Уилкинс

Все тело ломило. Собравшись с силами, Томас приподнялся в кровати и подслеповато огляделся.

Слегка поеденные молью занавески на окнах были задернуты, и понадобилось некоторое время, чтобы привыкнуть к темноте, из которой медленно начали выступать очертания предметов. Но это не прибавило никакой определенности — потому что Томас по-прежнему представления не имел, где находится. Его охватил страх, он резко сел в кровати, отчего кровь бешено застучала в висках, нащупал выключатель светильника на прикроватной тумбочке и зажег свет.

Обстановка в комнате оказалась более чем скромной, без малейшего намека на роскошь. Было слышно, как в ванной капает вода из крана. Томас вдруг понял, что спал одетый. Свесив ноги с кровати, он осторожно встал, опасаясь очередного приступа головной боли. Он подошел к окну — всего три шага — и отдернул занавески. Вид из окна опять же не давал никакой подсказки: он увидел лишь мокрую от дождя заасфальтированную дорожку да глухую кирпичную стену буквально в паре метров напротив. Томас не видел неба и совершенно не представлял, который теперь час. Тут он вспомнил про наручные часы. Они показывали без пятнадцати три.

Томас пошел в ванную, засунул голову под холодную воду, пару минут пытаясь прийти в себя. Вернувшись в комнату, он открыл шкаф и обнаружил на плечиках свой пиджак. Проверил карманы. Бумажник на месте. Напоследок еще раз оглядев комнату — вдруг что-то забыл, — Томас тихо повернул ручку двери и вышел в узкий коридор, застеленный затрапезного вида ковровой дорожкой. Нащупав в кармане ключ от номера, Томас закрыл дверь и прислушался. Было очень тихо. Ни тебе горничной, мирно жужжащей пылесосом или разносящей по номерам чистое белье с вежливым приветствием: «Bonjour!», никого. Только давящая, не прерываемая ни единым звуком тишина.

Лифта, похоже, тут не было, поэтому Томас спустился вниз по ступенькам, миновав три лестничных пролета, и сразу попал в крошечный, тускло освещенный холл. За стойкой портье никого не было. Томас взял в руки колокольчик и позвонил. Почти сразу дверь за стойкой открылась, и оттуда вышел долговязый, бандитского вида мужчина с землистым цветом лица. Мужчина жевал бутерброд.

— Oui? — спросил мужчина.

— Bonjour, monsieur, — произнес Томас, мысленно ругая себя за столь почтительный тон, столь неуместный в его случае, когда сам не знаешь, о чем собираешься спросить.

— Эээ… je voudrais… le check-out? — более уверенно произнес Томас, хотя голос сам собой сорвался на просительно-вопросительную интонацию.

— Какой у вас номер?

Томас взглянул на ключ:

— 301-й.

Мужчина взял ключ и сверился с журнальными записями.

— Платить не нужно, — сказал он и отправился обратно к себе в комнату, а Томас — на выход. Немного поколебавшись, Томас окликнул мужчину:

— Вы хотите сказать, что номер оплачен?

— Да.

— А… известно, кем именно?

Недовольно вздохнув, мужчина снова полез в журнал:

— Платил мсье Уилкинс.

— Уилкинс?

— Уилкинс.

Томас и мужчина молча уставились друг на друга. У Томаса на языке крутилась масса вопросов, но он понимал, что спрашивать, скорее всего, бесполезно.

— Надеюсь, вам у нас понравилось? — спросил портье.

— Да… Да, спасибо, у вас… уютно.

— Bien.

Мужчина откусил от бутерброда и удалился, а Томас толкнул дверь на выход.

За последние пару месяцев Томас почти не выезжал в город, но он подозревал, что все-таки его не увезли дальше Брюсселя, хотя эта улица была ему не знакома. Пройдя метров сто, Томас оказался на широком бульваре с множеством магазинов и ресторанчиков. По проезжей части сновали машины. Погода была сумрачной — солнце все никак не могло протолкнуться сквозь толщу серых облаков, но даже слабый луч света больно резанул по глазам, так что Томас даже зажмурился. Наконец, он увидел впереди очередь из такси и поспешил туда. Усевшись в машину, попросил водителя везти его в мотель «ЭКСПО», что в Веммеле.

Во время поездки его укачало, снова подступила тошнота и сильнее прежнего заболела голова. Когда они были уже на месте, Томас с трудом вылез из машины и расплатился с водителем. Такси уехало, а Томас побрел к проходной. Потихоньку прошмыгнув мимо полусонного Джозефа Сталина, он направился по уже знакомой дорожке. Медленно бредя меж длинных невзрачных домиков, Томас пару раз останавливался, чтобы переждать приступ мигрени, прислонившись к стене. Дойдя до своей двери, Томас с трудом нашарил ключ в кармане и вошел внутрь.

