4
Ощути свой страх
На следующий день, хоть это и выходной, я работаю. Так что к Берни на Ариэль-стрит мне удается попасть лишь двадцать седьмого декабря.
— Эд Кеннеди! — радостно восклицает он. — Хочешь посмотреть кино?
— Нет, извините, — быстро отвечаю я. — Просто мне нужна ваша помощь.
Он тут же подходит поближе и осторожно интересуется:
— Чем могу быть полезным?
— Вы ведь разбираетесь в кино?
— Ну да. Ты можешь посмотреть все, что угодно…
— Нет-нет, подождите. Дело вот в чем. Эти фильмы вам знакомы? Вы не могли бы мне о них рассказать? — Я вытаскиваю из кармана туз червей и читаю — хотя, по правде говоря, мог бы перечислить все по памяти: — «Чемодан», «Кэт Баллу» и «Римские каникулы».
Берни моментально включается в процесс:
— Так, «Римские каникулы» у меня есть, а вот остальными, увы, не располагаю…
И он принимается забрасывать меня фактами:
— Значит, «Римские каникулы». Считается, что это один из лучших фильмов с участием Грегори Пека. Вышел в тысяча девятьсот пятьдесят третьем году, режиссер Уильям Уайлер, снявший также «Бен Гура». Съемки проходили в Риме, кадры получились просто чудесные, а кроме того, там великолепно сыграла Одри Хепберн — между прочим, Пек настоял на том, чтобы у них был одинаковый гонорар. Сказал, что, если ей не заплатят столько же, сколько ему, он, Пек, станет посмешищем, — так хорошо Хепберн сыграла. Два Оскара подтвердили, что он не ошибся в отношении молодой актрисы…
Берти говорит, словно кто-то пустил пленку в ускоренном темпе, — и мне приходится отмотать ее в уме к знакомому имени.
«Одри».
— Одри, — говорю я вслух.
— Да. — Он останавливается — видимо, изумленный моим невежеством. — Ну да, Одри Хепберн. И она сыграла просто чудес…
«Нет, только не это! — умоляю я про себя. — Это слово принадлежит Милле!»
— Одри Хепберн! — Мне стоит большого труда говорить спокойно. — А остальные? Вы можете рассказать об остальных?
— Ну, у меня есть каталог, — поясняет Берни. — Большой — толще того, что я тебе показывал в тот вечер. В нем — информация о всех когда-либо снятых фильмах. Перечислены актеры, режиссеры, операторы, звуковые дорожки, главные музыкальные темы — все, абсолютно все.
И он действительно притаскивает здоровенную книжищу и вручает ее мне. Первой попадается «Кэт Баллу». Я зачитываю вслух:
— «В ролях: Ли Марвин (одна из лучших его работ)…»
И тут же останавливаюсь, потому что нашел искомое. Возвращаюсь глазами к началу строки и снова читаю имя:
— Ли Марвин… Марвин…
Марв!
Так, теперь очередь «Чемодана».
Вот он. А вот и список актеров и имя режиссера. Его зовут Пабло Санчес. Та же фамилия, что у Ричи.
Итак, у меня есть три адреса.
Ричи. Марв. Одри.
Радость нежданного открытия тут же сменяется тревогой.
«Хотелось бы верить, что это приятные послания», — проносится в голове. Но сердце подсказывает, все будет непросто. Не зря это последнее задание. Да, я знаю всех троих, но уроки наверняка будут самыми трудными, — нутром чую.
Я откладываю каталог на стойку и смотрю на карту.
— Эд, что с тобой? — обеспокоенно спрашивает Берни.
— Берни, пожелай мне удачи. Чтобы в моем сердце хватило мужества сделать то, что должен, — говорю я и смотрю на него.
И он желает мне удачи.
С картой в руке я выхожу на улицу. Там меня встречают темнота и неизвестность. Чего ждать от будущего?
Страшно, конечно, но я быстрым шагом иду навстречу тому, что меня ждет.
Запах улицы пытается схватить меня, но я стряхиваю его назойливые лапы и иду вперед. По рукам и ногам то и дело пробегает дрожь, но я лишь убыстряю шаг. Одри ждет моей помощи. Ричи и Марв тоже. Мне нужно спешить.
Страх течет по улице.
Он оплетает мне ноги.
