Брэдли Адамс – видный, рослый, плотный человечище спокойного, но безудержного нрава, страстный любитель снимать и смотреть фильмы, причем его увлеченность заражает даже меня, вечного киноскептика. Он стал продюсером «Вороньей дороги» и, если найдутся деньги, будет продюсировать экранизации моих книг по сценариям Роджера. Брэдли – неисчерпаемый источник забавных историй о кино (многие из которых придуманы им самим). Он компанейский парень и, не выпячивая себя, на всех производит неизгладимое впечатление.

Однажды мы с Брэдом и Роджером сидели в тайной подпольной штаб-квартире продюсерской компании Брэда в Сохо (я обычно плутаю, когда ищу это место; оно и в самом деле находится в подвале). Мы собрались за столом в кабинете, предназначенном, наверное, для работы над сценариями, но скорее походившем на комнату для персонала, зал для отдыха, офицерскую столовую или нечто подобное, пили вино и болтали. Мы с Роджером собирались встретиться с Мишель, которая вернулась из Африки, а после присоединиться к Брэду, чтобы я мог продолжить сбор материала для романа «Мертвый эфир» (для этого требовалось посетить крупный рождественский прием, который устраивала киностудия Working Title Films в помещении Королевского автомобильного клуба на Пикадилли, затем перейти в клубы «Граучо» и «Сохо-хаус», а под конец – в клуб «Сенчури», где я когда-то бесподобно оттянулся, да так, что тут же об этом забыл и вспомнил только через год, когда в нем же, по случайному совпадению, назначили презентацию моей книги. После этого мы вернулись в «Клэридж» и ночь напролет трепались ни о чем).

Итак, перед уходом из секретного бункера для встречи с Мишель я сказал Брэду, что она съездила в Африку и подцепила там две сущности на букву «М»: малярию и мужа. Я не заблуждался относительно своего высказывания – оно едва ли было верхом остроумия, но от писателя всегда ожидают таких реплик, и мне иногда сложно выходить из образа. А Брэд только кивнул и сказал: «Сперва комар, потом кошмар».

Мы с Роджером переглянулись и помрачнели.

Это мы здесь писатели, это мы должны создавать остроты, забавные диалоги и шутки. Не продюсерское это дело. Кроме того, нам редко удается с ходу придумать что-нибудь из вышеперечисленного: чтобы родить лаконичную и хлесткую реплику, которая звучала бы как спонтанная, приходится корпеть не один час (во всяком случае, создается впечатление, что эта работа занимает долгие часы).

Естественно, мы тут же указали Брэду на основополагающее профессиональное разграничение, но, по-моему, этот негодяй не прислушался.

Как бы то ни было, теперь вы, наверное, понимаете, за что мы любим этого парня и за что – когда он отмачивает нечто подобное – оченьсильно его ненавидим.

Итак, Мишель и Том остановились у нас в комнате для гостей, переименованной в «Обаси-люкс». Мы идем в ресторан «Омар Хайям», а вернувшись домой, долго играем на бильярде. Это потому, что мы с Томом оба азартны, но мне везет больше. Том – беззаботно-жизнерадостный парень, забавно выражающий свои мысли. Он строен, как кипарис (точнее, как черный тополь), но объявляет, что старается ограничивать себя в еде, потому как «уязвим для расширения». Всякий, кто видит Мишель и Тома вместе, ни минуты не сомневается: эти двое женились по любви. Как и следовало ожидать, Том с трудом получил британский вид на жительство. Сейчас все уладилось, он открыл фирму по установке камер видеонаблюдения и планирует заняться торговлей с Нигерией.

На следующий день мы грузимся в M5 и направляемся в сторону острова Малл и вискикурни «Тобермори» (Tobermory). В дороге слушаем CD, классический соул: Buzzin’ – второй альбом группы Bumblebees, потом Specialist in all Styles группы Orchestra Baobab и, наконец, Loss в исполнении Исторического общества острова Малл.

