Книга: Два лика января
Назад: Глава 8
Дальше: Глава 10

Глава 9

Райдел проснулся в субботу около десяти утра и, посмотрев на часы, вскочил с постели. Если он собирается добросовестно отрабатывать свои пять тысяч долларов, ему давно уже следовало сходить за газетой. Райдел почесал затылок и усмехнулся. Наверняка Честер еще спит у себя в номере в конце коридора. Так стоило ли сломя голову нестись за газетой, в которой, скорее всего, говорится, что полиция до сих пор никого не нашла. Райдел не спеша принял ванну, тщательно побрился и лишь после этого спустился вниз. Как он и ожидал, в тонкой четырехстраничной ханьинской газете не было абсолютно ничего. Он справился и выяснил, что афинские и ираклионские газеты поступят в продажу лишь вечером. Райдел зашел в кафе и выпил чашку кофе. Ханья был маленьким тихим городком, но ему такие городки нравились. Они заставляли замечать то, на что в большом городе никогда не обращаешь внимания. Других занятий здесь просто не было. К примеру, число цветочных горшков на подоконниках в сравнении с их числом в Афинах или в других небольших городах, где он бывал. Количество калек на улицах, добротность домов, обилие или скудость продуктов на рынке. Базар в Ханья выглядел куда примечательнее остальной части города. Райдел подумал, что надо бы предложить Честеру и Колетте осмотреть его сегодня.
Он вернулся в свой номер, чтобы позвонить Макфарландам и сообщить им о газетах. Трубку сняла Колетта.
— Доброе утро. В сегодняшних газетах, точнее в утренних, — ничего.
— Хорошо, я передам Честеру. Это ведь хороший знак, так? — Судя по голосу, она давно проснулась.
— Думаю, да, — сказал Райдел.
— Послушай. Хм… Честер не хочет никуда выходить. По крайней мере, днем. А мне бы хотелось прогуляться. Как ты на это смотришь?
Она приглушила голос, и он подумал, что Честер, по-видимому, в ванной.
— Мне нужно написать письмо, — ответил Райдел. — Это займет от силы минут двадцать. Мы можем встретиться внизу около половины двенадцатого.
— Я зайду за тобой. До скорого, — проговорила она быстро и положила трубку.
Райдел покачал головой, снял пальто и достал пачку писчей бумаги, которую держал на дне своего чемодана. Вчера по прибытии в Ханья Райделу захотелось написать Кенни. Он решил сделать это, пока был в настроении. Завтра оно могло пройти. Райдел не писал брату уже несколько месяцев и даже не знал точно сколько. Во всяком случае, ни разу с того времени, как умер отец. Кенни явно сердился из-за того, что Райдел не приехал на похороны, и тоже ему не писал.
Ханья, Крит Суббота, 13
января 19…

Дорогой Кенни,
я пишу тебе из самого тихого городка, что есть в Греции, разумеется. Это довольно маленький критский порт. Вероятно, летом в нем гораздо оживленнее. Я не задержусь здесь долго. Так что мой адрес прежний: «Американ экспресс», Афины. Недавно я написал Марте, возможно, она тебе об этом говорила. Как поживаешь? Как Лола и малыши?
На днях со мной приключилась удивительная история, которая, впрочем, еще не закончилась. Когда-нибудь я расскажу тебе о ней подробнее. Дело в том, что я познакомился при довольно необычных обстоятельствах с одним сорокалетним американцем, который удивительно похож на нашего отца в том же возрасте, правда, я слабо помню, каким он был тогда, и больше знаю его по фотографиям. Хотя во всем остальном этот человек — полная противоположность отцу. Общение с ним действует на меня странным образом. Извини за некоторую сумбурность письма. Этим утром я чувствую себя до одури счастливым. Только не подумай, что я пьян.
Знаешь, я ведь никогда не воспринимал отца как обычного человека из плоти и крови. Для нас, детей, для меня во всяком случае, он был неким небожителем, являвшимся нам за ужином, когда мы разговаривали на одном из тех языков, которым никогда не пользовались вне дома. Я не замечал, чтобы он хоть раз проявил свое чувство к матери. Хотя ты как-то говорил, что видел. Так вот, знакомство с этим вполне обычным американцем, который, впрочем, из-за определенных обстоятельств вынужден скрывать свое имя, позволило мне неожиданно ощутить отца более реальным, более земным. Объяснить это трудно, особенно после того, как я убедился, насколько этому человеку далеко до столпа добродетели, и если в нем есть что-либо достойное похвалы, не считая уже замеченной мной щедрости на деньги, то мне еще предстоит это узнать. Впрочем, его недостатки мне лишь на руку. У меня ведь свой интерес. Я использую знакомство с ним в собственных эгоистических целях. Он помогает мне посмотреть на отца по-иному, с меньшей обидой и с большим юмором. Одному Господу известно, может, я пытаюсь таким образом забыть обиду? Я ведь уже взрослый. Такие вот дела. По странному совпадению жена этого человека, особа довольно привлекательная, энергичная и к тому же намного моложе его, чем-то напоминает мне Агнес. Не знаю, что со мной происходит. Но во мне снова пробудились давние переживания. Возможно, таково психологическое очищение, и, значит, это только на пользу. Ты всегда понимал меня, когда дело касалось Агнес, старина Кен. Надеюсь, ты не истолкуешь превратно то, что я здесь пишу об отце, и не посчитаешь, будто я неуважительно отношусь к его памяти. То, что я не приехал в декабре на его похороны, не было неуважением. Просто я не мог тогда заставить себя сделать это.
