Глава 15
Величайшая мечта всех времен
Алекс

Дорогой дневник!

Сандвич заходит в бар и говорит: «Пинту «Гиннесса», пожалуйста». Бармен отвечает: «Извините, у нас еду не обслуживают».

Я должен писать действительно быстро, потому что сегодня генеральная репетиция «Гамлета» и Джо-Джо устроит разгон тем, кто опоздает. В последнее время случилось хорошее и плохое. Хорошее оказалось настолько хорошим, что я не уверен, следует ли называть плохое плохим, потому что теперь это неважно. Первое крутое событие произошло, когда пришла Аня и сообщила, что я могу повидаться с мамой. Я думал, что пройдет какое-то время, прежде чем я смогу увидеть ее, потому что, по словам тети Бев, она приходила в себя и набиралась сил. Но, увидев маму, я не поверил своим глазам: настолько лучше она выглядела. Вымытые блестящие и мягкие волосы уже не напоминали макароны, пролежавшие неделю в холодильнике. Щеки порозовели, под глазами исчезли черные круги, а длинные рукава белой футболки скрывали почти все шрамы на ее руках. Разумеется, я почувствовал себя счастливым.

– Алекс! – воскликнула мама, когда я вошел, и ее голос звучал естественно. Она обняла меня так крепко, что я закашлялся. – Как ты поживаешь?

Но прежде чем я успел ответить, что тетя Бев выкинула весь лук, и у меня скоро генеральная репетиция, и как мне хочется, чтобы она пришла на премьеру, мама добавила:

– Знаешь, что странно? Этой ночью мне приснилась бабушка, она велела крепко тебя обнять при нашей встрече.

– Она сказала, что ты должна сломать мне ребра? – улыбнулся я, потирая бока после ее медвежьего объятия, и она рассмеялась.

Аня сказала, что подождет за дверью, и мама кивнула. Когда Аня ушла, она спросила, задавала ли та вопросы, которые меня тревожили. Я подумал о Руэне, но не хотел говорить ничего такого, что могло ее расстроить.

– Аня задавала вопросы, которые тебя тревожили? – поинтересовался я.

– Нет, но мой доктор продолжает расспрашивать меня о моем детстве. Она хочет знать как можно больше о моей любимой кукле. – Мама цокнула языком, а потом начала говорить так, будто имитировала чей-то голос: – Почему ты называла ее уродиной? Почему одевала в черное? Зачем клала лицом вниз, когда заходил твой приемный отец?

– Почему ты клала ее лицом вниз, когда заходил твой приемный отец?

Она как-то странно посмотрела на меня.

– Извини, Алекс. Не следовало мне распускать язык. Иногда я забываю, что ты еще не взрослый? Как ты?

Я пожал плечами.

– Когда ты вернешься домой?

Мама прикусила губу и провела пальцами по волосам. Они начали чернеть у корней, и я уже собрался сказать, что после ее возвращения домой помогу ей развести тот небесно-синий порошок, который окрашивает корни волос желтым, но тут она ответила:

– Я пока не знаю.

– Вуф скучает по тебе.

– Правда?

Я кивнул. Мама наклонилась вперед, пристально посмотрела на меня и коснулась моего лица, словно нашла на нем черное пятно или нечто подобное.

– Ты никогда… не причинял себе вреда, правда, сынок?

Я почувствовал, как наливаются жаром щеки.

– Почему ты спрашиваешь?

– Я просто подумала, а вдруг то, что я… но ты не такой, как я, правда? Ты Александр Великий.

В голове у меня словно вспыхнуло: кто-то другой произнес слова «Александр Великий» и я видел нашу гостиную с высоты. Вспомнил, как отец крикнул: «Александр Великий!» Я сидел у него на плечах, а он то сгибал, то распрямлял колени, имитирую верховую езду. Но воспоминание исчезло.

Мама начала еще что-то говорить, но медсестра громко постучала в дверь и вошла в палату.

