11
– Я считаю, другого выхода нет: спасти ее можем только мы. Как? Наденем МКД и войдем в ее сон,- сказал Носэ после разговора с Конакавой. Придя сюда, он сослался на дурное предчувствие, а о звонке Паприки умолчал. Конакава – тот, пожалуй, ему поверил бы, но остальные двое могли решить, что он не в своем уме. Конакаве он собирался рассказать о звонке позже и наедине.
– Но это под силу только психотерапевтам – причем высшей квалификации. Справимся ли? – Конакава сомневался.- А если мы тоже завязнем в сне?
– Тогда и будем думать вместе с Паприкой, как вместе проснуться.
– Во сне?
– Во сне.
Кикумура и Убэ слушали их разговор, затаив дыхание.
– Допустим, ниточку к пробуждению удастся найти лишь в ней самой – тогда нам не остается ничего другого,- решил Конакава.- Как поступим? Сначала пойду я. А если не проснусь, тогда следом ты?
– Нет-нет, лучше подключиться вместе,- сказал Носэ.- Мы ведь не знаем, кто ей больше пригодится, ты или я?
– Смотрите не забудьте снять МКД сразу после того, как мы уснем,- напомнил подчиненным Конакава.- Если МКД действительно погружают глубже в сон, оставлять их после подключения надолго опасно.
– Вы сказали – спать,- обеспокоенно произнес Кикумура.- Неужели прямо так и уснете… вот здесь? Только где вы собираетесь лечь? Кроватей всего две. Если положить госпожу Тибу, останется одна. Или кто-то устроится на диване в гостиной? Но на том диване уснуть будет непросто.
– Лучше всем троим спать рядом,- решительно произнес Носэ.- Кто знает, чего можно ждать от МКД? Думаю, впредь нам нельзя делить происходящее на реальность и сон.- Тут он сообразил, что ляпнул лишнего, и покраснел под пристальными взглядами недоуменной троицы.- Но это ладно. А вот оставлять Паприку долго в такой позе вам не жалко? Положим ее на кровать. Хоть она и шевелится, но сейчас не в состоянии управлять установкой, как во время лечения. Лучше я постараюсь уснуть прямо на этом стуле. В компьютерах кое-что понимаю и, если Паприка во сне будет давать указания, глядишь, как-нибудь справлюсь с управлением.
– Ты что, сможешь уснуть прямо так – на стуле? – Конакава скептически посмотрел на Носэ.
– Ну да. В последнее время я умудряюсь спать даже на совещаниях – делаю вид, будто о чем-то задумался,- ответил тот.- К тому же сегодня рано проснулся и совсем не прочь вздремнуть.
Кикумура и Убэ подняли Ацуко и перенесли на кровать. Конакава, не раздеваясь, лег на соседнюю кровать для пациентов, а Носэ разместился на стуле перед психотерапевтической установкой. Раскинувшись на кровати, Ацуко постанывала, иногда шевелилась. Ее лицо оставалось бесстрастным, лишь мельком по нему скользили тени мучений. Она казалась ребенком, и Носэ, прикрепляя себе на голову МКД, подумал, что во сне она непременно предстанет ему в облике Паприки.
У Конакавы же сна не было ни в одном глазу, хоть плачь. Он настраивал себя на сон, для верности щупал прикрепленный к голове МКД. Оставалось надеяться только на гипнотический эффект модуля.
– Я не смогу заснуть, пока вы там стоите,- сказал Конакава застывшим в дверях подчиненным.- Побудьте немного в той комнате.
В любом случае пока от них ничего не требовалось.
– Понятно. Тогда подгадаем момент, когда вы заснете, тогда и снимем МКД.
Кикумура и Убэ ушли в гостиную. Теперь в темноте слышалось лишь тихое дыхание.
– Сейчас она, похоже, в парке с маленьким фонтаном,- глядя на экран, произнес Носэ и зевнул. Он понимал, что этим гипнотизирует Конакаву, чтобы тот поскорее уснул.- Ждет нас там. Наверняка.
– Нужно скорее туда.
– Паприка позвонила из сна и попросила помочь.
– Вот как? То-то я думаю – раз ты так поспешно явился, выходит, откуда-то знал об опасности.
– Теперь и ты знаешь откуда.
– Ясно.
