу» и посмотрел на меня с такой яростью, что я почувствовал себя пустым звуком, бессмысленным пуком в его жизни. Он говорит мне, что адвокат, с которым он встречался прошлым летом в Нью-Йорке (до меня, до нас),- хрен моржовый, любивший всем прикуривать сигареты и непрестанно подмигивавший,- только что вернулся из Никарагуа и сказал ему, что это «динамит», так что, вероятно, Митчелл отправится туда на Рождество. Он сказал это, чтобы позлить меня, но я не подал виду. Он знал, что разговора у нас после такого не выйдет.

Я не дернулся, даже когда Катрина, блондинка с первого курса, которая рассказала всем, что у меня не встал, проскользнув в кабинку, села рядом с ним.

– Вы знакомы? – спросил Митчелл.

– Нет,- произнесла она с улыбкой и назвалась.