По Глен-Девонскому шоссе доезжаем до Криффа (Crieff), а потом по автомагистрали А85 сворачиваем к Обану. Отрезок между Тиндрамом (Tyndrum) и Делмелли (Dalmally) со сложными изгибами и удивительно длинными прямолинейными участками кажется наиболее интересным, после деревни Лох-О мы долго едем вдоль одноименного озера, а потом через перевал Брэндер.

В горе Бен-Кру́ахан (Ben Cruachan) находится электростанция, которую я бы хотел когда-нибудь посетить. Она использует электричество, производимое другими электростанциями в непиковое время, и по ночам выкачивает воду из Лох-О в водохранилище Круахан, находящееся где-то на четыреста пятьдесят метров выше. Выключать электростанцию на ночь настолько затратно, что дешевле оставлять ее работать, нужно только найти применение вырабатываемой электроэнергии. В течение дня, когда электроэнергия наиболее необходима, воду спускают, и она течет обратно в озеро по гигантским трубам через огромный турбинный зал, выдолбленный в середине горы. Турбины вращают генераторы, и вырабатываемое ими электричество уходит на нужды общенациональной энергосистемы.

Здесь есть инфоцентр, не надо ни у кого просить разрешения – можно просто прийти и полюбоваться внушительной инженерной конструкцией, а она кажется именно такой, от которых я тащусь; но проблема в том, что мы либо торопимся на паром, как сегодня, либо возвращаемся из отпуска, мечтая наконец попасть домой, и проезжаем мимо без остановки. К тому времени, как мы спохватываемся и думаем, что неплохо бы остановиться и взглянуть на электростанцию, возвращаться уже поздно – мы от нее слишком далеко. И все же когда-нибудь.

В деревне Коннел (Connel) прошел небольшой дождь; рассекая лужи, мы ищем приливной поток Лоры, но с приливом что-то не так. Этот поток – быстрое течение, вызванное широким гребнем подводной скалы в узком проливе, через который Лох-О сообщается с морем; дважды в день, если вода достаточно высока, пролив полностью заполняется пенными волнами прибоя. Получается некий природный аналог поднимающего и спускающего механизма на горе Бен-Круахан. Даже странно, что здесь не установили приливную электростанцию.

Водопад находится в деревне Коннел (Connel), почти под мостом. Когда рельсы еще тянулись до деревушки Баллачулиш (Ballachulish), через этот старый узкий мостик стальных балок проходили и поезда, и автотранспорт; автомобили останавливались перед светофором, чтобы пропустить поезд (помню, как наблюдал это зрелище в начале шестидесятых, во время школьных каникул, когда родительская машина остановилась у моста со стороны Коннела. Паровоз громыхал на расстоянии вытянутой руки от нас. Я просто обалдел.). Но теперь мост даже без поездов слишком узок для двустороннего движения, поэтому светофоры установлены с обеих сторон.

Пароход, выйдя из гавани, проходит милю-другую, и мы прибываем в Обан (Oban). Мне всегда нравился Обан; в разгар сезона там яблоку негде упасть, припарковаться и заночевать практически негде, но, думаю, это связано с географией. Город возник вокруг гавани, а замысловатые складки рельефа, подобные тем, что укрывают якорную стоянку от открытой воды, лишний раз свидетельствуют о том, что ландшафт здесь исключительно криволинейный, с крутыми холмами, склонами и каменными утесами; равнинной местности мало. В разгар сезона, если не обязательно ехать через город, можно для быстроты и удобства миновать его с восточной стороны, воспользовавшись сетью небольших дорожек, которые я про себя называю объездами Обана; но, несмотря на головокружительную суматоху, город обладает своеобразным очарованием, а паромы, рыбацкие лодки, яхты и поезда придают ему динамичность, которая, по меркам Горной Шотландии, делает город и его окрестности необыкновенно живописными.