Диалог прервался. Носэ, сидя на стуле, уронил голову на грудь. «Кажется, я тоже засыпаю,- поймал себя на мысли Конакава. Его сознание постепенно мутнело.- Звонок из сна. Раз мне это уже не кажется бредом, я на пороге мира снов. Не оплошать бы…»
Паприка видит двухкомнатный домик – такие строят на продажу. Видит столовую на первом этаже. В этом доме она родилась. Она надеется увидеть родителей молодыми, ищет их, но в доме никого. Входная дверь не заперта, а на дворе ночь. Паприка не знает, как быть,- а вдруг в дом зайдет кто-нибудь страшный? Она помнит, что родителей никогда не бывало дома, она вечно оставалась одна. «Ну вот, кто-то вошел! Но не тот дядька, который навязывает свои товары, а иногда скандалит. Сегодня – женщина с распущенными волосами и в бледно-желтом платье».
– Не задавайся! Красавица, мать твою! – с порога кричит на маленькую Паприку женщина. Это Нобуэ Какимото. У нее волосы выкрашены хной и глаза почему-то косят.- Думаешь, самая умная? С чего ты это взяла? Ничего подобного. Просто до тебя дошло, что красавиц дурех мужики лишь используют, вот ты и училась как одержимая. Что, не любила никому уступать? При феминизме красавицы не в фаворе. Ты глупая девчонка. Разве нет? Только и можешь говорить, что все остальные мужики – идиоты, что им до тебя далеко, а сама нарочно втюрилась в этого безобразного Токиду. Раз он тебе нравится, выходит, ты совсем разучилась отличать черное от белого.
«Перестань, прошу тебя, перестань!» – кричит сквозь слезы юная Паприка. Но голоса нет. И это неспроста. Закатившая истерику Нобуэ Какимото – сейчас отражение самой Ацуко Тибы. Попросту говоря, Ацуко кричит сама на себя.
– Замолкни, челядь! – громко одергивает женщину подоспевший отец Паприки.- Что, насмотрелась рекламы?
«Нет, это не отец».
– Господин Носэ,- зовет надрывающимся от плача голосом Паприка.
Стоило появиться Тацуо Носэ, как Нобуэ Какимото вмиг принимает облик молодой матери Паприки и, бросив кокетливый взгляд на Носэ, скрывается в шкафу под лестницей.
– Паприка. Я пришел тебя разбудить.
– Господин Носэ. Выпьете чаю? – Паприка встает и направляется к мойке. После долгого сна она не может понять, о чем это он. «Пришел разбудить»?
– Паприка, ты же сама звала меня на помощь.- Носэ хватает Паприку за руку. Она чует его запах.
«Да, звала. Мне нужно проснуться».
– Ты спишь сбоку от меня?
– Нет, перед монитором. А ты – на своей кровати. Что мне делать? Скажи, какую ручку повернуть? Не знаю, получится или нет, ты только подскажи – какую, а я как-нибудь справлюсь.
– Такой ручки, чтобы сразу проснуться, нет.- Паприка качает головой.- Нужно поискать что-нибудь совсем другое и не здесь.
Взявшись за руки, они минуют жилой квартал и направляются к проспекту, протянувшемуся вдоль путей электрички. На обочине дороги лежит, раскинувшись во сне, собака. Большая, с редкой черной шерстью.
«Знаешь, она всегда во сне меня кусает». Паприка делится с Носэ своим страхом и крепко хватает его за руку. Собака лениво поднимается.
– Этот пес, случаем, не Осанай или Инуи?
– Думаю, нет. Кстати, который час?
– Скоро полдень.
– Ого. Это что, я так долго спала? – грустно восклицает Паприка.
"Ой, мамочки! Если я не проснусь, мозги превратятся в кашу",- передаются ее мысли Носэ, который подключен к той же линии психотерапевтической установки.
"Ерунда это все«,- повернувшись к Паприке, успокаивает Носэ.
– В такое время те двое вряд ли проникнут сюда – они должны быть в институте.
«Как же! Они могут подключиться отовсюду, где есть установка».
– Смотри, это ведь та же собака? – спрашивает Носэ, а сам думает: «Кто-то под видом собаки хочет изнасиловать Паприку».
– Точно.
«Для подключения к сну МКД больше не нужен. Так, кажется, говорил Инуи?»
Собака бросается на Паприку.
– Прекрати! А то арестую! – кричит собаке Конакава. Его внушительная фигура материализуется из каменной ограды жилого дома.
Собакой оказался Осанай. Похоже, он в шоке. «По-по-полицейский? Как же так? Тому человеку из лифта…- и МКД? Черт побери! Она впустила в свой сон настоящего копа».
