18.21

Снимай с неё штаны! Снимай с неё ботинки!

В такси Рэб слышал, как Терри что-то бормотал про Энди Гэллоуэя, друга его брата. Рэб его отлично знал, хороший был парень. Его самоубийство всем омрачило существование, особенно Терри, Билли и, наверное, Карлу Юарту. С Карлом, правда, вроде всё путём, во всяком случае было раньше, а о друзьях своих он, может, и не вспоминал никогда.

Странные у Голли были похороны. Там были люди, про которых и не подумаешь, что они знали Голли. Гарет, например. Они с Голли вместе работали на озеленении. Рэб помнил слово Гарета:

– Все мы похожи на болотистые такие пруды, мутные воды стоят слоями до дна, а самые глубины приводят в движение никому не понятные подземные течения.

Этим, решил Рэб, он хотел сказать, что в душу не залезешь и до конца никого узнать невозможно.

В гостинице Катрин сразу шлёпнулась на кровать и мгновенно отправилась к Морфею.

– Так, Рэб, помоги-ка мне её уложить, – сказал Терри, – сними с неё ботинки.

Рэб устало подчинился и ловко стянул одну туфлю, Терри грубо скинул другую, отчего Катрин поморщилась, не открывая глаз.

– Помоги штаны с неё стянуть…

Рэб почувствовал, как в груди у него отчего-то забурлило.

– Оставь её в покое, не надо снимать с неё брюки, просто накинь покрывало.

– Я ж не насиловать её собираюсь, это чтоб ей удобней было. Я-то и без этого найду кому присунуть, – хмыкнул Терри.

Рэб остановился как вкопанный и посмотрел ему прямо в глаза.

– Что ты, ёб твою, хочешь этим сказать?

Терри покачал головой и улыбнулся в ответ.

– Да эта твоя малышка, Шарлин. Что за игры, Рэб? Я чего-то не пойму. Может, ты расскажешь.

– Не суй свой нос, ёб твою…

– Да когда суну, будет уже поздно.

Рэб сделал шаг вперёд и толкнул Терри в грудь, тот упал на неживую Катрин, певица застонала под его весом. Терри вскочил на ноги. Он был в ярости. Один Биррелл сегодня его уже ёбнул, и этот сучий номер два получит за обоих. Рэб оценил предзнаменования и быстро ретировался, Терри пустился за ним. Рэб выскочил из номера и помчался не вниз, а вверх по лестнице. Катрин нетрезвым голосом вопила им вслед:

– Ребята, что вы делаете? Что вы затеяли?

Терри хотел втоптать гондона Биррелла в землю. Давно уже пора было это сделать. Когда он рванул вслед за Рэбом, в его воспалённом сознании братья Бирреллы были уже неразделимы. Когда добыча заходила на поворот, Терри потянулся, чтоб схватить его за ногу, но потерял равновесие, лишился опоры и опрокинулся через перила в лестничный пролёт. Чтоб не сверзиться вниз, Терри бешено схватился за балясины с обеих сторон. К счастью для него, пролёт был очень узкий, его пивное брюхо застряло в нём.

ВОТ ОН ПИЗДЕЦ

ВОТ КАК ОНО ВСЁ КОНЧАЕТСЯ

Терри подвис вниз головой между двумя пролётами, сердце его бешено колотилось, а пятнадцатью метрами ниже блестел полированный паркет гостиничного холла.

ВОТ ОНО

ВОТ ТАК ВСЁ КОНЧАЕТСЯ

Тут перед взором Терри вспыхнуло изображение, будто на полу мелом обвели тело поменьше, показывая ему, где падать, где лучше всего принять смерть. Это был силуэт Голли.

ВОТ МЫ И ВСТРЕТИМСЯ

ДАВНО ПОРА, ТОГДА ЕЩЁ

Рэб осторожно спустился и оценил плачевность состояния Джуса Терри: друг его висел вниз головой, зажатый между деревянными перилами:

– Рэб… – прохрипел Терри, – помоги!

