Некоторые любят погорячее, или Как далеко вы готовы зайти?

Ей тридцать один год. Маленького роста (само собой), блондинка, хорошая фигура, милое личико, немного похожа на Робин Гуда. Работает в киноиндустрии. Раньше занималась танцами, но потом получила травму. «Хотя до сих пор умею садиться на шпагат».

Пишу ей ответное письмо.

Потом перечитываю написанное. Что за бред?! «Нечеловеческие условия»? Все стираю. Затем начинаю снова, решив не зацикливаться на размерах квартиры.

Стираю. Черт, что со мной?!

Звучит нахально и даже бесстыдно. А мне этого вовсе не надо. Я хочу, чтобы получилось двусмысленное, остроумное, слегка игривое письмо, при этом не больше тридцати слов — длинные сообщения настораживают. Еще раз просматриваю профиль Шалуньи. Н-да, оттолкнуться особо не от чего, все ответы уклончивые. И я решаюсь на смелый шаг. Мое сообщение будет простым и немного напористым:

Мой пока еще небогатый опыт интернет-знакомств подсказывает, что такая напористость и откровенность довольно рискованны. Однако долгие переписки мне до смерти надоели, и вообще, хочу секса.

Два дня спустя приходит ответ:

Отлично!

Мы назначаем встречу в крошечном уютном барчике недалеко от Чаринг-Кросс. Я слегка волнуюсь, но только слегка. Уже набил руку, что называется. Вот она улыбаясь, спускается по лестнице. Сердце мое не начинает биться быстрее, зато и в пятки не уходит. Честно сказать, она не такая хорошенькая, как на фото. С другой стороны, я не дружу с Миком Джаггером. Два сапога — пара. И знаете, я даже рад. Я рад, что Шалунья не ослепила меня красотой. Потому что сейчас мне не нужны ослепительные красотки (то есть нужны, но вы понимаете, о чем я). Нет у меня времени и сил на этих потрясающих недотрог, с которыми так трудно ходить на свидания. Я не хочу страдать, влюбляться и сходить с ума. Я хочу секса.

Шалунью зовут Лула. Хотя не уверен, что это ее настоящее имя, она вообще заметно привирает. Впрочем, я тоже. Через час или два начинаю понимать, что мы оба только делаем вид, будто хотим каких-то отношений. А на самом деле нам нужно совсем другое. Например, пообниматься. Для начала.

Вполне возможно, что я здорово заблуждаюсь, и мы с Шалуньей вовсе не на одной сексуальной волне. Но, в конце концов, никто не запретит мне делать такие предположения, потому что произносить их вслух я не собираюсь. Это все испортит. Если я вдруг заявлю, что хочу ее, Лула пошлет меня куда подальше. Даже если сама любит необременительный секс без любви. На мой взгляд, суть такого случайного секса именно в отрицании его случайности. По крайней мере, не стоит ее озвучивать. Все должно произойти без лишних слов, неожиданно и спонтанно. Два человека внезапно осознают, что хотят удовлетворить нужды друг друга. Разбросанная в коридоре одежда, сломанные молнии, трусики на винных бутылках… Понимаете?

Прежде чем кто-нибудь обвинит автора в пустой болтовне (ведь я говорил, что у меня весьма скромный сексуальный опыт: две женщины к двадцати трем годам!), должен признать, что я кое-что смыслю в этих делах. После затяжного старта в моей жизни начался период беспорядочных связей.

И таких периодов было несколько. Первый — через год или два после безумного романа с Элеонор. Дело было так: оправившись от горя и постромантической депрессии, я как следует изучил свое израненное сердце. И пришел к выводу, что в будущем стану более циничным и беспощадным, уверенным в собственных силах, разумным мужчиной. Короче говоря, я захотел секса.

