Кошмар
Неожиданно я увидел Джеда, сидевшего возле хижины-кухни и пожиравшего простой рис. Перед Джедом горел поставленный вертикально, как свечка, фонарь «Мэглайт». Когда я подошел к нему, он протянул мне свою чашку и пробормотал:
— Поешь.
На свету возник целый сноп белых пятен.
— Я не голоден. Ты видел, что творится в доме?
Он сглотнул:
— Я постоял в дверях и увидел достаточно для того, чтобы туда не заходить. Пришлось немало повозиться с обитателями палаток.
— А что в палатках?
— То же, что и в доме. Со шведами вроде бы все в порядке, а остальные ни к черту не годятся.
— Ты боишься?
— А ты?
— Не знаю. Франсуаза сказала, что от этого можно умереть.
— Гм. Действительно. — Он отправил в рот очередную порцию риса и начал его тщательно пережевывать. — Мы должны давать им много воды. Нельзя допустить, чтобы у них наступило обезвоживание. И нам нужно быть в форме, чтобы присматривать за ними. Вот почему тебе надо поесть. Ты же с самого утра ничего не ел.
— Потом, — сказал я, думая о Франсуазе, и опустил кувшин в бочку с водой. — Если шведы чувствуют себя нормально, пойди и скажи им, чтобы пришли помочь.
Джед кивнул. Его рот был набит, и он не мог говорить. Я направился обратно в дом.
В доме я увидел, что Багз в прямом и переносном смысле в штаны наложил. Он сидел на корточках возле ряда свечей с широко раскрытыми, похожими на бильярдные шары глазами, и вокруг его ног собиралась лужица фекалий. Метрах в полутора от него стоял Моше. Он едва сдерживал рвоту, а увидев меня, поспешно ушел, как будто на мне лежала персональная ответственность присматривать за Багзом.
Багз застонал. Изо рта у него потекла слюна и повисла на подбородке.
— Ричард, — захлебываясь, произнес он, — выведи меня наружу.
Я оглянулся. Кэсси находилась за несколько кроватей отсюда, а Моше склонился над одной из югославок.
— Я спешу, — ответил я, закрывая нос и рот локтем.
— Что?
— Я спешу. Мне нужно отнести воды Франсуазе.
— А я хочу выбраться отсюда! Она может подождать!
Я отрицательно покачал головой, а затем невольно скривился. Запах был настолько отвратительным, что у меня начала кружиться голова.
— Она уже и так ждет, — ответил я.
Его лицо исказилось, как будто он собирался наорать на меня. Я равнодушно смотрел на него, пока это выражение оставалось у него на лице, а потом внутри у Багза что-то булькнуло, и на землю выплеснулся новый поток дерьма.
— Нет, — завыл он. Его ноги подогнулись, и он качнулся назад. Я отступил на шаг в сторону, чтобы не испачкаться в расползавшейся темной луже.
— Господи, Багз! Ты что, не можешь потерпеть?
Багз заскулил, оставаясь в том же согнутом положении, попытался выпрямиться, но не смог.
Я продолжал наблюдать за ним, дыша себе в локоть, хотя это не спасало меня от вони. Головокружение усиливалось, и к нему примешивалось сильное раздражение. Где-то позади глаз пульсировала кровь, и мне подумалось, что за его унижением кроется слабоволие. Почему он не может собраться с силами и дотащиться до двери? Он задержал меня с водой для Франсуазы и ужасно напачкал, а ведь убирать придется кому-то другому. Я вспомнил его стоицизм, когда он ушиб себе ногу, и под влиянием этого воспоминания чуть было не рассмеялся во все горло.
— Мне нужно отнести воды Франсуазе, — холодно сказал я, но не двинулся с места. — Я обещал вернуться через две минуты. Я и так уже сильно задержался. — Багз открыл рот, возможно, пытаясь ответить мне, на его губах запузырилась слюна. На этот раз я не выдержал и засмеялся. — Посмотри на себя, — услышал я свои слова. — Кто, черт возьми, должен, по-твоему, убирать за тобой?
Неожиданно на мое плечо опустилась чья-то рука.
— Боже мой, Ричард! Что с тобой? Почему ты не поможешь ему?
Я обернулся и увидел, что на меня смотрит Кэсси. Она выглядела сердитой, но когда наши глаза встретились, гнев сменился чем-то другим. Чем-то похожим на беспокойство, мимоходом отметил я, или на тревогу.
— Ричард?
— Что?
— Ты в порядке?
— Я в порядке.
— Ты… — она замолчала. — Пошли. Нужно сейчас же помочь ему выйти отсюда.
— Мне нужно отнести воду…
— Ты должен вывести Багза на улицу.
Я потер глаза.
— Ну же, Ричард!
— Да… Хорошо. — Я поставил кувшин на безопасном расстоянии от лужи и принялся помогать ей поднять Багза.
Он оказался тяжелым, поскольку был очень широк в кости и не предпринимал никаких усилий, чтобы идти самостоятельно, поэтому нам пришлось фактически волочить его по земле. К счастью, когда мы были на полпути к выходу, к нам подоспел Стен, один из шведов. С его помощью мы выволокли Багза за дверь и подтащили к одному из отведенных от лагеря протоков, куда пристроили таким образом, чтобы Багза омывала вода.
