БИЛЛИ БИРРЕЛЛ Ч.2
И тут случилось нечто. Здоровый пёс, ещё больше прежнего, выбежал, перепрыгнул рычащую собаку и набросился прямо на Дойла. Тот Выставил защищённую руку, и собака вцепилась в неё зубами. Я рванул на другого пса, тот отскочил, поджал хвост, прижался к земле и зарычал, раздувая ноздри. Дойл продолжал бороться с большой собакой, но к ним уже подошёл Джентльмен, встал позади и повалился на неё всем телом. Пёс взвизгнул и медленно распластался по земле под его тушей.
Терри подошёл ко мне, мы взяли того, другого пса на себя.
– Чё с этим-то делать? – говорит.
– Ничего, он уже обосрался, – говорю.
Я делаю шаг, и пёс пятится.
Джентльмен всё ещё прижимает пса к земле, обхватив его морду обеими руками, а Дойл уже высвободил свою руку.
У Брайана бейсбольная бита, у меня и Терри тоже: и все мы уставились на нашего пса.
– Смотри за его пастью, – говорит Брайан. – У них только челюсти да зубы, толкнуть или ударить они не могут, могут только укусить. Давай, сучонок…
Полмонт вернулся и передал кусачки Дойлу. Джент лежит на собаке, сжимает ей челюсти своими ручищами и тянет голову назад, упершись в неё грудью. Дойл зажимает в кусачках переднюю лапу, следуют страшный щелчок и приглушённый визг. Когда он оттяпал вторую лапу, неслыханный вой отозвался как эхо. Тут Джентльмен отпустил собаку, она попыталась встать, но взвизгнула и принялась подпрыгивать, будто танцуя на углях, поскуливая, прихрамывая, заваливаясь. Однако пёс всё ещё порыкивает и, отталкиваясь задними лапами, пытается добраться до Дойла.
– Борзый, сука, – сказал Дойл и заехал ему со всей дури сапогом по морде. После чего он пару раз прыгнул псу на грудину, и тут уже рык сменился жалобным воем и стало понятно, что пёс сломался.
Джентльмен быстро заматывает песью морду широким коричневым скотчем, какой используют при переезде, чтобы паковать вещи и всё такое, и то же самое проделывает с задними ногами.
Дойл подбежал к нам и второй собаке, бросил в неё свою куртку, и сучий пёс схватил её зубами. Пока он не отпустил её, мы всё рванули и давай пинать его, сбили с ног, и я прижал ботинком его голову к мягкой траве. Терри дрожит как осиновый лист и держит пса с Брайаном, в то время как Полмонт фигачит ему в бок, отчего пёс изгибается и чуть не вырывается из моего зажима.
– Не пинай, держи его! – прикрикнул я на урода и он пригнулся и прижал пса.
Полмонт встаёт и пинает второго пса в живот. Тот извыл, и из его ноздри выдулся большой пузырь.
– Сука заслуживает смерти, – сказал он.
Подошёл Джентльмен, перевернул пса на спину и накрепко связал ему пасть, передние и задние лапы.
– Мы ещё с вами не закончили, – улыбнулся Дозо, и мы ушли в темноту, оставив беспомощных псов валяться в грязи.
Чем дальше от забора, тем больше трава под ногами пропитана грязевой жижей.
– С-с-сука. – Влага стала просачиваться в мои кеды.
– Тс-с-с, – прошептал Терри. – мы почти пришли.
Темень, хоть глаз выколи. Увидев свет в окне сторожки у подножия холма, я почувствовал облегчение. Ближе к берегу спуск становится круче и вёл к парковке на прибрежном шоссе. Вдруг кто-то закричал. Я весь напрягся, но зря – это всего лишь Полмонт сверзился. Джентльмен молча одним рывком поставил урода на ноги.
Мы ещё немного прохлюпали по грязи, и когда добрались до бетонной погрузочной площадки, ноги уже промокли насквозь. И всё равно мне прикольно, мы как в фильме про Бонда или про коммандос, атакующих штаб противника.
Мы подходим к сторожке, а Пендер не пускает Дойла.
– Открой, сука, дверь, старый мудила! – кричит он в окно.
– Не могу, если я вас пущу, они поймут, что я с вами заодно, – заныл Пендер.
Джентльмен отошёл, разбежался и в два удара вышиб дверь.
– Точно, лучше, будто мы сами сюда ворвались.
– Здесь вам делать нечего, – занудил Пендер, пересравшись. – То, за чем вы пришли, – на улице!
