11

Дорогой Джо, я чувствую, как радость, словно электрический ток, струится по моим жилам. Я закрываю глаза и вижу, как ты стоишь под дождем, отделенный от меня дорогой, и невысказанная любовь связывает нас, словно стальным тросом. Я закрываю глаза и вслух благодарю Господа, даровавшего жизнь тебе и даровавшего жизнь мне в то же самое время и в том же самом месте и позволившего начаться нашему странному приключению. Я благодарю Его за каждый пустяк, что есть у нас. Сегодня утром я проснулся и увидел на стене у кровати ровный круг солнечного света и возблагодарил Его за то, что тот же солнечный свет падает на тебя. Так же как прошлой ночью соединял нас дождь, льющийся на тебя и на меня. Я восхваляю Господа, ниспославшего меня тебе. Я знаю, нас ждут трудности и боль, но через эти трудности Он ведет нас к цели. К Его цели! Он испытывает нас и закаляет нас, и, пройдя долгий путь, мы обретем еще большую радость.

Знаю, я должен просить у тебя прощения – хотя это слово слишком слабое. Вот я стою перед тобой, нагой, беззащитный, взываю к твоей милости, молю о прощении. Потому что ты узнал нашу любовь в самом начале. Ты узнал с первого взгляда, брошенного на меня там, на холме, после того, как он упал, всю силу и святость любви, пока я стоял как слепой и глухой, отвергая ее, пытаясь защититься от нее, делая вид, что ничего не происходит, что ничего подобного не может произойти, и игнорировал все, что говорили мне твои глаза и каждый твой жест. Я думал, будет достаточно спуститься за тобой с холма и предложить вместе помолиться. Ты был совершенно прав, что рассердился на меня, не замечающего то, что ты уже увидел. Все произошедшее так очевидно. Почему я отказывался признать это? Ты, наверное, считал меня бесчувственным тупицей. Ты правильно сделал, что отвернулся от меня и ушел. Даже сейчас, вспоминая момент, когда ты начал взбираться обратно на холм, – так и вижу твои ссутуленные плечи и тяжелую походку, говорящие об отказе, – я стенаю, думая о том, как вел себя. Какой я идиот! Я мог потерять все, что у нас есть. Джо, именем Господа, прошу, прости меня.

Сейчас ты хотя бы знаешь – я видел то же, что и ты. И ты, стесненный обстоятельствами и деликатностью по отношению к чувствам Клариссы, встретил меня знаками, которых не перехватить постороннему глазу или уху, потому что они понятны мне одному. Ты знал, что я не мог не прийти к тебе. Ты ждал меня. Именно потому я и позвонил тогда среди ночи, как только понял, о чем говорили мне твои глаза. Когда ты снял трубку, я услышал в твоем голосе облегчение. Ты ничего мне не ответил, но не думай, что я не уловил твоей благодарности. Я повесил трубку и расплакался от радости; мне кажется, и ты тоже плакал. Вот она, новая жизнь. Ожидание, одиночество и молитвы наконец принесли свои плоды, и я встал на колени и благодарил Господа снова и снова до самого рассвета. А ты спал в ту ночь? Думаю, нет. Ты лежал в темноте, прислушиваясь к дыханию Клариссы, и размышлял о том, куда приведет нас эта история.

Джо, ты действительно дал жизнь чему-то новому!

Как много мы должны сказать друг другу, сколько наверстать. Исследования начались на дне океана, а на поверхности это никак не отражается. Вот что я имею в виду: ты заглянул в мою душу (в этом я уверен) и знаешь, как заглянуть еще глубже, но ты практически ничего не знаешь о моей обычной жизни – как я живу, где я живу, мое прошлое, мою историю. Это лишь внешняя оболочка, я знаю, но наша любовь должна включить в себя все. О твоей жизни я знаю уже многое. Я сделал это своей работой, своей задачей. Ты втянул меня в свою повседневную жизнь и потребовал разобраться в ней. Дело в том, что я ни в чем не могу тебе отказать. Если придется сдавать экзамен по тебе, я получу высший балл, не перепутаю ни малейшей детали. Ты будешь мною гордиться!

Итак, моя внешняя оболочка. Я знаю, скоро ты здесь побываешь. Это маленький домик, отступивший чуть назад от изогнувшейся Фрогнал-лейн, окруженный лужайками, с собственным внутренним двором в середине, который нельзя увидеть, даже шагнув с улицы за ворота (чего не делает никто, кроме почтальона) и подойдя к входной двери. Это уменьшенная копия какого-то большого французского дворца. На окнах даже есть решетчатые ставни, тускло-зеленые, а на крыше флюгер-петушок. Дом принадлежал моей маме (четыре года назад она умерла от рака), а ей достался в наследство от сестры, которая получила его после развода за несколько недель до смерти в автокатастрофе. Я рассказываю тебе все это, потому что не хочу, чтобы у тебя было ложное представление о моей семье. Брак моей тетки был ужасен, она вышла за пройдоху, который сделал деньги во время бума на недвижимость, но остальные члены семьи ходили на службу и едва сводили концы с концами. Отец умер, когда мне было восемь. У меня есть старшая сестра в Австралии, но мы не смогли ее разыскать, когда умерла мама, да она по какой-то причине и не была упомянута в завещании. Еще у меня полно кузин, с которыми я не поддерживаю отношений, и, насколько мне известно, я единственный в семье, кто продолжал учиться после шестнадцати лет. И вот теперь я король в своем замке, который Бог подарил мне для своих целей.