Стен согласился присмотреть за Багзом — наверное, чтобы немного отойти от зрелища, которое он увидел в доме. Кэсси и я направились обратно. Я было пустился бежать, но она заставила меня остановиться и пощупала мой лоб.
— В чем дело? — сердито спросил я.
— Я подумала, может быть, у тебя температура.
— У меня?
— Лоб немного горячий… хотя, слава богу, нет. Нельзя допустить, чтобы кто-то еще заболел. — Она сжала мою руку. — Мы должны быть сильными.
— Да-да.
— Нам нужно сохранять спокойствие.
— Конечно, Кэсси. Я понимаю.
— О'кей.
— Мне нужно отнести воды Франсуазе.
— Да, — ответила она, и я решил, что она нахмурилась, но в темноте этого не увидеть. Мы пошли дальше. — Конечно.
Во время моего отсутствия состояние Франсуазы ухудшилось. У нее еще хватало сил говорить, но она впала в сонное от жара состояние, и щеки у нее буквально горели. Пришлось положить ее голову себе на колени, чтобы влить ей в рот воды, не дав захлебнуться, но даже так большая часть воды пролилась ей на грудь.
— Извини, что меня долго не было, — сказал я, вытирая с нее воду одной из маек. — Там был Багз. Пришлось с ним повозиться.
— Ричард, — прошептала она, а затем что-то добавила по-французски, чего я не смог понять.
Я попробовал угадать, что она сказала:
— Я в порядке. Я не ел кальмара.
— Этьен…
— Он здесь, рядом с тобой… спит.
Ее голова дернулась в сторону.
— Я люблю тебя, — дремотным голосом пробормотала она.
Я моргнул, на мгновение решив, что она говорит со мной. Затем я опомнился, посмотрев в том направлении, куда повернулась ее голова, и понял, что ее слова относились к Этьену. В каком-то смысле это не имело значения. Просто было приятно услышать от нее эти слова. Я улыбнулся и погладил ее волосы, а ее рука потянулась к моей и слабо ее обхватила.
Минут пять я старался не шевелиться, поддерживая ее плечи коленями. Потом, когда ее дыхание стало более прерывистым и тяжелым, я подался назад и осторожно опустил ее на простыни. Они были немного влажными от пролившейся воды, но с этим ничего нельзя было поделать.
Я вовсе не хочу оправдываться, просто я вспомнил тогда, как болел лихорадкой. Франсуаза поцеловала меня, поэтому и я поцеловал ее, также движимый привязанностью к ней. Но я бы не назвал этот поцелуй многозначительным. Он был совершенно недвусмысленным — в щеку, а не в губы.
С технической точки зрения, если здесь вообще уместны подобные слова, можно сказать, что поцелуй длился на секунду-другую дольше, чем следовало. Я помню, что обратил внимание на то, какая у нее мягкая и гладкая кожа. Посреди этой адской ночи с рвотой, стонами и дрожащим пламенем свечей я совсем не ожидал чего-то приятного. И маленький оазис возник для меня неожиданно. Я потерял бдительность и, закрыв глаза, несколько секунд не отрывал губ от ее щеки, чтобы просто отбросить все неприятные переживания.
Но когда я выпрямился и увидел, как смотрит на меня Этьен, я понял, что у него иное мнение на этот счет.
Последовало, как вы понимаете, непродолжительное молчание, а затем он спросил:
— Чем это ты здесь занимаешься?
— Ничем.
— Ты поцеловал Франсуазу.
Я пожал плечами:
— Ну и что?
— Как это «ну и что»?
— Вот так! — Если в моем голосе и сквозило раздражение, то причиной этого была одна лишь усталость, а может быть, также возня с Багзом. — Я поцеловал ее в щеку. Ты видел, как я это делал раньше, и ты видел, как она целовала меня.
— Она никогда не целовала тебя таким образом.
— В щеку?
— Так долго.
— Все обстоит не так, как ты думаешь.
Он сел на кровати:
— А что я должен думать?
Я вздохнул. Где-то в голове, на уровне глаз, снова начала пульсировать кровь. Пульсация перешла в сильную боль.
— Я очень устал, — сказал я. — Ты сильно заболел. Это отрицательно на тебе сказывается.
— Что я должен думать? — повторил он.
— Не знаю. Что-нибудь. Я поцеловал ее, потому что волнуюсь за нее и дорожу ею… Так же, впрочем, как и тобой.
Он ничего не ответил.
Я попытался обратить происходящее в шутку:
— Если я поцелую тебя, мы покончим с этой проблемой?
На этот раз молчание Этьена тянулось дольше. В конце концов он кивнул.
— Извини, Ричард, — сказал он, но его голос звучал безжизненно, и я знал, что его слова — притворство. — Ты прав. Я заболел, и это отрицательно повлияло на меня. Но теперь я сам могу присмотреть за ней. Может, в твоей помощи нуждаются другие.
— Да. Уверен, что так оно и есть. — Я встал. — Если тебе что-нибудь понадобится, позови меня.
— Хорошо.
Я оглянулся, чтобы посмотреть на Франсуазу, которая, слава богу, уже заснула. Потом я направился в сторону выхода, держась края прохода, чтобы меня не заставили выносить вместе с Моше дерьмо Багза.