Как только пароход выходит из гавани, мы замечаем увитые плющом руины замка Данолли (Dunollie Castle). Я как-то забирался туда во время однодневной железнодорожной экскурсии из Эдинбурга и обошел вокруг всего замка по широкой стене. Это случилось после первой серии «Что случилось с моей машиной», в 1987 году. Тогда я очень много путешествовал поездом – меня на год лишили прав за вождение в нетрезвом виде. Тогда я сломал Джиму лодыжку, укокошил внушительных размеров «Вольво» и разрушил значительную часть одной кентской фермы. Долгая история.

На пароме я не ем ни карри из курицы, ни картошку фри.

Минуем замок Дюарт (Duart Castle) и почти сразу причаливаем в Крейгнюре (Craignure). Это еще одно излюбленное место киношников; последний фильм, в котором я видел этот город, – «Западня» , но в некоторых других он тоже мелькал. В Дервейге (Dervaig) останавливаемся в гостинице «Друмард кантри хаус» (Druimard Country Нouse Hotel) по соседству с прекрасным, совершенно игрушечным театриком «Литтл-Театр-оф-Малл» (Little Theatre of Mull), в двадцати минутах езды от Тобермори (Tobermory), столицы острова.

Кормят в «Друмарде» отменно, однако к завтраку выходим только мы с Мишель. Очевидно, для Тома, совсем как для Энн, «поспать и подольше поваляться» – настоящее хобби. Мне до смерти охота копченой селедки, но нам сегодня предстоит многочасовая поездка в М5, и чутье подсказывает, что лучше выбрать яичницу, дабы не нарушать путевой этикет отрыжкой. Наконец мы воссоединяемся со своими половинами и начинаем движение по узкой извилистой дороге в направлении Тобермори (Tobermory) – еще одного городка, который, как Обан, упорно льнет к земле, но отличается особой красочностью.

В разные времена Тобермори, по-видимому, чаще всех остальных шотландских городов такого размера появлялся на открытках, в журналах и на книжных обложках – и все благодаря его живописности (сейчас он стараниями «Би-би-си» все более ассоциируется с «Баламори» ); все здания (за исключением церкви) у излучины гавани словно только что нарисованы яркими красками основных цветов, обычно с контрастной отделкой по краям фасадов и вдоль наличников, и этот мозаичный полумесяц, огражденный лесистыми склонами, отражается в прозрачных водах. Сделать неудачные снимки такой местности способен разве что законченный фотодебил.

На вискикурне мы заявляем о своем намерении совершить экскурсию, но для полноценной группы нас не хватает. Обходя любопытные магазины народных промыслов и свечные лавки, мы знакомимся с другими желающими ознакомиться с производством.

Вискикурня «Тобермори» сразу побеждает в номинации «Самое жаркое помещение с дистилляторами». Особой жары на улице нет, но цех, где установлены дистилляторы, относительно невелик и загроможден оборудованием, и, когда поднимаешься по лестнице среди перегонных кубов на обзорную галерею, жар нарастает с каждой ступенькой. Помню, как прошлым летом шел наверх внутри самого большого среди огромных биомов под мозаичным куполом в проекте «Эдем» (Eden Project), в графстве Корнуолл, и испытал то же чувство: с каждым шагом жара и влажность нарастали. Зато в вискикурне не страдаешь от клаустрофобии: там прорубили большое новое окно, выходящее на дорогу, но пекло такое, что люди, входя в помещение, буквально вянут на глазах.

Вискикурня примостилась в относительно узком месте: она прижата к скале и отделена главной дорогой от бывших складов, перестроенных под довольно симпатичные муниципальные жилые дома. Главная дорога, ведущая к центру городка, проходит прямо под окнами квартир, но гул машин, видимо, частично заглушается бурлением, исходящим от источника воды для вискикурни – реки Тобермори, которая впадает в глубокое, ступенчатое русло искусственного канала, разделяющего жилой квартал и дорогу. А продукцию теперь увозят для созревания в Динстон (Deanston), на бывшую мельницу, стоящую на реке Тийт (Teith) близ Дуна (Doune). Сведущие люди говорят, что такая практика изменила (что неудивительно) характер виски: он лишился прежних ноток водорослей и теперь по вкусу больше напоминает не островной, а равнинный молт.