Мрак густеет, я перехожу на бег.
И бегу, бегу в темноте.
Интуиция подсказывает: надо идти к Одри.
Нужно быстрее идти к ней домой — и немедленно оказать помощь. Вариант, что это будет что-то неприятное, я даже не рассматриваю.
«Надо срочно идти туда! Быстрее, быстрее!»
Тут в голове проносится новая мысль.
Я все еще иду, но уже с картой в руке.
И внимательно читаю написанное.
А ведь фильмы-то перечислены в определенном порядке!
Ричи. Марв. Одри.
Из меня выползает некое предчувствие, а вслед за ним волочится и твердое знание: увы, задания придется выполнять по порядку. Одри явно не зря заявлена последней в списке, это абсолютно точно. А первый там — Ричи.
— Именно. Ричи, — соглашаюсь я и с предчувствием, и со знанием.
И быстро иду вперед. Направляюсь я к дому Ричи, на Бридж-стрит — причем самым коротким путем. Ноги все быстрее и быстрее несут меня к цели.
«Интересно, я так спешу, потому что хочу скорее добраться до послания Одри?» На этот вопрос не находится ответа.
Надо сосредоточиться на Ричи.
Передо мной встает его лицо. Я как раз прохожу под ветками дерева, отбрасывая лезущие в глаза листья. И голос — как он комментирует наши игры в карты. Вспоминаю, как Ричи радовался нашей рождественской затее — ну, что Марв должен Швейцара в морду поцеловать.
«Ричи, — удивляюсь я. — Какое послание я должен ему доставить, интересно знать?»
Я уже почти дошел.
Поворот на Бридж-стрит уже совсем близко.
И тут сердце мое останавливается, падает — и захлебывается стуком.
Да, повернув за угол, я вижу дом Ричи. А передо мной стоит жуткий вопрос — и дышит мне в лицо.
На кухне в доме Ричи горит свет. Гостиная тоже освещена. Но один важный вопрос стоит и не желает уходить!
Какой? Да вот этот: «Ну а дальше-то что?»
Все предыдущие задания относительно простые, — ведь эти люди были мне незнакомы. Ну, за исключением мамы, — хотя, сидя в итальянском ресторане, я совершенно не знал, что жду именно ее. Так вот, поскольку люди были мне не известны, у меня и выбора-то особого не было. Я просто ждал, когда подвернется удачный случай, — вот и все. Но вот с Ричи, Марвом и Одри — с ними все по-другому. Я их знаю как облупленных. Зачем мне шататься вокруг их домов? Я что, сумасшедший?
И тем не менее, взвесив все, я решаю перейти на другую сторону улицы, сесть под дубом и ждать.
И сижу так уже битый час. Если честно, ничего особенного не происходит. Ну, стало понятно, что родители Ричи уже вернулись из отпуска (я видел, как его мама мыла посуду).
Время идет, и вскоре свет остается только на кухне. В остальных домах окна тоже не горят — словно вымерли все. Только фонари светят.
А в доме Санчесов я вижу движение. Одинокая фигура появляется на кухне и садится за кухонный стол.
И я понимаю — это Ричи.
Мне приходит в голову шальная мысль — зайти в гости. Но прежде чем я успеваю встать, с дальнего конца улицы доносятся звуки шагов.
И вскоре надо мной останавливаются двое мужчин.
Мужчины едят пироги.
Один из них смотрит вниз и говорит — с привычным, равнодушным презрением:
— Нам сказали, что ты, Кеннеди, наверняка тут будешь околачиваться.
Качает головой и отбрасывает пирожок — явно купленный на ближайшей заправке. Тот глухо стукается о землю, и мужик продолжает:
— Ты, я смотрю, у нас реальный обалдуй. Безнадежный при этом. Согласен?
Я смотрю на него снизу вверх и не знаю, что сказать.
— Ну так как же, Эд? — вступает в разговор второй.
Звучит, конечно, смешно, но без вязаных шлемов их совсем нелегко узнать.
— Дэрил?
— Да.
— Кейт?
— Точно.
Дэрил присаживается на корточки и выдает мне пирожок.
— Как в старые добрые времена, — объясняет он.
— Точно, — отвечаю я — все еще в состоянии полнейшего шока. — Спасибо.