– Извините, что помешала, – судя по ее виду, никакой вины она за собой не чувствовала, – но Труди считает, что тебе нужна прогулка, Синди. Может, ты отведешь Алекса к теплице и покажешь ему, какой ты садовод?

Мама кивнула.

– Хорошо, конечно. Пошли, Алекс, я покажу тебе, что можно сделать с унитазом.

После этого я не видел Руэна целый день. Я помнил его слова, что Аня должна прийти к вечеру и сообщить, что мы переезжаем в другой дом, но она не пришла, и я подумал: «При нашей следующей встрече я заявлю ему, что не желаю больше дружить с ним». Но Руэн не появился, и меня это вполне устраивало. Когда вечером я вернулся домой, Вуф облизал мне лицо и визжал от радости, словно действительно по мне соскучился, а ночью спал в моей кровати.

Аня пришла повидаться со мной утром, а не во второй половине дня, потому что была суббота. Она улыбалась. Я спросил ее, что не так, она предложила мне сесть, а когда я сел, начала доставать из своего брифкейса и выкладывать на стол фотографии и какие-то бумаги.

– Это твой новый дом.

Я наблюдал, как она раскладывает передо мной фотографии и рисунки моего нового дома. Подошла тетя Бев и задала все вопросы, которые я хотел задать, но не мог, вроде: «Синди знает? Как это случилось? Где он находится? Когда они смогут переехать? Неужели это правда?»

Аня потирала руки и покачивалась с пятки на носок и обратно, будто она тоже переезжала. Похоже, она искренне радовалась за нас, хотя даже не знала, что это была моя величайшая мечта. Тетя Бев говорила:

– Что ж, возблагодарим слона на небесах за то, что этот дом разваливается. Это действительно собственность муниципалитета? Выглядит потрясающе.

– Это еще не все, – произнесла Аня. – Некоторые комнаты на фотографиях выглядят так, будто их еще не доделали, потому что дом совершенно новый.

– Правда? – воскликнул я, вспоминая, когда у меня было что-то совершенно новое.

– Вы можете выбрать обои, – улыбнулась Аня. – И бытовую технику. И парадную дверь покрасят в тот цвет, который назовете. Муниципалитет хочет, чтобы новые жильцы чувствовали себя полными хозяевами.

– Что? – спросил я, не очень-то понимая, о чем речь.

Аня рассмеялась. Смех ее напоминал звон колокольчиков, и я тоже рассмеялся. Она повернулась к тете Бев, которая то складывала руки на груди, то опускала их, словно не знала, что ей с ними делать.

– Они назвали эту улицу, на которой построен дом Алекса и Синди, улицей Мира. – Обе нашли это название таким забавным, что захохотали, будто над шуткой десятилетия. – Как выяснилось, политики снесли одну из старых улиц, где раньше строили баррикады, а люди боялись выйти из домов. Не просто улицу, а целый район, и наняли поэта, чтобы он придумал названия всем новым улицам и написал стихотворение, которое выбили в стене вместо фрески с вооруженными людьми.

– Какое стихотворение? – спросила тетя Бев.

– Оно называется «Белфастское конфетти», и написал его Киаран Карсон, – ответила Аня, взяла со стола листок бумаги и прочитала:

Аня положила листок на стол.

– Они выбивают это стихотворение трехфутовыми буквами.

Я смотрел на фотографии, пока Аня и тетя Бев болтали. Дом большой, ни справа, ни слева других домов нет, зато есть сад. И кухня большая, чему, я это знал, мама порадуется. А перед домом подъездная дорожка, на случай, если у нас есть автомобиль, который мы не хотели оставлять на улице, где ему могли проколоть шины. Я подумал, что автомобиль бы нам не помешал, мы могли бы ездить в такие места, как бухта Елены, Портраш, Дорога гигантов. Голова наполнилась таким количеством мыслей и желаний, что начала болеть.

– Ну, Алекс, – Аня наконец-то повернулась ко мне, – что думаешь?

