ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
Отель «Китай», Шанхай, 20 октября 1937 года

Я понимал, что мы находимся где-то на территории Французской концессии неподалеку от бухты, но точнее представить наше местоположение не мог. Водитель довольно долго вез нас по крохотным проулкам, совершенно непригодным для автомобильного движения, постоянно сигналил, чтобы заставить прохожих расступиться, и в какой-то момент я представил себя в комичной роли человека, въехавшего в дом верхом на лошади. Но вот машина наконец остановилась, и водитель, открывая дверцу, указал на вход в гостиницу «Утренняя радость».

Внутрь меня провел тощий одноглазый китаец. Помню свое первое впечатление от помещения: низкие потолки, темное сырое дерево и привычный запах прачечной. Впрочем, заведение оказалось довольно чистым. По дороге нам пришлось обойти трех пожилых женщин, стоявших на коленях и усердно драивших деревянный пол. Пройдя в глубину дома, мы вступили в коридор с длинным рядом дверей но обеим сторонам. Это напоминало конюшню или даже тюрьму, однако, как выяснилось, за дверьми находились каморки для постояльцев. Одноглазый постучал в одну из дверей и, не дожидаясь ответа, открыл ее.

Я очутился в тесном, узком помещении. Окна здесь не было, но перегородки не доходили до потолка – пространство вверху (около фута) перекрывала проволочная сетка. Воздух и свет проникали только оттуда, поэтому в каморке было душно и темно, и даже когда на улице, выйдя из-за облаков, засияло солнце, здесь мало что изменилось – на полу лишь отразился узор сетки. Человек, лежавший на кровати, похоже, спал, но когда я подошел и встал между стеной и кроватью, зашевелил ногами. Одноглазый что-то пробормотал и исчез, закрыв за собой дверь.

Бывший инспектор Кун выглядел немногим лучше, чем мешок с костями. Кожа на лице и шее была морщинистой и пятнистой, рот безвольно открыт, голые, похожие на палки ноги выглядывали из-под грубого одеяла, однако нижняя рубашка на инспекторе была на удивление белой. Поначалу он не сделал ни малейшей попытки сесть и, казалось, вообще едва ли заметил мое присутствие, однако, судя по всему, не был полностью во власти опиума или алкоголя. После моих многочисленных попыток довести до его сознания, кто я и зачем пришел, он начал, наконец, проявлять признаки понимания и даже выказал определенную вежливость.

– Простите, сэр, – его английский был весьма беглым, – не могу угостить вас чаем. – Потом он стал мямлить что-то на мандарине, при этом из-под одеяла послышалось сипение – дышал он с трудом. Еще через несколько минут он словно бы снова очнулся и сказал: – Прошу вас простить меня. Я не совсем хорошо себя чувствую. Но скоро снова буду в форме.

– Искренне на это надеюсь, – ответил я. – Ведь в свое время вы славились как один из самых блестящих детективов, когда-либо служивших в Шанхайской муниципальной полиции.

– Вы так думаете? Очень любезно с вашей стороны, сэр. Да, когда-то я, вероятно, действительно был неплохим полицейским. – Предприняв неожиданное усилие, он поднялся и неловко спустил на пол босые ноги. Быть может, из скромности, а может, потому, что ему было холодно, он закутался в одеяло. – Но этот город рано или поздно доканывает всех, – продолжал Кун. – Здесь все предают друзей. Вы кому-то доверяете, а этот кто-то, оказывается, состоит на платной службе у гангстера. Правительство – те же гангстеры. Как прикажете сыщику выполнять свой долг в подобном месте? Могу угостить вас сигаретой. Хотите?

– Нет, благодарю вас. Сэр, позвольте мне сказать вам: когда был мальчиком, я с восхищением следил за вашими расследованиями.

– Когда вы были мальчиком?

– Да, сэр. Мыс моим другом-соседом, – тут я смущенно засмеялся, – бывало, играли, изображая вас. Вы были… вы были нашим кумиром.

– Неужели? – Старик заулыбался и затряс головой. – Неужели так было? Ну, тогда мне тем более жаль, что я не могу вам ничего предложить. Ни чая, ни сигареты.

