20
Клэр выбралась из карьера, как из волшебного целительного источника или мифической реки. Леты? Ахерона? Стоя на каменистом уступе, она без всякого смущения вытерлась полотенцем; с длинных белых ног стекала вода. Когда они вернулись на дачу, она проспала одиннадцать часов кряду, а утром спустилась вниз, приготовила большую яичницу и умяла ее деревянной ложкой прямо со сковородки, вытирая губы пальцами и потешаясь над выражением лица Клема, наблюдающего за ней через окно кухни.
Поев, Клэр отправилась на прогулку. Она не сказала ему, куда идет, и не пригласила с собой. Он хотел было проследить за ней, но как проследить за человеком на открытой дороге? Глупая затея.
Вернувшись, она забралась в ванну. Стоя на середине лестницы, Клем слышал, как она напевает.
— Клэр? — позвал он.
— Что?
— Ты в порядке?
— Конечно!
Три дня спустя он позвонил в «Итаку» и, хотя набирал номер на карточке Паулин Даймонд, попал на Босуэлла. Врач очень обрадовался его звонку. Нет никаких причин сомневаться в очевидном, сказал он.
Улучшение должно было произойти. Он же говорил, что надеется на выздоровление.
— Мне кажется, она в какой-то экзальтации, — признался Клем.
— Это, я думаю, только по сравнению с прежним состоянием, — сказал Босуэлл.
Но ей все равно нужно продолжать принимать лекарства. Иногда, почувствовав себя лучше, пациенты думают, что могут обойтись без них. Это ошибка.
— «Таблетку на ужин — и врач не нужен», — пошутил он. — А теперь скажите-ка мне, как чувствует себя мужская половина семейства Гласс?
— Отец?
— Или, скажем, вы?
— Ничего патологического.
Босуэлл рассмеялся еще громче.
— Избави бог! Но если будете в наших краях по делам, может, заглянете побеседовать?
На следующее после этого разговора утро, отчаявшись найти деревенского электрика, Клем отправился в скобяную лавку в Рэдстоке (бесспорно, самый интересный из местных магазинов) и купил пару работающих от батарей ламп «Просто-свет». Если пробка опять перегорит, «Просто-свет» спасет их от темноты на четыре часа. Клем был доволен. Он поставил одну лампу на тумбочку в комнате Клэр, другую — на втором этаже у лестницы, потом показал ей, как они включаются и выключаются, чувствуя, что Клэр смотрит на него с преувеличенным терпением, как на слегка помешанного.
Жизнь шла дальше. В пятницу, когда она была у врача, он нашел на обеденном столе конверт, адресованный директору университета Данди. Он поднес его к окну, пытаясь разглядеть содержимое на свет, но не сумел. Может, просто отчет о состоянии дел. Надеюсь, у нее хватило ума не заявлять о выходе на работу в октябре, а если и не хватило, то они не согласятся на это, подумал он. Когда вечером Клэр собирала после обеда посуду, Клем посоветовал ей не торопиться, не перегружать себя. Она вежливо попросила его не лезть не в свое дело. Он сказал, что не лезет.
— Лезешь, — сказала она. — Не мешай мне дышать полной грудью.
Но можно ли ей было довериться? Что, если он ослабит бдительность и обнаружит ее как-нибудь ночью в саду рвущей на себе волосы и воющей на луну? В конце концов, не Босуэлл, не Фиак, не Лора, а он был ее главным опекуном. И случись что, склеивать осколки придется ему.
В воскресенье, словно чтобы убедиться, что заклинание работает, Клэр потребовала вместе пойти в карьер. На этот раз они прихватили купальники — Клэр взяла у Фрэнки закрытый костюм тигровой раскраски, а Клем разыскал пару старых, растянутых плавок Рона. День выдался прохладный, и в карьере было тихо, только двое тощих мальчишек ныряли с камней да какая-то татуированная девушка в бикини целовалась со своим парнем. Клем и Клэр медленно плавали кругами в разных направлениях. Когда они встретились второй раз, Клэр сообщила о своем плане.