Я чувствую твое присутствие везде. Не думаю, что буду тебе еще звонить. Неудобно перед Клариссой, а письмо сблизит нас еще больше. Я представляю, как ты сидишь рядом со мной и видишь то же, что и я. Я сижу за деревянным столиком на крытом балконе, который выступает из кабинета и нависает над внутренним двором. Капли дождя падают на два цветущих вишневых дерева. Одна ветка перевешивается через перила, и с такого близкого расстояния мне видно, как вода собирается в овальные бусины, словно окрашенные лепестками в бледно-розовый цвет. Любовь подарила мне новые глаза, теперь я вижу все с такой ясностью, различаю мельчайшие подробности. Прожилки на дереве старых перил, каждую отдельную травинку на мокрой лужайке под балконом, черные щекотливые лапки божьей коровки, минуту назад пробежавшей по моей руке. Мне хочется погладить и потрогать все, что я вижу. Наконец-то я очнулся от сна. Я чувствую в себе столько жизни, я так возбужден от любви.

Вот я написал о прикосновениях и о мокрой траве и сразу вспомнил. Вчера вечером ты вышел из дома и провел рукой по верхушке кустарника – сначала я не понял, в чем тут дело. И я прошел по дорожке, и протянул руку, и погладил пальцами листья, которых ты коснулся. Я почувствовал каждый листочек в отдельности и испытал шок, осознав, что они отличаются от тех, которых ты не коснулся. Какое-то свечение, какое-то тепло от этих мокрых листьев разливалось под моими пальцами. И тогда я все понял. Ты не просто дотронулся до них, ты оставил на них простое послание. Ты знал, что я не пропущу его, Джо! Такое простое, понятное и полное любви. Какой прекрасный способ услышать сквозь дождь, листья и кожу любовь: узор, вышитый по сумятице чувств Божьих созданий, расцветающий с обжигающим чувством прикосновения. Я мог бы еще простоять там в изумлении, но я не хотел отставать от тебя, я должен был узнать, куда ты ведешь меня сквозь ливень. Но вернемся к поверхности океана. Неподалеку от Лестер-Сквер я преподавал английский как иностранный. Это было терпимо, но я никогда особо не ладил с другими учителями. Меня угнетала общая нехватка серьезности. Мне казалось, они обсуждали у меня за спиной мою набожность – в наши дни это немодно! Как только я вступил во владение домом и деньгами, я сразу же бросил работу и переехал. Я считал, что нахожусь как бы в убежище – и в ожидании. Я всегда отдавал себе отчет, что получил этот потрясающе красивый дом не просто так. За одну неделю жалкая однокомнатная квартирка на Арнос-гроув сменилась замком в Хэмпстеде и небольшим банковским счетом. Во всем этом чувствовался промысел, и моя обязанность, как я думал (и время подтвердило мою правоту), заключается в том, чтобы быть готовым и внимать тишине. Я молился, медитировал, время от времени уходил пешком далеко за город и знал, что рано или поздно Его замысел станет мне известен. Я должен был идеально настроиться и приготовиться узнать первый же Его знак. Но несмотря на все приготовления, я пропустил его. Я должен был узнать его, когда там на холме наши глаза встретились. Но только вернувшись домой в тот вечер, вернувшись к здешней тишине и уединенности, я начал что-то осознавать и потому позвонил тебе... Но я повторяюсь.

Этот дом ждет тебя, Джо. Библиотека, бильярдная, гостиная с роскошным камином и огромными старыми диванами. У нас даже есть домашний кинотеатр (для видео, конечно), и гимнастический зал, и сауна. Но впереди, конечно, есть и препятствия. Горные гряды! Наивысшая из которых – твое отрицание Бога. Но я разгадал тебя, и ты это знаешь. Возможно, ты именно так все и спланировал. Игра, которую ты ведешь со мной, – наполовину совращение, наполовину испытание. Ты пытаешься нащупать границы моей веры. Тебя не ужасает, что я с такой легкостью разгадываю твои намерения? Надеюсь, это интригует тебя, как интригуют меня твои послания, которыми ты направляешь меня, шифры, которые ты записываешь прямо на моей душе. Я знаю, что ты придешь к Богу, знаю так же хорошо, как и то, что моя задача – привести тебя к Нему через любовь. Или, говоря другими словами, я должен устранить твой разлад с Господом посредством исцеляющей силы любви.