У монитора будто выдернули штепсель – собака разом исчезла. Похоже, теперь они могут, не надевая МКД, проникать по своему усмотрению в сон при мониторинге через психотерапевтическую установку.
– Остались только ваши души, а все зло исчезло. Это отчетливо видно. Теперь сразу понятно, кто бы ни пришел, ведь так? – спрашивает Конакава, едва подключившись к сну Паприки. Паприка и Носэ могут читать его мысли. Смысл витающих во сне слов отчетлив благодаря прямой проводимости размышлений.
Выйдя на проспект, они по-прежнему не знают, как вернуться в реальность. Паприка обводит взглядом окрестности вокзала, но не понимает, есть там народ или нет. У нее ни единой зацепки. Смеясь сквозь слезы, она показывает на огромные прямоугольные часы. Они подвешены на фасаде вокзала и напоминают экран монитора. Вместо циферблата на них – лицо Осаная.
– Вот где этот тип. Все еще следит за нами. Злобно глядя на часы, Конакава грозит пальцем. Лицо поспешно исчезает, и опять виден циферблат.
В центре привокзальной площади стоит рекламная тумба. Паприка, разглядывая наклеенные плакаты, пытается найти ключ к пробуждению.
«Какая связь между сектантством и материнством?»
«Новинка. Атлас гнева. Атлас всех атласов».
«Любимый вкус. Пирожное-ностальгия со взбитыми сливками, которое легко приготовить при помощи обогревателя».
– Если тебе это важно,- говорит Носэ,- там есть дверь. Давай откроем.
«Я сам.- Конакава отворяет заржавевшую дверь и заглядывает в цилиндрическую тумбу.- Пусто».
– Пусто. Нет, не в том смысле,- говорит Паприка, а сама думает: «Просто я сама пустышка». Понимая, что при этом подумала Паприка, Конакава начинает волноваться.
– Эта рекламная тумба – совсем не ты.
Они входят в здание вокзала, но почему-то оказываются в вестибюле гостиницы, где раньше часто останавливалась Ацуко Тиба, когда нужно было поработать над диссертацией. У стойки портье – несколько постояльцев. Как по струнке, замерли носильщики. Паприка вспоминает, как в гостиничном номере Инуи и Осанай, зажав с обеих сторон, собирались ее изнасиловать. Это было по правде? Или во сне?
– Конечно во сне,- в один голос отвечают ей Носэ и Конакава.
– А! Погоди! Что-то припоминаю. Припоминаю.- Паприка останавливается. Она смотрит… на диван в углу вестибюля.
– Может, посидим? – Носэ направляется туда, увлекая за собой Паприку.- Заодно передохнем?
«Какой смысл отдыхать во сне? Ой, погодите!» В глазах Паприки вспыхивает искорка. Не стоит объяснять зачем,- и она говорит им, что необходимо сделать.
– Господин Носэ, возьмите меня силой! – Прямо на том диване, на глазах у постояльцев и носильщиков.
Носэ и Конакава не верят своим ушам. Однако мысль Паприки видится им неоспоримой и – по крайней мере, теоретически – заставляет согласиться.
Заповеди сна. Его мотивы. Муки совести при совокуплении во сне заставят ее проснуться. Тем более на людях, сгорая от стыда. Произойти это должно наверняка и быстро.
– Однако это слишком,- качает головой Конакава. «Бессмыслица! Ничего не выйдет».
Носэ смеется над Конакавой. «Как бессмыслица? Все у нее прекрасно мыслится! И непременно выйдет, потому что в этом и есть закон сна». Теперь Носэ понимает: при лечении между Паприкой и Конакавой во сне что-то было. «Ну ты, брат, шустрый. Когда только успел? И от кого скрывал – от меня!» Паприка и Конакава одновременно краснеют. "Все совсем не так. То было необходимо для лечения«.- «Понимаю. То было необходимо для лечения». Однако Носэ не проведешь. То было соитием во сне… как раз по взаимной любви – Паприки и Конакавы.
«Но я не уверен, что у меня получится. Боюсь проснуться от одной только мысли о близости с ней».
– Не просыпайтесь,- едва не стонет Паприка.- Нельзя. Прошу вас. Пожалуйста, возьмите меня силой прямо здесь и сейчас.
«Хотя лучше не так. Если слово „изнасилование“ вызывает у вас муки совести, пусть будет иначе: давайте мы будем сейчас любить друг друга. Носэ-сан, я вас люблю. И полюбила куда раньше, чем господина Конакаву».