Клем слушал, остановившись в метре от нее, перебирая в воде ногами.
— В пятницу приедут Рэй, его мать и Фрэнки.
— Я знаю.
— Я собираюсь готовить.
— Готовить?
— Обед готовить, в субботу. Мы можем обедать в саду.
— На даче?
— Приготовлю лосося, — сказала Клэр, — Давно мечтаю.
— Но, кажется, Лора собирается что-то делать?
— Хватит уже Лоре работать.
— Но это же уйма дел! — сказал он.
— Не ты же будешь готовить. Так что тебе должно быть все равно.
— Давай поговорим об этом дома.
— О чем тут говорить? — прогибаясь назад и уплывая от него, сказала она. — Все уже решено.
Но на следующей неделе пошел дождь. Вода из поломанных желобов текла по стенам дачи, пятно рядом с ванной потемнело и расползлось. Во вторник Клэр провела весь день в спальне и только вечером, угрюмая, рассеянная, со следами прежнего испуга в глазах, спустилась вниз. Клем приготовился к худшему (он же догадывался, что так оно и будет), но в среду ее настроение улучшилось, а утром в четверг, когда Клем заваривал кофе, Клэр появилась на кухне в плаще.
Она сказала, что ей нужно в Бат. Что она хочет купить там рыбу, да и еще кое-что им понадобится. Хорошее вино, например. «Сансер», белое бордосское. Клем махнул рукой на окно, по которому барабанил дождь.
— Либо ты, либо автобус, — сказала она.
— На автобусе ты будешь добираться часа два, а то и три.
Она пожала плечами.
— Кофе-то я хоть могу допить? — спросил он.
Сомневаться не приходилось — это была прежняя Клэр, Клэр его детства. Чем больше ее отговаривать, тем больше она будет настаивать. Да и зачем отговаривать? Клем выпил кофе (она не сводила с него глаз), потом пошел наверх за курткой и ключами.
В Бате они купили зонтик, потом рыбу — выращенного на ферме, но экологически чистого лосося, свернувшегося дугой в рыбном отделе местного универсама. Лосось был дорогой. Клем предложил свою последнюю полученную в Данди шотландскую двадцатку, но Клэр заплатила карточкой, и за вино тоже, и за мороженое, и за полдесятка баночек с косметикой. В книжном магазине на Милсом-стрит она, с голодным, жадным блеском в глазах, купила книги — историю Франции девятнадцатого века, роман Жорж Санд и новое издание «Застольных бесед» Кольриджа, такое же дорогое и тяжелое, как лосось.
Они уже почти вернулись к оставленной на подземной стоянке универсама машине — Клэр с зонтиком в руке, Клем с покупками, — когда Клэр остановила его у парикмахерской на главной улице.
— Тебе тоже не мешало бы постричься, — сказала она. — Смотри, зарос, как бродяга, и сам не замечаешь.
Дразнит, подумал Клем, но она втолкнула его внутрь. Парикмахеры в синих фартуках сидели в откидных креслах и читали газеты. Посетителей не было — дождь, середина рабочего дня, — поэтому ждать Клему не пришлось.
— Выходной? — спросил парикмахер.
— Угу, — ответил Клем, ожидая вопросов о том, от какой работы он отдыхает, но их не последовало, и он закрыл глаза, предоставив мастеру наклонять его голову пальцами, пахнущими никотином и различными брадобрейскими маслами и притираниями.
Когда со стрижкой было покончено, Клем оказался неотличим от остальных присутствующих в парикмахерской — надень на него фартук, и он совсем бы затерялся. Это его позабавило, и, когда они со всеми покупками и с новой прической вышли под дождь, он решил, что Босуэлл прав. Почему бы и не поверить своим глазам? Допустить, что как оно кажется, так оно и есть. Ожидание худшего, пессимизм — куда они его привели? В витрине магазина Клем увидел их отражения — два призрачных покупателя, высоких, довольно элегантных, на забрызганной дождем улице.