Он надеялся, что хоть тут ему станет легче, но Томасу предстояло испытать еще одно потрясение — самое сильное за этот день.

Во-первых, он сразу же прошел в ванную и подставил голову под струю холодной воды. И тут увидел, что пропала зубная щетка Тони. А вместе со щеткой исчезла его зубная паста (та самая, трехцветная), бритва, крем для бритья… Словом — весь его несессер. Тони вбежал в комнату, открыл шкаф и похолодел: половина Тони была пуста. Исчезло все — его рубашки, галстуки, кофты, нижнее белье — все. Томас заглянул под кровать Тони, но его чемоданов тоже не было.

Томас опустился на свою кровать и нервно потер лоб. Его вдруг охватила нервная дрожь, сердце колотилось, как сумасшедшее. Черт, Тони пропал! Все это было очень странно и не сулило ничего хорошего.

Вдруг в дверь постучали — Томас забыл запереть ее, поэтому кто-то повернул ручку, и… Это был еще один сюрприз — да еще какой!

— Аннеке? Что вы тут делаете?

— Человек на проходной подсказал мне, в каком модуле вы живете. Я решила проведать вас перед сменой.

— Но зачем?

— Хотела убедиться, что с вами все в порядке. Я волновалась.

Аннеке прошла в комнату, и Томас вдруг понял, что ее даже некуда посадить. Он смущенно убрал кипу постельного белья с единственного стула — столь убогого, что даже стыдно было предлагать его девушке.

— Прошу вас, садитесь вот сюда, на кровать, — сказал он.

Аннеке присела, романтично улыбаясь, а Томас примостился на стульчике.

— Ну вот… — сказала Аннеке, продолжая улыбаться и пытаясь освоиться в новой обстановке. — Теперь-то я понимаю, отчего вы с Тони так быстро сдружились. Мужская солидарность? Как вы договариваетесь между собой, если один из вас хочет пригласить в гости даму сердца?

— В том-то и дело, что… Вернее, я не в этом смысле. Просто Тони, похоже, съехал. Исчезли все его вещи.

— Как съехал?

— Ну так. Испарился. Disparu.

Аннеке задумчиво сдвинула брови:

— Ну… Может, он просто ушел на работу?

— На работу? Прихватив свою зубную щетку и два чемодана с одеждой?

— Да, это странно, — согласилась Аннеке, нахмурившись.

— Послушайте, а что вообще вчера произошло?

— С вами? Или с Тони?

— С обоими. Но сначала про меня расскажите.

— Ну… — Аннеке подалась вперед и посмотрела на Томаса. В этом взгляде было все: и тревога за него, и нежность… Хотя он понял это не прямо сейчас, а позже. — Мне показалось, что вы… что вы были очень пьяны.

— Определенно. А я ничего такого ужасного не делал? Ну, не отплясывал на столе под заливистые переборы балалайки или что-то вроде этого?

— Нет, что вы! Вы просто заснули. У меня на коленях. Это было так трогательно. Все остальные тоже сказали, что вы трогательный…

— Все остальные?

— Ну да. И Тони с мисс Паркер, и мистер Черский с мистером Картером.

— Разве с нами был мистер Картер?

— Ну да. Разве вы не помните, как он пришел? Он первый заволновался — потому что мы не могли вас разбудить.

И Аннеке рассказала, как Черский с Картером кое-как выволокли его на улицу, а потом Картер вызвал такси и повез Томаса, как все поняли, в какую-нибудь гостиницу. А потом Картер снова вернулся на банкет.

— Но я к тому времени так устала, — продолжила Аннеке. — И потом: не было смысла там оставаться без вас. Я собиралась заночевать в гостинице в Лакене — ею часто пользуются наши хостес. Тони с мисс Паркер и мистером Черским проводили меня до самых дверей. Они были такие веселые и немножко буйные. Все время распевали какие-то детские песни из пионерского лагеря «Артек», это Черский их научил. Потом мы попрощались, а Тони сказал Черскому: «Ну, пойдем с нами, посмотришь на распечатки». А потом они ушли. Втроем.

Томас в ужасе уставился на Аннеке:

— Распечатки? Какие распечатки?

— Не знаю. Я думала, что вы в курсе.

Томас нервно провел рукой по волосам. Неужели все действительно так плохо?

— Так, погодите. Это могли быть распечатки от подруги Эмили, у нее подруга дизайнер по женской одежде. Они уговаривали Андрея, чтобы он написал о ней в своей газете.

— В самом деле? Но все время, пока я оставалась с ними, они только и говорили, что про аппарат, который обслуживает Тони.

Томас призадумался. Пожалуй, Аннеке права. Он смутно пытался вспомнить детали вчерашнего разговора. Как же так получилось, что Андрей споил его до бессознательного состояния? Сам виноват, нужно было вовремя остановиться. Голова раскалывалась, и каждая мысль давалась с трудом. Сейчас ох как не помешала бы чашка хорошего крепкого кофе!

