~~~
Линкольнз-инн, сентября одиннадцатого дня
Ваша светлость,
кабы не священный долг безропотно исполнять Ваши милостивые повеленья, мое смиренное беспокойство об Вашей светлости умолило б меня воздержаться от пересылки приложенья к сему письму. Всей душой желал бы я унять свою тревогу, но вынужден следовать древнему правилу моего ремесла Testis unus, testis nullus. К тому ж сей единственный свидетель, отъявленный плут и враль, ссылается на другого, кто, по всей вероятности, окажется еще большим лгуном. Однако с полной прямотою я должен уведомить Вашу светлость: на мой взгляд, Джонс, по кому давно плачет веревка, в существе не лжет. Нам остается уповать, что коварная девка его обманула.
Ее уже ищут и с Божьей помощью вскоре найдут. И уж тогда, уверьтесь, она изведает, почем фунт лиха. Ваша светлость могут представить, что такое Джонс, кто в своих показаньях являет себя сгустком всего дурного, что характерно для его никудышной нации. Будучи захвачен врасплох, сей прощелыга, кто сверх плута на два фута, вертится, точно уж на сковородке.
Прошу еще взять в разуменье, что Вашей светлости, как никому, известны черты его сиятельства, достойные порицанья. Увы, они виновны в наисквернейшем из сыновних грехов — непочтительности к отцовой воле, но однажды Вы сами обмолвились, что они, слава богу, не запятнали себя порочностью, в коей погрязли многие из их знатных сверстников. Допускаю, что кто-то способен погрузиться в пучину разврата, но только не джентльмен, удостоенный чести быть Вашим сыном. Полагаю, Ваша светлость согласятся со мною и в том, что за последнюю сотню лет никто слыхом не слыхивал об упомянутых ведьмах. Буду краток и заклинаю Вашу светлость проявить терпенье, помня, что весьма сомнительное злодеянье, об коем повествует прилагаемый отчет, не суть установленная истина.
Крайне опечаленный, но вечно покорный слуга Вашей милости
Генри Аскью.
* * *
Бристоль, подле Фрумгейта
Среда, сентября пятнадцатого дня, года 1736
Сэр,
удостоившись Вашего письма, спешу стократно расписаться в почтенье к Вам, а также заверить Вашего благороднейшего клиента в том, что я всегда к их услугам. Год назад мне уже посчастливилось оказать содействие Вам, светилу нашей профессии. Позвольте присовокупить, что намедни я участвовал в благополучно завершившейся тяжбе под председательством судьи мистера Г-и, кто удостоил меня личной просьбы засвидетельствовать его глубочайшее уваженье к нашему клиенту и выразить крайнюю заинтересованность в дальнейшем сотрудничестве, буде сэр Чарльз пожелают воспользоваться его талантами. Что я с удовольствием исполняю, любезный сэр, а засим перехожу к Вашим распоряженьям по нынешнему весьма прискорбному и щекотливому делу.
Сэр, прошу заверить его светлость, что для меня нет ничего ценнее доброго имени наших благородных семейств, сего неоспоримого, богоизбранного оплота, на коем вкупе с королевской властью зиждется безопасность и благополучье нации, а посему Ваша просьба об строжайшей секретности неукоснительно соблюдается.
Расследованием установлено, что интересующую Вас особу видели по адресу и в сроки, означенные в Вашем письме, однако точную дату никто из опрошенных не назвал, колеблясь между первой иль второй неделей мая. Особа сия получила верное известье: в здешних краях родители ее боле не проживают, ибо три года назад перебрались в иное гнездилище секты, расположенное в Манчестере. Поддавшись на уговоры манчестерского брата хозяина — дескать, жизнь там лучше (а сектанты, полагаю, оголтелее), — семейство с тремя отпрысками (все женского полу) выехало из города, оставив нашу особу без всяких родственных связей.
