8
Подростки-переростки
Прошло несколько дней, а я все еще не придумал, как завлечь людей в церковь. Первая мысль была попросить Одри, Марва и Ричи привести своих друзей и домашних. Но, во-первых, на них нельзя особо рассчитывать (я-то знаю), а во-вторых, не факт, что они сами пойдут в церковь еще раз, не говоря об их родителях.
В начале недели у меня плотный график, я кручу баранку и все думаю, думаю…
Блестящая идея приходит в голову, когда я везу в аэропорт клиента. Мы почти доехали, и вдруг он говорит:
— Слушай, у меня до рейса еще время есть, останови-ка вон у того паба.
Я смотрю в зеркало заднего вида — и бац! идея!
— Точно! — восклицаю я.
— Если уж пить пиво, так в настоящем пабе, — говорит клиент. — Терпеть не могу забегаловки в аэропортах.
Я останавливаю машину, и он выходит.
— А ты не хочешь пивка пропустить? Я заплачу.
— Нет, спасибо, — отвечаю я. — Мне тут нужно быстро кое-что сделать, неподалеку. Но если хотите, я заеду за вами через полчаса.
— Отлично, — радуется он, чрезвычайно довольный тем, как все обернулось.
Честно говоря, я тоже рад, как не знаю кто. Почему?
Да я только что понял одну важную вещь.
Здесь, в Австралии, существует лишь один способ куда-то заманить толпу народа. Какой?
Пиво.
Бесплатное пиво.
Я мчу к отцу Томасу и чуть не сношу ему входную дверь, с порога начиная рассказывать о своих грандиозных планах на следующее воскресенье. Про осенившую меня мысль тоже говорю:
— Бесплатное пиво, всякие штуки для детей, ну и еда. Я про бесплатное пиво уже говорил?
— Да, Эд, говорил.
— Ну? Что скажете, святой отец?
Он садится за стол и некоторое время раздумывает. Отец Томас спокоен, а я весь как на иголках.
— Идея-то хорошая. Но, боюсь, ты забыл одну важную вещь.
Однако мой пыл не так-то легко охладить:
— Какую?
— Нам понадобятся деньги. Чтобы все это купить.
— Слушайте, вы хотите сказать, что у католической церкви туго с деньгами? А как же все эти соборы? Они же набиты золотом и всякой прочей хренью!
— Эдвард, окстись! Ты в моей церкви был? Был. Много золота видел, Эдвард? — смеется священник.
Это еще что такое! Ладно, отцу Томасу позволительно. Но вообще-то я записан Эдом даже в свидетельстве о рождении.
Однако продолжим:
— В общем, как я понял, немереных запасов денег у вас нет.
— Увы, нет. Никаких. Все немереные запасы я потратил на помощь молодым матерям-одиночкам, алкоголикам, бездомным и наркоманам. Ну и на поездку в роскошный отель на Фиджи.
Насчет Фиджи, я полагаю, отец Томас пошутил.
— Так, понятно, — говорю. — Ладно, деньги соберу я сам. У меня кое-что есть. Готов вложить пять сотен.
— Пять сотен?! Эд, побойся Бога, это огромная сумма. К тому же очень сомневаюсь, что у тебя куча свободных денег…
Я быстро-быстро пячусь через входную дверь обратно на улицу.
— Вы не волнуйтесь, святой отец! — И как тут не пошутить: — В таких делах главное, чтобы у вас была вера.
Короче, что я хочу сказать.
Иногда совсем неплохо, что твои друзья — личности незрелые, хоть и совершеннолетние. Им сразу приходят в голову правильные мысли. Как распространить информацию среди населения нашего пригорода — причем как можно быстрее? Не плакаты же расклеивать. И не объявление в местную газету давать. Ну, вы поняли? Распространить новости о событии, да так, чтобы никто мимо не прошел и обязательно все увидел. Ну?
Есть только один правильный ответ.
Баллончики с краской.
Марв неожиданно изменил свое мнение насчет воскресенья, — теперь ему хочется пойти в церковь! Я посвятил его в свои планы и с уверенностью могу на него рассчитывать. Ибо предложил Марву дело, в котором он эксперт и профи. Инфантильные подростковые выходки — его радость, отдушина и специализация в свободное от основной работы время.
Итак, что мы делаем. Для начала утаскиваем гриль — у моей мамы и у Ричи. Я звоню и бронирую на воскресенье большой детский батут. Теперь дело за караоке, его мы получаем от одного Марвова друга, который работает в пабе. Пара бочонков пива, скидка у мясника на большую партию сосисок — и мы готовы к воскресной вечеринке.