Аннеке молча смотрела на него, преисполненная нежности. Косые лучи солнца пробились сквозь тучи и осветили сверху пол и комнату, и Аннеке сидела в столпе золотистого света — лицо ее и волосы сияли, и она была так прекрасна, что хотелось прильнуть к ней и поцеловать.

— Нам пора идти, — сказал Томас.

— Да-да, а то я опоздаю на работу.

— Я наведаюсь в наш павильон и порасспрашиваю. Надеюсь, всему произошедшему найдется какое-то внятное объяснение.

Но Томас надеялся напрасно. Зайдя в британский павильон, он обеспокоился пуще прежнего. Потому что в зале отсутствовал один из экспонатов.

Томас подошел к одному из кураторов выставки и спросил, с трудом скрывая волнение:

— Простите, а куда она подевалась? Где ZETA?

— Убрали. Сегодня утром.

— Убрали? Кто приказал?

— Мистер Баттресс. Он лично пришел и отдал распоряжение. Вместе с двумя парнями разобрал аппарат и погрузил его в фургон.

— И куда они уехали?

— Не могу знать, сэр. Но без экспоната в зале образовалась дыра, нужно чем-то ее заполнять. Вроде через пару дней обещали привезти что-то большое — новый вид компьютера.

Томас был в полном замешательстве. Поблагодарив куратора, он поспешил в сторону «Британии». На бегу поприветствовав мистера Росситера, Томас пробрался сквозь толпу к барной стойке, попросил Шерли приготовить двойной кофе и рванул к телефону.

Набрав номер Британского Совета, он попросил позвать мистера Картера:

— Меня зовут Фолей. Скажите, что по крайне срочному делу.

Очень скоро он услышал в трубке добродушный голос Картера:

— Добрый день, Фолей. Ну что, живы?

— Да, более или менее. Я так понимаю, это вы меня вчера выручили. Спасибо.

— Пустяки, старина. У меня работа такая. В следующий раз поосторожней с этой картофельной самогонкой. Так можно и Богу душу отдать. Как вам гостиница? Не очень? Уж простите, не самое роскошное место оказалось. С оплатой все уладили?

— Да, за меня заплатил какой-то Уилкинс.

Мистер Картер пропустил эти слова мимо ушей, и Томасу оставалось только гадать, знает ли он этого господина или нет.

— В любом случае, я вам очень благодарен, остальное неважно. Но, собственно, я звоню по другому поводу. Послушайте, Картер, тут происходят странные вещи… — Томас оглянулся, дабы убедиться, что никто не подслушивает. Рядом находилась только Шерли — готовила Томасу кофе. — Тони исчез, Тони Баттресс. Как сквозь землю провалился! Собрал свои вещи и смотался. Даже записки не оставил. Но это еще не самое страшное… Аппарат тоже исчез, — прибавил он, прикрыв трубку рукой.

На другом конце провода возникла напряженная пауза.

— О чем вы, старина? — наконец, переспросил Картер.

— Аппарат ZETA.

— Исчез? Как это?

— Ну, я так понимаю, Тони заявился утром в павильон, разобрал его и увез. А ведь мы оба с вами слышали вчера, о чем он говорил с Черским — что было бы здорово рассказать русским всю правду!..

Картер опять замолчал. Кажется, он тоже был в шоке.

— Значит так, Фолей, — сказал, наконец, Картер. — Все ясно. Боюсь, мы попали в крайне неприятную ситуацию. Я тут должен посоветоваться с людьми. Мы кое-что проясним, и я вам перезвоню, я или кто-то еще. Вы где сейчас? В пабе?

— Да.

— Оставайтесь там и ждите звонка. Может, через час, может, через два.

— Я понял. Но я хотел сказать…

Томас недоуменно посмотрел на трубку, потому что Картер уже отключился.

В ожидании обещанного звонка Томас пытался как-то занять себя, поднявшись наверх, в зал для частных приемов. Сначала он перевешивал морские гравюры на стенах. Потом протер до блеска бокалы, пересчитал количество бутылок вина на полке за баром, поскольку Росситер, похоже, не очень-то обременял себя этим занятием. Он все еще возился, когда снизу из шумной пивной его позвала Шерли:

— Мистер Фолей! К телефону!

Звонил незнакомый голос с английским акцентом:

— Фолей?

— Да.

— Хорошо, слушайте внимательно. Мы хотим, чтобы вы подошли в парк Иосафата, к девяти часам.

— Простите, что значит «мы»? С кем я разговариваю?

— Выберите скамейку в северо-восточной части. Прихватите с собой газету «De Standaard» и читайте ее на двадцать седьмой странице. Вам все ясно?