Отец — Амос Хокнелл, жена его — Марта, в девичестве Брэдлингтоль Брэдлинч, уроженка Коршема, Уилтшир. Хоть отъявленный еретик, Хокнелл считался хорошим столяром и плотником. Последнее время он работал у моего знакомца — добропорядочного христианина, олдермена мистера Диффри, кто, будучи купцом и владельцем здешней верфи, нанял его для отделки судовых кают. Его ремесленное мастерство нареканий не вызывало, однако он вечно проповедовал, подрывая в окружающих веру в официальную церковь, ярым приверженцем коей слывет, к чести своей, любезный мой приятель мистер Д. Последний неоднократно предупреждал столяра об недопустимости подобного и, узнав, что тот сманил в секту двух подмастерьев, взашей его выгнал. Хокнелл, неистовый фанатик во взглядах и вере, вопил об произволе. Нрав его характеризуют точные слова мистера Д.: пропитан вольнодумством, как бочонок рассолом. Он же поведал, что, получая расчет, наглец кричал, дескать, всякий может нанять его руки, но никто — ни сам король, ни парламент — не наймет его душу. Одно время Хокнелл намеревался перевезти семью в американские колонии (по мне, этаким смутьянам там самое место), но позже раздумал. Полагаю, ныне его можно сыскать в молельне захолустного Манчестера, каковому не сравниться — о чем Вы, сэр, осведомлены лучше моего — с городом, откуда я к Вам пишу.
Вышеозначенная особа сказала, что приехала из Лондона, где служила горничной, однако никто не запомнил имени и адреса ее хозяев. По моим сведеньям, не больше часа проведя у соседки, известившей ее об упомянутых событьях, она заявила, что должна безотлагательно следовать в Манчестер, ибо не чает воссоединиться с родными. К сожаленью, сэр, нас постигла неудача, поскольку за три недели до Вашего письма оная соседка, престарелая квакерша, померла от водянки и вышеизложенные сведенья были получены от окрестных сплетниц. Однако считаю, что показанья болтливых кумушек заслуживают доверья.
В силу твердолобой скрытности единоверцев нашей особы мой дознаватель мало что выяснил касательно ее прошлого, ибо даже самый правомочный допрос местные еретики воспринимают как знак предстоящих гонений. И все ж удалось найти источник, сообщивший, что лет пять-шесть назад девицу отринули от квакерства, сочтя потерянной для веры, после того как она была уличена в преступной связи с неким Генри Гарвеем, сыном ее первых хозяев. Нашу особу изгнали со службы, а затем из отчего дома, поскольку выходило, что она сама соблазнила юношу, а потому недостойна покаянья. До самого ее возвращенья после долгого отсутствия никто ничего об ней не знал и узнать не успел (кроме упомянутой соседки), ибо она вновь скрылась.
В заключенье должен Вас уведомить, что Вы не первый интересуетесь данной особой: вышеозначенный болтливый источник сообщил моему дознавателю, что в июне некий человек, сказавшийся приезжим из Лондона, разыскивал ее, дабы передать весточку от прежней хозяйки. Внешность его и манеры не внушили доверья завистливым и подозрительным сектантам, и незнакомец отбыл восвояси, узнав лишь, что искомая особа, скорее всего, направилась в Манчестер. Полагаю, сэр, Вы лучше ведаете, как сие растолковать.
Пишу в некоторой спешке, ибо отлучаюсь по нашему второму делу, кое будет справлено, как только позволят обстоятельства. Будьте благонадежны, я тотчас Вам отпишу.
Засим остаюсь смиреннейший, наивернейший и покорнейший слуга Вашего досточтимого клиента и Вашей бесценной персоны
Ричард Пигг, судебный поверенный.
* * *
Бидефорд, сентября 20-го дня
Сэр,
пишу, доколе свежа память об двух последних днях, проведенных мною в месте, коем Вы столь озабочены. Расположенное примерно в двух с половиной милях от брода на бидефордской дороге, оно прозвано Ущельем, ибо и впрямь выглядит боле лощиной, нежели долом, что весьма характерно для здешнего овражистого, лесистого ландшафта. Пещера, перед коей имеются лужайка и прудик для скотины, отыскалась чуть ближе к броду — мили через две к ней привела тропка, что бежит от большака. Тут полное безлюдье, лишь чабаны, бывает, гонят отары на высотные пастбища. Один такой, по имени Джеймс Локк (он и его подпасок родом из Даккума), и нынче обитает в пещере, коя издавна служит ему летним домом. Сей Мопс не грамотнее своих подопечных, но малый честный.
