С уходом войска на Казань Москва обезлюдела, притихла. С заката насунулись тучи, полил дождь, и выпавшего на Варвару снега как не бывало. Едва рассеется ночная темень, а уж вечерние сумерки надвигаются, погружая город во тьму. Седмицами не видно на небе ни солнца, ни звёзд, ни луны. Оттого на душе у людей тревожно, они поневоле тянутся друг к другу, спрашивают, как там под Казанью?

Боярский сын Матюша Башкин огляделся по сторонам и, убедившись, что никто не высматривает его, свернул к избе, стоявшей неподалёку от Гребенской церкви на Лубянке. Родом Матюша из Боровска, с юных лет служил при дворе Ивана Васильевича и за добрый нрав был почитаем знатными людьми: когда Иван Иванович Турунтай-Пронский, бежавший с Михаилом Васильевичем Глинским в Литву, был пойман, Матюша вместе с братом царицы Данилой Романовичем Юрьевым, боярином Фёдором Ивановичем Скопиным-Шуйским и другими придворными стал по нём поручником. Особенно занимали его церковные книги, за каждой строкой которых мнился ему тайный смысл. Размышляя над Священным писанием, он утвердился в мысли, что христианская вера несовместима с рабством. «Все равны во Христе», — утверждают попы, а куда ни глянь, всюду наоборот: боярин началит тиуна, тот-крестьянина.

Да и среди духовенства равенства что-то не видно. Между тем это никого не смущает, и попы спокойно уверяют прихожан, будто все равны: бояре и тиуны, князья и крестьяне, епископы и их келейники. Прослышал Матюша, что в избе возле Гребенской церкви по вечерам тайно собираются некие люди и говорят о Священном писании совсем не то, что попы, и пожелал во что бы то ни стало попасть на это сборище. Несколько дней выслеживал он, в какой же избе собираются они, а когда узнал, осмелился самолично явиться туда. Он надел простую одежду, по которой нельзя было признать в нём боярского сына, и устремился на Лубянку. Отворив дверь, робко шагнул через порог. В избе было душно и тесно, в красном углу перед образами горели свечи, освещая стол с чисто выскобленной столешницей, на которой лежали книги — Евангелие и Апостол. Вскоре из соседней горницы вышел рослый мужик с крупным чистым лицом, на котором выделялись большие раскосые глаза и яркие, чётко очерченные губы. По возгласам собравшихся Матюша понял, что это и есть Феодосий Косой. Проповедника сопровождали его единомышленники — высокий тощий Игнатий и дородный лысоватый Вассиан. Феодосий прошёл к столу, взял в руки Евангелие, открыл его и некоторое время стоял в задумчивости, как бы собираясь с мыслями.

— Духовные братья и чада мои! — обратился он к присутствующим. Голос у него громкий, чистый. — Никому так не открывалась истина, как нам — верным исповедникам Христа. Мы собрались в этой горнице, а не в церкви, потому что в священных книгах — Евангелии и Апостоле — сказано, что апостолы ходили в горницы, а не в церковь, ибо не было тогда церквей. И ныне не подобает им бывати. Между тем повсюду понастроены не церкви, а кумирни и златокузницы. Золотыми побрякушками украшены стены, иконы, иконостасы. Церковная служба — идольская служба, а проповедуемая попами набожность — блудное благочестие!

— Лжёшь, Феодосий! — закричал поп, стоявший недалеко от Матюши возле двери. — Без богослужебного пения, без мерцания лампад и свечей, без благоуханного ладана храмы глухи и немы, нет связи с Богом!

Проповедник улыбнулся и протянул попу Евангелие.

— Опровергни меня словами Священного писания, а коли не можешь, то молчи лучше.

— Правильно! — одобрили его слова многие из собравшихся.

Между тем Феодосий продолжал:

— Всё приносимое в церковь — свечи и прочее — Бог ненавидит, и потому на грех есть приносящим. Бог не взыскует ныне приношение, жертва ему — дух сокрушённый. Попы говорят нам, будто Бог воплотился в Христе, но Христос — обыкновенный человек, и ничего божественного в его происхождении нет. Как это дерзнули написать об Иисусе, будто он рождён? А ведь апостол Пётр сказал, что Иисуса сотворил Бог. Видите: в этой книге написано — сотворил, а не родил, ибо недостойно для Бога находиться в женской утробе. Вот и апостол Павел говорит: один Бог и человеком человек Иисус Христос.

— Господи, покарай святотатца за похабные речи! — простонал в углу поп.

