Глава 34
Перекрестки
Когда Ланарк снова посмотрел на небо, по нему плыл полумесяц.
— Рима, нам нельзя застревать на месте.
Рима встала, и они с Ланарком пошли, взявшись за руки. Она жалобно проговорила:
— Нехорошо было с твоей стороны радоваться.
— Не тревожься, Рима. Слушай, когда Нэн была беременна, ей не на кого было надеяться, но она хотела ребенка и благополучно родила.
— Хватит сравнивать меня с другими женщинами. Нэн дурочка. Кроме того, она любила Сладдена. А это совсем другое дело.
Ланарк встал как вкопанный.
— Ты меня не любишь?
Рима нетерпеливо отозвалась:
— Ты мне нравишься, Ланарк, и конечно, я тебе доверяю, но надеяться на тебя трудно, так ведь?
Прижав к груди стиснутый кулак, Ланарк уставился в пространство. Он потерял силы и чувствовал себя совершенно опустошенным.
Внезапно лицо Римы оживилось. Она указала:
— Гляди!
Впереди, в полусотне ярдов, стояла у обочины автоцистерна, рядом с нею — мужчина, который, судя по всему, мочился на землю между колес. Рима предложила:
— Попроси, пусть он нас подвезет.
Ланарк не находил в себе силы двинуться с места.
— Я не люблю одалживаться у посторонних.
— Вот как? Тогда я попрошу.
С криком «Извините, можно вас на минуточку?» она кинулась к автоцистерне.
Водитель, застегивая ширинку, обернулся к ним. На нем была кожаная куртка и джинсы. Это оказался рыжеволосый, коротко стриженный молодой человек; он смерил Риму с Ланарком пустым взглядом. Рима сказала:
— Простите, не могли бы вы меня подвезти? Я ужасно устала.
Ланарк вставил:
— Мы хотим добраться до Унтанка.
— Я еду в Имбер.
Водитель смотрел на Риму. Капюшон свалился ей на спину, бледно-золотистые волосы падали на плечи, наполовину скрывая широкую улыбку. Пальто распахнулось, круглый живот натягивал короткое платье, обнажая ноги намного выше колен. Водитель добавил:
— Правда, Имбер от Унтанка в двух шагах…
Рима спросила:
— Можно сесть?
— Конечно, если хотите.
Он подошел к кабине, открыл дверцу, забрался внутрь и протянул Риме руку. «Я помогу», — пробормотал Ланарк, но Рима взялась за руку водителя, ступила на втулку колеса и скрылась прежде, чем Ланарк успел ее коснуться. Вскарабкавшись вслед за нею, Ланарк закрыл за собой дверцу. Кабина, жаркая, скудно освещенная и пропахшая бензином, была поделена на две части двигателем, толщины не меньшей, чем круп лошади. Трясущийся механизм был накрыт клетчатым пледом, в дальнем конце сидел водитель. Ланарк предложил Риме:
— Давай я сяду посередине.
Но она взгромоздилась на плед.
— Нет, это мое место.
— Как бы от вибрации… чего не вышло.
Рима усмехнулась:
— Ничего не случится. Это хорошая вибрация.
Водитель вставил:
— Я всегда сажаю цыпочек на двигатель. Это их разогревает.
Он сунул в рот две сигареты, закурил и протянул одну Риме. Ланарк мрачно застыл на другом сиденье. Водитель спросил:
— Ну как, нормально?
Рима кивнула:
— Да, вы очень добры.
Водитель выключил свет и нажал на газ.
Разговаривать вполголоса стало невозможно: приходилось перекрикивать двигатель.
— На капустное поле? — услышал Ланарк вопль водителя.
— Вы очень наблюдательны.
— Удивительно, как некоторые цыпочки умудряются и с животом выглядеть сексуально. Зачем вас понесло в Унтанк?
— Мой бойфренд хочет там работать.
— А чем он занимается?
— Он живописец — художник.
Ланарк завопил:
— Я не живописец!
— Ах, художник? А обнаженку он рисует?
— Я не художник!
Рима подтвердила со смехом:
— Да-да. Обнаженку он очень даже любит.
— Держу пари, я догадаюсь, кто его любимая модель.
Ланарк хмуро уставился в окно. Веселость, пришедшая на смену истерическому отчаянию Римы, настораживала его еще больше, так как он не понимал, чем она вызвана. С другой стороны, хорошо было думать, что с каждым мигом приближаешься к Унтанку. Из мчавшегося грузовика луна виделась иначе: ее тонкий серп неподвижно стоял чуть выше горизонта, внушая приятную уверенность, что время замедлилось. «Давай, дай это ему!» — услышал Ланарк громкий возглас водителя, и Рима сунула ему в руку какой-то пухлый предмет. Водитель крикнул:
— Сосчитай, что там есть, — считай давай!