— Может, позвоним вечером отцу? — спросил он.
Она помотала головой:
— Я не знаю, что ему сказать.
— Сомневаюсь, что это так важно.
— Конечно важно.
— Сомневаюсь.
— Мне думать противно, что он начнет быть добреньким. Прощать меня.
— Ему не за что тебя прощать.
— Уж он что-нибудь отыщет.
— Он на тебя не сердится.
— А ты?
— Мне-то за что сердиться?
— Что приходится присматривать за старшей сестрой.
— Клэр, никто на тебя не сердится.
— Мне иногда кажется, уж лучше бы сердились, — спускаясь по бетонным ступенькам на автостоянку, проговорила она, — От человеческой доброты бывает не по себе.
В семь часов они пошли ужинать к Лоре и Кеннету. Те похвалили Клемову прическу, потом еще раз прическу Клэр. Аккуратно насаживая горошины на вилку, Клем объявил, что Клэр кое-что запланировала на субботу. Лора посмотрела на нее, и Клэр на мгновение замялась.
— Обед, — объявил Клем.
— Да, — подтвердила Клэр, — Я приготовлю обед. На всех.
— Обед, голубушка?
— На даче, в субботу.
— Ты уверена?
— В саду.
— В саду?
— Мне нужна рыбоварка.
— Боже ты мой, — воскликнула Лора, — У меня эта рыбоварка лежит уже лет сорок, но, кажется, я в ней ни разу ничего не готовила. Может даже, нам на свадьбу ее подарили. На свадьбу часто дарят ненужные веши.
После ужина они отыскали крышку от рыбоварки в дальнем углу ближайшего от плиты кухонного шкафа. Сама медная рыбоварка, наполненная землей, стояла на подоконнике; в ней росли гиацинты. Они пересадили гиацинты в ведерко для льда. Рыбоварку вычистили и положили в мешок. Было полдесятого вечера. Клем пошел в коридор позвонить на остров.
— Думаю, может, она поговорит с тобой сегодня, — сказал он, когда отца позвали к телефону.
— Ох, Клем! Это такая замечательная новость. Просто замечательная!
— Только постарайся не обсуждать с ней ничего серьезного.
— Да-да. Непременно. Не беспокойся на этот счет. О чем, ты думаешь, лучше?
— Если ты знаешь какие-нибудь особенные рецепты для лосося, можешь ей подсказать. Она в субботу обед готовит.
— Готовит? Милые мои! Она сейчас с тобой?
— С Лорой. Подожди минутку.
На кухне Клэр уже надела пальто и курила одну из сигарет Клема; он отобрал ее. Поколебавшись, она пошла в коридор. Клем остался ждать с Лорой и Кеннетом, им слышен был голос Клэр, но слов было не разобрать. Ее не было две-три минуты. Вернувшись, она кивнула Клему, потом прижалась лицом к Лориной груди и громко разрыдалась. Заворчала потревоженная во сне собака. Кеннет неловко переминался с ноги на ногу. Лора гладила племянницу по голове.
— Ну-ну, — сказала она. — Успокойся, голубушка. Вот и еще одна ступенька позади.
В пятницу вечером рыба, погруженная в бульон из белого вина, лука, лаврового листа и аниса, кипела в пристроенной на двух электрических конфорках рыбоварке. В четыре Клэр, не попросив Клема сопровождать ее (и в прошлый раз она тоже не просила), ушла на прием к Кроули. Она вернулась через полтора часа с карманами, набитыми сицилийскими лимонами из деревенской лавки.
— Хорошо сходила? — спросил он.
— Да, спасибо.
— Ну и отлично. — Он даже не был уверен, ходила ли она к врачу.
Перед закатом он прошел вглубь сада к увитой лозой беседке. Погода менялась, небо на западе очистилось. Лучи солнца, как на детском рисунке, расцвечивали полюбившиеся им гряды облаков.
— Трудно предсказать, как повернется, — очищая у порога ботинки, объявил он.