Вода настолько богата торфом, что его не приходится добавлять в солод для послевкусия готового напитка; тем не менее торфяной солод используют для придания выразительности виски «Ледчиг» (Ledaig). «Ледчиг» в переводе с гаэльского означает «тихая гавань» – так раньше назывался Тобермори, который – подобно Обану, защищенному от прибрежных ветров островом Керрера (Kerrera), – прячется за островом Калв (Calve). Чаны для промывания установлены в здании с мансардными окнами «велюкс», которое приткнулось к крутому склону, поросшему деревьями, чаны изготовлены из дугласовой пихты, более известной как орегонская сосна.

У каждого дистиллятора необычная труба – «шея лебедя», – которая выглядит как лежащая на боку вытянутая буква. Если люди будут и дальше делать фото со вспышкой на этой вискикурне, то, чего доброго, Тобермори взорвет всю планету и отправит ее, как шутиху, прямиком на солнце. Очевидно, люди не понимают, с какими первородными силами имеют дело. Ну, ладно, просвещать несчастных дураков – не мое дело, поэтому буду помалкивать и щелкать своей «Минолтой».

«Ледчиг» пятнадцатилетней выдержки, который я покупаю на вискикурне, – прекрасный напиток с копчеными торфяными нотками, нечто среднее между стандартным островным виски и равнинным, так сказать, полуостровной. Сначала ощущаешь насыщенный резкий вкус, который затем переходит в пряный шоколадный букет. Виски «Тобермори», обычно разлитый после десятилетней выдержки, не такой крепкий, но с теми же торфяными и морскими нотками; острая пряность «Ледчига» заменена в нем более мягкими, пикантными оттенками.

Не в осуждение тем, кто поселился в домах напротив вискикурни, но хочется все-таки понять, какой вкус был бы у виски последних двадцати лет, если бы его выдерживали у самого моря.

Напоследок покупаем сыр «малл чеддер» (Mull Cheddar) – один из лучших сыров, с самым острым и ярким вкусом – и загружаемся на паром.

Через пару недель, в жаркий и ясный солнечный день, мы с Энн едем на небольшом автомобиле через Глен Девон (Glen Devon) в Крифф (Crieff) и Гилмертон (Gilmerton), а затем сворачиваем еще раз в Глентуррет, на Фэймос Граус. Посещаем крошечную, тихую часовенку Туллибардин (Tullibardine); эта старая домовая часовня больше не используется по назначению, но в окружении стройных шотландских сосен смотрится очень красиво; внутри даже в такую жару царит приятная прохлада.

Путь наш также пролегает через Глениглс (Gleneagles), где имеется огромный и роскошный, но очень гостеприимный отель. На большой барной стойке в стиле ар-деко, по правую руку от главного входа, там лежит очень толстая коричневая книга с широким ассортиментом виски. Есть старинные, редкие сорта. Есть старинные, редкие, очень дорогие сорта. Есть старинные, редкие и настолько дорогие сорта, что при виде цены начинаешь моргать, подозревая обман зрения, поскольку за стакан здесь запрашивают такие деньги, на которые можно купить целый ящик вполне приличного виски. Стакан, конечно, внушительный, в смысле его объем – двойная пятидесятиграммовая порция. Но тем не менее.