— Попы говорят, что Бог всемогущ и всё сотворил словом: зачем же он не обновил образ свой и подобие? Ведь человек каким был до Иисуса Христа, таким и остался после него. Бог всё может творить и без вочеловечения!.. Не следует людям поклоняться кресту, ибо крест, сделанный из дерева, как и само дерево, святости не имеет. Как можно возлюбить и почитать крест, который стал орудием убийства Христа? Может ли отец возлюбить палку, которой убили его сына? Он возненавидит и палицу и тех, кто ей поклоняется. Так и Бог не может любить поклоняющихся кресту, на котором распяли его сына.

— Многократно была явлена людям сила крёстного знамения, потому люди и поклоняются кресту! Лжёшь ты всё, Феодосий!

— Коли ты, Питирим, столь предан кресту, покажи нам силу крёстного знамения: перекрести меня, и коли я исчезну в тот же миг, поверю тебе.

В избе оживились.

— Исчезни, исчадие адово, злобствующий еретик! — Питирим перекрестил Феодосия.

— Не я, а ты-еретик, потому Бог и не помог тебе… Попы заставляют нас поклоняться иконам, но это же не что иное, как идолы. А ведь премудрый Давид говорил: «Идолы очи имеют и не видят, уши имеют и не слышат, ноздри имеют и не обоняют, уста имеют и не глаголют, руки имеют и не осязают, ноги имеют и не ходят». Это Давид пророчествовал об иконах: у них, как и у идолов, написаны очи, и уши, и ноздри, и уста, и руки, и ноги, но не могут они ими действовать. Ты, Питирим, именуешь себя православным, а на самом деле ты идолослужитель: попы поставили церкви и установили в них изображения мёртвых. Пусть бы изображения эти были почтенны, но всё же они не Бог, а православные почитают иконы равными Богу. Никола не равен Моисею, а православные Николу славят как Бога. Святоотеческие книги все ложны, потому святой Василий говорил: «Прельстил нас злой обычай и развращённое человеческое предание сделалось виной всякого зла!» У нас читают только книги святых отцов и не знают вовсе Ветхого завета. Моисеевы книги-столповые, а их с умыслом не дают читать, они лежат припрятанными в монастырях.

— Злословие твоё, Феодосий, не от Бога — от дьявола, смущающего души людей. Придёт время, и сгинет латинство, разрушенное ядовитыми измышлениями Мартына Лютера, а православная церковь будет стоять века!

Феодосий усмехнулся и ничего не ответил Питириму.

— Не нужно нам ни причащения, ни крещения, ибо в причастии нет святости и чуда. Нас уверяют, будто хлеб и вино есть тело и кровь Христа, а это обычный хлеб и обычное вино. Бог создал все дни одинаковыми, а попы побуждают нас поститься, чтобы заставить бедный народ довольствоваться ничтожным. Отступления от истинного учения Христа проникли в христианство по вине попов — ложных учителей, лицемеров, фарисеев и книжников. Они предаются стяжанию богатств и наслаждениям, а нам повелевают слушаться их, земских властей и дани давать им. Их учение — ложное человеческое предание, не освящённое духовным разумом, которым обладаем мы. Потому не надобно подчиняться попам и светским властям: не подобает у христиан властям быти!

От этих слов Матюше стало не по себе: как же он может ослушаться приказаний царя Ивана Васильевича? Да его тотчас же вышвырнут из великокняжеского дворца, а то и казнить велят. Но ведь если разобраться — христианство проповедует всеобщее равенство, которого, однако же, нигде нет. А Феодосий Косой, призывая не подчиняться светским властям, хочет, чтобы раб стал равным господину. Выходит, Феодосий понял христианство так же, как и он, Матвей Башкин! Эта мысль побудила боярского сына с удвоенным вниманием слушать речь проповедника.

— Ни Богоматерь, ни апостолы, ни мученики, ни отцы церкви не должны почитаться, ибо это- человекослужение. Святые ничто по смерти своей не могут! Попы Божью честь возложили на мёртвых, нарекли их святыми, преподобными и молятся им как Богу и просят от них помощи, ставят церкви в их честь, пишут иконы, свечи перед ними зажигают, кадило приносят, поют им каноны. Сами написали жития святых и почитают человеческие предания. Между тем в старых книгах православных отцов воспрещается оставлять тела умерших без погребения в землю. Патриарх константинопольский Никифор и Антоний Великий порицали обычай погребения у египтян. Правда, попы сказывают, будто они кланяются не мёртвым, а живым, пребывающим в вечной жизни, но ведь апостол Пётр воспретил вошедшему Корнелию кланяться себе, а в Апокалипсисе Иоанна Богослова ангел возбранил Иоанну поклонение.