– Вообще-то, сэр, вы могли бы предложить мне нечто гораздо более существенное. Я пришел к вам потому, что уверен: вы можете дать мне очень важный ключ. Весной девятьсот пятнадцатого года вы расследовали дело о нападении на ресторан «У Ченлу», что на Фучжоу-роуд. Там погибло три человека и еще несколько были ранены. Вы арестовали, двух стрелявших. Все материалы об этом преступлении подшиты в папку под названием «Дело о перестрелке в «У Ченлу». Я понимаю, прошло много лет, но, вероятно, вы помните еще это дело, инспектор?

Где-то во второй или третьей от нас комнате кто-то зашелся в кашле. Инспектор Кун глубоко задумался, потом сказал:

– Я очень хорошо помню это дело. Расследование принесло мне большое удовлетворение. Иногда я думаю о нем даже теперь, лежа в этой кровати.

– Тогда, возможно, вы помните, что допрашивали подозреваемого, который, как вы впоследствии выяснили, не имел отношения к нападению. Согласно протоколам, его звали Чан Вей. Вы-то допрашивали его в связи с нападением на «У Ченлу», но в ходе допроса он сделал не имевшее отношения к этому делу, однако весьма важное признание.

Хотя сыщик по-прежнему напоминал всем своим видом обвисший мешок с костями, глаза его теперь были полны жизни.

– Это правда, – сказал Кун. – К нападению он не имел никакого отношения, но испугался и потому начал говорить. Сознался во всем. Помню, он заявил, что несколькими годами раньше был членом банды, занимавшейся похищением людей.

– Отлично, сэр! Именно так записано в протоколах. А теперь, инспектор Кун, сосредоточьтесь, это очень важно. Тот человек сообщил вам несколько адресов, где банда держала своих заложников.

Бывший инспектор некоторое время сидел, уставившись на мух, облепивших проволочную сетку под потолком, потом медленно перевел взгляд на меня.

– Это действительно так, – тихо подтвердил он, – но, мистер Бэнкс, мы тщательно проверили эти адреса. Со времени похищений, о которых он рассказывал, тогда уже прошло много месяцев. Мы не нашли там ничего подозрительного.

– Я знаю, инспектор Кун, что вы добросовестно исполнили свой долг. Но ведь расследовалось дело о нападении на ресторан. Вполне естественно, что вы не стали тратить слишком много сил на что-то другое. Я хочу сказать, если бы некие могущественные силы предприняли энергичные действия, чтобы помешать вам проверить один из тех домов, вы, вероятно, не стали бы упорствовать.

Старый сыщик снова глубоко задумался. Потом признался:

– Был там один дом… Теперь припоминаю. Обычно мои люди приносили мне доклады о проведенных обысках. Я получил такие доклады насчет всех остальных домов, их было семь, а вот о последнем донесения не было. Помню, меня это насторожило. Моим людям почему-то не дали обыскать этот дом. Повторяю, меня это насторожило. Нюх сыщика. Вы понимаете, конечно, что я имею в виду, сэр.

– Так что насчет того последнего дома? Вам все-таки не представили доклада о нем?

– Именно, сэр. Но вы правильно заметили: тогда это не было для меня предметом первоочередного интереса. Расследование убийств в «У Ченлу» было куда важнее, вы ведь понимаете. Вокруг них поднялся большой шум. За убийцами охотились уже несколько недель.

– И, насколько мне известно, двоим из ваших старших коллег это дело стоило карьеры. Инспектор Кун рассмеялся:

– Я же сказал, расследование принесло мне большое удовлетворение. Я принял это дело после того, как мои предшественники оказались бессильны раскрыть его. В городе только и разговоров было что об этой перестрелке. И через несколько дней я вычислил убийц.

– Я с восхищением читал отчет об этом. Теперь старик смотрел на меня очень пристально и, наконец, медленно произнес:

– Тот дом… Дом, в который моим людям не дали войти. Тот дом… Вы хотите сказать, что…

– Да. Я почти уверен, что именно там держат моих родителей.

– Понимаю. – Он замолчал, переваривая эту грандиозную догадку.