Рэб холодно посмотрел на Терри и испытал исключительно злобу, которая хлынула на него через лупу более чем десятилетие наслаивавшихся мелких унижений, и лупой этой была плотная кудрявая рожа Терри. И Шарлин… девочка достойна лучшего, нуждается в понимании, а ей придётся всю жизнь выслушивать, как будут ухмыляться в усы и высмеивать её проблемы подобные Терри упёртые упыри, которые оценивают женщину исключительно по тому, насколько быстро она раздвигает ляжки. Помочь ему? Спасти грёбаного Лоусона?

– Ах помочь тебе? Ща я тебе помогу, ёб твою. Вот тебе рука помощи, – Рэб протянул руку.

Из своего весьма авантажного положения вниз головой Терри ошеломлённо смотрел на приближающуюся к нему руку. Но он-то держится обеими руками и не может отпустить. Как он схватился? Как ему… Терри готов был уже объяснить свои затруднения, когда, к своему ужасу, заметил, что рука сжимается в кулак и с внушительной скоростью движется через перила прямо в его обрамлённое лицо.

– ВОТ ТЕБЕ РУКА ПОМОЩИ, СУКА! ХОЧЕШЬ ЕЩЁ? – заорал Рэб.

– БЛЯ… СУУУКАААА…

– Что значит Биррелл? Биррелл значит бизнес. Помнишь, да? Вот тебе, сука, бизнес, ёб твою! – Рэб снова двинул кулаком по пьяной Терриной роже.

У Терри пошла кровь носом, в голове помутнело. Его вытошнило, блевонтин пролетел вниз и расплескался по холлу.

– Рэб… харэ… это ж я… я соскальзываю, Рэб… ща упаду… – кряхтел Терри, отчаянно давя на жалость.

– БОЖЕ МОЙ, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С ТЕРРИ? ЧТО ТЫ С НИМ ДЕЛАЕШЬ? – завопила стоящая этажом выше Катрин.

Сигнал тревоги от Катрин и беспомощные мольбы Терри привели Рэба в чувство. В панике он обхватил Терри за бёдра и стал тянуть. Катрин, подбежав, взялась за ноги, и чтоб подстраховать, и чтоб самой удержаться. Терри упёрся руками в лестницу и тоже стал отталкиваться, старательно пробивая себе путь к свободе. Раскорячившись для безопасности, как лягушка, он выпрямился и оказался наконец по нужную сторону перил. Терри не мог отдышаться.

Он поблагодарил себя за годы злоупотребления пивом и жареной пищей. Без них он бы точно свалился и разбился бы насмерть. Будь он поменьше, будь его тело вместо праздной лени и злоупотребления отточено физическими упражнениями и диетами, сейчас он был бы уже мёртвенький, решил Терри. Будь он поменьше.

Рэб Биррелл отошёл, испытывая одновременно стыд и облегчение при виде мокрого от пота друга, чьё окровавленное лицо уже начинало распухать.

– Ты в порядке, Тез?

Терри схватил Рэба за волосы и пролиж еблом об колено.

– Да просто заябись! Сейчас, бля, посмотрим, какой тут у нас бизнес, на хуй! – Терри ещё раз сильно пнул Биррелла поленом в лицо. Раздался овощной звук разбитой губы, и кровь быстро закапала на толстый лестничный ковёр.

Катрин заскочила на Терри со спины и вцепилась ему в волосы:

– Прекратите! Хватит вам, чёрт подери! Отпусти его!

Терри попытался скосить к ней глаза, рассчитывая, что, увидел его взгляд, Катрин поймёт, что ситуация находится под его полным контролем, но зрительного контакта не вышло. Тут он увидел, что снизу к ним бегом поднимаются двое в униформах, и отпустил Рэба, под глазом у которого уже набухал кровоподтёк там, куда пришлось колено Терри. Рэб пытался остановить поток крови, льющий изо рта. Он поднял голову и увидел Террину харю. Только он собрался вдарить, как его схватили и свернули в бараний рог два швейцара, прибывшие для выяснения обстоятельств. Одного из них Терри узнал: это был чувак из Нидри, нормальный мужик.