Предмет оказался бумажником. Ланарк яростно швырнул его обратно через ноги Римы. Водитель взял бумажник в одну руку и проревел:
— Две сотни фунтов! За четыре дня работы. Все время перерабатываю, но существо хорошо платит за сверхурочные. Даю половину, если нарисуешь свою девушку голой, идет?
— Я не художник, и нам нужно в Унтанк.
— Брось, что ты там забыл! Имбер — вот место что надо. Яркие огни, стрип-клубы, шведский массаж, работы для художника — по горло и выше. В Имбере для каждого найдется дело. Я вам там все покажу.
— Я не художник!
— Берите, ребята, еще по сигарете и зажгите одну для меня. Беря сигаретную пачку, Рима крикнула:
— Ты в самом деле можешь себе это позволить?
— Вы видели мой бумажник. Я могу себе позволить все, что захочу, так?
— Вот бы мой бойфренд был хоть немного на тебя похож!
— Я такой человек: если чего захочу, то не забочусь, во что это обойдется. Плевать на последствия. Один раз ведь живешь, верно? Поехали в Имбер.
Рима крикнула со смехом:
— Я тоже отчасти такая!
Ланарк взревел:
— Мы едем в Унтанк! — но водитель и Рима словно бы его не слышали.
Покусывая суставы пальцев, он опять отвернулся к окну. С обеих сторон стремительно неслись потоки легковых машин и грузовиков, с загадочными трафаретными надписями: КВАНТУМ, ВОЛСТАТ, КОРТЕКСИН, АЛГОЛАГНИКС. Водителю как будто нравилось демонстрировать свою удаль, обгоняя их. Ланарк гадал, когда будет поворот на Унтанк и удастся ли уговорить водителя там остановиться. И еще: если машина остановится, ему придется выйти первым, поскольку он сидит ближе к дверце. Что, если водитель увезет Риму? Может, она только об этом и мечтает. Она вроде бы вполне счастлива. Ланарк задумался, не сошла ли она с ума из-за беременности и утомления. Он и сам был вконец измотан. Перед тем как он уснул, его последней отчетливой мыслью было: что бы ни случилось, ни в коем случае нельзя заснуть.
Проснувшись, Ланарк поразился окружавшей его тишине и не сразу понял, где находится. Грузовик стоял на обочине, и в кабине, справа от Ланарка, шел спор. Водитель рявкнул со злостью:
— Тогда выкатывайся!
Рима спросила:
— Но почему?
— Оглянуться не успеешь, а ты уже передумала, так?
— Насчет чего?
— Выкатывайся! Я вас, сучек, насквозь вижу.
Ланарк проворно распахнул дверцу:
— Да, мы выходим. Спасибо, что подбросили.
— Ты бы поберегся, приятель. С ней, того и гляди, попадешь в беду.
Ланарк выбрался на обочину и помог выйти Риме. Дверца захлопнулась, и автоцистерна с грохотом умчалась, превратившись в огонек среди других отдаленных огней. Рима сказала, хихикнув:
— Ну и чудила. Похоже, он не на шутку расстроился.
— Ничего удивительного.
— О чем это ты?
— Ты с ним заигрывала, и он принял это всерьез.
— Я не заигрывала. Я старалась быть вежливой. Он лихач.
— Как чувствует себя малютка?
Рима вспыхнула.
— Ни на минуту не дашь мне об этом забыть, да?
Она быстро зашагала вперед.
Дорога шла между двумя широкими плоскими насыпями. Внезапно Рима спросила:
— Ланарк, ты заметил, что транспорт движется не так, как раньше? Только в одну сторону.
— А раньше в обе?
— Конечно. Всего-то минуту назад. Что это за шум?
Оба прислушались. Ланарк отозвался:
— Гром, наверное. Или самолет.
— Нет, это приветственные крики толпы.
— Пойдем вперед, там узнаем.