Приют сей имеет будоражащую историю: он прозывается Доллинговой (либо Доллиновой) пещерой, будучи так поименован в честь предводителя шайки разбойников, коя в стародавние времена тут бесстрашно обитала, ведя, по выражению Локка, разгульную жизнь на манер Робин Гуда; по причине удаленности места, а также сметливости лиходеев, промышлявших на стороне, но не в окрестностях, долгие годы шайка оставалась безнаказанной и в конце концов сгинула, ни разу не попавшись в руки правосудья. Доказательством подлинности сей истории служат корявые буквы С. Д. Д. Д. (Собственный Дом Джона Доллинга), высеченные изнутри над входом в грот. Похоже, разбойник мнил себя фригольдером.
Забегая вперед, сэр, поведаю об еще более древнем поверье, связанном с валуном, что торчит подле пруда. Однажды к пастуху явился Сатана, пожелавший купить агнца; столковавшись об цене, чабан предложил выбрать любого, какой глянется, но Сатана указал на его младшего сына (живописуя, Локк ткнул пальцем в собственного мальчонку). Смекнув, кто перед ним, от страха пастух онемел. «Чего ж ты молчишь? — говорит Шиликун. — Вон, Авраам не кобенился из-за какого-то отрока». Уразумев, что сей барышник собаку съел (выраженье Локка) на сделках с душами, храбрый пастух огрел его посохом по башке, но орудье надвое переломилось, ибо нечистый обратился в камень. Чабан не шибко горевал из-за потери клюки, поскольку спас душу сына, а Сатана, кому не глянулось пастушье гостеприимство, свою бесстыжую рожу в сии края уж больше не казал. С тех пор валун прозывается Чертов камень. Видимо, оттого место считается проклятым, и многие пастухи сюда не захаживают. Но только не Локк, а перед тем — его папаша, тоже пастух; мол, чего ж еще — отменный корм без всякой заразы да пещера, пригодная для жилья и созреванья сыра. Надеюсь, сэр, вы не сочтете мое отступленье пустопорожней болтовней, ибо просили не избегать даже причудливых деталей.
Устье антрума пятнадцати шагов в ширину и в своей верхней точке высотой почти в два человеческих роста; далее шагов на сорок проход, что как будто упирается в глухую стену, но затем сбоку вдруг видишь проруб (Локк полагает его твореньем разбойничьей шайки), через каковой попадаешь в весьма просторную каменную залу. Яйцеобразной формы, она почти пятидесяти шагов в длину и около тридцати в поперечнике. В высоком потолке пробита отдушина, коя чуть-чуть пропускает свет, но, подобно коленчатому дымоходу, не позволяет видеть небо. Пол влажен, однако не слишком — Локк говорит, что дождевая вода куда-то уходит. Из-за сумеречности сей, так сказать, будуар пастух использует лишь для храненья сыра.
Теперь, сэр, перехожу к главному вопросу. По Вашему совету я прихватил фонарь, с помощью коего в центре залы отыскал большое кострище. Прежде чем я успел спросить, Локк поведал, что сие следы девонширских чавел (то бишь цыган), таборы коих зимой кочуют в Корнуолл, а по весне возвращаются обратно. Сам он обычно появляется здесь в начале июня (нынешний год не исключенье) и почти всегда находит подобные знаки их пребыванья; то же самое происходило и в бытность его папаши. Однако с цыганами Локк никогда не сталкивался, ибо народ они скрытный, со своим диким наречьем и своими обычаями. Правда, ни разу его не потревожили и не пытались оспорить его право на летнее проживанье в пещере, но даже оставляли запас хвороста на растопку и изгородь, за что он им весьма признателен.