И вновь смятение чувств в душе у Матюши.

— Нет у нас единомыслия, не соблюдаем мы дружелюбия, не храним крепость духа, но обретаются среди христиан распри, ссоры, ревность, потому великая дерзость называть себя поставленными от Христа в начальство. Просто надобно сказать: плотское мудрствование царствует у наших игуменов, епископов и митрополита; нет среди них духа кротости, оттого они и гонят нас, не дают нам узнать истины и утверждают свои человеческие предания. Повелевают не есть мяса, не жениться, возбраняют исполнять евангельские и апостольские заповеди. Поэтому не следует слушать епископов, когда они учат преступать заповеди, как и сами их преступают, прилежать пению да канонам, чего в Евангелии не велено творить. Они отвергают христианскую любовь, именуют нас еретиками, мучат нас, а в Евангелии не велено мучить еретиков, как указано в притче о сельных плевелах, они же гонят нас за истину. Подлинное служение Богу в том, чтобы, приняв муки, следовать за Христом. Нет потребы молитвы творити, ибо Бог сердца чистые приемлет, а не молитву. В Евангелии писано: надобно истиною и духом кланяться Богу, а не телесно падать на землю. Еретиков нельзя убивать, нужно разрешить им проповедовать, слово Божье так, как они его разумеют. Верные исповедники Христа постоянно гонимы за истину подобно апостолам. Как жиды и мучители преследовали древних апостолов, так и нас ныне гонят заблуждающиеся люди, потому что мы знаем истину лучше всех, и того ради нас преследуют. Подлинная вера-это христианская сплочённость, собрание верных исповедников Христа, их объединение во имя его. Новой вере не надобны храмы, а нужны лишь обычные горницы для отправления службы. Кто наш разум имеет, тот брат наш духовный и чадо есть.

— Ваша вера лжива, вы обманываете христиан, ведёте их в логово сатаны! — громко произнёс Питирим.

Между тем присутствующие стали задавать вопросы проповеднику.

— Сказывал ты, Феодосий, — обратился парень в холщовой рубахе, волосы которого были перехвачены ремешком, — будто нет нужды христианам поститься.

— Пушечных дел мастер Богдан, — уважительно сказал про парня кто-то из присутствующих.

— Да, посты излишни, поэтому можно есть мясо в любые дни.

— А как понимать: главная заповедь Христа суть любовь?

— Любовь нельзя почитать грехом, поэтому монахам можно жениться.

В горнице стало оживлённо, весело.

— Феодосий, а хорошо ли питаться милостыней?

— Нищие, которые не работают, напрасно, хлеб едят. Калеки, могущие работою прокормиться, но не хотят работать, суть воры. Только беспомощные и больные нуждаются в милостыне и заботе.

Слушая вопросы и ответы, Матюша настолько осмелел, что сам обратился к проповеднику:

— Скажи, Феодосий, мир сотворён Богом или существует извечно?

— Мир безначален, его никто не творил, всё сущее самобытно, человек в своей воле свободен!

Матюша был поражён тем, что чуждый ему человек Феодосий Косой мыслит о многих вещах так же, как он сам. В этот миг — миг обретения единомышленника — он был готов поклониться ему — простому холопу.

Проповедь Феодосия Косого до глубины души потрясла Матюшу, мысли его путались, лицо горело. Нет, он отнюдь не со всем был согласен, о чём говорил проповедник, но в главном — в несоответствии евангельских заповедей тому, что происходило в жизни, их мнение было едино.

«Кто он есть — Феодосий? — размышлял Матюша. — Простой человек, холоп, а так хорошо знает и истолковывает Священное писание! Я же хоть и преуспел в грамоте, изучил Священное писание, однако путаюсь в его объяснении. Поэтому постоянно ищу того, кто развеял бы мои сомнения… Надо не только мыслить, но и действовать в соответствии со Священным писанием. Феодосий прав: не подобает среди христиан быть рабам. На днях отправлюсь в Великую слободу Переяславокого уезда и освобожу принадлежащих мне холопов».