Ну что, пора брать в руки краску!
Мы покупаем баллончики в местном хозяйственном, в четверг вечером. Налет на город запланирован на три утра пятницы. Марв кое-как дотрюхивает на своем рыдване до моего дома, который должен стать штабом операции.
В начале и в конце Мэйн-стрит мы пишем на асфальте гигантскими буквами:
Все на День Священника,10 утра, это воскресенье.У церкви Михаила Архангела!Барбекю, песни, танцыИ БЕСПЛАТНОЕ ПИВО!!!
Приходите, не пожалеете!Чертовски классная вечеринка!
Не знаю, как Марв, а я понял, что такое «чувство локтя». Вот мы стоим на коленях и расписываем асфальт. Я даже моложе себя ощутил — граффити и все такое. Смотрю, как трудится друг. Марв-спорщик. Марв-скупердяй. Марв, Которого Бросила Девушка.
Дело сделано, он смачно хлопает меня по плечу, и мы смываемся, как настоящие воришки. Бежим и смеемся. Вокруг нас такое густое ощущение счастья, что в него можно броситься и поплыть, как в соленой воде.
Этой ночью мы много смеемся.
На пустой улице гулко отдаются наши шаги, и я не хочу, чтобы они затихали. Я хочу бежать, и хохотать, и быть счастливым еще долго-долго. Хочу остановить это мгновение, миг счастья — и пребывать в нем вечно, будто в капсуле, далеко-далеко от мест, где я беспомощен и бессилен.
Но не будем о будущем. Сейчас мы просто бежим.
Мы бежим сквозь ночь и наполняем ее своим смехом.
На следующий день о грядущей вечеринке говорят все. Абсолютно все.
К отцу Томасу даже приезжали полицейские — интересовались, в курсе ли он, что происходит. Святой отец честно отвечает, что, конечно, знает о запланированном мероприятии. А вот про то, что кто-то из паствы взял да и расписал весь пригород граффити, он первый раз слышит.
В пятницу вечером я к нему заезжаю, и он рассказывает, как это было.
— Ну сами-то подумайте, — сказал он полицейским, — какие ко мне люди ходят. Церковь для бедных, откуда у них краски!
Они, конечно, все приняли за чистую монету. Разве можно не поверить отцу Томасу?
— Ладно, святой отец, все понятно. Но обязательно свяжитесь с нами, если что-то узнаете об этом деле.
— Да-да, конечно, — заверяет он полицейских.
И уже в дверях интересуется:
— Ребята, вы-то в воскресенье придете?
Полицейские, как вы понимаете, тоже люди.
— Бесплатное пиво? — улыбаются они. — Кто ж от такого откажется!
Я же говорил — блестящая, блестящая идея.
Итак, все готово. Придут многие. Отцы и матери семейств с детьми и домочадцами. Пьяницы. Уроды. Атеисты. Сатанисты. Местные эмо и готы. Все, все придут. Бесплатное пиво! Это не может не сработать! Это ж ясно, как божий день.
В пятницу ночью я работаю, но суббота у меня выходная.
В субботу, кстати, случаются два события.
Сначала ко мне в дом приходит отец О’Райли. Я приглашаю его пообедать — у меня как раз суп. Мы сидим, едим, и вдруг священник застывает, — лицо у него прямо светится.
Он роняет ложку и говорит:
— Эд, я должен обязательно сказать тебе это!
Я тоже замираю с ложкой в руке:
— Да, святой отец?
— Я много раз слышал, что среди людей ходит бесчисленное множество святых. Они не в ограде церкви и почти ничего не знают о Боге. Но Бог — в них, хотя они об этом и не догадываются.
Сначала в меня проникают его слова, а потом взгляд.
— Ты — один из этих людей, Эд. Для меня большая честь познакомиться с тобой.
От этого заявления я прямо обалдеваю.
Меня, конечно, по-всякому называли и разные вещи говорили, — но никто и никогда не сказал: «Для меня честь познакомиться с тобой, Эд».
Внезапно я вспоминаю, как Софи спросила, не святой ли я. А я ответил, нет, не святой. Обычный глупый смертный.
Но в этот раз я не стану отнекиваться.
— Спасибо, святой отец.
— Тебе спасибо.
А второе событие такое: я отправляюсь с визитами. Захожу к Софи — ненадолго. Только спрашиваю, сможет ли она прийти в воскресенье. Она отвечает: «Конечно».
— И домашних приводи, — советую я.
— Обязательно.