Однако Джентльмен уже зашёл и осматривается, как Лёрч из «Семейки Аддамс». Полмонт сбросил со стола кипу бумаг и пытается вырвать телефон из розетки, как в кино, только вот он дёргает раз, два, а провод не поддаётся. Джентльмен покачал головой, вырвал провод у него из рук и выдернул с корнем.
Терри принялся за шкафы. Тут старина Пендер залупился.
– Терри, не надо, оставь мои книги в покое!
– Нам придётся тебя связать, вот что, – сказал Дойл, – чтоб уж никаких подозрений.
Старикашка понял, что тот не шутит, и у него, чуть припадок от страха не сделался.
– Нет, мне нельзя… у меня больное сердце, – заныл он, а Полмонт, гондон, оскалился.
Я решил вступиться за старика, его уже запугали до смерти.
– Да оставь ты его, – говорю.
Дойл медленно на меня обернулся, за ним Джент. Даже Терри прервал свой обыск и, положив мне руку на плечо, сказал:
– Да никто старика Джима не тронет, мы это делает, чтоб его потом не дёргали. Если мы его так оставим, будет понятно, что он с нами заодно, – сказал и повернулся к Пендеру. – Мы свяжем тебя после того, как всё сделаем, а охранники найдут тебя, когда придут забирать собак.
– Но дверь-то сломана… собаки могут наброситься на меня…
Мы дружно рассмеялись.
– Не, собаки сюда не доберутся.
Терри снова посмотрел на Пендера.
– Так значит, налика здесь нету, а Джим?
– Нет, здесь нет. Это ж просто складской офис, да здесь уже никто и не работает…
Терри и Дойл вроде как смирились с этим. Терри засёк мои кеды и грязные следы, идущие через парковку и по всему офису.
– Что я говорил тебе о подходящей обуви, Биррелл, обуви, которая нужна для работы? Ты же не станешь играть в футбол в тапочках, верно? – начал он своим менторским тоном, какой они с Карлом так любят.
Дойл стал ржать, и этот мудак Полмонт туда же. У все чуваков на ногах ботинки, и только у меня – кеды, и я стою как осёл. Сука, беспредел. Помню, мне очень не понравилось, что Терри так оборзел, всё, чтобы перед Дойлом выебнуться. Продолжил бы в том же духе, получил бы по ебалу.
Но мы таки пробрались. Справились, и это главное.
Джентльмен и Брайан принялись за большие мотки, и нам удалось затащить их в «форд-транзит». Мы откусили несколько кругов от третьего мотка и тоже погрузили. Потом Джент взялся за цепь на воротах. Кусачки все в собачьей крови. Ворота открылись, но перед тем, как линять, мы завели старину Джима в сторожку.
Старый хрен, бедняга, в шоке. Мы привязываем его скотчем к стулу. По его виду понятно, что не было такого уговора, когда он сидел в «Улье» и Дойл с Терри проставляли его пивком. Нарвался, бедняга, на беспредел. Он всё бредит, рассказывает о всех, кто здесь до него работал, сколько их было, откуда они родом и всё в том же духе.
– Ну что ж, Пендер, – говорит Дойл, – все эти люди уже слились, как и медная проволока! Верно, парни?
Мы все кивнули, а Терри и Полмонт чуть животы не надорвали от смеха.
Полмонт взял бейсбольную биту и стал вертеть её, как мастер кунфу, медленно продвигаясь к старине Джиму:
– Сделаем, чтоб всё было реалистично, Пендер, будто ты бросился на врага, как грёбанный герой…
Я схватил мудилу за руку, и Джентльмен тоже дёрнулся, надо отдать ему должное.
– А хочешь, тебя этой битой по репе? – говорю.
– Да я же пошутил, – говорит.
Пиздит, сука. Довольно было тени одобрения с нашей стороны, и голова Пендера раскололась бы, как орех. Дозо посмотрел на меня, как будто собираясь что-то сказать, потом на Полмонта, типа не суйся, куда не просят. Видно было, что этот мудак поставил его в неловкое положение.
– Джим, – сказал он Пендеру, – когда придут охранники, если они спросят, где собаки, просто скажи, что они сбежали.
– Но… но… как они могли сбежать?
– Да через дырку, которую мы проделали в грёбанном заборе, чучело, – объяснил Дойл.
– Но они-то там лежат связанные, – сказал Брайан, указывая на верхнюю дорогу.
– Ну да, лежат пока, – подмигнул Дойл.