— Ну просто пессимист до мозга костей, — прокричала с кухни Клэр, — «Как бы чего не вышло».
Рыба уже остыла. Клэр сообщила, что начинает очищать кожу. Клем присел к столу. Книги, ручки, карандаши были аккуратно разложены. Рядом лежала репродукция картины Жерико «Плот „Медузы“», которую она почему-то так и не собралась повесить на стену. Он включил лампу. Клем еще не забыл прочитанное об этой картине в ее книге в Данди — части тел в студии, скандал во время первой выставки (один из критиков, поспешив домой, обозвал картину полотном для стервятников, пиром стервятников). Подрегулировав шарнирный кронштейн лампы, он приблизил свет к репродукции. Разбивший «Медузу» шторм уже закончился, хотя море все еще было бурным, и плот накрыла высокая волна. Им удалось соорудить подобие мачты с веревочными растяжками и напруженным от ветра лоскутом паруса цвета запекшейся крови. На переднем плане седовласый курчавый мужчина с бородой философа и укрытой от солнца платком головой сидел, обхватив руками лежащий у него на коленях труп юноши; ноги мальчика опустились в тянущуюся за плотом пену. На бревнах, кто вверх, кто вниз лицом, лежали, как поваленные статуи, другие тела. Из выживших только старик был повернут лицом к публике (гулявшим по салону дамам и господам). Другие — Клем насчитал двенадцать человек — сплелись в безумную пирамиду на правом краю картины, спинами и руками тянулись наверх, к мускулистому, до пояса голому чернокожему моряку, который, поднявшись на плечах товарищей, сигналил рубашкой замеченному на далеком горизонте кораблю.
Как поразительно схвачен решающий момент жизни и смерти, хотя на репродукции Клэр — некачественной цветной ксерокопии — другой корабль, если он и был, казался всего лишь черным мазком над гребнями волн. Хорошо ли держали на нем дозорную вахту? Только самому острому зрению было под силу заметить крохотный плот на таком расстоянии. Голос, конечно, не долетит. А если кто-нибудь и заметит, скажем, в подзорную трубу, по-цирковому балансирующую пирамиду из человеческих тел, захочет ли капитан сменить курс ради жмущейся на досках кучки чужаков, за которыми нужно будет ухаживать, могущих, вдобавок, оказаться заразными? На таком расстоянии бедственное положение выглядит почти нелепым и может пробудить столько же презрения, сколько и жалости. И разве трудно, когда ты отдален от страдальцев милями яростно кипящих волн, защелкнуть подзорную трубу, возблагодарить Бога, что с тобой такого не случилось, и направиться дальше по курсу?
— Клэр, — спросил Клем, подходя к арке и заглядывая сквозь нее на кухню, где она продолжала трудиться, — а этих людей на плоту в конце концов подобрали?
Она сняла с бока лосося кусок тонкой как шелк кожи, затем, с ножом в руках, повернулась к нему.
— Сама картина — огромная, почти пять метров в высоту, — сказала она. — Когда я жила в Париже, я два-три раза в неделю ходила в Лувр смотреть на нее. Если смотреть долго, волны начинают двигаться. Это шедевр.
— Мертвецы не очень-то натуральные, — возразил он.
— Это тебе не фотография, — сказала она, — Во времена Жерико к мертвым еще проявляли почтение. — Она улыбнулась и опять принялась за работу (розовая, влажная мякоть лосося уже матово блестела). — Их кто-то заметил, — договорила она через плечо, — Двое из них потом написали книгу. «Naufrage de la Frégate la Médusé»
Рано утром в субботу она пришла в его спальню, потрясла, чтобы разбудить, за ноги и велела взглянуть в окно. За исключением нескольких белых облаков, южная часть неба была ослепительно синей. На стене комнаты уже появился теплый солнечный квадрат.
— Сегодня нам придется побегать, — потирая рукой лицо, сказал он, — Не забудь принять свои штуки.