Бабертон-Мейнз

Он стоял в телефонном автомате на почти пустой станции Хеймаркет уже, казалось, несколько часов. Разница во времени и наркотический отходняк разрушили его практически до основания. Нос был заложен беспробудно, приходилось дышать ртом, и всякий раз, когда он вдыхал, воздух битым стеклом резал его сухое, воспалённое горло.

На стоянке – никого. Свободных такси не видно. Фестиваль, понимаешь.

Для таскомоторных парков он, получается, клоун, клакер голимый. Отчаявшиьс, Карл Юарт принялся за разрушающий душу упаднеческий ритуал перекидывания вещей из кучи в кучу, чтоб в итоге добраться до места. Краем глаза он заметил, как сильная загорелая рука схватила одну из его сумок. Ворюга, ёптыть, вас-то нам и не хватало!

– Чё-то вы сдали, мистер Юарт, – сказал вор.

Это был Билли Биррелл. Карлу необходимы были несколько часов на восстановление, прежде чем окунуться в ужас, встретиться с обезумевшей от горя матерью и больным отцом. Но такси не было. Слава богу, Билли объявился.

– Я в полном ахуе, Билли, перелёт, смена часового пояса. Мне сказали, когда я играл на рейве…

– Не разоряйся, – сказал Билли, и Карл вспомнил, что его друго хорошо переносит молчание.

– Хорошее авто, – заметил Карл, проскальзывая на удобные кресла Биллиного «BMW».

– Нормально, раньше у меня «ягуар» был.

На другой стороне улицы, возле «Клинтон-отеля», вспыхнула какая-то заваруха.

– Алкаши, – сказал Билли, сконцентрировался на дороге.

Они были вполне различимы.

Это был…

Да ни хуя, с чего бы

Это был брат Билли Биррелла, Рэб, и за ним приглядывал полицейский. Карл и Билли проехали в машине, находясь метрах в пяти от происходящего.

Брат Билли был в странном жёлто-зелёной забрызганной кровью футболке. Карлу хотелось крикнуть «Рэб», но он был такой убитый. Кроме того, ему нужно поскорее домой. Он обернулся и увидел женщину, которая ему кого-то смутно напоминала… но ещё он увидел мелкие кудряшки и потную харю, которая выкрикивала, как обычно, всякий бред. Это Терри. Жирная тварь Джус Терри! Женщина что-то громко говорила, похоже, защищала Рэба и Терри. Даже самодовольный чинуша-полицейский, и тот слушал её с некоторым почтением.

Но тут «BMW» ускорилась, чтоб проскочить на жёлтый, проехала по петле Хеймаркета и выехала обратно на Далри-роуд.

Карл поудобнее устроился на переднем сиденье и подумал, что не сказать своему старому другу, что его брат попал в заваруху, это, конечно, неправильно, но он просто не мог тратить на это время. Домой, переодеться, в больницу.

Он вспомнил, что под конец Терри ещё хрипло прокричал ЮАРТ. Нет. Сначала Бабертон. Потом Королевский госпиталь.

Бабертон.

Этот дом не стал ему своим, это был дом его матери. Ему он никогда не нравился, он и жил-то там всего год, пока не стал сам снимать.

Терри.

Как здорово, что он до сих пор не утратил пылкости чувств, позволяющей ему быть полнейшим засранцем и упырём.

Тупой, сука, пиздец.

Билли.

Вот он, рядом, везёт его в больницу. А Терри – на улице, разбирается с копами. Затёртая мыслишка, мол, сколько б что ни менялось, всё остаётс по-прежнему, просочилась сквозь уставшую голову Карла.

Терри. Когда он последний раз его видел? После похорон. Когда Билли в последний раз бился на ринге. Карл пришёл с Топси и Кенни Мьюирхедом. Терри был с Алеком Почтой и другими пацанами.