До крайней степени помешательства эта большая коричневая книга меня не доводит, но даже скромные по здешним меркам сорта настолько интересны и редки, что при тщательном выборе можно составить себе общее представление, а сам факт, что ты находишься в том месте, где подают виски экстремальной стоимости, просто греет душу. Надеюсь только, что те, кто выкладывает сотни фунтов за стаканчик-дрэм, делают это не ради того, чтобы пустить пыль в глаза реальным или потенциальным деловым партнерам. И не разбавляют чистый продукт голимой «колой».

В Глениглсе мы останавливались три года назад в компании с Макфарланами во время длинных выходных. В отеле замечательный персонал, превосходные блюда и напитки, масса возможностей для активного отдыха и занятий спортом – и вообще изумительный комфорт. По-моему, есть там и поле для гольфа, на котором иногда кто-то играет.

После праздников наши пути разошлись: мы отправились на юг, в Норт-Куинсферри, Макфарланы – на север, в Гленфиннан. Мы с Энн путешествовали тогда на «дефендере», купленном примерно за неделю до поездки. Ни одной царапины, лошадиных сил, как водится, немного. Когда мы выезжали на дорогу к Глен Девону, впереди оказался новенький серебряный «Порше 911 Турбо». Я был абсолютно уверен, что через пару секунд, едва сорвавшись с гостиничной парковки, этот зверь исчезнет из поля зрения и оставит за собой размытый красный след, но вышло совсем иначе. «Порше» тащился со скоростью, редко превышавшей пятьдесят миль в час. Мы пристроились за ним в своем «Лендровере», не дергались, но и не отставали. Клянусь, пару раз я мог без труда обогнать этого водителя. Но не обогнал – это было бы признаком неуважения, равносильным агрессивной, кичливой выходке, – но все-таки мог бы. Не понимаю, почему тот человек ехал так медленно, но вот вам и доказательство: дело не в том, какова машина, а в том, каков водитель.

«Глентаррет» (Glenturret) – одна из самых миниатюрных вискикурен Шотландии (всего лишь с двумя дистилляторами) и одна из старейших: она основана в 1775 году, при этом она относится к числу наиболее современных и гостеприимных. Расположенная среди деревьев у реки Таррет, в паре миль от Криффа, она способна принимать большое количество посетителей благодаря инфоцентру, который блещет новизной и демонстрирует реформированный местный язык и стиль инфоцентров: светлое дерево, множество крошечных галогеновых лампочек, стекло и стальные стойки с натянутыми канатами. Как ни странно, сами дистилляторы – наименее привлекательная часть антуража: они лишены элегантности, неуклюжи, но, как мне кажется, для дистилляторов это не так уж важно. В тематически оформленном ресторане подают хорошо приготовленные традиционные блюда шотландской кухни. Повсюду – разные аудиовизуальные примочки. В магазине – богатый ассортимент. Красуются две статуи: одна, у входа на автостоянку – гигантская куропатка (в честь сорта Famous Grouse Experience – этот бренд, как и сам «Глентаррет», сейчас принадлежит группе «Эдрингтон»), а другая, поменьше – памятник старому коту Таузеру, который вошел в Книгу рекордов Гиннесса, поймав без малого двадцать девять тысяч мышей. А именно – 28 899 мышей. Подозрительно точное число.

Это, если вдуматься, примерно такая же лажа, как боеголовки сорокапятиминутной готовности.

Вискикурню стоит посетить, а ее продукцию стоит попробовать. Я останавливаю свой выбор на двенадцатилетнем варианте, в котором преобладает фруктовый и ореховый вкус – прямо алкогольная шоколадка Fruit and Nuts. В послевкусии ощущается некоторая суховатость, а также резковатые травянисто-цветочные нотки. Да, шоколадка на солнечном лугу. Мечта делового администратора семидесятых.

Вероятно, этот виски выиграл бы от вертикальной дегустации, когда дегустаторам предлагается скотч одного и того же сорта, но разной выдержки. Если почитать отчеты о старых экспрессиях «Глентаррета», станет ясно, что с годами этот напиток сильнее других развивается и меняется в лучшую сторону. Вот бы и нам так.