Впереди явно творилось что-то странное: на горизонте собирались огоньки. Насыпи сделались круче, и дорога превратилась в подобие ущелья. Обочина представляла собой полосу травы вдоль темного обрыва, по верху которого рос густой плющ. Сзади завывали сирены, полицейские машины мчались туда, где горели огни и слышался шум. Зарево, казалось, перегораживало путь, и на подступах к нему машины притормаживали. Вскоре Рима и Ланарк увидели большой хвост из грузовиков и автоцистерн. Водители стояли на обочине и переговаривались с помощью криков и жестов, потому что грохот с каждым шагом усиливался. Ланарк с Римой миновали еще один дорожный знак:
и Рима наконец остановилась, зажимая ладонями уши и мимикой показывая, что дальше не пойдет. Ланарк сердито нахмурился, но в таком шуме думать было невозможно. Он напоминал звериный или даже человеческий крик, но только машины могли произвести это оглушительное урчанье и воркотанье, вопли, вздохи, рев, клекот, визг, брюзжанье, жалобы. Звук переместился под землю, которая мучительно задрожала у них под ногами. По-прежнему зажимая уши, Рима повернулась и припустила обратно; Ланарк, чуть помедлив, охотно последовал за нею.
К очереди пристроилось еще множество машин, водители которых стояли на дороге, поскольку грузовики давали убежище от шума. Молодой полисмен с фонарем обращался к группе водителей, и Ланарк потянул Риму за рукав, предлагая остановиться и послушать. Полисмен говорил:
— На повороте на Унтанк автоцистерна врезалась в грузовик, перевозящий груз от «Алголагникса». Никогда ничего подобного не видел: нервная сеть, раскиданная по полосам, словно здесь играли в футбол мячами, наполненными кровью. И так отчаянно визжит, что вот-вот раскрошится асфальт. Известили совет, но когда они разберутся с этим месивом, одному богу известно. Понадобятся дни, а может, и недели. Если вам нужно в Имбер, то поезжайте кругом, через Нью-Камбернолд. А если в Унтанк, то попрощайтесь с этой мыслью. Кто-то задал вопрос о водителях.
— Откуда мне знать? Если им повезло, то погибли при столкновении. Без защитной одежды ближе чем на шестьдесят метров туда не подойти.
Полицейский пошел прочь, но Ланарк тронул его за плечо:
— Можно с вами поговорить?
Посветив им в лица фонарем, полицейский резко спросил:
— Что это у вас на лбу?
— Отпечаток большого пальца.
— Что ж, чем могу помочь, сэр? Давайте быстрей, мы сейчас очень заняты.
— Мы с этой леди направлялись в Унтанк…
— Не может быть и речи, сэр. Дорога перекрыта.
— Но мы идем пешком. Можем и в обход.
— Пешком?
Полицейский потер себе подбородок и наконец сказал:
— Существует старый пешеходный тоннель. Он не используется уже несколько лет, но, насколько мне известно, официально считается действующим. То есть не заколочен досками.
Полицейский повел их по траве к темному пятну на стене обрыва. Оказалось, что это прямоугольная дверь, в восемь футов высотой, полускрытая тяжелыми гирляндами плюща. Полисмен посветил внутрь фонарем. Пол, занесенный опавшей листвой, наклонно уходил в темноту. Рима заявила твердо:
— Я туда не пойду.
Ланарк спросил:
— Не знаете, какой он длины?
— Не могу сказать, сэр. Подождите минутку.
Лучом фонаря полисмен исследовал стенку около входа и обнаружил потускневшую надпись:
_ЕШЕХОДНЫЙ ПЕРЕ_ОДУНТАНК _00 _ЕТРОВ
— Тоннели с такими входами очень длинными не бывают. Жаль, освещение не работает.
— Не могли бы вы одолжить мне ваш фонарь? Свой фонарь мы потеряли, а Рима — эта леди, — как видите, беременна.
— Простите, сэр, не могу.
Рима вмешалась:
— Не стоит это и обсуждать. Я отказываюсь туда идти.
— Тогда вам придется просить, чтобы кто-нибудь подвез вас в Нью-Камбернолд.
Полицейский пошел прочь. Ланарк терпеливо начал:
— Послушай, будем благоразумны. По тоннелю мы доберемся до Унтанка за четверть часа, а может, и быстрее. Там нет освещения, но есть перила, так что мы не заблудимся. До Нью-Камбернолда, быть может, не один час пути, а я хочу как можно скорее доставить тебя в больницу.
— Ненавижу темноту, ненавижу больницы и никуда не пойду!
— В темноте нет ничего плохого. В жизни я сталкивался с несколькими ужасными вещами, и каждый раз это было либо при солнечном свете, либо в хорошо освещенной комнате.
— А притворяешься, что тебе хочется солнечного света!
— Хочется, но не потому, что я боюсь его противоположности.