Явившись домой, он долго не мог уснуть, а наутро устремился в великокняжеский дворец в надежде найти человека, с которым можно было бы поделиться своими сомнениями. В связи с походом на Казань дворец встретил его тишиной и безлюдьем. Матюша отчаялся было найти собеседника, но тут в сенях показался подьячий Иван Висковатый. Чин у него незначительный, но за обширные познания царь приблизил его к себе, поэтому Иван держится независимо, свысока посматривая даже на некоторых бояр. В душе Матюша Башкин недолюбливал Висковатого за высокомерие, проскальзывавшее в усмешливости взгляда спокойных серых глаз, в назидательности речи. Идти ему встречу было пустой затеей — обширные познания позволяли Висковатому без особого труда повергать любого соперника, поэтому даже знатные бояре обращались к нему почтительно, величали по имени-отчеству.

— Что, Матюша, невесел?

Башкин обрадовался, что Иван Висковатый заговорил первым, вот кто наверняка развеет его сомнения!

— Вчера вечером был я в одной избе на Лубянке, слышал дивную речь некоего проповедника, и от тех речей до сих пор не могу прийти в себя.

Висковатый насторожился.

— Что же за дивные речи тебе довелось услышать?

— Утверждает сей проповедник, будто не подобает в церкви ходить, поститься, поклоняться иконам и мощам святых. Попы, — говорит он, — ложные учителя, лицемеры и фарисеи, а их учение — неверное человеческое предание, не освящённое духовным разумом.

Потому не подобает подчиняться ни попам, ни светским властям.

Подьячий посмурнел лицом.

— И на Русь проникла ересь Мартына Лютера, потому и у нас быть пролитию крови христианской.

Не в первый раз Башкин слышит это имя — Мартын Лютер, но толком не знает, о ком речь.

— Кто этот человек?

— Мартын Лютер — немецкий еретик, который также отрицает причастие, посты, поклонение иконам, почитание святых и их мощей, не признаёт право священников совершать таинства. Как и человек, которого ты слушал, Лютер велит чёрным людям ничего не давать господам, потому что Моисей якобы всех освободил от ига фараона. В Европии Лютер многие души уязвил шептанием безбожной ереси. Надо немедля схватить отечественного еретика, дабы не мог он распространять рабье учение Мартына Лютера среди московских людишек. Вижу, возлюбил он латинство, немецкое злословие Лютеровой ереси. Как звать того злодея — предтечу антихриста?

Матюша растерялся, он не ожидал, что его рассказ так взволнует Висковатого.

— Запамятовал я его имя.

— А где проповедовал еретик?

— На Лубянке…

— В коем месте на Лубянке?

Матюша замялся, ему не хотелось выдавать Феодосия Косого.

— Темно было, не разобрал я, в какую избу забрёл на собрание еретиков.

Висковатый с удивлением глянул на боярского сына.

— Экий ты, Матюша, беспамятный! Ну да ладно, тотчас же велю позвать ко мне решёточных прикащиков с Лубянки, они, должно быть, ведают, в какой избе проповедует еретик; так пусть схватят пособника Мартына и упрячут в темницу.

Матюша распрощался с подьячим и устремился из Кремля на Лубянку. На душе у него было мерзко: неосторожный разговор с Висковатым поставил под угрозу жизнь человека, которого он посчитал за единомышленника. Надо как можно быстрее оповестить Феодосия Косого о грозящей беде, чтобы вечером во время проповеди его не схватили решёточные приказчики. Башкин ускорил шаги. Миновав Гребенскую церковь, увидел избу, в которой был вчера, тихо постучал в дверь.

— Кто там? — прозвучал звонкий женский голос.

Матюша открыл дверь. Посреди избы с грязной тряпкой в руках стояла красивая баба. Холщовая синяя юбка её была подоткнута, в разрезе сорочки виднелись белые полные груди.

— Не вовремя ты явился, добрый молодец, вишь — полы ещё не домыла.

— Да я ненадолго, мне бы узнать только, где Феодосий, который вчера в этой избе проповедь сказывал.

Баба переменилась в лице, глаза её глянули недоверчиво.

— Не было тут никакого Феодосия, приснился он тебе, что ли?

Мысль, что произошла ошибка, озадачила Матюшу, он внимательно осмотрелся по сторонам. Да нет же, вон стоит тот самый стол с чисто выскобленной столешницей, на котором вчера лежали священные книги; сейчас за столом сидел малец, лет семи.

— Не ошибся я, хозяйка, здесь слышал вчера речь Феодосия. Не мешкая, надобно мне видеть его.

— Не знаю я никакого Феодосия, — стояла на своём баба, — ступал бы ты своей дорогой, молодец.

— Беда ему грозит неминучая, пусть не приходит сегодня сюда.

