Глава 31

Утром, уже по дороге на завтрак, Тереза почувствовала: что-то в гостинице изменилось. Проходя мимо Никовой конторы, она сообразила, в чем тут дело: по утрам там всегда играло радио, а сегодня оно молчало. В этом крошечном отклонении от заведенного порядка было нечто тревожное.

В столовой четверо молодых американских программистов оккупировали самый дальний от входа столик; вошедшую Терезу они проигнорировали — как и всегда. Одна из женщин читала «Инвестор кроникл», а свободной рукой ритмично сжимала кистевой эспандер; вторая была в тренировочном костюме, с широкой махровой лентой на голове и полотенцем на шее. Кен Митчелл говорил по мобильнику, а его дружок что-то вбивал в наладонник. Перед каждым из них был непременный их завтрак, приготовленный из неких восточных бобов, взращенных без применения минеральных удобрений и антибиотиков и содержащих высокий процент клетчатки (Эми заказывала их по почте из Голландии за жуткие деньги), но никто ничего не ел.

Тереза села на свое обычное место. Кен Митчелл вызывал у нее раздражение, а вместе с тем и любопытство. Он ее словно не замечал — ну вот, к примеру, сегодня, сидит, повернувшись спиной, и никак не реагирует — и хотя она абсолютно не намеревалась иметь с ним впредь что-либо обшее, ей не нравилось, что он смотрит на нее как на пустое место.

Проходя по коридору, Тереза прихватила свою газету; едва она развернула ее и начала просматривать, как к столику кто-то подошел. Решив, что это Эми, Тереза подняла голову и улыбнулась. Но это была не Эми; в полушаге от столика стоял высокий плотный мужчина с наголо обритой головой, в руках у него были блокнот и авторучка.

— Простите, пожалуйста, вы желаете заказать завтрак? — спросил мужчина.

— Да, секундочку.

Удивленная Тереза взяла со стола меню. За три недели, проведенные здесь, она привыкла просто подтверждать Эми, что хочет то же, что и всегда, то есть фруктовый сок, кофе и много тостов из цельнозернового хлеба. Теперь приходилось все это повторять. Мужчина записал заказ и удалился в сторону кухни.

Терезе казалось, что где-то она его уже видела, непонятно только где. В городе, наверное. Если бы здесь, в гостинице, она бы точно запомнила. Нужно будет получше к нему присмотреться.

Пока она ждала свой завтрак, четверо программистов дружно встали и ушли. Ее они так и не заметили. Кен Митчелл закончил уже разговор и на ходу набирал новый номер.

Тереза осталась в столовой одна. Минуты через две наголо обритый мужчина вернулся с дымящимся кофейником и стаканом апельсинового сока.

— Я не знал, что вы предпочитаете цельнозерновой, — сказал он извиняющимся тоном. — Так что пришлось за ним послать. Сейчас принесут. Тут же пекарня рядом, прямо за углом.

— Да не стоило так беспокоиться, сошел бы и белый. — Тереза увидела себя глазами этого мужчины: еще одна чертова американка, привередничающая со своей непонятной едой. Хотя кой, собственно, черт, ведь этот хлеб записан в меню! — А вообще-то Эми уже знает, что я люблю цельнозерновой, и всегда его покупает.

— Эми здесь больше нет, — сказал мужчина.

Он гордо выпрямился и стоял по другую сторону столика, прижимая поднос к груди.

Тереза удивилась, но не так чтобы слишком; подсознательно она все это время ждала каких-то изменений.

— А что случилось? — спросила она. — С ней что-нибудь не так?

— Нет, с ней все в порядке. Просто захотела отдохнуть.

— И вы ее подменили?

— Я подменил ее во всем. Теперь гостиницей занимаюсь я.

— Вы ею управляете?

— Ну, в общем-то, да, управляю. Я ее новый хозяин.

— Так что же, и Ника тоже нет?

— Все это вышло вчера, совсем неожиданно. Я давно присматривался к этому заведению, а тут вдруг услышал, что Ник продает, мы с ним поговорили и ударили по рукам.

— Вот так вот просто и сразу? Еще вчера они ничего об этом не говорили.

— Скорее всего, они и раньше об этом думали. — (Тереза молчала.) — Простите, пожалуйста, но мне нужно идти, — сказал мужчина. — Хлеб принесет вам моя жена, буквально через минуту.

Мужчина повернулся и ушел, прикрыв за собой служебную дверь; Тереза проводила его взглядом. При всей своей тривиальности, эта новость ее задела. Конечно же, хозяева гостиниц не обязаны оповещать постояльцев о своих делах и намерениях, однако и Ник, и Эми казались такими открытыми, такими откровенными, и было до крайности странно, что никто из них ничего ей не сказал. Ну хотя бы «до свидания», для вежливости.