Потом я иду к Милле и справляюсь, не будет ли она против, если я в воскресенье провожу ее в церковь.
— Это просто замечательно, Джимми!
Одним словом, она в полном восторге.
Ну что ж.
Остается последний визит.
Я стучусь в дверь дома Тони О’Райли — и не особо верю в успех.
— О, — говорит он. — Это опять ты.
Но, похоже, ему приятно увидеть меня снова.
— Ну что, передал братцу мои слова?
— Да, — отвечаю, — передал. Меня зовут Эд, если что.
Я немного стесняюсь — как обычно, когда нужно кого-то о чем-то попросить. Но делаю над собой усилие, поднимаю на Тони О’Райли глаза и говорю:
— В общем, я…
Остальные слова не желают выходить, и фраза повисает в воздухе.
— Что?
Ладно, эту подачу будем считать упущенной. Зайдем с другой стороны:
— В общем, я думаю, Тони, ты знаешь, о чем я.
— Да, — легко соглашается он. — Я видел граффити.
Я опускаю глаза, а потом снова смотрю ему в лицо:
— Ну так что?
Он открывает сетчатую дверь, и на мгновение кажется, что он сейчас меня прибьет. Но Тони всего лишь приглашает войти. Мы садимся в гостиной. На нем надето то же самое, что и в прошлый раз. Шорты, майка, шлепки. Внешность у него вроде обычная, но для меня такой наряд — что униформа. Мафиози именно так и одеваются: шорты, майки, шлепки.
Не спрашивая, хочу ли я выпить, он приносит кувшин с чем-то холодным.
— Апельсиновый лимонад будешь?
— Да, спасибо.
В кувшине плавает ледяная крошка — не иначе, у него один из этих современных холодильников, которые умеют все, даже лед колоть.
С заднего двора доносятся детские крики, и вскоре в окне начинают мелькать лица отпрысков Тони — они прыгают на батуте.
— Маленькие засранцы, — смущенно хихикает хозяин дома.
У них с братом похожее чувство юмора.
Некоторое время мы углубленно созерцаем специальный репортаж о перетягивании каната, который показывают по какому-то спортивному кабельному. Но вот программу прерывает реклама, и Тони переводит взгляд со своего крутого широкоэкранного телевизора на меня:
— Эд, я вот что хотел спросить. Думаю, ты заметил, мы с братом… ну, не в самых лучших отношениях.
Я не вижу смысла скрывать это:
— Да, Тони, заметил.
— Хочешь, расскажу, что случилось?
Я смотрю на него.
Честными-честными глазами.
И отрицательно качаю головой:
— Нет, не хочу. Не мое это дело.
Тони испускает вздох облегчения и прихлебывает из стакана. Слышно, как ледяная крошка хрустит у него на зубах. Похоже, сам того не зная, я правильно ответил на его вопрос.
В гостиную вбегает плачущий ребенок:
— Пап, а Райан меня…
— Так, хватит скулить! Вали отсюда! — гаркает Тони.
На лице у мальчишки отображается борьба мысли: плакать или не плакать, канючить или не канючить. Побеждает здравомыслие — личико разглаживается и парнишка быстро утирает слезы:
— Пап, это разве вкусно?
— Да.
Сначала я думаю, что мальчик таким образом спрашивает, можно ли разговаривать в подобном тоне, только вместо «хорошо» говорит «вкусно». Затем соображаю, что речь о лимонаде.
— А можно мне такое?
— А волшебное слово?
— Пожалуйста, пап!
— Именно! А теперь скажи все с самого начала как положено.
— Можно мне, пожалуйста, лимонаду?
— Можно, Джордж. А теперь вали на кухню и намешай себе там чего хочешь.
Глаза мальчишки вспыхивают благодарностью:
— Спасибо, пап!
— Черт, ну и дети пошли, — смеется ему вслед Тони. — Невоспитанные засранцы…
— Точно, — улыбаюсь я в ответ.
Теперь мы смеемся вместе, а потом Тони говорит:
— Знаешь, Эд, у меня такое ощущение, что завтра ты сможешь меня увидеть — конечно, если сильно приглядишься к толпе.
Внутри меня все поет от радости, но я этого не показываю.
Все складывается замечательно.
— Спасибо, Тони.
— Па-па-а-а! — орет с кухни Джордж. — Я все пролил!
— Блин, я так и знал! — Тони встает с дивана и качает головой: — Слушай, извини, не могу проводить. Пойду подтирать за этим засранцем.
— Да без проблем.