– О какой бы то ни было небрежности с вашей стороны, не может быть и речи, – поспешил успокоить его я. – Позвольте еще раз заверить, что я читал ваш отчет с огромным восхищением. Ваши люди не смогли обыскать тот дом, поскольку им помешали весьма влиятельные персоны из высших эшелонов полиции, которые, как теперь стало известно, получали деньги от преступных организаций.

Кашель в какой-то из соседних комнат возобновился. Инспектор Кун, еще немного помолчав, взглянул на меня:

– Вы пришли спросить меня… Спросить, не помогу ли я вам отыскать тот дом?

– К сожалению, здешние архивы в чудовищном состоянии. Дела в этом городе вообще ведутся позорно. Бумаги не подшиты, некоторые документы и вовсе утеряны. В конце концов я решил, что проще будет обратиться к вам и спросить, не помните ли вы, сколь бы невероятным это ни казалось, хоть что-нибудь о том доме.

– О доме… Дайте подумать. – Старик закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться, но через несколько минут снова открыл их и покачал головой. – Перестрелка в «У Ченлу». Прошло больше двадцати лет. Простите. Я ничего не помню о том доме.

– Прошу вас, сэр, постарайтесь вспомнить хоть что-нибудь. Ну хотя бы в каком районе он находился? Может, в международном сеттльменте?

Он подумал еще немного и снова отрицательно покачал головой:

– Прошло слишком много времени. А моя голова работает в странном режиме. Иногда я ничего не помню, даже о том, что было накануне. Но я постараюсь. Может, завтра, может, послезавтра проснусь и что-нибудь вспомню. Мистер Бэнкс, мне очень жаль, но сейчас… нет, сейчас я не помню ничего.

Когда я вернулся в международный сеттльмент, уже наступил вечер. Я провел в номере около часа, снова и снова просматривая записи и стараясь стряхнуть разочарование от встречи со старым инспектором. В девятом часу я спустился к ужину и уселся за свой любимый столик в углу роскошного зала. Особого аппетита у меня не было, и я хотел было даже отказаться от основного блюда и вернуться к работе, когда официант принес мне записку от Сары.

Вот она передо мной. Несколько строк, поспешно нацарапанных на нелинованной бумаге, верхний край оторван. Едва ли Сара долго думала над тем, что писала. В записке была лишь просьба встретиться с ней немедленно здесь, в отеле, на площадке между третьим и четвертым этажами.

Сейчас снизь между этой запиской и тем незначительным инцидентом, который произошел в доме мистера Тони Кезвика неделей раньше, кажется мне очевидной. Вероятно, Сара вообще не написала бы записки, если бы не то, что произошло тогда между нами. Но когда официант вручил мне листок бумаги, это, как ни странно, не пришло мне в голову, и несколько минут я сидел, заинтригованный тем, почему Сара назначает мне свидание таким способом.

Надо сказать, что после вечера в «Доме удачи» мы встречались с ней еще три раза. Два – лишь мимолетно, в присутствии посторонних, и во время этих встреч ничего особенного между нами не происходило. Третья встреча произошла: за ужином у мистера Кезвика, президента компании «Жарден Матисон», и мы едва обменялись несколькими словами, однако с определенной точки зрения ее можно рассматривать как поворотный пункт в наших отношениях.

В тот вечер я чуть опоздал, и к тому времени, когда появился в оранжерее мистера Кезвика, более шестидесяти его гостей уже расселись за столиками, расставленными среди деревьев в кадках и вьющихся растений. Я заметил Сару в дальнем конце помещения – сэра Сесила с ней не было, – но увидел, что она тоже ищет свое место, и не стал подходить.

В Шанхае на подобных мероприятиях принято, чтобы гости, когда подадут десерт, покидали свои места и свободно передвигались по залу. Я, разумеется, надеялся подойти к Саре и поболтать с ней. Однако, когда десерт наконец принесли, мне не удалось улизнуть от сидевшей рядом дамы, которая непременно хотела посвятить меня во все подробности политической ситуации в Индокитае. Когда же мне наконец посчастливилось отделаться от соседки, хозяин дома встал и объявил начало «интермедий». Он представил первую исполнительницу – стройную даму, и та, поднявшись из-за стола, вышла вперед и начала декламировать забавное стихотворение, должно быть, собственного сочинения.