Захотеть-то я захотел, однако сразу не получил. Тут есть свои странности. Если ты мужчина и давно мечтаешь с кем-нибудь переспать, зуб даю: у тебя ничего не выйдет. Иными словами, для настоящего искателя секса есть одно простое правило: успех приводит к успеху, а поражение — к поражению. Думаю, примерно об этом и рассказывает Иисусова притча о талантах: чем больше у тебя любовных приключений, тем больше их будет со временем.

Почему? Жестокая правда заключается в том, что женщинам нравятся уверенные в себе мужчины. Грубо говоря, те, у кого недавно был секс. Не знаю, в чем тут дело — в интуиции или эволюции, — но слабый пол чует эту уверенность, пронизывающий аромат здорового мужчины, за несколько метров и отвечает на него собственным податливым благоуханием.

Один мой приятель, например, после каждого случайного секса не моется по нескольку дней кряду. И клянется, что женщины буквально льнут к нему в метро, словно хотят поглубже вдохнуть запах его тела.

Точно так же, полагаю, они за милю чуют примесь паники. Другой мой приятель, очень симпатичный парень, три года жил без секса. В двадцать пять-то лет!.. Три года — сокрушительно долгий срок для молодого человека, и мой друг едва не свихнулся. Волосы у него стали расти в разные стороны, он начал вязать и выучил валлийский. В общем, явно слетел с катушек.

Жуткое было зрелище: сидим мы в баре, болтаем, шутим, и он не отстает, такой же забавный и веселый. Вдруг какая-нибудь цыпочка начинает строить ему глазки (несмотря на косматость и валлийский, это случалось довольно часто). Он идет к ней, заговаривает… и все. Понятия не имею, что он говорил девушкам, но буквально через минуту они прекращали улыбаться, закатывали глаза и нервно отшатывались. А через пять минут швыряли в него жареный арахис и спасались бегством.

Мне было очень жаль своего приятеля. Бедняга буквально источал запах неполноценности, и девчонки его чуяли. Он так принижал собственное достоинство, что его принимали за сумасшедшего или ущербного. На физическую привлекательность уже никто не обращал внимания. Словом, он терпел провал за провалом и все меньше верил в себя — жестокая, роковая спираль. Должен сказать, в один прекрасный день мой друг таки встретил девушку — очень хорошенькую и еще более чокнутую, чем он сам. С тех пор у него все наладилось. Хотя шрамы никуда не делись: он до сих пор говорит по-валлийски. Знали бы вы, как я ему сочувствую. Потому что неурядицы на любовном фронте бывают у каждого мужчины, и я — не исключение.

Почти целый год после Элли я страдал от острого сексуального голода, сравнимого разве что с голодом диккенсовских оборванцев. Отчаянно мечтал о близости, но не мог ее получить. Из-за этой неутолимой жажды я буквально помешался на сексе (хотя, как любой мужчина, и так был на нем помешан). Мне становилось все хуже. И вот как я это понял (предупреждаю: слабонервным лучше пропустить абзац).

Однажды, во времена моего вынужденного безбрачия, я гулял по городу и поймал себя на том, что разглядываю голый манекен. С вожделением. В другой раз я изучал какой-то медицинский справочник, чтобы написать статью о болезнях (тогда я уже добился определенного успеха и заметного роста на журналистском поприще), и в течение нескольких минут рассматривал фотографию женщины с полиомиелитом. Болезнь страшная, зато женщина была голая.

И тут до меня дошло: со мной явно что-то неладно. Надо срочно принимать меры, вот только какие? Невозможно просто взять и перенестись в Страну Сексуальных Побед, вызвать джинна Трах-Тибидоха из тусклой лампы Вечного Онанизма.

Выходов из этого неловкого положения может быть несколько. Один мой знакомый в период «засухи» вызывает проституток. Ему просто важно знать, что он еще не забыл, как это делается, как выглядит влагалище и что туда нужно совать (удивительно, какие только сомнения не посещают мужчину в трудные дни!).

Некоторые снисходят до близости с женщинами, которых считают ниже себя. Поплескавшись на сексуальном мелководье и убедившись, что они до сих пор привлекательны для самок, эти хитрецы продолжают свое гордое плаванье.