Когда мы пошли обратно, я понял, на что он намекал. Терри, Брайан и Полмонт поехали прямо через ворота, по прибрежному шоссе, гружённые проволокой. Это был самый рискованный путь, однако мне, Джентльмену и Дойлу тоже не в кайф: мы пошли обратно через темень и грязищу. Собаки были на месте, всё пытались вырваться, у той злобной культи сильно кровоточили. Через скотч пробивалось их стихающее повизгивание.
– Ну что, мальчик. Что за суматоха, – заворковал он и, имитируя детский лепет, повторил: – Што жа щуматоха.
Потом подошёл Джентльмен, и они за руки-за ноги протащили пса через дыру в заборе. Джент припарковал белый «форд» и, чтобы открыть заднюю дверь, отпустил свой конец собаки. Потом они закинули собаку в багажник, и, ударившись об пол, она завыла от боли.
Я подождал, пока они сходят за вторым псом, которого Джент держал за ошейник, чтобы не тягать за обрезанные передние лапы, а Дойл за задние. Он отправился туда же, куда и первый.
Мне это всё не нравилось. Что меня взбесило, так это то, что никто мне не сказал, что за хуйня тут происходит с этими собаками.
– Чё за хуйня? – спрашиваю. – Это ж беспредел. Что вы задумали?
– Заложники, старик, – подмигнул Дойл и засмеялся вслед за Джентом, который аж пополам согнулся. Смеющийся Джентльмен – зрелище не для слабонервных, настоящий маньяк-убийца с бензопилой. Дойла понесло: – Эти суки слишком много знают. Они могут нас всех сдать. Копам достаточно будет вписать в дело какого-нибудь доктора Дулитла, и всё – нам хана. Да ладно, Биррелл, садись спереди с Марти, а я составлю компанию своим ребятам сзади.
Я сел, а Джентльмен мне и говорит:
– Мне восточноевропейские овчарки никогда не нравились. Этой собаке нельзя доверять. Если б я хотел завести собаку, взял бы пограничную колли.
Я молчу, а Дойл всё не унимается.
– Это не восточноевропейские, а немецкие овчарки, так? – промурлыкал он и загоготал. – Грёбаные ссыкуны, ротвейлер или питбуль так просто не дался бы.
У него был спид, и он решил поделиться. Я лизнул совсем немножко, и то чтобы школу не проспать, а большая часть содержимого фольги осталась на большущих влажных пальцах Джентльмена. Мы катились довольные такие по Галлейн-роуд, и только Дойл портил картину своими нездоровыми шуточками по поводу собак. Он конечн, псих. По мне, так у него точно не все дома.
– А знает, в африканских племенах, бля нах, – говорил он, и челюсти у него ходили ходуном, а глаза вылезали из орбит, – считается, что если ты кого-то убил, его сила переходит к тебе. Такой охотничий приблуд. Значит, нам достанется сила этих собак! Как мы их мощно захуячили!
Джентльмен молчал смотрел на дорогу, он вёл. У меня в голове всё крутилась эта тема, «Полицейские и воры». От Джента Дойл реакции и не ждал, поэтому обращался исключительно ко мне, что мне совсем не нравилось.
– Ты чёткий парень, Биррелл, лишнего не скажешь, прям как Марти. Языком ты не мелешь, но припечатать можешь как надо. И на пиздеже тебя тоже никто не ловил. Совсем другое дело Лоусон. Я знаю – вы друзья, он мне и самому нравится, но, пойми меня правильно, он – пиздун-самоучка. А как зовут вашего мелкого друга, того, что распорол руку какому-то чуваку в школе?
– Голли, – говорю. И не то чтоб распорол. Просто малыш показал одному обуревшему, что к чему. Все так преувеличивают.
– Ну да, Голли. Он вроде пиздёныш хороший. Борзый такой. Я как-то раз видел его на футболе. Через пару недель «Хибз» играют с «Рейнджерами» на Истор-роуд. Надо всем собраться и сходить всей тусой с района, ну и кто поборзее – с нами. Я знаю пацанов из Лейта. Круто было бы собрать несколько чётких чуваков и помахаться с парнями из Глазго.
– Я впишусь, – говорю, потому что это, конечно же, будет круто. Нужно же как-то развлекаться, иначе жить становится скучновато.
Джентльмен молча ведёт машину и передаёт мне жвачку.
Дозо принялся рассказывать анекдоты.
– А что говорят в Глазго, если видят, как два упоротых чувака дерутся на ножах? – спрашивает он и подмигивает Дженту: – Не говорит, Марти.