Баба расправила юбку, словно намереваясь тотчас же куда-то бежать, но раздумала и окликнула мальца:

— Слышь, Бориска, проводи молодца к Феодосию. Да не мешкай по дороге!

Тот вылез из-за стола, натянул зипунишко и, шмыгнув носом, басовито произнёс:

— Пошли, што ль.

Путники миновали Пушечную избу — большой каменный дом с высокой деревянной шатровой крышей, окружённый с четырёх сторон низкими длинными кузницами. Звон металла, ржание лошадей, громкие крики возниц будоражили людей, оказавшихся поблизости от Пушечной избы. Сиявшие бронзой орудия готовы были вскорости отправиться вслед за царём под Казань, задерживало лишь отсутствие санного пути. За Пушечной избой дорога устремилась вниз, к речке Неглинной, через которую был переброшен каменный мост, называвшийся Кузнецким. После моста путники шли некоторое время по ровной низине, но затем дорога круто поползла вверх. Вот они пересекли Тверскую улицу.

— Куда же мы идём? — прервал Матюша затянувшееся молчание.

— В Сивцев Вражек.

Возле церкви Вознесения Бориска повернул направо и ввёл Матюшу в небольшую малоприметную избёнку, в которой за столом сидели Феодосий, Игнатий и Вассиан. Они вопросительно уставились на вошедших.

— Кто будешь? — строго спросил Феодосий.

— Боярский сын Матвей Башкин.

— Пошто пожаловал?

— Хочу предостеречь, Феодосий, о беде, тебе грозящей, да и повиниться за то, что опасность на тебя навлёк. Вчера вечером слушал я твою речь на Лубянке, и она пришлась мне по сердцу. Читая Священное писание, я и сам задумывался над тем, что церковь преуспела в украшении храмов и молитвах. А ведь Бог не в этом-он в истине, в душе каждого доброго человека. О твоих речах я по неосторожности поведал подьячему Ивану Висковатому, а он, оказывается, ненавидит еретиков. И сказал мне Иван, что нынешней ночью велит решёточным прикащикам схватить тебя. Прости, Феодосий, что навлёк на тебя беду.

В глазах Матюши блестели слёзы. Всмотревшись в его лицо, озарённое добротой и кротостью, Феодосий смягчился, встал из-за стола и, подойдя к Матюше, положил на его плечо руку.

— Бог простит, Матвеюшка, я же на тебя зла не имею: и без Ивана Висковатого ворогов у нас в Москве предостаточно, давно попы и монахи грозят мне темницей. Вижу, добрый ты человек, дай облобызаю тебя, духовный брат мой, ибо главная заповедь Христа есть любовь.

Феодосий крепко поцеловал Матюшу в губы. У того на душе стало радостно от сознания, что прощён.

— Хотел бы я ведать твоё мнение о Вассиане Патрикееве и Максиме Греке.

— Труды этих старцев произвели на меня, Матвеюшка, сильное действие. Глубоко запали в мою душу слова Вассиана Патрикеева: «Где в евангельских, апостольских и отечественных преданиях велено инокам иметь сёла многонародные, приобретать и порабощать крестьян, с них неправедно серебро и золото собирать?…» Всё извратили, всё испоганили попы, попрали веру Христову, всеобщую любовь и братство. Нил Сорский, Вассиан Патрикеев, Максим Грек и иные нестяжатели были против украшения церквей золотыми и серебряными побрякушками, они проповедовали любовь к ближнему, равенство во Христе. Но этого было мало, и я пошёл дальше: нам не нужны церкви и иконы, крещение и причащение, светская и церковная власть, ибо всякая власть есть неравенство.

— Жаль, что не все мыслят так, как ты, Феодосий.

— Нас немало, Матвеюшка, и с каждым днём верных исповедников Христа становится всё больше. Как ни стремился митрополит Даниил изничтожить нестяжателей, не удалось это ему: заволжские старцы по-прежнему стоят на своём, верны делу Нила Сорского. Так ты бы, Матвеюшка, побывал в Ниловой пустыне, повидался с тамошними старцами, они — наша предтеча. Да побеседуй со старцем Артемием, он сочувственно относится к нам. А мы, подобно апостолам, постоянно гонимы за истину, потому намерен я вместе с Григорием и Вассианом податься на Белоозеро.

— Прости, Феодосий, что из-за меня придётся вам бежать в дальний край.

— Бог простит, а я тебя не виню, потому как всё равно устремились бы мы в Белоозерский край, дело-то давно решённое. А пока прощай, чадо моё, надобно нам собраться в дорогу.