Тереза налила кофе и начала отхлебывать апельсиновый сок в ожидании тостов. Через несколько минут мужчина вернулся. Он поставил перед ней тосты — засунутые на английский манер в державку, чтобы быстрее остывали, — и собрался было снова уйти, когда Тереза сказала:

— Где-то я вас раньше видела? Вы не знаете где?

— Да, может быть, где-нибудь здесь. Ведь я заходил иногда в этот бар. Только раньше, — он провел рукой по подбородку, — у меня была борода. Я прихожусь Эми деверем. Дэвид Хартленд, так меня звать.

Ну да, конечно же, это он разговаривал с Эми на рынке. Агрессивно разговаривал, но это не казалось тогда особенно важным. А потом она видела его выходящим из здания «Экс-экс».

— Так значит, вы брат?..

— Ну да, брат Джейса, старший. Вы, наверное, знаете, что случилось с Джейсом?

— Эми мне рассказала.

Ее собственные воспоминания, как мертвый Джейс лежал на крыше того дома.

— Мы с Джейсом давно уже думали об этой гостинице, хотели купить ее у Никовых родителей. Тогда все как-то не сложилось, а когда я услышал, что Ник ее продает, то сразу ухватился за удобный случай. — Во время разговора Дейв Хартленд отошел от Терезы на пару шагов и стоял теперь рядом с сервантом. Открыв один из ящиков, он достал ворох ножей и вилок и завернул их в принесенное полотенце. — В Булвертоне все меняется, может быть, и вы об этом слышали. К нам в город приходят большие деньги. — Он как-то многозначительно взглянул на столик, оставленный американцами. — Многие люди станут жить по-другому, а затем постепенно переменится и весь город. Через десять лет вы не узнаете Булвертон.

— Так вы что же, уже купили гостиницу?

— Нужно еще разобраться со всей этой бумажной волокитой, но по рукам мы ударили. У Ника есть адвокат, у меня теперь тоже есть, а адвокаты — известная публика, у них ничего быстро не делается. А Ник и Эми не захотели дожидаться и прямо вчера сорвались и уехали. И вещи свои все здесь оставили, мы их соберем и сложим, пусть забирают, когда захотят.

— А вы не знаете, куда они направились?

— Да нет, они мне не сказали, — ответил Дейв Хартленд, но с какой-то такой интонацией, что Тереза была почти уверена, что он кривит душой. — Думаю, это будет у них вроде медового месяца.

Тереза рассмеялась, но не потому, что усмотрела в этой новости нечто смешное, а скорее просто для разрядки.

— Так значит, я их больше и не увижу? — спросила она. — А ведь мы с Эми почти уже подружились.

— Не знаю. Разве что вы пробудете здесь еще с месяц. Да и то по тому, как Эми и Ник вчера говорили, было не очень похоже, что они думают когда-нибудь вернуться. Слишком уж много тяжелых воспоминаний связано у них с нашим городом. И у них, и у многих других людей.

— Да, я знаю.

А что еще могла она сказать?

Дэвид Хартленд ушел на кухню, прихватив с собой столовое серебро, а Тереза вернулась к окончательно остывшим тостам. Внезапность происшедших перемен вывела ее из душевного равновесия, ей казалось, что она чем-то обидела Ника или Эми, хотя, конечно же, такого никак не могло быть. Тереза часто пыталась поставить себя на место жителей этого городка, дольщиков огромной коллективной скорби. Она знала, какие страдания приносит личная утрата, но могла лишь смутно догадываться, что это такое — быть одним из многих и многих, переживших кровавую бойню. Чувствовать, что ты не один, — легче это или тяжелее? Страх, неразбериха, потрясение, странное ощущение, что ты кого-то предал, вина без вины, журналисты, слетевшиеся как стервятники, — все эти последствия кризиса были известны психологам и подробно ими изучались, но изучать снаружи — это одно, а понимать изнутри — совсем другое. Отправляясь в Англию, Тереза думала, что гибель Энди даст ей возможность понять жителей Булвертона изнутри, но на поверку оказалось, что между нею и ними нет ничего общего, ну разве что эмоциональная заторможенность. Полный паралич желаний и чувств, надежд и стремлений, когда ты пытаешься жить так же, как и прежде, давая волнам скорби гулять, как им вздумается, зная, что ничто не может быть хуже того, что уже случилось, и зная одновременно, что лучше тебе никогда не будет.

Ну и действительно, лучше не становилось. Энди был постоянной зияющей раной, после его гибели жизнь почти замерла, ну разве что Тереза медленно, через боль научалась глядеть в лицо тому факту, что никогда его больше не увидит.

Пока она допивала кофе, Хартленд вошел в столовую, вернул ножи и вилки в ящик серванта, взял вместо них другие и вновь удалился на кухню.

Тереза прихватила со столика свою газету и прошла в крошечную контору, где распоряжались прежде Эми и Ник.