Методы выхода из подобного ступора, само собой, аморальны. Вернее сказать, отвратительны. Но факты есть факты. В моем случае судьба милостиво помогла мне избежать глубин безнравственности. Я был раздавлен и обеспокоен. Я спал только с двумя женщинами, об одной из которых до сих пор не мог забыть; а может, об обеих. Я похотливо разглядывал голые манекены. Иными словами, я слишком хотел секса, чтобы здраво мыслить, не говоря уж о применении каких-то сомнительных приемов.

Поэтому я их не применял. И однажды это случилось. На мою улицу пришел праздник. Должно быть, потому, что примерно за неделю до счастливого освобождения я совершенно перестал беспокоиться о сексе, вернее, его отсутствии. В моей жизни произошло другое событие, настоящая семейная драма, и она была куда важнее, чем годовая любовная засуха. Конечно, эти неприятности меня не осчастливили, зато вызвали побочный эффект: к сексу я стал равнодушен. И немедленно получил желаемое.

Хм… и что это значит? Я не совсем уверен, что даю правильный совет: если вы молоды и у вас год не было секса, то взорвите собственный дом или пусть вашу семью похитят террористы. Вы будете так встревожены, что забудете о женщинах, и они сами сбегутся на ваше равнодушие. Да уж…

В общем, в один прекрасный день я занялся сексом. Спустя год мучительного и вынужденного воздержания на какой-то вечеринке меня закадрила красотка из Уэльса. Через пару дней мы это сделали. Было классно.

А потом, еще через неделю, у меня снова получилось. С другой девчонкой. Повторюсь: с другой. С англичанкой, знакомой моего друга; ее груди напоминали двух лопоухих щенят в витрине зоомагазина. Клево. Еще через три недели — ничего себе! — все повторилось. С новой девушкой. Для меня это было настоящим чудом. Я неожиданно перестал быть Вечным Неудачником в Лотерее Любви. Теперь я — мистер Тугой Кошелек. Куда только подевались мои прежние скромность и нерешительность? Я вхожу в бар уверенной, даже развязной походкой: я сплю с женщинами, а они спят со мной.

Первые недели я с подозрением относился к собственной удаче: «Разумеется, скоро все закончится! Иначе и быть не может», — думал я. Не тут-то было. Выяснилось, что моя сексуальная жизнь наладилась. Надолго, на несколько лет. Райские ощущения.

Почему райские? Хорошо, попытаюсь объяснить… Думаю, все гораздо интересней и сложней, чем кажется на первый взгляд.

Один безусловный плюс секса без любви — по крайней мере, для меня — в его анонимности. Поразительно: несмотря на романтические устремления юных лет и тягу к моногамии, я вдруг стал получать удовольствие от слепого, случайного перепиха. Например, однажды я летал в Рим. И в самолете познакомился с девушкой, обворожительной пиарщицей. В тот же вечер мы взяли шикарный номер в римской гостинице. Тогда в Штатах как раз выбирали Клинтона, и наш телевизор был настроен на Си-эн-эн: каждый раз, когда мы вытворяли что-нибудь эдакое, диктор орал: «И Клинтон теперь в Арканзасе!» Бум. «Демократы взяли Огайо!» Ба-бах.

Несмотря на яркие события той ночи, я до сих пор не помню ее имени. По правде сказать, я никогда не придавал именам особого значения. Вроде бы та девушка работала в «Дейли экспресс». А может, и до сих пор работает. Если так, то очень надеюсь, что сейчас она не пишет мне гневное письмо. Ведь моя забывчивость каким-то образом добавляет остроты тому пылкому и бездумному совокуплению. Это была не любовь, не влюбленность и даже не симпатия. Это был просто СЕКС. Внезапный, потрясный, жесткий секс. Клинтон взял Южную Виргинию!