Я покидаю большой дом и большой телевизор со вздохом облегчения.
Мне все-таки удалось добиться своего.
В ночь на воскресенье я сплю как сурок и просыпаюсь ни свет ни заря. Помню, как читал замечательную, ни на что не похожую книгу — «Таблица всего сущего». Пытаюсь отыскать ее и понимаю: книжка провалилась в щель между кроватью и стенкой. Все еще пробуя нашарить ее на полу, вспоминаю — сегодня же праздник! Все на День Священника! Приходится оставить поиски и встать с постели.
Одри, Марв и Ричи приходят ровно в восемь, и мы отправляемся в церковь. Отец Томас уже на месте, он нервно ходит из угла в угол и бормочет. Видимо, репетирует проповедь.
Прибывает народ.
Друг Марва с бочонками пива и караоке.
Рабочие, устанавливающие надувные горки и батут.
Мы расставляем грили и поручаем Ричи с друзьями стеречь пиво, пока не закончится проповедь.
В начале десятого начинают подтягиваться прихожане, и я понимаю, что забыл про Миллу:
— Слушай, Марв. Поверить не могу, что делаю это. Не мог бы ты одолжить мне машину минут на десять?
— Что?! — По его тону понятно, просто так ключи я не получу. — Эд Кеннеди желает одолжить вечно обсираемый им рыдван?
У меня нет времени на дискуссии:
— Да, Марв, я был не прав. У тебя отличная тачка.
— И?
«Что „и“, черт тебя подери?» — думаю я.
Тут меня осеняет:
— Клянусь больше не говорить про нее гадости.
Марв расплывается в торжествующей улыбке и бросает мне ключи:
— Поосторожней с моим «фордом», понял?
Так, это уже слишком. Марв прекрасно знает, какого труда стоит мне сдерживаться. Но он смотрит и молчит, говнюк. Ждет, не скажу ли чего. Но я храню благоразумное молчание.
— Молодец, все правильно понимаешь, — ехидно говорит он, и я уезжаю.
Милла вся сгорает от нетерпения. Дверь открывается, она выходит, — я даже не успеваю подняться по ступенькам и постучать.
— Привет, Джимми, — улыбается она.
— Привет, Милла.
Я придерживаю дверь, она садится в машину, и мы едем в церковь. В разбитое окно залетает приятный ветерок.
Приезжаем мы без пяти десять, и что же я вижу? Церковь забита людьми под завязку. Даже моя мама пришла — вон, в зеленом платье. Она-то, конечно, здесь не из-за пива. Просто хочет быть в курсе последних событий.
Я с трудом нахожу свободное место и усаживаю Миллу на скамью.
— Джимми, а как же ты? — начинает беспокоиться она. — Где же ты сядешь?
— Не волнуйся, — успокаиваю я пожилую даму. — Где-нибудь да сяду.
Однако это не так-то просто сделать. В результате я присоединяюсь к тем, кому не хватило места, — мы стоим плотной толпой в конце зала.
Все ждут, когда выйдет отец О’Райли.
Часы бьют десять, и колокола заливаются звоном, призывая паству к молитве. Все, абсолютно все — дети, напудренные дамы с сумочками, пьяницы, подростки, прихожане-захожане, неделями не появляющиеся на службе, — благоговейно замолкают.
Отец Томас выходит.
Он выходит, и все ждут, что же он скажет.
Сначала он внимательно оглядывает толпу. А потом приветствует нас своей простецкой, доброй улыбкой и говорит:
— Ну что, здравствуйте всем!
И толпа взрывается криками — и аплодисментами. Все хлопают и радостно вопят, а отец Томас просто сияет — таким я его еще не видел. И это еще не все — оказалось, у священника есть пара тузов в рукаве!
Кстати, он пока еще ничего не сказал.
Даже молитву не произнес.
Он ждет, когда восстановится тишина, а потом вынимает из кармана сутаны губную гармонику. И начинает играть что-то проникновенное. Через некоторое время из зала к нему выходят трое — сущие бродяги по виду, но в костюмах. Один стучит, как в барабан, в мусорное ведро, другой играет на скрипке, а третий — на губной гармонике. Здоровой такой. Музыка разносится по церкви, проникает в каждый уголок. И всеми присутствующими — мной в том числе — завладевает странное чувство. Необычное. Не испытанное дотоле.
Звуки музыки стихают, и толпа снова взрывается аплодисментами. Отец Томас ждет, когда станет тихо.
— Эта мелодия предназначалась Богу. Она пришла от Него — и Ему мы ее посвятили. Аминь, — говорит он.
