10
Тацуо Носэ в одиночестве стоит посреди проселочной дороги. Ему грустно. Знакомый пейзаж: конечно, это его родина. Издалека кто-то подъезжает на красном велосипеде. Носэ становится тревожно. Паприка подключилась к его сну, пока Носэ не начал отрицать красный велосипед или того, кто на нем.
– Кто это?
– Маришка не знает? Это… Скэнобу,- детским голоском отвечает Носэ.
Маришкой Носэ называл Паприку. Вероятно, напоминала ему подружку из детства.
И в самом деле, на велосипеде ехал самолично Скэнобу – учитель родного языка из прошлого сна Носэ. Однако сам он никак не мог ехать на детском красном велосипеде по проселочной дороге: в его облике предстал кто-то из друзей далекого детства Носэ, и Маришка его прекрасно знала.
– А… это… разве не господин Скэнобу?
Его имя из уст Паприки смутило Носэ. Что? Присмотревшись внимательней, он переменил сцену.
Носэ перешел в утреннюю завершающую фазу быстрого сна. Паприка до утра выжидала момент, чтобы найти темные аспекты в его психике.
Когда позвонили из дома Носэ, Ацуко Тиба только вернулась из института домой. Она вымоталась за день, но ехать решила сразу. Однако требовалось время на перевоплощение: сменить прическу, наложить другой макияж, но самое хлопотное – нанести под глаза веснушки, которые не смывались бы при обычном умывании. Лицо менялось до неузнаваемости, молодело. Она готовилась, настраивалась на роль Паприки и пренебрегать этими минутами никак не могла.
Даже чтобы выйти из дома, требовалось соблюдать осторожность. После пресс-конференции многие журналисты начали подозревать, что Ацуко Тиба и есть та самая Паприка, хотя мало кто мог предполагать, что после высказанных подозрений она будет и дальше втайне заниматься сыском снов. Но имя Тиба значилось в списке главных соискателей Нобелевской премии, и она не имела понятия, кто и откуда мог за ней наблюдать.
В облике Паприки Ацуко вышла на улицу через гараж. Даже такси она не могла вызвать по телефону и ловила на дороге свободные.
Вернувшись с Тацуо Носэ, она опять проникла в дом с заднего входа. Без кода и отпечатка пальца это было невозможно. Дежурный привратник работал здесь давно и прекрасно знал, что связывает Паприку с Ацуко, но если за домом следят журналисты, их мог заинтересовать ее спутник.
После общего осмотра, надев на голову Носэ «Горгону», она погрузила его в сон, затем настроила дискету для пробуждения и сама глубоко заснула. В пять утра проснулась от покалывания статическим электричеством, тут же надела коллектор и подключилась к сну Носэ.
В тот миг он шагал по ночному взморью. В море, рассекая волны, несся скоростной катер необычной формы.
– Берегись, #??%! – Носэ назвал Паприку, едва вошедшую в его сон, иностранным именем, схватил за руку и повалился вместе с нею наземь ничком, опасаясь, чтобы их не заметили с катера.
– Ты чего?
– §¶,- ответил Носэ, похоже, сам толком не поняв смысла.
Хотя было невозможно разобрать, это сон Носэ или изображение на мониторе, в который уставилась полусонная Паприка, было понятно одно: Носэ видит себя как Маришку – повзрослевшую и очень высокую иностранную актрису в гидрокостюме. И даже Паприка, которая не жаловала кино такого рода, догадалась, что перед ней сцена из шпионского фильма про Джеймса Бонда.
Дальнейший приключенческий абсурд походил на безумие. Сначала они вместе прыгают в реку, похоже впадающую в море, и, то и дело заныривая поглубже, поднимаются вверх по ее течению. С верховья реки к ним приближается то ли корабль, то ли дракон. Светит перед собой глазами-прожекторами, а из пасти извергает пламя. Носэ и Паприке ничего не остается, только отстреливаться из автоматов.
– Что за дурацкий сон!
Понимая, что стала настоящей Урсулой Андресс, Паприка сосредоточилась на мыслях Носэ. Она была взволнована, а тот сном наслаждался.
Но вот из головы чудовища высовывается Намба и поливает их автоматными очередями. Тот самый человек с фотографии из сна Носэ про похороны, подчиненный, которого следовало оберегать. Он выходец из мастеровых, начальник секции развития. Однако сейчас он потешается, будто бы играя с ними в войну, и совершенно не боится застрелить кого-то или оказаться убитым самому. Возможно, и при спорах с Носэ он вел себя так же.
– Что за фильм? – интересуется Паприка.
Носэ, похоже, догадался, что видит сон: он ощутил всю нелепость происходящего и с бессмысленными криками «v?§#» выползает на коленках из воды.
Берег реки. До самых гор тянется поле. Рядом широкий тракт, вдоль него – ряд сельских магазинов. Они вдвоем стоят за табачной лавкой. Носэ, похоже, хочется скорее уйти отсюда, что-то его беспокоит. Паприка следует за ним и, обогнув лавку, видит автобусную остановку.
– Ты садился здесь на автобус? – спрашивает Паприка.
Носэ она сейчас видится милой веснушчатой девочкой, и он, кивнув, отвечает:
– Ага. Отсюда… когда учился в средней школе.
– Ах, вот как…- Паприка сама полуспит и с трудом подбирает слова.
Ей кажется, что-то связывает Носэ с этой табачной лавкой, она хочет очутиться там еще раз, однако Носэ вновь переносится в знакомый кабинет средней школы. На сей раз за кафедрой стоит крепыш с короткой шеей. Похоже, ведет урок математики.
– Кто это? – спрашивает Паприка, усевшись рядом с Носэ.