Еще я помню, что та девушка пыталась грязно выражаться. Только я снял трусы (снаружи в лунном свете мерцали Испанские ступени), как она воскликнула примерно следующее: «Когда ты сунешь в меня свою огромную пипирку?!»

«Огромная пипирка»?! Где она набралась таких выражений? Едва я это услышал, как мне нестерпимо захотелось узнать, что за умственные процессы в этой миловидной головке могли привести к подобному восклицанию. Неужели она и правда думала, будто «грязно выражается»? Если да, то я бы посоветовал ей использовать слово «хрен». Или она слишком стеснительна, чтобы говорить действительно грязно? Тогда зачем ей вообще это понадобилось? Хотела сделать мне приятно? Черт его знает. Может, у нее есть свой скелет в шкафу, и с детским словом «пипирка» связаны особенно яркие эротические воспоминания. Так или иначе, «грязное» словечко меня не на шутку возбудило — должно быть, сочетанием стыдливости и бесстыжести. Ну и, понятное дело, я был польщен.

Тут я подхожу к другому любопытному преимуществу случайного секса. Это очень простой и быстрый способ узнать человека поглубже, выпытать всю подноготную, услышать, какими нехорошими словами он или она называет пенис. Люди становятся куда откровеннее в постели и охотней идут на личный контакт. Наверное, дело в горизонтальном положении, не зря ведь Фрейд клал своих пациентов на кушетку. Или причина в другом — если уж ты показал незнакомому человеку свои интимные места, то поведать о ненависти к зеленому горошку или собственной матери будет намного проще.

В те пылкие годы я узнал кучу занимательных и удивительных фактов из жизни девушек. При других обстоятельствах мне бы потребовалось на это несколько недель или месяцев; после «глубокого» общения мои партнерши раскрывались буквально за ночь.

Например, на свадьбе одного приятеля я познакомился с феминисткой, очень серьезной женщиной, циничной, высокомерной, стильной и умной. Читала «Гардиан». Но спустя пять минут в постели начала бормотать что-то вроде: «Называй меня котеночком», а еще через пять минут попросила грубо взять ее сзади и бурно кончила, когда я с силой рванул ее за волосы. В тот вечер я узнал о феминистках больше, чем если бы прослушал курс лекций «Половой символизм в ремонте автомобиля».

Еще помню девушку из какой-то благотворительной организации. Она была очень красивая и грустная, недавно излечилась от рака. Так вот, эта милашка с удовольствием шлепала меня по спине, словно по какому-то тамтаму. Другая интеллектуалка, изучающая русскую культуру, просила, чтобы я слегка душил ее во время секса. Видимо, это каким-то образом связано с Достоевским.

Девушка-альбинос с маленькими ушами обожала драться. Физически. Бороться в прямом смысле слова. Наверное, в детстве их бросил отец, и таким образом она вымещала агрессию. А негритянка из Тринидада приходила в восторг только от того, что занималась сексом с белым мужчиной: она все время прижимала свою руку к моей и тараторила: «Смотри, смотри!»

Девушек было много. Они стеснялись показывать грудь или плакали в минуту оргазма, наотрез отказывались снимать очки или лежали неподвижно, изображая мертвых. Среди них были рыженькие, седые и лысые. И даже канадки.

Мне было весело, по-настоящему весело. Я до сих пор с упоением вспоминаю те разудалые годы. И тот рекордно быстрый секс с девочкой из подъезда. Как-то раз мне в дверь постучали. Я открыл: на пороге стояла юная красотка. Она попросила карандаш, чтобы оставить записку подруге, которую так и не дождалась. Мы разговорились, по какой-то непостижимой причине я пригласил ее в бар. Она была не против. Пропустив по кружке пива, мы вернулись ко мне и занялись любовью. Было шесть вечера. На все про все ушло меньше чем три часа. Я едва знал, как ее зовут, и понятия не имел, откуда она и что делает — разве что одалживает карандаши.