— Как ты мудр. Как храбр. Велик духом. И никуда не годен.
Отчаянно пререкаясь, они, чтобы спрятаться от шума, вошли в отверстие тоннеля. Внезапно Ланарк смолк, указал в темноту и шепнул:
— Смотри, выход!
Глаза уже привыкли к темноте, и Ланарк с Римой различали в самом низу крохотный, слабо светившийся прямоугольник. Внезапно Рима схватилась за перила и стала спускаться. Ланарк догнал ее и молча взял за руку, боясь неловким словом поколебать ее решимость.
Гул за спиной постепенно смолк, шелест палой листвы под ногами тоже прекратился. Кончился и спуск. Сделалось прохладно а затем и холодно. Ланарк не сводил взгляда с тусклого прямоугольника.
— Рима, ты не отпускала перила?
— Конечно, нет.
— Странно. Когда мы входили в тоннель, огонек был виден строго по центру. И теперь он слева.
Они остановились. Ланарк продолжил:
— Думаю, мы обходим какое-то открытое пространство, вроде зала.
Рима прошептала:
— Что же нам делать?
— Шагать прямиком к свету. Можешь застегнуть пальто?
— Нет.
— Нам нужно поскорее выбраться к теплу. Пошли. Пройдем посередине.
— А что, если… что, если там яма?
— Кто же строит пешеходный переход с ямой в середине? Бросай перила.
Они осторожно двинулись к светлому пятну, но тут Ланарк почувствовал, что скользит вниз, и с криком выпустил руку Римы. Он так сильно стукнулся головой и плечами о какую-то плотную, похожую на металл поверхность, что несколько секунд лежал на ней оглушенный. Но хуже боли от падения был обжигающий холод. Руки и лицо так хватило морозом, что у Ланарка из глаз брызнули слезы. Он простонал:
— Рима, прости меня, Рима… Прости. Ради бога, где ты?
— Здесь.
Ланарк стал ползать кругами на четвереньках, ощупывая почву, но тут его ладонь коснулась чьей-то ноги.
— Рима?..
— Да.
— На тебе тонкие сандалии, а ведь ты стоишь на льду. Прости, Рима, я завел тебя на замерзшее озеро.
— Пустяки.
Клацая зубами, Ланарк встал и начал осматриваться.
— Где свет?
— Не знаю.
— Я его не вижу… нигде не вижу. Нам нужно вернуться к перилам.
— Ты не сумеешь. Мы пропали. — Тело ее находилось рядом, но голос, низкий и глухой, доносился, казалось, откуда-то издалека. — Я ведьма. Так мне и надо, за то, что убила его…
Решив, что она тронулась умом, Ланарк мгновенно растерял все силы.
— О чем это ты, Рима?
Чуть помолчав, она заговорила:
— На сносях, в молчании и темноте, в адском холоде, ни ты, ни я не знаем дороги, ноги отваливаются, спина болит, — так мне и надо. Он лихачил, чтобы произвести на меня впечатление. Он меня хотел, знаешь ли, и вначале меня это забавляло. Потом он мне наскучил — такой тупой и самодовольный. Когда он нас высадил, я пожелала ему смерти, он несся как сумасшедший и попал в аварию. Ничего удивительного, что ты хочешь запереть меня в больнице. Я ведьма.
Поняв, что Рима отчаянно рыдает, Ланарк попытался ее обнять.
— Во-первых, цистерна, попавшая в аварию, не обязательно та самая. Во-вторых, если человек несется сломя голову, ему некого винить, кроме самого себя. И еще, я не намерен куда бы то ни было тебя запирать.
— Не прикасайся ко мне.
— Но я тебя люблю.
— Тогда обещай не оставлять меня, когда начнутся роды. Обещай, что не спихнешь меня кому-нибудь и не сбежишь.
— Обещаю. Не тревожься.
— Ты так говоришь только потому, что нам предстоит замерзнуть до смерти. А если мы отсюда выберемся, ты тут же спихнешь меня шайке треклятых санитарок.
— Ничего подобного! Не спихну!
— Ты так говоришь сейчас, но когда начнутся настоящие мучения, сбежишь как миленький. Не выдержишь.
— Почему не выдержу? Это ведь будут твои мучения, а не мои.
Она взвизгнула:
— А ты и рад! Ты и рад! Радуется, мерзавец!
Ланарк крикнул:
— Что я ни скажу, во всем ты видишь доказательство, что я мерзавец!