Бился на ринге… да не бился он совсем, думал Карл, смотря на профиль своего друга. Шрам от дойловской бритвы с годами стал почти не виден. Вспоминая тот вечер в лейтовском «Таун-Холле», Карл всегда думал, что дело было не только в щитовидке. Билли казался затравленным, будто без сомнения, какие когда-либо беспокоили его, в один миг заполонили его сознание, полностью парализовав тело.

Помнится, Терри ещё усмехался и скалил зубы на выходе, а потом отправился спокойненько по Ферри-роуд. Потом была драчка, пацаны напали на болельщиков Моргана, которых приехал целый автобус. Какого-то парня из Уэльса жестоко порезали розочкой.

Ещё он слышал, как Терри, жирная тварь, удаляясь от «Таун-Холла», крикнул Рэбу, брату Билли: «Так оно всё и происходит, Биррелл». Тогда он понял, что больше с этим гондоном встречаться не желает.

Билли остался ждать внизу с Сандрой, своей матерью, пока Карл побежал наверх, чтоб быстренько принять душ. Под успокаивающими струями он мог простоять неделю, а потом бухнуться в постель, но обстоятельства подгоняли, и он в спешке выскочил и надел свежее бельё.

– Да от тебя только кожа да кости остались, – сказала Сандра, ощупывая его, когда он подошёл её поцеловать. Потом он подошёл к своей тётке, Аврил. Он был рад их видеть.

Билли с Карлом поехали в больницу. Карл повис на ухе.

– Я даже не видел, как «Хартс» выиграли кубок, Билли, да и узнал я об этом несколько месяцев спустя после победы… – Теперь такое безразличие казалось странным. О чём он там себе думал? – А когда «Хибз» последний раз кубок выигрывали, а, Биррелл?

Билли улыбнулся, достал мобильный телефон и набрал номер. Никто не подходил.

– Пойдём в больницу, – сказал он.

В машине Карл пережил ещё несколько смертей. Он боялся увидеть отца, боялся, что не перенесёт зрелища, которое теперь представлял собой его папа. Аврил и Сандра выглядели раздутыми, как в кривом зеркале, карикатурами на тех женщин, что он помнил. Как же тогда выглядит папа? А мама? И почему это имело такое значение? Это потому, что я без ума от молодости, печально размышлял он. Большую часть времени его окружали девочки вдвое моложе его. Это давало пищу его эго, довод отрицанию возрастных процессов, платформу его личному бегству от ответственности. Но так ли это плохо? До сих пор всё было хорошо. Но он любил своих родителей, и сейчас ему нужно было быть рядом с ними, это стопудово. К таким событиям готовиться бесполезно.

Голова у Карла работала на самых высоких оборотах. Вот если б она вошла в консонанс с потрёпанным телом. С этими алконаркотическими отходами одно мучение: голова разрывается – тело закисает, или наоборот. Теперь Карл размышлял о романтических заблуждениях, которые испаряются вместе с юностью. Гнусь прагматизма и ответственности подточит тебя, как волна камень. Когда они смотрят на тебя с экрана, рассказывают, как себя вести и что делать, что покупать и на кого быть похожим, а ты сидишь дома, ничего толком не понимаешь, усталый, сбитый с толку, запутанный, то ясно – победа за ними. Идеологии больше нет, и речь идёт о том, как продать побольше продукта и контролировать тех, кто не способен за него заплатить. Нет утопий, героев – нет. Они всегда пытались убедить себя, что потрясающе проводят время, но ни фига им не было так здорово, а было скучно, утомительно, бессмысленно.

Болезнь его старика расставила всё по своим местам.

Проскальзывание

Его перевели. Теперь он лежал в четырёхместной палате, но его она увидела сразу. Мария не стала разглядывать соседей, пошла прямо к мужу. Приблизившись, она расслышала неглубокое прерывистое дыхнание, посмотрела на толстые синие вены, с запястья уходящие под ладонь, которую она так часто держала с тех пор, как он легко вдел её палец в колечко. Это было в обед. Они сидели в ботаническом саду в Инверлейте. По дороге на работу а адвокатскую контору у неё кружилась голова, она чуть не падала в обморок всякий раз, как смотрела на колечко. Он поехал на автобусе обратно на фабрику. Он перечислил ей все песни, что играли у него в голове.