За ней выступал мужчина, спевший без аккомпанемента несколько арий из комических опер Гилберта и Салливана, и я заподозрил, что большинство гостей собираются продемонстрировать свои таланты. Они и впрямь выходили один за другим, иногда пели дуэтом или даже составляли трио. Репертуар был самый разнообразный – от мадригалов до комических номеров. Атмосфера в зале стала весьма фривольной, если не сказать непристойной.

Потом вперед пробрался краснолицый мужчина – как я потом узнал, директор Гонконгско-Шанхайского банка, – в неком подобии туники поверх смокинга. Он развернул свиток и начал читать монолог-пародию на некоторые события и особенности шанхайской жизни. Все намеки на людей, на содержание туалетов в иных клубах, на недавние события, связанные с преследованиями прессы, были мне абсолютно непонятны, но весь зал хохотал до упаду. Я оглянулся в поисках Сары и увидел ее в углу. Она сидела в окружении нескольких дам и смеялась так же самозабвенно, как они. Ее соседка, явно немало выпившая, хохотала почти до неприличия развязно.

Выступление краснолицего продолжалось минут пять – причем оживление публики возрастало от шутки к шутке, – и наконец он продекламировал особенно эффектное четверостишие, после которого зал просто взревел. Именно в этот момент я снова посмотрел на Сару. На первый взгляд картина не изменилась: Сара все так же хохотала вместе со своими соседками. Единственной причиной, по которой я не сразу отвел от нее глаза, было удивление: неужели она, прожив в Шанхае меньше года, настолько хорошо знает здешние реалии, что даже завуалированные намеки способны довести ее до подобного состояния. Но, присмотревшись, я понял, что она вовсе не смеется, что слезы, которые она вытирает, – отнюдь не слезы от смеха, она в самом деле плакала. Я смотрел на Сару, не в силах поверить собственным глазам. Пока продолжалось бурное веселье, я тихо встал и начал протискиваться сквозь толпу. В результате сложных маневров мне удалось подойти к Саре сзади. Теперь все сомнения отпали: она безудержно рыдала посреди всеобщего веселья.

Поскольку я подошел незаметно, она испуганно вздрогнула, увидев протянутый мной носовой платок. Потом подняла голову и секунд пять, не отводя глаз, смотрела на меня ищущим взглядом, в котором благодарность смешивалась с немым вопросом. Я наклонился, желая лучше понять, что именно выражает лот взгляд, но тут она взяла мой платок и снова повернулась к краснолицему артисту. Когда следующий взрыв хохота сотряс зал, Сара вместе со всеми весьма картинно расхохоталась, прижимая, однако, к глазам мой носовой платок.

Понимая, что могу привлечь к ней нежелательное внимание, я ретировался на свое место и не подходил к ней до конца вечера, мы лишь обменялись формальными приветствиями в холле, когда гости начади разъезжаться.

В течение нескольких дней я ожидал, что она захочет объяснить мне загадочное происшествие, однако – и это служит свидетельством того, насколько поглотило меня расследование, – к моменту, когда я получил эту записку в ресторане отеля «Китай», мне не пришло в голову, что существует связь между этим посланием и предшествовавшим инцидентом. Я направился вверх по парадной лестнице, недоумевая, зачем понадобился Саре.

То, что в записке было названо «площадкой между этажами», оказалось на деле весьма просторным холлом, уставленным креслами, столиками и искусственными пальмами. Можно было представить, что особенно по утрам, когда окна здесь открыты и под потолком вращаются вентиляторы, это очень приятный уголок. Постояльцы наверняка любят посидеть здесь с газетой за чашечкой кофе. Но вечером это место производило впечатление заброшенности – быть может, из-за нынешних трудностей: свет проникал сюда с лестницы и чуть-чуть через окна, выходившие на набережную. В тот вечер в холле не было никого, кроме Сары, чей силуэт вырисовывался на фоне огромного оконного стекла. Она стояла, вглядываясь в ночное небо. Направляясь к ней, я наткнулся на кресло, и она, услышав шум, обернулась.

– Я думала, что должна быть луна, – сказала Сара, – но ее нет. Сегодня даже пожаров в развалинах не видно.

– Да. Уже несколько дней продолжается затишье.

– Сесил говорит, что солдаты с обеих сторон устали.