— А ты и есть мерзавец! С тобой я не буду счастлива. Ты должен быть мерзавцем!
Ланарк молчал; грудь его вздымалась. Утешительные слова не шли ему на ум: он знал, что все они будут повернуты против него. Он поднял было руку, чтобы ударить Риму, но она была беременна; повернулся, чтобы убежать, но она нуждалась в нем. Тогда он опустился на четвереньки и издал вопль, который перешел в звериный рык, а затем в вой.
— Этим ты меня не напугаешь, — услышал он ее холодный негромкий голос.
Он завопил снова, и кто-то откликнулся вдалеке:
— Иду! Иду!
С трудом переводя дыхание, Ланарк встал. Ладони и колени у него застыли. Надо льдом плыл, приближаясь, огонек. Чей-то голос произнес:
— Простите, опоздал.
Когда огонек приблизился, стало видно, что его несет черная фигура, голову которой отделяла от плеч белая полоска. Наконец перед ними предстал священник. На вид он был среднего возраста, но с моложавым лицом, гладким и энергичным. Подняв фонарь, он стал вглядываться скорее не в лицо Ланарка, а в отметку у него на лбу. У него самого на лбу была такая же отметина.
— Ланарк, если не ошибаюсь? Отлично. Я Ритчи-Смоллет.
Они обменялись рукопожатием. Священник опустил взгляд на Риму, которая присела на корточки, устало обхватив руками живот.
— А это, значит, ваша супруга.
— Супруга, — огрызнулась Рима.
— Она устала и немного нездорова. Собственно, ей совсем скоро рожать.
Лицо священника расплылось в восторженной улыбке.
— Великолепно. Просто замечательно. Мы должны поместить ее в больницу.
Рима отчаянно выкрикнула:
— Нет!
— Она не хочет в больницу, — объяснил Ланарк.
— Нужно ее уговорить.
— По мне, пусть делает как ей вздумается.
Священник переступил с ноги на ногу и произнес:
— Здесь довольно холодно. Не пора ли нам выбираться на поверхность?
Ланарк помог Риме встать, и они двинулись вслед за Ритчи-Смоллетом по черному льду.
В пещере трудно было что-либо разглядеть, виден был только потолок, в футе или двух над их головами. Ритчи-Смоллет заметил:
— Трудолюбия этим викторианцам было не занимать. Когда участок наверху заполнился, они вырыли здесь пещеру, которая служила склепом. В следующем веке ее больше использовали пешеходы, да и теперь это удивительно удобный кратчайший путь… Пожалуйста, спрашивайте меня, о чем хотите.
— Кто вы?
— Христианин. Или стараюсь быть таковым. Наверное, вы спросите, к какой именно церкви я принадлежу, но, мне кажется, разве дело в вероисповедании? У Христа, Будды, Амона-Ра и Конфуция очень много общего. Собственно, я пресвитерианин, но работаю с верующими любых континентов и конфессий.
Ланарк слишком устал, чтобы разговаривать. Под ногами у них был уже не лед, а плиты наклонного сводчатого прохода. Ритчи-Смоллет добавил:
— Но только я против человеческих жертвоприношений, если они не добровольные, как в случае с Христом. Путешествие прошло хорошо?
— Нет.
— Ничего. Зато вы здоровы духом и телом и можете не сомневаться в сердечном приеме. Вам, конечно, предложат пост в комитете. На этом настаивал Сладден, и я тоже был за. Я уже давно не сталкивался с институтом и советом — в мои времена обстановка была не такая напряженная. Мы очень порадовались, когда узнали, что вы решили к нам присоединиться.
— Я не решал ни к кому присоединяться. О работе комитета мне ничего не известно, и со Сладденом я не дружу.
— Ну-ну, имейте терпение. Ванна и чистая постель сделают чудеса. Вы, наверное, сами не понимаете, насколько устали.
Впереди появился светлый прямоугольник и вырос до размеров двери. Она вела к подножию металлической лестницы. Медленно, с трудом Ланарк и Рима стали одолевать залитые зеленовато-голубым светом ступени. Ритчи-Смоллет терпеливо плелся сзади, напевая себе под нос. Прошел не один час, пока они выбрались в узкую и темную комнату с каменными стенами, три из которых были украшены мраморными табличками, а четвертая представляла собой большие ворота из кованого железа. Легко открыв их, они ступили на гравиевую тропу под огромным черным небом. Ланарк увидел, что находится на вершине холма, среди обелисков знакомого кладбища.
Назад: Глава 33 Зона
Дальше: Глава 35 Собор