Райдел остановился и перевел дыхание. Увы! Ему все-таки пришлось упомянуть о похоронах. Он поставил точку и продолжил с новой строки.
В ближайшее время я собираюсь вернуться в Штаты и устроиться на службу либо в Бостоне, либо в Нью-Йорке. Вместе с тем из этого сумбурного письма тебе, любезный брат, должно быть ясно, что мне совершенно необходимо возобновить с тобой отношения после столь долгого перерыва. Передай от меня привет своей семье. Береги себя, и да хранит тебя Бог.
Твой брат
Райдел.
Колетта постучала, когда Райдел уже запечатывал конверт. Он открыл ей дверь.
— Привет! — поздоровалась она. — Как я тебе нравлюсь в этих добропорядочных туфлях?
Райдел улыбнулся. На ней были красные туфли без каблуков, с бантиками.
— Американские?
— Нет, черт побери. Греческие. Никогда не подумала бы! Здесь, в Греции, туфли такие дешевые. Я купила пять пар. — Ее звонкий голос сорвался на слове «пар», точно хрупкий голосок маленькой девочки. — Ну так что, идем?
Он взял пальто и письмо.
— Это авиа? У меня есть марки.
Она поставила сумочку на его неубранную постель, села и достала из бумажника греческие марки.
Райдел отобрал две, поблагодарил и снова отметил про себя ее предусмотрительность. Это было вчера вечером. Ему нечем было прикурить сигарету, и Колетта достала из сумочки коробок, хотя не курила. Она объяснила, что всегда носит с собой спички.
— Как Честер? Здоров?
— Да. Легкое похмелье. Подожди.
— Что случилось? — Он уже открыл дверь.
— Разве ты не собираешься… — Она закрыла дверь и прошептала: — Ты забыл, о чем говорил мне прошлым вечером? Что поцелуешь меня перед любой дверью.
Райдел был уверен, что не говорил этого, во всяком случае в этом смысле. Вчера вечером он много каламбурил. Ему стало весело и сейчас. Он поцеловал ее в губы. Оба улыбнулись и вышли. Она заставила его почувствовать себя так, будто ему снова пятнадцать. Правда, уже не было ослепленности, болезненной ранимости и прочих глупостей, свойственных этому возрасту.
Они отправились на рынок. Прошлись мимо лотков, на которых были выставлены туфли и ботинки, пахнувшие уриной, мимо разделанных туш, подвешенных на крюках, купили по мороженому и зашагали дальше, держась за руки, чтобы их не смогла разъединить толпа. Колетте понравилась безрукавка свободного покроя, без пуговиц, отороченная каймой, и она решила взять ее для Честера. Райдел помог Колетте поторговаться, и они купили безрукавку за тридцать драхм, сбив первоначальную цену, которую запросила торговка.
— Думаю, в подобных местах нельзя платить, сколько попросят, — сказала она. — Эти глупые туристы всюду поднимают цены.
Райдел согласно кивнул и улыбнулся.
— Ты считаешь, Честер будет это носить?
— Дома, конечно, не на улице. Он страшно консервативен в том, как одеваться на публике.
Розовощекая крестьянка аккуратно завернула покупку в газету, подогнула края и вручила Колетте.
— Эфхаристо, — поблагодарила та. — Спасибо.
Женщина ответила что-то и улыбнулась.
— Что она сказала? — спросила Колетта у Райдела.
— Ну, «на здоровье», «рада услужить». Что-то вроде этого, — объяснил он.
Они направились дальше. Колетта взяла Райдела под руку.
— Ты, наверное, очень способный к языкам, если сумел освоить греческий. В нем такое трудное произношение. Язык можно сломать. Ты понимаешь, что я имею в виду? Французский — язык как язык. Итальянский, даже немецкий. Но греческий!
Райдел запрокинул голову и рассмеялся. Вот бы потешился отец, услышав такой комментарий. Райдел представил его лицо, если бы он, Марта или Кенни сказали такое при нем. Отец поморщился бы, словно ему стало дурно, и заявил бы, что это суждение слабоумного. Лицо Честера сменило лицо отца, и улыбка исчезла с губ Райдела.