Я промолчал, не потому, что не думал, наоборот, думал слишком много и не решался открывать рот. Боялся, что слова вырвутся разом, как конфетти из хлопушки.

– Ты, похоже, не очень рад, Алекс, – произнесла тетя Бев, и я заметил, как Аня коснулась ее руки, словно той не следовало такого говорить.

– Спасибо вам, – произнес я.

Затем Аня задала мне множество вопросов о Руэне, демонах и о том, вижу ли я ангелов.

– Демоны везде.

– А сейчас они здесь есть? – спросила она, и по голосу чувствовалось, что она нервничает.

Я посмотрел на толстяка, который вновь появился над ней. Иногда я мог видеть только его часть, например пальцы ноги или живот с пупочной впадиной, достаточно большой, чтобы в нее влезла моя голова. Он смотрел на меня черными глазами, а когда улыбался, я видел, что и зубы у него того же цвета.

– Алекс!

Я указал на толстяка, потому что в этот момент видел его.

– Он толстый.

– Кто?

– Ваш демон.

На ее лице отразилось недоумение.

– У меня есть демон?

Он потягивался, словно решил вздремнуть, и одеяло, которое закрывало его крантик, почти сползло. Я отвернулся.

– Как его зовут? – спросила Аня.

Я пожал плечами. Тогда она поинтересовалась, как выглядят демоны и почему я думаю, будто могу их видеть, а я очень радовался нашему новому дому и даже не помню, что я ей наговорил. В голове прокручивались фотографии, и я ясно и отчетливо видел каждую комнату, и все они были очень красивыми. Потом она задала такой странный вопрос, что все фотографии вылетели из головы и я вернулся в нашу старую гостиную.

– Алекс, ты когда-нибудь попадал под атаку террористов?

– Что?

– Рядом с тобой не взрывалась бомба? Не стреляли? Ты не получал травму?

Я задумался. Первый муж бабушки погиб при взрыве бомбы, а в прошлом году кто-то поджег автомобиль и покатил его вниз по нашей улице.

Аня кивнула и все записала.

– А как насчет полицейских, Алекс? Ты никогда не видел, чтобы полицейскому причиняли вред?

Меня замутило, и я покачал головой. Она пристально всматривалась в меня.

– Уверен?

Мысленным взором я увидел лицо полицейского, искривившиеся губы, дернувшуюся в мою сторону голову. Открыл рот, чтобы что-то сказать, но почувствовал, как пальцы сжались в кулаки, и сообразил, что отвечать на этот вопрос неправильно, совершенно неправильно.

– Глубоко вдохни, – услышал я голос Ани, а когда открыл глаза, обнаружил, что очень крепко обхватил себя руками. Окончательно придя в себя, ответил:

– Я видел по телику людей на похоронах полицейского. Они плакали.

– Ты жалел этих людей?

Я заплакал. Аня потянулась ко мне, коснулась моей руки.

– Это нормально. Ты видел, что случилось с полицейским? Ему причинили вред?

Я кивнул и вытер глаза.

– Алекс, твой папа был полицейским?

– Я хочу прилечь, – произнес я.

– Ты что-то видел по телевизору, Алекс? О полицейском?

Теперь ее голос доносился издалека. Я встал, и по ощущениям мои ноги словно состояли из тающих кубиков льда.

– Мы поговорим позже! – крикнула Аня вслед, и я надеялся, что она просто забудет все, о чем спрашивала.

Я молча поднялся наверх в свою спальню. Знал, что там будет Руэн. Как только я открыл дверь, Вуф выбежал, громко гавкая, спрятался за моими ногами, поскуливая. Я наклонился и погладил его по голове. Почувствовал, что он весь дрожит. Выпрямился и вошел в комнату.

– Привет, Руэн, – промолвил я.