– Наверное, он прав.

– Кристофер, подойдите поближе. Не бойтесь, я ничего плохого вам не сделаю. Просто надо поговорить так, чтобы никто не услышал.

Я подошел и встал рядом. Теперь мне была видна набережная внизу и линия фонарей, обрамляющих тротуар.

– Я все устроила, – тихо сказала Сара. – Это было нелегко, но все уже готово.

– Что именно вы устроили?

– Все. Место на корабле и все остальное. Не могу больше здесь оставаться. Я старалась изо всех сил, но дошла до предела усталости. Я уезжаю.

– Понятно. А Сесил? Он в курсе ваших планов?

– Полной неожиданностью это для него не будет. Но все равно он, наверное, будет потрясен. А вас это не шокирует, Кристофер?

– Нет, не очень. Чего-то в этом роде я ожидал. Но прежде чем предпринять роковой шаг, можете ли вы сказать, что…

– О, я обдумала все. Другого выхода нет, даже если бы Сесил захотел завтра же вернуться в Англию. Но он потерял здесь столько денег и решительно настроен не уезжать, пока все не отыграет.

– Судя по всему, поездка сюда обманула ваши ожидания. Мне очень жаль.

– Дело не только в поездке. – Сара горько усмехнулась и замолчала. Но после короткой паузы она заговорила снова: – Я устала любить Сесила. Он неплохой человек. Возможно, наблюдая за нами, вы могли подумать иначе. Но Сесил не всегда такой. Кроме того, я отдаю себе отчет в том, что здесь есть и моя вина. На данном этапе жизни ему требовался покой. А тут появилась я, и он почувствовал, что должен потрудиться еще немного. Это моя ошибка. Когда мы сюда приехали, мой муж поначалу очень старался, очень. Но задача оказалась ему не по плечу, и в этом, полагаю, вся беда – это его сломило. Возможно, когда меня не будет рядом, он сумеет собраться.

– Но куда же вы направитесь? Хотите вернуться в Англию?

– У меня пока не хватает денег, чтобы вернуться туда. Я поеду в Макао. А дальше – посмотрим. Всякое может случиться. Вот почему я и хотела поговорить с вами. Кристофер, должна признаться, мне довольно страшно. Я не хочу ехать совершенно одна. Вот и осмеливаюсь спросить: не поедете ли вы со мной?

– Вы имеете в виду – в Макао? Завтра?

– Да. Не поедете ли вы со мной завтра в Макао? А куда двинуться потом, мы решили бы позднее. Если вы согласны, мы можем какое-то время просто плавать вдоль берегов Южно-Китайского моря. Или отправиться в Южную Америку – бежать, как воришки под покровом ночи. Разве это не весело?

Наверное, ее слова удивили меня, но более всего я был ошеломлен, как теперь припоминаю, почти физическим чувством облегчения, которое тогда испытал. На секунду-другую у меня даже закружилась голова, как у человека, который после долгого заточения в темной камере вышел на свет и глотнул свежего воздуха. Появилось ощущение, будто ее предложение, сделанное, насколько я мог судить, спонтанно, под влиянием настроения, было абсолютно логично и несло в себе своего рода избавление, на которое я никогда и надеяться не смел.

Однако, едва осмыслив это ощущение, я насторожился: возможно, Сара лишь испытывала меня. Поэтому, решившись наконец ответить, я услышал свой собственный голос как бы со стороны:

– Проблема состоит в том, что у меня здесь работа. Я должен сначала завершить ее. Мир находится на грани катастрофы. Что подумают обо мне люди, если я брошу их в такой ситуации? Что вы сами станете обо мне думать, в конце концов?

– О Кристофер, мы не хуже других! Пора перестать об этом думать. Иначе у нас ничего впереди не останется, лишь то, что уже было когда-то: снова одиночество, снова дни, полные угрызений совести из-за того, что мы чего-то не доделали. С этим пора кончать. Забудьте о своей работе, Кристофер! Вы и так потратили на неё большую часть жизни. Давайте завтра же уедем – не стоит больше терять ни дня, – давайте уедем, пока не стало слишком поздно.

– Для чего именно – слишком поздно?