— Аминь, — откликается толпа.
Отец Томас говорит еще много чего, и мне нравятся его слова и то, как он их произносит. Он совершенно не похож на священников, которые сидят по роскошным церквам, толкают лицемерные речи и грозят всем адскими муками. Отец О’Райли говорит с завораживающей искренностью. Не о Боге, а о людях, о нас, живущих в этом пригороде, что нам нужно держаться вместе. Действовать сообща. Помогать друг другу. Ну и вообще собираться почаще.
— Приходите сюда, в эту церковь, каждое воскресенье, и мы будем вместе, — говорит отец Томас.
Он просит ту самую троицу — Джо, Грэма и Джошуа — почитать из Евангелия. Бедняги мямлят и сбиваются, но им аплодируют как героям, и на их лицах читается неподдельная гордость. Даже не верится, что эти парни пытались стрелять у меня мелочь и сигареты.
Я уже некоторое время пытаюсь найти в толпе Тони. Разглядывая сидящих на скамьях людей, встречаюсь глазами с Софи. Она машет мне — привет, мол, — и снова поворачивается к алтарю слушать. А вот Тони я почему-то не вижу…
Под конец службы отец Томас заводит старую, еще со школы знакомую и любимую песню — «He’s Got the Whole World in His Hands». Все подпевают и хлопают в такт, и… ближе к концу мелодии я наконец-то вижу Тони.
Он проталкивается сквозь толпу и становится рядом со мной.
— Привет!
В каждой руке у него по ребенку.
— Лимонад-то будет? Чтоб детям дать?
— Непременно.
Минут через пять отец Томас замечает нас с Тони, как мы стоим сзади, за скамьями.
Песня заканчивается, а молитвы так и не было. И вот Томас О’Райли приступает к самому важному.
— Внимание! Сейчас я буду молиться — вслух. А потом про себя. Все присутствующие вольны молиться так, как пожелают, — говорит он.
Потом он склоняет голову и произносит:
— Благодарю Тебя, Господи. Благодарю за этот момент — и за всех этих чудесных людей. Также возношу Тебе хвалу за бесплатное пиво…
Зал хохочет.
— …А также за музыку и слова, что Ты дал нам сегодня, дабы мы могли восхвалить Тебя. А более всего, Господи, я благодарю Тебя, что сегодня брат мой пришел сюда. И что Ты послал мне некоего человека в ужасной куртке… Аминь.
— Аминь, — повторяет зал.
— Аминь, — говорю и я через некоторое время.
И — как многие из присутствующих — в первый раз за долгие годы молюсь.
Я говорю: «Господи, пусть у Одри все будет в порядке, а еще у Марва, у мамы и Ричи — и у всех моих близких. Пожалуйста, возьми к Себе на небо папу, и прошу Тебя, помоги мне с миссиями. Помоги сделать все правильно, Господи…»
А через пару минут отец Томас завершает службу словами:
— Спасибо всем! А теперь — вечеринка!
И толпа снова ревет от восторга.
Ричи с Марвом занимаются грилем. А мы с Одри раздаем пиво. Отец О’Райли присматривает за едой и напитками для детей. И у всех отлично получается.
Наконец все съедено и выпито, и мы вытаскиваем караоке. Один за другим подходят люди и поют, поют. Я стою рядом с Миллой — пожилая леди отыскала девочек (во всяком случае, так она их назвала), с которыми ходила в школу. Они рядком сидят на скамейке, и у одной дамы ножки не достают до земли. Она сидит, скрестив щиколотки, и болтает ногами в воздухе. Честно говоря, я не видел ничего прекраснее.
У меня даже выходит уговорить Одри спеть дуэтом битловское «Eight Days a Week». Естественно, Марв и Ричи срывают овации, проорав в микрофон «You Give Love а Bad Name» группы «Bon Jovi». Оказывается, не только мы с Одри любим древние хиты!
Я танцую.
С Одри, Миллой, Софи. И мне очень нравится кружить их и слушать, как они хохочут.
И вот вечеринка заканчивается. Я отвожу Миллу домой и возвращаюсь, чтобы помочь с уборкой.
А уходя, оглядываюсь и вижу: отец Томас и Тони О’Райли сидят рядышком на ступеньках церкви и курят. Понятно, что они все равно не будут видеться часто. Дай бог, чтоб через пару лет снова встретились. Но и то хорошо. Большего мне и не нужно.
Кстати, я до этого не знал, что отец Томас курит.
Назад: 7 Священник
Дальше: 9 А вот и полиция