— А итальянский и французский ты знаешь? — поинтересовалась Колетта.
— Да. Немного лучше, чем греческий. Но это не моя заслуга. Я выучил их в детстве.
— В самом деле? Ваша семья много путешествовала?
— Нет. Почти нет. Отец учил нас языкам дома. Первые уроки он давал, едва мы начинали говорить. Один месяц мы обязаны были общаться в доме только на французском, другой — на итальянском, третий — на русском, четвертый…
— На русском?
— Да. Прекрасный язык. И совсем не сложный. Отец считал, что так легче освоить язык. Ну не то чтобы легче — он не давал поблажек, — но отец считал, что тот, кто осваивает языки в детстве, знает их лучше.
Райдел улыбнулся, заметив, с каким вниманием слушает его Колетта.
— Надо же!
— И если кто-либо из нас заговаривал в его присутствии на английском, когда полагалось говорить на испанском или каком-то еще, то получал замечание или штрафное очко. В прихожей над лестницей висел табель штрафных очков, чтобы каждый мог видеть. Даже бедная мама попадала туда время от времени. — Он рассмеялся, но не очень весело.
— Потрясающе!
— Случалось, мы мешали языки, и тогда тоже получали штрафные очки. Например, одна половина предложения на итальянском, а другая на испанском — два штрафных очка. Мой брат Кенни мог забыть, как будет «газонокосилка» по-французски, но знал, как будет по-русски. Кенни и я, когда отца не было поблизости, любили каламбурить. Кенни мог сказать перед сном: «Не открывай на ночь окно, Райд. Я Feind свежего воздуха». — Райдел рассмеялся.
— Не поняла.
— «Feind» по-немецки значит противник. Если ты свежего воздуха…
— А, теперь поняла. — Она рассмеялась. — Забавно.
Но в следующую секунду Колетта уже думала о чем-то другом. Она медленно шагала рядом, держа Райдела под руку, опустив голову и глядя себе под ноги, точно ребенок, старающийся не наступать на трещинки в земле. Они вышли с рынка и направились по тихой улочке, застроенной двухэтажными домами, на которой еще не были. Узкая голубая полоска в конце улицы, словно источник, заливала синевой всю небесную ширь. Воздух был влажный и чистый, как после дождя, хотя немощеная мостовая была сухой. Черная с белыми пятнами кошка каталась в пыли, подставив солнцу брюхо. Райдел посмотрел на Колетту, чтобы убедиться, по-прежнему ли при ней пакет. Она держала его под мышкой.
— Я подумала, — проговорила она, — когда мы вернемся в Нью-Йорк, у нас будут… У нас и сейчас… Я хотела сказать, у нас и так были…
Ветер трепал на лбу локон ее коротких рыжеватых волос. Она по-прежнему глядела под ноги.
— Что ты имеешь в виду?
— В Нью-Йорке Честер был Говардом Чивером. Это имя значилось на его почтовом ящике. На это имя была снята наша квартира. Потом он получил паспорт и стал Честером Макфарландом. Это его настоящее имя. — Она посмотрела рассеянно перед собой и рассмеялась. — Честер говорил, что несколько лет назад в Сан-Франциско он погорел на какой-то сделке, связанной с подержанными автомашинами, и сменил фамилию. Наверное, он посчитал, что эта история слишком давняя или незначительная, коли решил воспользоваться своей фамилией для паспорта.
Райдел нахмурился, пытаясь вспомнить.
— Кажется, имени Говарда Чивера в записной книжке агента не было. Или было?
— Нет, — сказала Колетта заговорщическим тоном, словно это была детская тайна или игра. — Честер радовался. Иначе у него оказалась бы арестованной пара банковских счетов и еще бог весть что.
Райдела охватило отвращение к Честеру. Это было как внезапный приступ. Он невольно передернул плечами.
— Ты ведь не любишь Честера? — спросила Колетта.
Он посмотрел на нее, не зная, что ответить.
— А ты?
— Я? Ну… — Она пожала плечами.
Этот жест как бы связал их. Но потом Райдел подумал, что не прав. Возможно, у Колетты это должно означать: «Как я могу не любить своего мужа?» Райделу это было неприятно. Впрочем, если бы этот жест означал «не знаю», он испытал бы то же самое. Молодая, умная, симпатичная женщина не должна любить мошенника. Райдел нахмурился, глядя на ее лицо, повернутое к нему в профиль, на ее длинные ресницы, прямой нос, пухлые губы. Возможно, Честер хороший любовник. Возможно, он для нее надежная жизненная опора. Как знать!
— Ты нравишься мне больше, — сказала Колетта, по-прежнему не глядя на него.