– Не знаю, – говорю
– За душу берут. ¬ Дойл громко рассмеялся и, подняв голову одной из собак, посмотрел ей в глаза, – За душу берут! Неплохо, а? Просто о-ху-ииительно…
Когда мы приехали в Галлэйн и встретились с остальными, я даже почувствовал облегчение. Они разгружали медную проволоку, и Терри с Полмонтом как раз катили один моток к пляжу.
Они аж присели, когда мы выпихнули собак и протащили их, визжащих, через всю парковку. Одна из них – думаю, та, с пораненными ногами – засрала и зассала весь вэн. Дойл был в бешенстве.
– Ты умрёшь, грязная скотина, – проскрежетал он, нависнув над ней. Тут он внезапно переменился, превратившись в Барбару Вудхаус, и заголосил: – Неряяяха!
Как только мы уложили мотки, Дойл смочил их керосином и поджёг. Сначала занялась деревянная катушка, а потом пластик стал плавиться, и вдруг вспыхнуло и засверкало высокое пламя, и медь стала проступать. Ядовитые испарения наполнили воздух, мы отошли и встали по ветру все, кроме Полмонта, которому как будто было пофиг. Пламя стало зеленоватым – потрясающее зрелище, хоть всю ночь смотри. Это как в школе, когда нам показывали горелку Бунзена и говорили, что синяя составляющая пламени – холодная. Казалось, войдёшь в этот зелёный огонь – и окажешься в сказке. Я старался не думать об усталости, которая проступала даже через спид и возбуждение, о школе поутру и о том, что скажет матушка, когда я вернусь, крадучись домой.
Потом Дойл пошёл к машине, принёс длинную верёвку, на каких развешивают бельё, сделал петрю на ошейнике первой собаки, потом второй и перекинул другой конец через крепкую ветку на дереве. Он потянул, тушки приподнялись, Полмонт и Джентльмен принялись ему помогать. Псы забились, лишённые воздуха, а Полмонт схватил биту и ёбнул одного со всей силы. Терри хоть и покачивал головой, лицо его растянулось в широкой улыбке. Дойл схватил канистру керосина. Мне было противно, но в то же время интересно, мне довольно часто приходила в голову мысль, каково это смотреть, как сжигают живое существо. Когда он плеснул на собак керосина, обе дёрнулись. Он схватил одну за пасть и грубо резанул свои «стэнли» по скотчу. Брызнула кровь – прорезав плёнку, нож добрался до десны.
– Послушаем, как эти суки горло дерут, – заржал он, приступая ко второй.
Собаки, задыхаясь, дёргались и выли. Брайан, до тех пор молчавший, вышел и сказал:
– Всё, хватит, наигрались.
Дозо направился к своему кузену, подняв руки вверх, будто сдаётся. Подойдя, он вдарил лбом ему по носу. Послышался треск, кровь потекла струёй. Удар чёткий, отточенный. Брайан закрыл лицо руками. Через пальцы виднелись только его глаза, в которых читался страх и шок. Понятно было, что о сдаче не может быть и речи.
– Тебе достаточно, Брай? Хватило? – Он вышагивал вокруг братца по парковке, потом снова направился к нему.
Терри отвернулся и стал смотреть в морскую даль, как будто не желая быть свидетелем. Я взглянул на Джентльмена.
– Всё в порядке? – сказал тот преспокойненько.
– Да не, всё путём, – отвечаю.
– Ты-то ничего против не имеешь, Биррелл, – улыбнулся Дойл, посматривая на собак.
Одна уже даже не бьётся. Глаза открыты, она всё ещё дышит, просто повиснув на ошейнике. Связанная, облитая керосином, она как будто слишком слаба, чтобы продолжать бороться. Вторая, с раненными лапами, всё ещё брыкается. Одна нога повисла, вся искорёженная. Теперь уже смерть для них – наилучший исход. Таких уже никто не возьмёт, всё равно усыпят или отправят на живодёрню.
Я просто пожал плечами. Никто не может оставить Дойла. Он уже всё решил. А кто попытается ему помешать, рискует последовать за собачками.
– Терри? – не унимается Дозо.
– Если ты не продолжишь, я обращусь в Международный суд в Гааге, – сказал тот, улыбаясь и приглаживая мелким бесом вьющиеся волосы.
Это, однако, полный беспредел. Просто пиздец какой-то. Брайан сидит на песке, всё ещё держась за свой нос. Дойл обернулся к нему и тычет в него пальцем.