– Сэгава…
Насколько она помнит, Сэгава – один из руководителей фирмы-конкурента Носэ и в прошлом его сне предстал одноклассником с медвежьим лицом.
– Разве он… не был… медведем?
– Нет… это v?¶.
Расплывчатые лица одноклассников в кабинете различить невозможно. Сэгава, быстро черкая цифры на доске, начинает безумную лекцию:
– В арифметической прогрессии сумма натуральных чисел n, начинающихся с единицы, почти не встречается в недавних примерах, и выходит, что сумма нечетных цифр 1+2+3+…+n равняется одиночеству. Господин президент, вы уже уходите?
Похоже, и это кто-то в обличье Сэгавы. Паприка решает пощекотать чувства Носэ. Встав, она кричит:
– Кончай его! Бей!
– Есть! – отвечает Носэ и тоже поднимается. Сэгава за кафедрой, испугавшись, меняется в лице.
Оно теперь старческое. Вместо школьного кабинета – конференц-зал, похоже, какой-то фирмы. Старец заканчивает начатую ранее фразу:
– …и прочее однозначно плохо. Особенно ???%¶# в политике компании, и прочем неудовлетворительно. Если потребуются жертвы…
– Кто это? – спрашивает Паприка, однако Носэ уже не понимает, что это сон, и попросту боится старца.
– Ху из хи? – теперь по-английски, но со школярским акцентом спрашивает она.
– Хи из…- начинает было Носэ, но английские слова вылетают из головы, и он бормочет: – Так он же умер…
Исходя из означающего Носэ, старец, одержимо критикующий политику компании,- ее бывший президент.
– Так, хорошо! Снято! – неожиданно раздается чей-то крик. Незнакомый Паприке мужчина руководит съемкой сцены конференции. Оператор – Намба. Занятые в съемках малоизвестные актеры расслабились и, выйдя из образов, загалдели. Декорации шикарного банкетного зала – как в фильмах Висконти, женщин почти нет, а если судить по тому, как выглядят гости, все это больше смахивает на корпоративную вечеринку.
Режиссер – такой, как надо: в кепке, солнечных очках и с усами. Хоть самого снимай в кино. И режиссер этот – сам Тацуо Носэ. Оказывается, в детстве он мечтал стать кинорежиссером.
– Хотел снимать кино? – на всякий случай уточняет Паприка, но картина сна тут же представляется глазами режиссера.
Он оправдывается перед Паприкой:
– Потому что #??¶%?. Ладно. Тишина в студии! Опередив выкрик «Мотор!», Паприка кричит ему:
– Кто кинооператор?
По идее, Намба им быть не мог.
Это шокировало. Проговорив вслух невнятное «@!#…», Носэ проснулся. Для сыщика снов это провал, но Паприка поняла, что подобралась к сути проблемы.
– Извините, что разбудила.
Повернувшись на бок, Носэ сонно взглянул на Паприку.
– Может, попробуете заснуть еще раз?
– А-а, Паприка,- протянул Носэ, не ответив на предложение.- Ты была в моем сне. Очень приятно.
"Еще бы, это же лечение. Только размякать до такой степени не нужно«,- подумала Паприка, а вслух сказала:
– Можете лежать, а я задам несколько вопросов.
– Д-давай,- с запинкой ответил Носэ еще сонным голосом.
Паприка решила задавать вопросы в обратной хронологии. Так рекомендовала теория.
– Кинорежиссером были вы, так? Носэ застеснялся:
– Кем только себя не увидишь… в детских снах. Не упоминая Намбу, Паприка отмотала стоявшее на
паузе изображение до начала предыдущей сцены.
– Этот первый президент – он считался с вашим мнением?
– Ну, наверное. Уже лет шесть как умер. Бывший президент предпочитал без особой надобности не собирать работников и не читать им мораль.
– Вы его уважали?
– Конечно. Побольше бы мне тогда у него перенять… Бывало, критиковал политику компании – и правильно делал.
– Выходит, «мудрый старик»?
– Что это?
– Один из архетипов в теории Юнга – старец, который появляется во сне человека и дает ему очень важные наставления. Нечто вроде персонифицированного разума в подсознании человека.
– Который подсказывает, что соваться в политику компании нельзя?
– Нет, другое. Он произносил слово «жертва»?
– Произносил.- Лицо Носэ скривилось – он пытался что-то вспомнить.- Нет, не помню.
Паприка вернула запись к нелепому уроку математики господина Сэгавы.
– Да, виделись вчера на вечеринке,- рассмеялся Носэ.- Хочешь сказать, в нем причина моего «дневного осадка»?
– И в нем тоже. Но почему математика?
– Думаю, потому что он расчетливый.
– Он что, похож на учителя математики из средней школы?
– Нет, не похож.
– Тогда кто он? Попробуйте вспомнить, кто из ваших одноклассников успевал по математике и походил на медведя.
– Был один – Такао. Крепыш, решал все задачки. Но мы с ним не дружили.
Такао был просто одноклассником и вполне мог появиться во сне. А того, кто скрывался за обликом Сэгавы, Носэ вспоминать, вероятно, не хотел.
Перемотка назад.
– До этого была табачная лавка.
– Да, перед автобусной остановкой. Оттуда до дома пешком минут двенадцать…- Носэ вдруг разговорился. Может, пытается что-то скрыть?
– За этой табачной лавкой. На берегу речки. Там что-то случилось?
Носэ застонал:
– А-а. Там часто дрались пацаны.
– И кто же дрался? Такао?
– Да, и он тоже.
– И вы?
– Нет, я не дрался,- ответил Носэ, и у него на лбу выступил пот.