Они остановились. В десяти футах от Райдела в проеме открытой двери стоял грязный старик и, прислонившись к косяку и скрестив на груди руки, разглядывал их.
— Почему? — выдохнул Райдел.
Глаза Колетты смотрели на него, словно вся небесная синева заключилась в двух радужных оболочках.
— Потому что ты честный. Ты очень искренний, и я могу доверять тебе. И ты можешь доверять мне. Ведь правда?
Райдел облизнул пересохшие губы и кивнул. Он не мог произнести ни слова. Ему вдруг захотелось, чтобы они оказались одни в его номере.
— Вот почему ты мне нравишься. — Колетта оглянулась по сторонам, явно думая о чем-то другом. — Я проголодалась. А ты?
— Немного.
Райдел посмотрел на часы и с удивлением обнаружил, что уже четвертый час.
— Может, перекусим в какой-нибудь забегаловке? — спросила Колетта.
— Забегаловке?
— Ну, куда обычно ходят греки.
Райдел улыбнулся, взял ее за руку и повел за собой.
— А разве в этом городке есть что-нибудь еще?
Колетта выразила свою мысль достаточно определенно. Она имела в виду дешевую закусочную, где можно перехватить на ходу, и Райдел отыскал нечто похожее на улице рядом с рынком. Они съели по кусочку горячей козлятины на ломтике серого хлеба и выпили вдвоем стакан рецины. Ужаснее этого вина Райдел еще не пробовал. Колетта взяла одну из сдобных булочек, лежавших у продавца в корзине под грязной тряпицей, и нашла ее слишком твердой для своих зубов, которые, как она сказала, могут разжевать даже аляскинскую медузу.
Из чего Райдел сделал вывод, что она была с Честером на Аляске, но не стал спрашивать, так ли это.
Они вернулись в гостиницу около четырех. Честера в номере не оказалось. Колетта постучалась к Райделу, чтобы сообщить ему об этом.
— Портье сообщил бы нам, если бы с ним что-нибудь случилось, — успокоил ее Райдел, имея в виду: если бы Честера арестовала полиция. Однако сам он не был уверен, что портье поступил бы именно так.
— Да нет, не думаю, чтобы с ним что-то произошло, — сказала Колетта, проходя в его номер и закрывая дверь. — Он просто пошел погулять. — Она прислонилась к двери.
Райдел внезапно обнял ее, просунув руки ей под пальто, и поцеловал в губы. Он словно провалился куда-то, а когда пришел в себя, обнаружил, что пытается освободиться, разжать руки Колетты, обвившиеся вокруг его шеи. Она не пускала и говорила, что в случае чего скажет Честеру, будто ходила его искать, но Райдел лишь мотал головой: «Нет». Наконец он разжал ее руки и сдавил в запястьях. Колетта глядела на него широко раскрытыми глазами, непонимающе, удивленно.
— Уйди, — сказал он. — Пожалуйста, уйди.
— Почему? Что случилось?
— Прошу тебя. — Райдел вытолкал ее в коридор и закрыл дверь.
Затем опустился на стул и сидел так несколько минут, уронив голову и закрыв лицо руками. Он старался ни о чем не думать, не замечать внезапно пробудившегося в нем чувства. Только потому, что оно означало для него возвращение к Агнес. Чертова Агнес! Он встал. Может, это с ним в последний раз и не повторится ни с одной другой женщиной? Это глупое бегство от себя, от своей радости и одновременно муки. Но ведь Колетта не похожа на Агнес. Тогда какой в этом смысл?
— Она не похожа на Агнес, — прошептал он. — Не похожа на Агнес.
За ужином он много выпил. Правда, Честер выпил еще больше. В этот вечер Райдел позволил себе поверить, что влюбился в Колетту. В конце концов, это было лишь физическое ощущение того, о чем он себе говорил. Ему нравилось танцевать с ней. Честер видел это и злился. Колетта тоже выпила чуть больше обычного. Они встали из-за стола, не дожидаясь полуночи. Честер был мрачным, Райдел и Колетта — веселыми и бодрыми. Пока Колетта ходила в уборную «попудрить носик», Честер напомнил Райделу, что они должны расстаться завтра вечером или в понедельник утром. Он объявил это словно окончательный приговор, и Райдел сухо кивнул в знак согласия. В конце концов, таково условие их соглашения.
И пять тысяч были ему платой.
Райдел напряг зрение, пока цифры на купюрах в его руке не стали яснее. Пятьсот. Пять, ноль, ноль. Они были словно ненастоящие. Эти десять новеньких хрустящих банкнот. Честер протянул их небрежно, точно передал меню.
— Спасибо, — сказал Райдел. Только это, и ни слова больше.
Он убрал купюры в маленький кармашек, вшитый за подкладку своего чемодана, туда, где лежали его более потрепанные, но зато честные деньги.
Назад: Глава 8
Дальше: Глава 10