– Поздно для… Ну, я не знаю. Единственное, что я знаю, так это то, что растратила лучшие годы в поисках неизвестно чего, некоего трофея, который могла бы получить лишь в том случае, если бы действительно сделала достаточно, чтобы его заслужить. Но он мне больше не нужен, теперь я хочу другого – теплоты и уединения, которыми смогу наслаждаться независимо от того, что сделала или кем стала. Чего-то, что неизменно, как ночное небо. Вот чего я теперь хочу. Думаю, и вам требуется то же. Но скоро станет слишком поздно. Мы начнем стремительно меняться. Если упустим свой шанс теперь, другого может и не представиться. Кристофер, что вы делаете с этим бедным растением?

Только тут я заметил, что рассеянно ощипываю листья пальмы, возле которой мы стояли.

– Простите, – со смехом спохватился я, – это очень дурно с моей стороны. – Потом, подумав, сказал: – Даже если в ваших словах, есть резон, даже в этом случае для меня все не так просто. Потому что, видите ли, у меня есть Дженнифер.

Произнеся это, я живо представил свой последний разговор с девочкой в уютной маленькой гостиной в глубине школьного здания, стены которой, обшитые дубовыми панелями, освещало полуденное солнце нежной английской весны. Я увидел лицо девочки в момент, когда она осознала то, что я ей говорил, вспомнил, как она, задумчиво кивая, размышляла над моим сообщением, и неожиданные слова, которые в конце концов произнесла.

– Да, есть Дженнифер, – повторил я, чувствуя, что начинаю опасно грезить наяву. – Даже теперь она все еще ждет меня.

– Но я подумала и об этом. Я все тщательно обмозговала. Мы с ней станем друзьями, больше, чем друзьями. Втроем мы могли бы составить, ну… маленькую семью, такую же, как другие. Да, я размышляла об этом, Кристофер, это могло бы быть прекрасно для всех нас. Мы послали бы за Дженнифер, как только определятся наши дальнейшие планы. Могли бы даже отправиться в Европу, скажем, в Италию, а девочка приехала бы к нам туда. Уверена, я могла бы стать ей матерью, Кристофер, поверьте, я сумею.

Поразмыслив немного, я кивнул:

– Очень хорошо.

– Что вы хотите сказать этим «очень хорошо», Кристофер?

– Я хочу сказать – хорошо, я еду с вами. Сделаем так, как вы говорите. Да, наверное, вы правы. Дженнифер, мы, все остальное… все может отлично сложиться.

Произнеся это, я почувствовал, как огромная тяжесть свалилась с моих плеч. Тем не менее у меня вырвался тяжки и вздох. Сара подошла еще на шаг ближе и с полминуты неотрывно смотрела мне в глаза. Мне даже показалось, что она вот-вот меня поцелует, но в последний миг она сдержалась и лишь сказала:

– Тогда слушайте. Слушайте внимательно. Все нужно сделать очень точно. Соберите только один чемодан и не отправляйте никакого багажа. В Макао нас ждут кое-какие деньги, так что купим там все, что нужно. Я пришлю за вами шофера завтра днем, в половине четвертого. Позабочусь о том, чтобы на этого человека можно было положиться, но все равно не говорите ему ничего лишнего. Он привезет вас туда, где я буду вас ждать. Кристофер, вы выглядите так, словно вас только что огрели по голове чем-то тяжелым. Вы ведь не обманете меня, правда?

– Нет-нет. Я буду готов. Завтра в половине четвертого. Не беспокойтесь, я… последую за вами куда угодно.

Возможно, это вырвалось у меня невольно; возможно, под влиянием воспоминаний о том вечере, когда мы привезли сэра Сесила из игорного дома, но так или иначе, я вдруг потянулся к ней, обеими руками схватил ее ладонь и поцеловал. После чего, кажется, продолжая сжимать ее руку, нерешительно посмотрел ей в глаза, не зная, что делать дальше; не исключено даже, что я при этом глупо хихикнул. В конце концов Сара осторожно высвободила руку и коснулась моей щеки.

– Спасибо, Кристофер, – прошептала она. – Благодарю, что вы согласились. Я вдруг почувствовала себя совсем по-другому. Но теперь вам лучше уйти, пока нас никто не заметил вместе. Ну идите же!