Замечу, что от кострища исходил странный душок — пахло не только паленым деревом, но еще чем-то вроде серы либо купороса, точно не скажу. Возможно, дело в том, что от жара большого костра камни источали некие миазмы, до сих пор не развеявшиеся, однако я не знаток подобных материй. Я справился у Локка, не чует ли он зловония, но тот ответил, что ничего необычного не слышит. Однако я решил, что не ошибся, просто нюх чабана напрочь отбит крепким овечьим и сырным духом. Сопровождавший меня слуга держался того же мненья, и вскорости мы нашли еще одно подтвержденье моей правоты, хоть оно мало что разъяснило. Мы поворошили золу, надеясь что-нибудь отыскать, но, кроме углей, ничего не увидели. Локк указал на груду мелких костей (кроличьих, птичьих и еще каких-то), лежавших в закутке, точно в склепе; несомненно, то были остатки пиршеств цыганских нерях. Пастух говорит, зимой те обитают в каменной зале, укрываясь от ветра и стужи.
Да, пока не забыл, сэр: с фонарем я тщательно обшарил всю пещеру, однако не обнаружил иных выходов, кроме того, каким мы в нее проникли. Пастух также убежден, что других путей на волю нет, за исключеньем вышеупомянутой отдушины. При внимательном наружном рассмотрении оной я уверился, что сие скорее щель, в какую протиснется разве что ребенок, но никак не взрослый. Изнутри ж без лесенки к ней не подобраться; ни в зале, ни в проходе боле ничего примечательного я не увидел.
Перехожу, сэр, к последнему пункту вопросника — кострищу перед пещерой. Шагах в двадцати от входа, оно чуть смещено к краю лужайки и сразу приметно, ибо Локк его огородил. Зола смыта дождями, однако на выжженном пятачке трава не растет. Пастух уверяет, что прежде цыгане снаружи костров не разводили, и удивлен, почему прошедшей зимой они вдруг отступили от правила. В первый день овцы кинулись лизать кострище, будто отыскали лакомство; ни одна не захворала, но Локк от греха подальше огородил выгоревшее пятно. Любопытно, что время от времени его подопечные пытались прорваться к заветному месту, невзирая на изобилье сочной травы вокруг.
В поперечнике сей пятачок шагов девяти. Пригнувшись, я уловил то же едкое амбре, какое почуял в пещере. Слуга мой ковырнул землю и подтвердил, что сей запах мы уже слышали, в чем я уверился, когда он подал мне комочек (прилагаемый в письме), твердый, словно черепок, ничуть не размякший под весенними дождями. Колом от изгороди мой ассистент подолбил землю и с удивленьем обнаружил, что сие требует определенных усилий, ибо почва пропекалась на четыре-пять дюймов. Подобное объяснимо лишь многократным разведеньем больших костров, для коих окрест предостаточно топлива, но кои не потребны для согрева иль готовки пищи.
Тот удивительный факт, что кострище не зарастает травой, Локк объясняет ядовитостью зелий, изготовляемых цыганами. В здешних краях, сэр, последние слывут знахарями и отчасти живут тем, что всучивают простофилям свои псевдоцелебные отвары; однако мы со слугой едины во мненье: подобная стряпня не требует огромных костров. Мой человек справедливо заметил, что обычно земля этак спекается на дне плавильной ямы, но мы не обнаружили никаких следов литья. Насколько мне известно, в окрестностях нет рудных залежей, коих изобилье в Мендип-Хилл, подле Бристоля.
Увы, сие остается неразрешимой загадкой. Поверьте, причиной тому не леность моя иль нежеланье пораскинуть мозгами, но лишь неспособность прийти к какому-либо определенному заключенью. Дабы не растекаться мыслью по древу, коротко отвечу на иные вопросы.
1. Об посещенье сих мест каким-либо пытливым исследователем ничего не известно. Тутошние воды не имеют широкой славы целебных. Мистер Бекфорд (кто шлет Вам свои наилучшие пожеланья) до нашей встречи об них не слышал, хоть обитает в соседнем приходе.
2. Мои пристрастные вопросы об висельнике и последующих событьях Локка ничуть не встревожили. За неименьем иных версий он, подобно многим, беспочвенно относит сие на счет разбойников и, не приводя никаких доказательств наличья в округе лихих головорезов, ссылается на глупую байку об французских каперах, ничтоже сумняшеся здравым смыслом и фактом, что за последние восемьдесят лет никто не слыхал об злодейских басурманах, забравшихся в этакую глухомань. Знай себе талдычит: мол, пограничной страже известен их обычай — цапнуть что под руку попадется и дать деру.