Теперь на подключённом к нему электрокардиографе зелёной линией по электронно-лучевой трубке выводилось биение его сердца. На тумбочке лежало несколько открыток, она развернула их и поставила перед ним:

ПОПРАВЛЯЙСЯ СКОРЕЙ

СЛЫШАЛИ ПРО ТВОЕГО КОНДРАТИЯ

и ещё одна с грудастой медсестрой в чулках с подвязками. Она склоняется над пациентом, тот потеет, пускает слюни и эрегирует, отчего одеяло встаёт колом. Маленький очкастый доктор говорит:

ХМ-М, ТЕМПЕРАТУРА ВСЁ ЕЩЁ НЕМНОГО ПОВЫШЕНА, МИСТЕР ДЖОНС, только Джонс зачёркнуто и поверх каракулями выведено ЮАРТ. И подпись «От Новобранцев Джерри, Алфи, Крейги, Монти».

Это парни со старой работы, там уже всё давно закрылось. Пошутить, значит, хотели. Скорее всего, они просто не знали, насколько всё это серьёзно. Доктора сказали, что нужно готовиться к худшему.

Здесь же стояла более уместная карточка от Вулли и Сандры Биррелл: МЫСЛЕННО С ТОБОЙ.

И Билли звонил, спрашивал, может ли он чем помочь. Хороший мальчик, и дела у него пошли в гору, но своих он никогда не забывает.

А вот и он. Билли. Он здесь. И Сандра. И Аврил. И Карл!

Карл приехал.

Мария Юарт обняла сына, её сразу озаботила его худоба. Он был тощий, как никогда.

Карл смотрел на мать. Она постарела и выглядела измотанной. Неудивительно. Он взглянул на ссохшуюся плоть, на то, что осталось от его отца.

– Он под наркозом, ещё не просыпался, – пояснила она.

– Мы посидим с ним, а вам хоть словом надо перекинуться, – сказала Сандра. – Пойдите выпейте кофе, – посоветовала она.

Мария с Карлом вышли, держась за руки. Карл не понимал, кто кому помогает: он был в полнейшем ауте. Он хотел остаться с папой, и с мамой тоже хотелось поговорить. Они пошли к кофейному автомату.

– Всё так плохо? – спросил Карл.

– Он уходит, сынок. Я не могу в это поверить, но он уходит, – всхлипнула она.

– О боже, – он прижал мать к груди, – прости меня, я только о себе и думаю. Я был на сборище и прилетел сразу, как только Хелена сообщила.

– Она мне понравилась, – сказала мама, – почему ты нас раньше не познакомил? Почему ты не пускал её в нашу жизнь, сынок? Почему закрылся сам?

Карл взглянул на свою мать и в глазах её увидел то ли упрёк в предательстве, то ли непонимание. Он старался разобраться, но тут увидел всё её глазами: она вела себя так, будто сама в чём-то не права, как будто она до какой-то степени виновата в его провалах. Нет уж; он ещё способен посмотреть себе в глаза и сказать, что сам воспитал в себе мудака, который особенно заметен в подобных ситуациях.

– Просто… понимаешь… не знаю… я не знаю. Прости меня. Плохой из меня сын… – заскулил он, оглушённый глубоким отвращением и жалостью к себе.

Мать смотрела на него, и в глазах её была искренность.

– Нет, ты самый замечательный сын, о котором мы только могли мечтать. У нас была своя жизнь, и мы поощряли твою самостоятельность. Если б ты ещё почаще нас вспоминал.

– … Это точно. Я просто думал… мне всегда кажется, что успеется, будет ещё время всё уладить. А потом случается, и ты понимаешь, что времени совсем не осталось. Я столько мог бы сделать.

Мария смотрела, как перед ней дергается, заикается сын. Совсем плох. Ей всего-то и нужно, чтоб он звонил хоть изредка, чтобы знать, что с ним всё в порядке. А теперь он весь убивается, изводится из-за пустяков.