Тот быстрый, нежданный и «чистый» секс — вершина моего мастерства. Может, кому-то он покажется не таким уж и быстрым (один мой приятель утверждает, что однажды повстречал в Гайд-парке норвежку, пригласил ее к себе, она согласилась — пятнадцать минут «прелюдии»), но для меня он навсегда останется самым удивительным и оттого по-своему прекрасным.

С тех пор я стал куда самонадеянней. Возомнил, будто отныне могу заниматься сексом по первому желанию. Стоит мне лишь заговорить с девчонкой или одолжить ей карандаш, как через пару часов она уже стягивает трусики.

Разумеется, только я забрался на эту вершину, как сразу рухнул в пропасть.

Внезапно мои безмятежные денечки подошли к концу. Я пресытился, огрубел, мне все опостылело. Спустя пару недель после случая с карандашом я познакомился на вечеринке с тремя девушками. Мне было все равно (по крайней мере, так казалось), с кем из них спать. Возомнив о себе невесть что, я решил (очень жаль, что так вышло, честно!) совратить самую толстую и некрасивую. Сказано — сделано. Возвращаясь домой на следующее утро, я как всегда чувствовал себя великолепно и мысленно приговаривал: «Молодец! Ты просто гений!.. Хм, а где это я?» Но по пути к метро самомнение улетучилось, и на смену ему пришло другое чувство: «Постой, а как же она? Что она о тебе подумает? Разве ты правильно поступил?» Тогда впервые проснулась моя совесть.

Я благополучно на нее забил и спустился в метро.

Тем не менее внутренние противоречия накапливались. Теперь я знакомился с девчонками и занимался с ними сексом лишь затем, чтобы вечером в баре повеселить друзей. Я всегда произносил одни и те же слова, делал одинаковые комплименты, зная, что они сработают. Я превратился в любовный автомат, мне было плевать на своих подружек. Плохо. Очень плохо. Моя жестокость вылилась в то, что каждый вечер я занимался любовью с разными девушками. Мне было любопытно, заметят ли они что-нибудь. Они не замечали.

Словом, я вел себя как настоящий подонок.

И однажды доигрался. Как-то вечером в баре я познакомился с обалденно красивой иранкой. Говорил с ней о том же, о чем всегда. Она попросила проводить ее домой. По дороге мы взялись за руки. Я рассказал ей свой коронный анекдот, она посмеялась и сжала мою руку. В общем, все шло нормально. Но у станции метро я вдруг ощутил странное отвращение к себе, к своим механическим и бессмысленным действиям, к этому жесткому утилитаризму. Меня даже затошнило. Я не знал, что делать. Мы гуляли, беспечно разговаривали, я пытался скрыть свои чувства и не понимал, откуда они взялись.

Когда мы подошли к дому той девушки, она явно ждала, что я ее поцелую и поднимусь к ней. Однако я просто чмокнул ее в щеку, молча развернулся и сел в автобус. Дома, лежа в одиночестве на кровати, я не мог избавиться от этой нездоровой пустоты. Всю ночь напролет я смотрел в потолок, пока первые лучи рассветного солнца не ударили в занавески.

Вот так все и кончилось. Со мной случилось что-то плохое, хорошее или странное. Время беспорядочных сексуальных связей для меня подошло к концу.

Однако стремиться к ним я не перестал. Да, полгода я не встречался с девушками в напрасной попытке найти любовь всей жизни и вырваться из водоворота случайного секса. А потом понял, что совершил роковую ошибку, отступившись от своих донжуанских способностей. Не менее роковой ошибкой с моей стороны была та иранка, которой я так и не позвонил. Решено: надо вернуть все, чем я бездумно пожертвовал.

Мы договорились встретиться в баре. Но на этот раз, после двух кружек пива, иранка подняла на меня глаза и покачала головой. Затем встала, презрительно усмехнулась и ушла. Вот так. Я был в ужасе. Я лишился своего дара. Какими бы магическими способностями я ни обладал, спустя три года разврата они улетучились. Или, по меньшей мере, потеряли силу. Я допивал пиво в одиночестве.