3. Пастух клянется, что за летние месяцы ничего необычного не приметил, а также не имел иных визитеров, кроме родных и нас со слугой. Увы, новых сведений (помимо рассуждений об каперах) я не получил ни от него, ни от мистера Бекфорда, Паддикоума и прочих, упомянутых в Вашем письме.
4. Нигде не видно свежего холмика, под коим могло б покоиться мертвое тело; Локк и его подпасок, хорошо знающие местность, ничего подобного окрест не видели.
5. Упомянутая Вашим свидетелем точка, с коей открывается хороший обзор пещеры, существует, и в целом данная им хорография соответствует истине. По крайней мере, в сем свидетелю можно верить.
6. Что касаемо двух лошадей и поклажи, оные мною не обнаружены; правда, я не уверен, что искал там, где следует, ибо в тех местах черт ногу сломит: мы прошли вдоль ручья, но вернулись ни с чем. О бесхозных лошадях и вещах в окрестных селеньях никто не слышал. Вероятнее всего, и то и другое умыкнули цыгане. В ближайшее время разузнаю об коне Вашего свидетеля.
7. Что до ведьм, то, по утверждению Локка, одна проживает в его деревне, но числится по разряду так называемых белых (иль добрых), кои практикуют сведенье бородавок и гнойников, не имея сношений с нечистым; к тому ж она дряхла и увечна. Об шабашах пастух не знает и вполне уверен, что зимой в пещере обитают одни цыгане; в здешних местах он никогда не видел особ женского полу, кроме своих овец, да еще жены и дочери, время от времени доставляющих ему провиант, а также заявляющихся по чернику, коей в августе здесь изобилье. Видимо, в сем вопросе Локк опередил своих соплеменников, кои, по словам мистера Б., упорно верят в колдовство и считают большой ошибкой очередную отмену «Закона об ведьмах», слух об чем просочился в здешние края. За время своего служенья викарий лишь раз столкнулся с обвиненьем в чародействе, на поверку оказавшимся сварой двух старух. Тем не менее многие унаследовали стародавнюю веру в ведьм.
8. Милях в семи от изголовья долины пролегает дорога из Барнстапла в Майнхед. Для чужака путь к ней непрост, но отважный человек с задачей справится, ежели будет упорно держать на север, временами выбираясь на большак. Летом, посуху, сие гораздо проще. Между Бриджуотером и Тонтоном есть лишь два крупных селенья, Майнхед и Уочет, кои придется обогнуть тому, кто путешествует тайком. Именно сей дорогой я намереваюсь вернуться, с предписанной Вами осторожностью наводя справки; ежели что узнаю, тотчас извещу, в противном случае отпишу из Бристоля.
Сэр, я искренне сожалею, что в настоящее время не могу сообщить нечто более полезное Вам и Вашему досточтимому клиенту.
Имею честь быть Вашим смиреннейшим, верным и покорным разыщиком и слугой,
Ричард Пигг, судебный поверенный.
* * *
Бристоль, сентября двадцать третьего дня
Сэр,
к сожаленью, затея моя оказалась бесплодной, ибо в городах и селеньях, мною упомянутых в прошлом письме, я не обнаружил никаких следов нашей высокородной особы. Не могу утверждать, что она не воспользовалась сим путем, но за давностью след совершенно остыл. Осмелюсь предположить, что, даже ежели б сия персона путешествовала открыто (а я б имел возможность в той же манере наводить справки), по прошествии столь длительного времени результат вряд ли был бы иным. Полагаю, господина с немым слугой определенно запомнили б, но увы… Барнстапл и Бидефорд всегда многолюдны, а уж в благодатную летнюю пору там не протолкнуться от торговцев ирландской шерстью, полотном, валлийским углем и прочих негоциантов из Тонтона, Тивертона, Эксетера и даже Бристоля.
Пролистав журнал, бидефордский кассир мистер Леверсток подтвердил показанья Вашего свидетеля в том, что в первых числах мая судно «Елизавета-Анна» (хозяин мистер Томас Темпл-форд) отправилось в Бристоль, а балкер «Генриетта» (капитан мистер Джеймс Пэрри) отбыл в Суонси.