— Можешь проследить, если хочешь, — поддразнивая его, ответила она кокетливым тоном.
В гостиной Клэр передала ему нераспечатанный циркулярный конверт «жильцам», на задней стороне которого был список «что нам нужно». Выпив чашку чая, он поехал к Лоре. Входная дверь была заперта, пришлось постучать в кухонное окно. Кеннет впустил его, а потом помог донести вещи до машины. Когда он выбирал скатерть в ящике под кухонным столом, появилась Лора в халате, с сеточкой на голове — он и понятия не имел, что кто-то до сих пор носит такие сеточки.
— Опять приехал грабить, — сказал он.
— Забирайте, забирайте хоть все, пожалуйста, — ответила она, — Я только и мечтаю, чтоб вы остались подольше.
— Мы остаемся, — сказал Клем, — По крайней мере, пока.
— Как она сегодня?
— Немного возбуждена.
— А ты как?
— Беспокоюсь.
Он поинтересовался, как Лора поладила с матерью Рэя.
— В момент, — сообщила она, вытаскивая из хлебницы лепешку и опуская ее в тостер.
Клем забрал Кеннета с собой на дачу. С пятой попытки им удалось протащить обеденный стол через заднюю дверь в сад. Грунт все еще был мягкий от дождя, но солнце припекало, и ко времени появления гостей земля должна была достаточно просохнуть. Он накрыл стол, потом в качестве украшения разложил на скатерти десяток виноградных листьев. На кухне ожидали своей очереди салаты и соусы, нарезанные на ломтики лимоны; лосось пристроился в холодильнике между листами фольги.
— Раньше чем через час они не появятся, — сказал Клем, в очередной раз поймав взгляд Клэр в сторону входной двери и ведущей к дому тропинки, — Мы вполне успеем отдохнуть.
— Угу, — промычала она, потом, подойдя к ведущей наверх лестнице, остановилась, — Клем…
— Все будет просто великолепно, — заверил он, — Вот увидишь.
Прихватив с дверцы холодильника бутылку белого вина, он вытащил пробку, плеснул себе в большой стакан и направился еще раз проверить стол и сад. Изысканно сервированный стол выглядел на траве, казалось ему, не совсем по-английски — или не то чтобы не по-английски, а вразрез с обычаями семейства Гласс. Интересно, понравилось бы это прежнему жильцу? Глядя теперь на сад, Клем видел, что успел сделать в нем совсем мало, гораздо меньше, чем думал. Убрал местами мусор, перекопал кое-какие грядки. Может, здесь уже совсем ничего нельзя было сделать или требовалось больше умения, чем он смог приобрести за такое короткое время. Клем решил не опускать руки совсем, а только считать обед на свежем воздухе формальным окончанием «проекта» (по-настоящему он окончится, как Клему было хорошо известно, на дне подземной выработки).
— За Алана, — поднимая бокал, провозгласил он, глядя на Клэр, которая следила за ним из окна спальни.
Они не махали друг другу, а просто улыбнулись.
Мать Рэя звали Джин. Ее лицо напоминало венчик неприметного цветка. Самые обычные вещи — столовый прибор, зажигалка Клема, кусок лосося на тарелке — вызывали в ней такую тревогу, словно могли внезапно, без предупреждения, наброситься на нее. Чтобы справиться со своей застенчивостью, она начала пить. К тому времени, когда они покончили с первым блюдом, она безнадежно расслабилась и описывала себя Клему как «разложившуюся домохозяйку». Рэй, казалось, совсем ее не замечал. Приехав с Лорой, он обхватил Клема, тщедушный захват длился чуть не минуту. Фрэнки держалась холоднее — еще не забыла, как он на нее накричал. На ней было платье в горошек, какие носят танцовщицы фламенко в ночных клубах для туристов. Джин смотрела на нее с нескрываемым трепетом. Клем продолжал подливать ей вина. Она сказала, что он похож на одного ее знакомого по имени Алфи, и через какое-то время начала звать его Алфи. Клэр разговаривала с Фрэнки. Рэй разговаривал с Лорой. Кеннет молчаливо уписывал за обе щеки. Они поднимали бокалы: за повариху, за Джин, за отсутствующих друзей, за семью. По дороге проехал грузовик. На десерт было мороженое «Вьенетта», «суперсладкое», как было написано на упаковке. Клем разрезал мороженое на семь порций и принес с кухни еще вина. Он рассказал Джин про работу Сильвермена в Торонто. В крошечных комнатках на железнодорожной станции, рассказывал он ей, прятались люди. Джин ответила, что надеется не обидеть его, если выскажется откровенно, но она считает, что многим забулдыгам не хватает хорошего поджопника. Клэр пошла в дом. Лора и Клем поменялись местами. Солнце спускалось к крышам аббатства. На траву от стола падала причудливая тень. Клем и Фрэнки вместе курили. Он напомнил ей происшествие на чердаке. Выпустив сквозь зубы дым, она расхохоталась.