– Да будет тебе, сынок, будет! – сказала она и обхватила его голову, – ты сделал всё, что мог. Ты помог, когда наш дом хотели изъять за неуплату, а нас выбросить на улицу. Ты спас нас.

– Но у меня же были деньги… я мог себе это позволить, – начал он.

Мама повертела его голову в руках и отпустила.

– Не прибедняйся, не надо. Ты не представляешь, насколько это было нам важно. Ты отвёз нас в Штаты, – она улыбнулась, – да, я знаю, для тебя это – ничто, но для нас это была мечта всей жизни, главное путешествие. Это столько значило для отца.

Слова матери принесли облегчение. Он слишком строг к себе. Хоть в Штаты их свозил, показал старику Грейсленд. Видел, как он проронил слезу над могилой Элвиса.

Но удивительно, что по-настоящему его вставило, когда он привёз его в Лидс и они пошли в бар под названием «Моджо». Перед закрытием там вживую играли «Американскую трилогию», и все посетители встали, и бар осветился десятками зажигалок. Отец не верил своим глазам, потому что до этого Дункан даже представить себе не мог, что люди этого поколения, эйсид-хаус-дженерейшн, способны так близко к сердцу принимать творчество Элвиса. Потом Карл взял его в «Бейзикс» и дал ему табл. И отец всё понял. Он знал, что для него это никогда не будет то же, что для его сына, но он всё понял.

Карл думал, стоит ли рассказывать об этом маме. Тогда они с Аврил уехали в Сент-Эндрюс на выходные. А они с отцом пошли сначала на матч «Ливерпуль» - «Манчестер юнайтид», потом заехали в Лидс в бар «Моджо», после чего отправились в «Бейзикс». Он рассказал ей обо всём, кроме таблетки. Нет, сейчас, пожалуй, момент не самый подходящий.

Мария смотрела на сына, потягивала кофе. Чего ему надо? У него есть всё, о чём они с Дунканом мечтали всю жизнь, свобода от «с девяти до пяти», но он не ценил этого. Может, и ценил, но по-своему. Мария не понимала сына, а может, и не поймёт уже никогда. А может, так оно и должно быть. Ей достаточно было понимать, как она его любит.

– Пойдём обратно.

Они сменили Сандру и Билли возле распростёртого тела Дункана. Карл снова посмотрел на отца, и на грудь его накатила почти непереносимая тяжесть. Он подождал, пока сойдёт первая волна, но этого не произошло, напряжение осталось и давило всё время, не давая передышки.

Дункан моргнул и открыл глаза. Мария увидела в них безумный свет его жизненной силы. Она слышала гимн и видела славную победу Килмарнока, хотя в жизни не была на футбольном матче, а главное, она видела его, каким он всегда был, когда смотрел на неё. Перекошенная, усталая плоть его лица как будто исчезала, когда этот взгляд поглотил её.

Карл заметил этот момент близости, напоминавший ему о детском ощущении, когда ему казалось, что он лишний, что его присутствие совсем не обязательно. Он откинулся на спинку стула. Это был их момент.

Но Дункан хотел что-то сказать. Мария с ужасом смотрела, как зелёная линия принялась неравномерно подпрыгивать. Он нервничал. Он схватила его руку и пригнулась к нему, чтоб расслышать, как он слабыми толчками воздуха беспокойно выдавил:

– Карл… где Карл?

– Я здесь, папа, – ответил тот, придвигаясь и сжимая отцову руку.

– Как Австралия? – прохрипел Дункан.

– В порядке, – только и мог он сказать.

Психдом какой-то. Как Австралия? Австралия в порядке.

– Мы так редко тебя слышим… мать… мать, бывает, ужасно расстраивается. Ну да ладно… ужасно рад тебя видеть… – Его глаза блеснули теплотой.

Карл кивнул.

– И я тебя, – улыбнулся он.

Простота этих слов больше не казалась ему банальной. Скорее сама изощрённость, утончённость, украшательство и постоянные поиски глубины казались теперь постылым притворством. Они были рады просто побыть вместе.