Верны и показанья касательно гостиницы «Барбадос», где припомнили свидетеля и его компаньонку, не вызвавших особого интереса своей заурядной историей. После отъезда девицы свидетель похвалялся, что она поехала в Бристоль испросить родительского благословенья на замужество с ним, но боле ничего существенного не сказал.
Сообщаю также, что оставленную им лошадь продали. Хозяин гостиницы считает, что на то был в своем праве, ибо содержал ее еще месяц сверх оплаченного срока. Вернуть деньги он не желает, несмотря на мою угрозу привлечь его к суду и вздернуть за конокрадство. Наглый грубиян, он вполне сего заслуживает, ибо, по словам мистера Леверстока, якшается с контрабандистами. Впрочем, сумма слишком мала, так что дело зависло.
Жду Ваших дальнейших распоряжений, сэр, а также почтительно прилагаю счет моих расходов и заверяю, что Вы всегда можете рассчитывать на Вашего преданного и покорного слугу.
Ричард Пигг, судебный поверенный
* * *
Корпус-Кристи-колледж, октября первого дня
Сэр,
всегда рад поспешествовать знакомцу просвещенного мистера Сондерсона. Я исследовал спекшийся земляной комок, об коем вы спрашиваете моего мненья, но, сколь ни огорчительно, не могу сделать определенного вывода об его происхожденье. Бесспорно, он подвергся сильному нагреву, значительно изменившему его природный состав, что весьма затрудняет химический анализ (даже в прекрасно оборудованной лаборатории); как говорится, огонь создает этакий анаколуф, в коем нарушаются все логические связи элементов, и восстановить их не под силу даже умелому и опытному эксперту. Могу предположить, что перед нагревом почву пропитали неким битумным составом, не сохранившимся в достаточной мере для его точного определенья (фильтрованье успеха не возымело). Великий химик и ученый достопочтенный Роберт Бойль завещал Королевскому научному обществу (членом коего я имею честь состоять) коллекцию минералов и камней, собранных на берегах Асфальтового озера (то бишь Мертвого моря) в Святой земле и, ежели память меня не подводит, чем-то напоминающих представленный образец. Похожие экземпляры находили также на берегах Дегтярного озера, что на испанском острове Тринидад в Вест-Индии. Нечто подобное можно увидеть и там, где при варке смолы толика ее выплеснулась из чана. Возможно, я ошибаюсь, но от представленного огарка исходит запах, не имеющий отношенья к смолам: ни минеральной (как в вышеупомянутых экспонатах), ни древесной, ни растительной. Сэр, ежели б вы снабдили меня образчиком необожженного грунта (каковой, несомненно, есть поблизости), я был бы вам чрезвычайно признателен и более полезен. До сей поры подобных почв на Британских островах не отмечалось, что послужило бы к большой коммерческой выгоде вашего клиента (чье имя мистер Сондерсон не удосужился сообщить).
Ваш покорный слуга,
Стивен Хейлз, доктор богословия, член Королевского научного общества.
P. S. В Кембридже я ненадолго, а посему лучше адресоваться по месту моего обитанья в Теддингтон, Мидлсекс.
* * *
Лондон, октября первого дня
Ваша светлость, пишу на бегу. Та, кого мы ищем, найдена, хоть сама про то еще не знает. В том никакого сомненья: мой помощник тайком показал ее Джонсу, и тот безоговорочно ее признал. Давеча она вышла за некого Джона Ли, манчестерского кузнеца с Тоуд-лейн, но уже настолько грузна, что муж ее не поспел бы стать отцом ребенка. По слухам, Ли тоже квакер. Человек мой докладывает, что живут они бедно, чуть ли не в погребе; постоянной работы и не имеет, но соседи величают его проповедником. Она ж воплощенье набожной матери семейства. Как сообщал мистер Пигг, родители и сестры ее также обитают в Манчестере. Пусть Ваша светлость не сомневаются, что я немедля туда отправляюсь, и сочтут уважительной причину нынешней краткости Вашего неизменного слуги
Г. А.
Прилагаю копию письма от доктора Хейлза, кто с недавних пор известен как ярый гонитель вредоносных спиртных напитков. Говорят, он превосходный натуралист, правда скорее ботаник, нежели химик. Дружен со своим прихожанином мистером Попом.