Воспоминания о последнем визите этих парней с шумом врываются в голову. Теснятся неприятные картины, в которых смешались кровь, разговоры и грязный кухонный пол. Нет, надо все-таки спросить.
— А вы не… Черт, а ведь это трудно выговорить.
— Что? — интересуется Кейт, садясь сбоку от меня. — Не собираемся ли мы начистить тебе чайник?
— Ну да, — киваю я.
В знак доброй воли Дэрил берет мой пирожок, разворачивает его и выдает обратно.
— Нет, Эд, что ты. Сегодня обойдемся без спортивных упражнений.
И он хихикает, явно припоминая что-то приятное. Мы с ним сидим, словно старые боевые товарищи. И смотрим друг на друга.
— Однако, Кеннеди, если ты вдруг начнешь хамить, смотри мне.
И Дэрил устраивается поудобнее. На руках и на лице — шрам на шраме. Но парень все равно выглядит неплохо. Привлекательно. А вот Кейт — полная противоположность. Щеки все в заживших прыщах, нос острый, подбородок свернут на сторону.
Я оглядываю его и изрекаю:
— Слушай, а вот тебе лучше маску не снимать. А то прям смотреть страшно.
Дэрил искренне хохочет. А вот Кейту, мягко говоря, не до смеха. Но вскоре он перестает дуться, и мы снова сидим как старые приятели. А ведь, кстати, это не так далеко от истины. У нас — у меня, у этих ребят — есть некий общий опыт. Неважно какой, неважно, что мы были по разные стороны, — главное, что опыт общий.
Некоторое время мы просто вот так сидим и жуем пироги.
— А соус есть? — интересуюсь я.
— Вот видишь? А я говорил! — обвиняюще взглядывает Кейт на Дэрила.
— Что?
— Что — что? Я же говорил, соус надо взять, — объясняет Кейт. — Но этот скупердяй послал меня к черту.
Дэрил гордо вскидывает голову и заявляет:
— Между прочим, соус опасен. — И его палец утыкается в мою рубашку: — Смотри, что надето на нашем друге? Видишь? Какого она цвета?
— Да знаю я, какого она цвета! Не нужно со мной снисходительным тоном разговаривать!
— Что? Опять? Когда это я с тобой снисходительным тоном разговаривал?
Они переругиваются через мою голову, а я знай себе поедаю остывший пирог.
— Да вот прямо сейчас! — злится Кейт. И пытается вовлечь меня в беседу: — А ты что скажешь? — Он глядит на меня пристально. — Правда ведь, Дэрил разговаривал со мной снисходительно?
Я решаю, что лучше ответить на вопрос Дэрила:
— На мне белая рубашка.
— Вот именно, — кивает Дэрил.
— Что значит «вот именно»?
— Вот именно, Кейт, значит, что в такой рубашке для Эда опасна сама мысль о поедании пирога с соусом! — Да, теперь он точно разговаривает в снисходительном тоне. — Соус может потечь, капнуть на эту чудесную белую рубашку, и наш несчастный друг будет вынужден отправить чертову тряпку в стирку! А оно нам надо?
— Подумаешь, стирка! — продолжает отчаянно полемизировать Кейт. — Заложит кучу всего в машинку, пока будет мыть свою псину! На мытье вонючей твари уйдет несколько часов, чтоб мне лопнуть!
— Так, я попросил бы Швейцара в таком ключе не упоминать! — протестующе заявляю я. — Он вам ничего не сделал!
— Вот именно, — снова кивает Дэрил. — Оскорблять чужую собаку, Кейт, — это лишнее.
Кейт мгновенно остывает и признает свою ошибку. И, опустив голову, вздыхает:
— Да, ты прав. — Даже извиняется: — Прости, Эд.
Похоже, на этот раз им строго-настрого наказали вести себя со мной прилично. Чтобы как-то это компенсировать, они постоянно ссорятся между собой.
Перебранка, кстати, продолжается довольно долго. Но в конце концов Кейт и Дэрил вспоминают о моем присутствии и дружно извиняются. А потом мы беседуем в темноте ночи, и за шиворот нам стекают капли молчания.
Мы положительно счастливы. Дэрил травит анекдоты — про мужиков в баре, про женщин с пистолетами, а потом про жен, сестер и братьев, которые за миллион долларов с удовольствием легли бы в постель с молочником.