— Понятно. Но с кем я…

Что за мода такая — кто-нибудь объяснит? И этот положил трубку. Шерли сочувственно улыбнулась и предложила Томасу еще кофе.

В девять часов было еще довольно светло, но сыро и прохладно, поэтому парк почти опустел. За те несколько минут, пока Томас сидел тут, выбрав условленную скамейку, мимо него прошла только пожилая дама, выгуливающая парочку карликовых пуделей. Томас даже подумал — может, это она? Сегодня такой невероятный день, что он не удивится, если окажется, что он разговаривал по телефону именно с ней — точнее, с мужчиной, переодетым в эту пожилую даму. Вопрос отпал сам собой, когда в конце аллеи появился человек в военнообразном макинтоше и фетровой шляпе. Человека можно было разглядеть даже издалека, несмотря на сгущающиеся сумерки. Томас подался вперед, развернув перед собой газету — букв уже нельзя разглядеть, но уговор есть уговор. Незнакомец подошел и присел на скамейку. Какое-то время он кидал взгляды то на газету, то на Томаса, словно не решаясь заговорить. Наконец, кашлянув, он просил:

— Мистер Фолей?

— Ну, разумеется, зачем вы спрашиваете?! Разве хоть кто-то еще читает тут «De Standaard»?

— Вы открыли ее на двадцать третьей странице, вместо двадцать седьмой.

— Здесь всего двадцать четыре страницы.

— О, в самом деле? Я как-то не подумал об этом. Черт.

Расстроенный нелепой промашкой, незнакомец замолчал. Затем, отбросив сомнения, он решительно поднялся со скамьи и произнес:

— Теперь пойдемте.

Незнакомец шел так быстро, что Томас еле поспевал за ним.

— Простите, но куда мы идем? И, черт, что вообще происходит?

— Скоро узнаете.

— Когда?

— Всему свое время.

— Вы даже не представились.

— Меня зовут Уилкинс.

Они вышли из парка на тротуар. Уилкинс крутил головой, вглядываясь в ряд припаркованных машин. Тут один из автомобилей замигал фарами.

— А, нам туда.

Они подошли к зеленому «Фольксвагену»— «жуку». Водитель откинулся на сиденье и открыл заднюю дверь.

— Какого черта? — раздраженно сказал Уилкинс. — Зачем вы подогнали такую маленькую машину?

Водитель ничего не ответил на это. Обреченно вздохнув, Уилкинс сказал Томасу:

— Ну, попробуем втиснуться.

Это оказалось многотрудной задачей. Уилкинс был довольно полным человеком, да и Томас не отличался худобой. Сначала в салон забрался Томас, а Уилкинс застрял между спинкой переднего сиденья и дверью. Пыхтя и сопя и работая локтями, он все-таки взгромоздился рядом. Было так тесно, что не вздохнуть, не то что пошевелиться.

— А нам далеко ехать? — поинтересовался Томас. — Я, пожалуй, сниму пальто.

Эта процедура оказалась не менее мучительной. Томасу удалось вытащить руку из одного рукава, но при этом он успел заехать локтем в глаз Уилкинсу, что явно не пошло на пользу их добрососедских отношений.

— Какого черта! — воскликнул Уилкинс. — Могли бы и не снимать свое пальто.

— Потерпите еще немного, — сказал Томас, дергая за второй рукав.

Наконец, он сложил пальто у себя на коленях.

— Слушайте, и так невозможно повернуться, да еще что-то упирается мне в бок. Что там у вас в кармане? — спросил Томас.

— Разумеется, пистолет.

Томас замер:

— Пистолет? Вы шутите?! Вы направили на меня свой пистолет в кармане?

— Именно так.

— Но зачем?

— Послушайте, боюсь, что вы не понимаете всей серьезности ситуации. Хватит ворчать, и вот — повяжите это.

Уилкинс протянул Томасу полоску черной ткани.

— Что это?

— Как что? Повязка на глаза. Погодите, дайте я вам помогу, затяну потуже.

— Какого ч…

Но, вспомнив про пистолет, Томас решил воздержаться от всяческого сопротивления, словесного или физического. Он молча позволил Уилкинсу надеть повязку и плотно затянуть на затылке узел.

— Ну вот, отлично, — сказал, наконец Уилкинс. — Сколько я показываю пальцев?

— Три.

— Черт, как вы догадались? Неужели повязка просвечивает?

— Нет, я просто отгадал.

— Не надо ничего отгадывать! Мне нужно, чтобы вы не запомнили маршрут следования. Это вам не игрушки. Сколько пальцев?

— Не знаю. Ни черта не вижу.

— Ну и славненько. Кстати, я показывал вам четыре пальца, но это неважно. А теперь закройте свой рот. Мне и так тесно, и я не расположен вести тут с вами беседы.

Водитель включил мотор. Слегка встряхнувшись, машина тронулась в путь.