— Отвечай мне по правде, — попросила она, распахивая накинутый на плечи легкий атласный пиджак, — Как мои сиськи, все еще классные?
В полном порядке, уверил ее Клем. Он заметил, что Клэр закрыла за собой заднюю дверь. Похоже, что ее не было уже минут десять. Он закурил новую сигарету, потер глаза. Рэй подтащил рядом свой стул. Клем спросил его, знает ли Джин об открытках с добрыми вестями и что она про них думает. Рэй ответил, что открытки ее пугают, а почему — он не мог понять. Выбросив сигарету, Клем извинился и пошел к домику.
В гостиной, у незажженного камина, он увидел Клэр. Рядом, положив руку Клэр на плечо, стояла Финола Фиак. Она абсолютно не изменилась с тех пор, как Клем видел ее в прошлый раз: те же кеды, яркая губная помада, прорезиненный плащ, — только вместо спортивного костюма на ней было черное шерстяное платье, доходящее до середины длинных красноватых голеней.
— Ну-ну, — взглянув на Клэр, протянул Клем, — Сюрприз?
— Я пыталась сказать тебе, — проговорила Клэр. — Честное слово.
Он пожал плечами:
— Чем больше народу, тем лучше.
Он спросил у Фиак, обедала ли она. Та ответила, что не голодна.
— Я привезла вам кое-что, — сказала она.
— Да?
— Я пыталась сказать тебе, — повторила Клэр.
— Что сказать?
— Ваша сестра мне позвонила, — сказала Фиак. — Вы что думали, что мы ни разу не разговаривали друг с другом? Я рассказала ей, что видела кое-что в газетах, и спросила, попался ли этот материал, по ее мнению, вам на глаза? Мне казалось, что в ваше убежище мировые новости вряд ли попадают.
— Понятия не имею, что вы имеете в виду, — сказал Клем.
— Я собиралась тебе все рассказать, — мягко проговорила Клэр, — Я хотела…
— Я подумала, что будет лучше, если я расскажу вам сама. И покажу, — сказала Фиак.
Порывшись в кармане плаща, она вытащила сложенную в несколько раз газетную вырезку и, держа ее двумя пальцами на вытянутой руке, подала Клему. Он взял ее; это была заключительная сводка международных новостей — параграф без заголовка, в котором сообщалось, что разыскивавшийся в связи с резней в Н*** человек арестован в Брюсселе. Он проживал в районе Матонге, по-видимому, у него были там родственники. Приводилось и имя этого человека, Клем перечитал его несколько раз. У него не было сомнения, кто это.
— Думаю, что они позволят вам на него взглянуть, на вашего монстра, — сказала Фиак. — Вы же этого хотели?
Клем аккуратно свернул газетную статью. Какое-то время он изучал ковер под ногами, потом поднял глаза на Фиак. Такой довольной он ее еще не видел.
— Какого числа?
— «Скотсман» за среду, — ответила она.
— За среду?
— За среду.
Спасибо, сказал он. Пожалуйста, ответила Фиак.