В образе Призрачного Мальчика он, как обычно, сидел на стуле у гардероба, сложив руки на груди, и злился. Я улыбнулся. Понял, что мне его недоставало, и меня распирало от желания поделиться с Руэном новостями, хотя я знал, что он в курсе.

Я сел на кровать и махнул рукой Вуфу, предлагая ему присоединиться ко мне, но пес остался у порога, смотрел на Руэна и рычал. Наконец заскулил и побежал вниз. Я подумал о фотографиях, которые показала мне Аня.

– Я хочу тебе кое-что рассказать.

Руэн поднял голову. Судя по выражению лица, нервничал, будто думал, что я его прогоню. Узел, который благодаря Ане завязался в моем животе, начал уменьшаться, и я улыбнулся Руэну.

– Я хочу поблагодарить тебя, – прошептал я.

– Ты? – удивился он.

– Да. – Я встал, с каждым мгновением мое самочувствие улучшалось. Скоро я уже подпрыгивал на месте, думая о нашем доме. – Спасибо тебе, спасибо тебе, спасибо тебе! Наш дом великолепный! Как ты это сделал? Как нашел его?

Рот Руэна приоткрылся, но он не произнес ни слова. Я перестал подпрыгивать и вновь заплакал. Он выглядел сбитым с толку. Я сел на пол, закрыв лицо руками. Чувствовал, что голова раскалывается.

– Я очень сожалею, – продолжил я. – Я не хотел быть неблагодарным или ужасным. Просто… – И если только что мое сердце выпрыгивало из груди, то теперь успокоилось. Словно кто-то его поглаживал. Подняв голову, я увидел, что Руэн исчез.

– Руэн! – позвал я.

Спальня моя пустовала, но внезапно ее заполнил свет, будто в дверь вплыло солнце, и запахло клубникой. Я не знал, что произошло. Чувствовал себя счастливым. И по какой-то причине подумал о бабушке и снова заплакал, потому что не вспоминал о ней давно. Бабушка тоже порадовалась бы нашему с мамой переезду в новый дом. Я был маленьким, когда бабушка умерла, но помню, как она умоляла маму переехать в ее дом: ей не нравилось, что мы жили одни. Она кричала и на наших соседей, и они ей не отвечали, потому что боялись ее.

Наверное, я заснул. Открыв глаза, увидел, что лежу под одеялом и солнечный свет больше не заполняет комнату. Посмотрел на стул и заметил сидящего на нем Руэна.

– Куда ты уходил? – спросил я, но он не ответил.

Я вспомнил фотографии нашего нового дома и вновь заулыбался.

– Руэн, я даже не знаю тех слов, которые смогут выразить мою благодарность.

– Неужели?

Я покачал головой.

– Во всех словарях мира не хватит слов, чтобы сказать, как я тебе благодарен. Я больше благодарен, чем за целое поле тертого сыра!

Он смотрел на меня, а я все говорил о тертой моркови, и о больших сосисках, и об Александре Благодарном. Улыбка «Алекс глупый» кривила его губы, но меня это не волновало.

– Как насчет того, чтобы продемонстрировать свою благодарность? – усмехнулся он.

Я перестал смеяться.

– Хорошо. Я благодарен и до такой степени, – произнес я, вытянув руки перед собой. – Нет, гораздо больше. – Я подбежал к стене, шлепнул по ней ладонью, потом кинулся к противоположной и тоже шлепнул. – В миллиард раз.

Руэн встал.

– Могу я предложить, что тебе надо сделать?

Я кивнул. Он огляделся.

– Найди ручку и бумагу.

Я поискал в шкафу альбомы для рисования. Потом обнаружил один под подушкой. Ручку, которую поднял с пола, сжевал Вуф, но вскоре нашел маркер в ящике для носков.

– Я готов.

Руэн снова сел, сложил пальцы треугольником, как делал всегда, пребывая в глубокой задумчивости.

– Хочу, чтобы ты записал вопросы, которые я тебе продиктую, а потом задал их Ане.

– Хорошо, – ответил я, и он начал диктовать.