Но почему? Почему я вновь терпел неудачу? Почему стал мямлить и нервничать в общении с женщинами, как последний неудачник, хотя совсем недавно был на коне? Трудно сказать. Я не растолстел, не изучал валлийский. Что-то меня подвело… Уверенность. Абсолютная самонадеянность. Непоколебимая вера в то, что сегодня у меня будет секс, а если нет — плевать, будет завтра. И еще, вероятно, во мне просыпалась зачаточная, но подрывающая силы форма совести. А совесть и похоть — не лучшие друзья. Совесть превращает нас в трусов, по крайней мере, когда дело доходит до твердости рук и других частей тела. Я мечтал, чтобы мне сделали операцию по удалению совести. Однако не тут-то было.

Вот так закончилась для меня пора беспечного секса. Ну, почти закончилась. Как же я могу применить этот опыт в общении с Шалуньей? Действительно ли мы с ней на одной волне? Между первым блюдом и пудингом я судорожно размышляю на эту тему, и неожиданно, когда мы принимаемся за десерт, Шалунья сообщает, что приехала из Австралии. Акцента нет, потому что она давно живет в Лондоне, но росла и училась она в Перте.

Вот это да! И о чем я только волновался? Да она австралийка! Можно расслабиться, потому что австралийские девушки на редкость бесстыжи, пылки и легко доступны.

Знаю, знаю… Дорогие уроженки Мельбурна, прежде чем закидывать меня гневными посланиями, поймите: это не мое мнение, так считает мой доктор! Он поведал мне об австралийках как раз в конце той «горячей» поры. Вот как это было.

Я сидел за столиком в кафе и вдруг почувствовал зуд «там, внизу». Зуд не прекращался и порядком меня раздражал. Я почесался и благополучно о нем забыл.

Через несколько дней зуд усилился, а потом приобрел и вовсе устрашающие масштабы: его начали замечать другие люди, ведь теперь я засовывал руку в штаны все чаще. В кафе. В барах. В библиотеках. Обычно я так не делаю, даже в библиотеках.

Самое ужасное произошло, когда адский зуд застиг меня в автобусе. Автобус был битком забит людьми, я не мог просто взять и хорошенько почесаться. И я решил облегчить свои муки путем активного шевеления бедрами. Должно быть, при этом я заметно гримасничал. Автобус опустел подозрительно быстро. Особенно если учесть, что мы не останавливались.

Ну все, с меня хватит. Надо узнать, в чем дело. Что за дрянь мне положили в салат? Может, это аллергия? Или между моими и подружкиными феромонами произошла какая-то нежелательная реакция?

В тот вечер, надежно запершись в ванной, я снял штаны и провел расследование.

О… Бог мой! Такого я не ожидал. Мама родная! Это не аллергия и не раздражение. И даже не сыпь. О нет. Совсем нет. В моих лобковых волосах сидели… жучки. Маленькие белые твари, похожие на блох, только более современного и угрожающего вида. Хуже того, некоторые явно… откладывали яйца!

Быстренько натянув штаны, я оперся на раковину, потому что у меня вдруг закружилась голова. Я не знал, куда деваться. Мне было слишком больно признать очевидное. Насекомые? В моих лобковых волосах? Грызут мои самые интимные органы? Плохо. Очень плохо. Через пару минут я начал извиваться и скакать по комнате, точно новорожденный ягненок на уроке балета. Зачем? Понятия не имею.

А потом взялся за дело. Принял три ванны подряд, надеясь, что жучки утонут или сбегут. Сбежали? Стоя в жаркой распаренной ванной, я раздвинул волосы и внимательно посмотрел вниз. Кошмар. «Они» были на месте. Живехонькие. И даже вроде как повеселели после ванны. Двое браво ползли вверх по моим волосам, точно выбрались в горы на выходные.