Не найдя там никого, она сунулась в дверь, соединявшую контору с кухней. Хартленд был там, а вместе с ним женщина, видимо, его жена, но он ее не представил. И он, и она были в передниках, на кухонном столе, аккуратно застеленном газетами, было разложено столовое серебро.

— Мистер Хартленд, — сказала Тереза, — мне очень жаль сообщать это вам так сразу, но через день или два я думаю уезжать.

— Да какие тут могут быть извинения. А вы уже знаете точно, когда это будет?

— Нет, пока еще нет. У меня нет еще билета на самолет, да и в городе остались кое-какие дела. Завтра или послезавтра, и уж точно не сегодня.

За разговором Хартленд снял передник и открыл дверь в дальнем конце кухни, выходившую, как знала Тереза, в главный холл, прямо к конторке, которой ни Эми, ни Ник практически не пользовались. Он придержал дверь и жестом пригласил Терезу пройти первой.

Подойдя к конторке, он включил компьютер и несколько минут ждал, пока тот загрузится. Затем начал тыкать пальцем в клавиатуру, пытаясь, по видимости, найти гостиничную бухгалтерию.

— Я не имел еще случая ознакомиться с вашим счетом, — сказал он все тем же извиняющимся тоном. — Слишком уж много вчера было всякого.

— А может, вы посмотрите все сами, а со мной поговорите потом?

— Можно и так, но мне все-таки хотелось найти ваш счет. — (Тереза пару раз видела, как Ник и Эми работали с этой программой, но предложить Хартленду помощь ей было как-то неловко.) — И вы не беспокойтесь, что сбегаете от нас в первый же день, как мы стали хозяевами, — добавил он, отвернувшись от экрана. — Мы с женой только и ждем, чтобы все гости разъехались. А новых селить не будем.

— Так вы что, будете держать ее просто как паб?

— По первости — да, но у нас есть большие планы. Только нужно будет сперва договориться с городским советом, потому что мы хотим сделать из этого здания вроде как мультимедиа-паб, слыхали о таких? Я видел их в Лондоне, а месяца два назад и в Брайтоне тоже открылся, здоровый. Здание у нас большое, а используется слабо, да и парковка почти всегда пустая. А ведь гостиница стоит у большой дороги, на самом идеальном месте. У вас в Америке вроде бы нет таких штук, да?

— Мультимедиа у нас есть, а вот про пабы я как-то не слышала.

— Это их так называют. Мультимедиа-паб — это вроде как развлекательный комплекс, много всяких развлекалок под одной крышей. Начнем мы с самого главного: большой, во всю длину здания, пивной с баром и летней верандой. Ну а потом займемся остальными этажами. В подвале будет дискотека, на задней стороне — ресторан с небольшим семейным залом, а наверху — интернет-кафе. Весь верхний этаж мы отдадим под бутики и ремесленные мастерские. Мы хотим, чтобы люди приходили к нам семьями, а потому устроим игровую площадку с галереей, откуда родители смогут следить за своими детьми, не забывая попутно выпить. Мы даже думаем о тренажерном зале, чтобы можно было перед едой и выпивкой покачать немного мышцу. Знаете этот сарай на задах, куда Ник с Эми сваливали всякое барахло? Вот его мы и оборудуем. А еще мы, пожалуй, организуем тут «Экс-экс». Я уже переговорил с этими вашими друзьями из Америки. Их компания скоро будет продавать тут у нас франшизы на «Экс-экс», и если не зевать, мы станем первым частным заведением на всем южном побережье.

— Да, вы зря время не теряете, — заметила Тереза; бьющая через край энергия Хартленда производила сильное впечатление.

— Я прожил в Булвертоне всю свою жизнь и много уже лет наблюдаю, как эта гостиница постепенно сходит на нет. Вы же знаете, что творится у нас наверху: там нужно оставить голые стены и сделать все по новой, с нуля. Ничего, мы с Джин знаем, как заставить это здание приносить доход, но сперва потребуется вложить чертову уйму сил и денег, тем более что хочется поскорее, ведь мы с ней не слишком молодые и моложе не становимся.

— Да кто ж становится.

Тереза с трудом себе представляла, во сколько обойдется полная перестройка гостиницы в соответствии с планами Хартленда, но счет шел явно на миллионы. А не его ли она видела торгующим с лотка на рынке? Как-то не тот бизнес, на котором можно сколотить капитал, достаточный для столь масштабного предприятия.

Она стояла и ждала, хотя давно уже было ясно, что ничего он в компьютере не найдет, во всяком случае — сейчас. Чем больше она смотрела, как он мучается с элементарнейшим софтом, тем больше ее это бесило, и она понимала, что стояние над душой далеко не самая лучшая помощь. В конце концов она вторично предложила разобраться со счетом потом. Хартленд согласился с явным облегчением.