– Не забывайте, что вы здесь с нами. Потому что мы эту тему разрулили! Не забывайте. И не надо говорить нам, что делать, а что нет. И не думайте, что можете просто завиться и командовать тут!
Дойл поджёг собаку. Потом другую. Пока их охватывало пламя, они кричали и дёргались. Долго смотреть я не смог, отвернулся против ветра и стал смотреть на пустынный пляж. Тут что-то шлёпнулось. Должно быть, верёвка пропиталась керосином, зажглась и лопнула. Одна собака упала, попыталась подняться и отползти по песку к морю. Это была та, борзая, с перебитыми ногами, так что далеко она не ушла.
Другая издала тихий вопль и престала биться, и когда верёвка лопнула, она упала и лежала уже неподвижно.
– Какой пикник обойдётся без грёбаных хот-догов, – сострил Терри, но вид у него был далеко не довольный.
И тут он, Полмонт и Дойл заржали как сумасшедшие, истерическим таким смехом. Я и Джентльмен молчали, молчал и Брайан.
Потом по дороге домой мы с Терри договорились никому не говорить о том, что произошло этой ночью. В школу я так и не пошёл. Когда мама спросила, где я был, я просто ответил, что ходил к Терри. Она закатила глаза. Я заставил Рэба подтвержить, что я вернулся раньше, чем на самом деле. Он вообще нормальный пацан, наш Рэб.
Какое-то время собаки не выходили у меня из головы. Стыдно. Псы – безжалостные убийцы, это да. Их так натаскивают. Но вытворять такое с собакой – это свинство. Убить тварь – да, это по-честному. Но то, что устроил Дойл, показывает, что у него не всё в порядке с головой. Да, Дойл, конечно, ух. Я решил держаться от него подальше и уже жалел, что мы договорились идти вместе на футбол. На самом деле этот урод мне никогда не нравился. Не говоря уже об этом ссыкуне и подлипале Полмонте. О Джентльмене я мало чего знаю. Лично мне он ничего такого не сделал, но на пару с Дойлом они, сука, крутые, как козий кал.
Я чё-то размечтался, бля, а автобус мой пришёл Я не собираюсь воевать с таким беспредельщиком, как Дойл, из-за нескольких фунтов за медную проволоку, но всё равно ему будет сказано.
Сажусь в автобус и забираюсь наверх. Денёк складывается неплохой. Когда мы проезжаем по Принцесс-стрит, со второго этажа открывается отличный вид на замок. Пробки, правда, пиздец. Тут понимаешь, почему люди из Глазго так недовольны Эдинбургом, ведь у них нет ни такого замка, ни садов, ни магазинов, ничего такого. В Эдинбурге, говорят, трущобы, и это правда, только вот Глазго – это сплошные трущобы, в этом-то и разница. Они как кочевники. Беспредельщики вроде Дойла здесь выделяются как паршивые овцы, в Глазго они затерялись бы в толпе себе подобных.
Ронни Алисон из боксёрского клуба сел в автобус. Я отвернулся, но он меня заметил, подошёл и сел рядом. Он сразу засёк шарф «Хибз», свисающий из моего кармана.
– Так-так.
– Ронни
Он кивает на шарф.
– Чем торчать на трибунах, ты бы лучше в боксёрском клубе позанимался. Я как раз туда сейчас еду.
– Ну да, ты так говоришь, потому что сам – «джем-тарт», – отшучиваюсь я.
Ронни качает головой.
– Нет. Послушай, Билли, ты играешь в футбол, и тебе нравится его смотреть, и всё такое. Но твоё настоящее призвание – это бокс. Заруби себе на носу.
Может быть.
– Да у тебя боксёрский талант, сынок. Не закапывай его.
Я хочу играть в футбол. За «Хибз». Чтобы выйти в форме на Истер-роуд. Алану Макки это и не снилось. Его просто не заметят. Слишком цветастый, пиздобол.
– Мне выходить, Ронни, – говорю я и встаю, заставив его подняться, чтобы пропустить меня.
Он смотрит на меня, как то актёр из «Перекрёстка», там, где ты думаешь, что фильм уже кончился, а они ещё выдают шуточку.
– Запомни, что я тебе говорю.
– Увидимся, Ронни, – поворачиваясь и скатываясь по лестнице к выходу.
Это, конечно, не моя остановка, и лучше б мне проехать до следующей, но хочется побыть одному. С таким движением по Принцесс-стрит я с тем же успехом дойду до Уимпи пешком.