Я заметил и еще кое-что… Один из «моих» жучков захотел снискать славу первооткрывателя и забрался еще выше, на живот! Какого черта??! Он что, намерен создать колонию в моих бровях? Карамба! Стряхнув этого пионера, этого Колумба лобковых вшей с живота, я рухнул на унитаз и закрыл побледневшее лицо руками, точно какая-нибудь чахоточная викторианская поэтесса.

На следующий день я уже барабанил в дверь своего доктора. Было восемь тридцать утра. Я во что бы то ни стало хотел избавиться от вшей. Но когда он спросил меня, в чем дело, я точно воды в рот набрал.

— Ну же, что вас беспокоит? — снова спросил врач.

— Э-э… Ну… У меня эти…

— Да-да?

— Эти…

— Что?

Я уперся взглядом в пол. Мне было очень трудно признаться. Разве можно заявить: «У меня вши!» Наконец я выдавил из себя следующее:

— У меня эти… штуки.

— У вас штуки?

— Да.

— Где именно?

Он наклонился ближе. Я, заикаясь, продолжал:

— …в паху… видите ли… они живые…

— О! — просиял врач. — Да у вас лобковые вши!

Конечно, его радостное восклицание пришлось мне не по душе. Как бы там ни было, моя постыдная тайна стала явью, а это уже хорошо. Поэтому я кивнул… и содрогнулся. А потом снова уставился в пол. Подняв глаза, я увидел, что доктор с трудом сдерживает улыбку (он вообще веселый малый).

— Скажите… вы переспали с австралийкой?

Я изумленно заморгал. О чем это он? Откуда он узнал?

— Ну, вообще-то… да. Да, моя подруга из Брисбена.

Доктор понимающе кивнул.

— Все мои пациенты, у которых заводились лобковые вши, спали с австралийками. — Он замолчал, а потом улыбнулся. — Австралийские бабы — сплошь грязные шлюхи.

Что-что?! Простите? Я открыл рот. И закрыл. И снова открыл. Как он сказал?! Я просто не верил своим ушам. Мой доктор только что грубо оклеветал целую нацию милых, приятных, спортивно одаренных людей. Я был взбешен, но… моя подруга действительно родом из Австралии. Он не ошибся. Я молча смотрел, как врач выписывает мне рецепт. Потом медленно побрел домой, вооружившись бутылочкой специального шампуня, новой железной расческой и… свежим взглядом на сексуальные традиции австралийских женщин.

На всякий случай, если эта история вас обидела, пожалуйста, не надо мне писать! Лучше напишите моему доктору, Алану Джонсону, в медицинский центр Холборна, улица Лэмбс-Кондуит, дом 64.

Итак, что из этого следует? Откровенно говоря, из этого следует секс, чего я и добивался. Мы с Шалуньей, мило поужинав в итальянском ресторанчике, едем к ней домой, пьем вино и плавно перемещаемся на кровать, где занимаемся любовью при свечах. Оказывается, у нее большая грудь.

Наутро я оставляю ее за завтраком, шаловливо хихикающую. Номерами мы не обмениваемся. Теперь понятно, почему у нее такой ник. Я спускаюсь в метро, полный знакомой самовлюбленности.

Что дальше? Мне, ясное дело, приятно вновь ощутить этот юношеский запал, пусть ненадолго. И приятно заняться сексом впервые за несколько месяцев. Но я не хочу возвращаться к прежнему образу жизни, к жестокой и бессмысленной погоне за юбками. Вроде бы не хочу. Разве что ненадолго. Ладно, ладно, хочу. Было бы просто здорово! Хорошо бы вновь приударить за какой-нибудь красоткой, при этом не подцепить заразу, не свалять дурака и не почувствовать себя виноватым.

С другой стороны, мне нужно нечто другое… Должно быть, любовь. А с любовью, честно сказать, мне не везет.

И вдруг на следующее же утро я получаю письмо. Очень неожиданное.