Когда Джеймс выполз из паба, на часах было около четырех, а небо приобрело оттенок грязной воды из ванной. Он направился к докам и долго стоял у кромки воды, разглядывая темный горизонт и бурное море. Джеймс думал о том, что оставил позади. Не верилось, что Ингрид, их старая квартира, ее новый дом, родители и брат, его бывшие коллеги — все эти люди и места когда-то существовали на свете, изменялись со временем, продолжали существовать даже сейчас, отделенные от него милями воздуха и воды.

— Не надо, не прыгай! — услышал он чей-то голос.

Джеймс обернулся и увидел у самой кромки воды подростка, развлекающего товарищей. Компания покатывалась со смеху.

Внезапно краем глаза Джеймс заметил высокие темные стены и бесконечную тропу, ведущую в никуда. Лабиринт. Как завороженный он последовал за поворотами и изгибами тропы. Когда стены исчезли, Джеймс оказался на знакомой улице. Сотни раз он видел ее в своих фантазиях, но лишь единожды наяву. Джеймс подошел к двери: «Аренда Харрисона». Рискнуть, что ли, безнадежно подумал он, все равно ведь ничего не изменится, и нажал на кнопку звонка.

На сей раз в офисе было людно, но, как и прежде, при его появлении никто не поднял глаз. Клерк, с которым Джеймсу уже довелось пообщаться, сидел за тем же столом, прижав к уху телефонную трубку и подперев рукой голову. За средним столом крашеная блондинка за тридцать с ярким макияжем и пышным бюстом общалась с клиентом. За дальним столом крупный пожилой мужчина в пиджаке склонился над клерком помоложе, что-то показывая тому на экране монитора. Джеймс втянул ноздрями воздух: запах нервного пота мешался с нежным ароматом духов. Джеймса начало клонить в сон.

— Мистер Пэдью!

От крика Джеймс открыл глаза. Молодой клерк смотрел на него со смешанным выражением гнева и облегчения.

— Да?

— Где вы пропадали? Мы уже с ног сбились вас искать!

Клерк обогнул стол и теперь стоял рядом с Джеймсом.

— Но я же оставил вам номер своего мобильного! Могли бы позвонить.

— Вы написали номер неправильно. Одной цифры не хватает. Мистер Харрисон, тот самый неуловимый клиент, о котором я вам говорил!

Пожилой клерк поднял глаза от экрана монитора и улыбнулся.

— Рад, что вы наконец-то объявились, мистер Пэдью. Пройдемте в мой кабинет.

У него был приятный мягкий голос и акцент жителя Северной Англии.

Харрисон открыл дверь в дальней части комнаты и сделал приглашающий жест Джеймсу и своему молодому коллеге. Офис был невелик, но обставлен дорого и со вкусом. Мягкий дневной свет лился сквозь высокие окна. И снова Джеймсу показалось, что он уже бывал здесь раньше. Неизвестно откуда в мозгу возникла картинка: полка, уставленная банками с лекарствами. Джеймс опустился в кожаное кресло и увидел улыбки на лицах Крэбтри и Харрисона.

— Что-нибудь выпьете, мистер Пэдью?

— Спасибо, нет. Я пришел узнать…

— Наш клиент принял ваше предложение через пару дней после того, как мы его отослали, мистер Пэдью, — перебил Харрисон. — К сожалению, мы долго не могли с вами связаться. Последние недели весь офис гудел как улей! Мистер Крэбтри чуть с ума не сошел, дожидаясь вашего звонка. И вот вы здесь! Сигару?

Джеймс отрицательно замотал головой. Он не верил ушам. Его первой реакцией стали не облегчение и радость, а раздражение и чувство вины. Сколько времени потрачено зря! И виноват во всем он сам!

— Вы уверены, что я записал номер неправильно?

Харрисон примирительно поднял руку.

— Теперь это не важно, мистер Пэдью. Вы здесь — и это главное. Мистер Крэбтри, будьте любезны, свяжитесь с нашим клиентом.

Клерк кивнул и выскользнул из кабинета.

— Итак, мистер Пэдью, полагаю, в общих чертах вы знакомы с условиями сделки?

— Знаком.

— Тогда позвольте мне посвятить вас в детали. Если вы примете предложение, то будете обязаны прожить в указанном доме год. Совершенно бесплатно. Клиент также берет на себя расходы на ремонт и проживание. Раз в неделю вы будете представлять счета мистеру Крэбтри, который оплатит их наличными сразу по предъявлении. Если нашему клиенту понравится ваша работа, по окончании ремонта вам полагаются пятьдесят процентов прибыли от продажи дома. Кроме того, сразу после подписания контракта вы получаете тысячу фунтов подъемных, чтобы как-то устроиться на новом месте. Должен предупредить, работы там хватает, мистер Пэдью.