Да, мы счастливы. И тут в кухне Ричи гаснет свет.
Я вскакиваю и сердито говорю:
— Замечательно!
И сурово оглядываю чемпионов по глупым дискуссиям, выговаривая за то, что сегодня ночью упустил свой шанс.
Они, однако, совершенно не намерены признавать вину.
— Шанс на что? — удивляется Дэрил.
— А то ты не знаешь! — парирую я.
Он лишь качает головой.
— Нет, Эд. Я действительно не знаю. Но я знаю, что это твое следующее послание, а у тебя пока нет четкого плана действий, — говорит он.
Голос его звучит дружелюбно и буднично, но я кожей чувствую в нем что-то еще.
«А ведь правда», — думаю я.
И понимаю, что еще послышалось мне в голосе Дэрила.
Он прав. Я действительно не знаю, что делать. Просто строю догадки и надеюсь, что ответы обнаружатся сами собой.
Дэрил и Кейт молча стоят под дубом.
С левой стороны я слышу голос — это Кейт.
Он заползает в уши — такой хрипловатый, добродушный, всезнающий.
Он слышен рядом, совсем рядом:
— Так что ты здесь делаешь, Эд?
Подползая, слова увеличиваются в размерах и настырно лезут в уши:
— Зачем стоять и ждать у моря погоды? Ты же прекрасно знаешь, что нужно делать…
Мгновение молчания, и на меня обрушивается целый поток слов. Они наводняют слух и текут, текут:
— Ричи — твой друг, Эд. Близкий друг. Тебе не нужно ничего придумывать. И ждать тоже не надо. Даже решать нечего. Ты и так знаешь, абсолютно точно, что нужно делать. Разве нет?
И он жестко повторяет:
— Разве не так?
Пошатнувшись, я отступаю назад и съезжаю вниз по стволу дерева. И снова оказываюсь в той же позе — сижу и смотрю на дом.
Две фигуры надо мной стоят и тоже смотрят.
Мой голос выпрыгивает изо рта и приземляется у их ног.
«Ты знаешь, что нужно делать», — звучит у меня в голове.
— Да, — говорю я. — Я знаю.
Миллион воспоминаний рвет меня на части.
От Эда Кеннеди остаются одни клочки.
Кейт и Дэрил уходят прочь.
— Ура, — бормочет один из них.
Кто конкретно — непонятно.
А я хочу встать и побежать за ними. Догнать и упросить рассказать, кто за всем этим стоит. Но остаюсь на месте.
Потому что не могу подняться.
Все, что я могу, это сидеть под деревом и собирать разрозненные клочки воспоминаний. Всего того, что сейчас пронеслось в моей голове.
Я видел Ричи.
И себя.
Надо мной шелестит дерево, я пытаюсь отказаться, не признать виденное виденным. Хочу встать. Но сердце проваливается, как камень, и он утягивает меня вниз.
— Извини, Ричи, — шепчу я. — Но это нужно сделать.
«Если бы у сердца был цвет, он был бы черным, — думаю я. — Черным, как ночь. Как темнота на этой улице». С трудом поднявшись на ноги, я плетусь домой — долго-долго. Почти бесконечно.
А потом мою посуду.
Тарелки стопкой стоят в раковине, и последним я отмываю широкий длинный нож. В нем вспыхивает кухонная лампа и отражается мое вялое лицо.
Кривое и вытянутое.
Обрезанное по краям.
А потом я вижу в лезвии слова, которые нужно сказать Ричи. И откладываю нож в сушку. Там уже лежат перемытые тарелки, нож соскальзывает с горы посуды, падает, ударяется об пол с громким звоном и крутится, словно стрелка часов.
Мое лицо успевает отразиться три раза.
Сначала я вижу в своих глазах Ричи.
Потом Марва.
Потом Одри.
Я поднимаю и держу в руке нож.
Вот так бы взять и распороть этот мир. Взрезать его ткань — и выбраться в другой.
В кровати я продолжаю обдумывать все это.
В ящике комода лежат три карты. Четвертая зажата в руке.
Надо мной уже стоит сон. Я нажимаю пальцем на уголок червового туза. Картон твердый, кромка острая.
Где-то тикают часы.
На меня смотрят вещи — выжидательно и нетерпеливо.
Назад: 3 Повседневный костюм
Дальше: 5 Грех Ричи