На протяжении всего монолога Харрисон сидел, уставившись в стол перед собой. Остановившись, он поднял глаза. Джеймсу показалось, будто на лице его промелькнуло теплое, почти отеческое выражение. Затем Харрисон продолжил, и взгляд снова стал жестким.

— Теперь перейдем к вашей части контракта. Подписав его, вы обязуетесь осуществлять все ремонтные работы в соответствии с четкими указаниями нашего клиента. Вы должны работать в одиночку и не разглашать информацию ни о нем, ни об условиях сделки. Существуют еще некоторые формальности — их вы найдете в самом контракте. У вас есть вопросы?

— Могу я теперь узнать имя вашего клиента?

Лукавая усмешка появилась на лице Харрисона.

— Мистер Пэдью, его настоящего имени не знаю даже я. Если клиент решил сохранить свое имя в тайне, это его право и не имеет отношения к данному контракту. Для нас он просто «клиент». Вы удовлетворены ответом?

— Э-э… да.

— Вас интересует что-нибудь еще?

Я ведь хотел спросить о чем-то, подумал Джеймс, но не мог вспомнить, о чем именно. Перед глазами стоял образ дома с широко открытыми глазами и ртом, готового раскрыть ему все свои секреты.

— Что я должен подписать?

В «Белом медведе» Джеймс заказал бутылку шампанского. Он сидел в углу и пил стакан за стаканом. Джеймсу хотелось поделиться своей радостью с другими посетителями, но воспоминание о странном разговоре с астрологами остановило его, к тому же это запрещалось контрактом. С каждым стаканом внутри поднималась радость, и ему приходилось сдерживать ее.

Затем Джеймс вспомнил о мобильном. Он вытащил телефон из кармана и отключил. Больше никаких тревог, сплошное блаженство. Тишина: кто бы мог подумать, что тишина может звучать так по-разному? Ты сделал это, повторял себе Джеймс. Ты нашел ключ. Чтобы убедиться, Джеймс нащупал ключ в кармане брюк. Маленький, твердый и холодный. В другом кармане лежала пачка пятидесятифунтовых купюр. Джеймс поклялся, что больше их не потеряет.

Вздохнув, он поднес стакан к глазам, и мир изменился: потеплел, увеличился в размерах, засверкал. Все вокруг плясало в золотистом свете. В конце концов Джеймс так накачался шампанским, что вышел из бара шатаясь, но абсолютно счастливый.

Снаружи уже наступила ночь. Никогда еще Джеймс не видел на небе столько звезд сразу! Он спустился на Грин-авеню и заглянул в супермаркет. Из потолочных динамиков Фил Коллинз бормотал что-то суровое и зловещее. Достал ты, Фил, своей мрачностью, подумал Джеймс, покупая вино, шоколад и апельсины.

В свете фонарей Лаф-стрит выглядела таинственно. Напротив дома двадцать один Джеймс остановился и с любовью всмотрелся в его морщинистое лицо. Скоро эти деревянные веки приподнимутся, а деревянные губы заговорят. Он мог бы зайти в дом прямо сейчас, хотя проводка наверняка не работает. Джеймс подумал о человеке, которого преследовал с утра. Малькольм Трюви. Вспомнив проницательные, все понимающие глаза, Джеймс вздрогнул.

Возвращался он в подавленном настроении. Всю дорогу Джеймсу слышались шаги за спиной. В постели он выпил немного вина, закусив апельсином, но вскоре опьянение сменилось усталостью. Почистить зубы и принять таблетку от аллергии не было сил, поэтому Джеймс просто переоделся в пижаму, лег и выключил свет. Некоторое время я наблюдал, как его лицо разглаживается во сне, как стираются страх, подозрительность, сожаления и надежды. Ощущая странную нежность, я рассматривал его губы, лоб, щеки и глаза. Как же раздражал меня порой этот несносный Джеймс Пэдью! Какую жалость вызывал иногда! Мысль об ожидавших его страданиях не доставляла мне радости.

Когда глаза привыкли к темноте, я поднял одеяло и принялся разглядывать знакомые очертания: юные, на зависть упругие мышцы, сплетенные в странной, словно вопросительный знак, позе. Мне еще не доводилось подсматривать за ним спящим. Удивительное зрелище. Под пижамой угадывались очертания пениса и яичек. Неожиданно пенис напрягся, и Джеймс застонал во сне. Я тихо рассмеялся — уж я-то знал, кто ему снится. А он — он по-прежнему блуждал впотьмах.