ГЛАВА 6
В укромном месте, где санный путь из Мордовского Арземасова городища на Нижний Новгород спускается вниз и подходит к кромке старого бора, затаились разбойнички.
— Может, сегодня повезёт — пошлёт Господь нам обоз с винцом, — размечтался Филя, — давно мы не веселились.
— Ты бы, Филя, поведал нам небывальщину, уж больно складно у тебя получается, — попросил Олекса.
— Расскажу, словно бисер рассажу….
— А ну никшни! — приказал Елфим. Ватажники ещё глубже вдавились в сугроб. Вдали послышался конский топот. Вскоре на гору выметнулось трое всадников в красных кафтанах, поверх которых были надеты для тепла стёганые душегреи с короткими рукавами. Вот они стали спускаться с горы.
— А ну, Кудеяр, проведай, куда эти люди путь правят?
Кудеяр поглубже надвинул на голову рваную шапку, запахнулся в дырявый зипунишко и, согнувшись, словно старец, неуверенной походкой вышел на дорогу.
— Эй, старик, уйди от греха с пути! — крикнул ему чернобородый всадник.
Кудеяр сделал вид, будто освобождает дорогу, но в самый последний момент нарочно поскользнулся на санном следу и как бы невзначай ухватился за стремя. Лошадь остановилась. Тотчас же из леса выскочили ватажники, окружили всадников, стащили их с коней.
— Куда поспешаете? — спросил Кудеяр чернобородого.
— Не твоего ума дело, старец! — хмуро ответил тот, озираясь по сторонам.
— Да какой же я старец? — Кудеяр стащил с головы шапку; тёмные вьющиеся волосы упали на лоб, задорная улыбка озарила молодое красивое лицо.
— Свят, свят, свят, — пробормотал чернобородый, поспешно крестясь. — Не иначе как оборотень объявился!
— Какой же он оборотень, коли крест на шее носит! — рассмеялся Филя. — Ты, дядя, не упорствуй лучше, а говори толком, о чём тебя спрашивают.
— Из Москвы мы, везём великокняжескую грамоту нижегородским боярам.
— О чём та грамота?
— Великий князь Иван Васильевич жениться удумал, вот и требует в своей грамоте от бояр везти напоказ наместникам своих дочерей-девок.
— Давай сюда грамоту!
Чернобородый замялся.
— А ну живо, не то обреем твои кудри вместе с головой! — пригрозил Елфим.
Гонец со вздохом достал из-за пазухи великокняжескую грамоту.
— А теперь разболокайтесь!
— Не губите нас, люди добрые, детушки у нас дома малые! — Чернобородый встал на колени.
— Кудеяр, Филя и Олекса пусть тоже разоболокаются.
Друзья, не мешкая, сбросили ветхую одежонку, бросили её гонцам. Те, поняв, что их пощадили, быстро разделись.
— Мы сами отвезём эту грамоту боярам, — обратился Елфим к чернобородому, — а вы поспешайте назад, не то худо вам будет.
Ватажники громко захохотали, заулюлюкали вслед затрусившим в гору гонцам. Кудеяр, Олекса и Филя нарядились в их одежду, сели на коней.
— Ну как, похожи мы на великокняжеских гонцов?
— Похожи, похожи!
— К кому повезём грамоту?
— К Плакиде Иванову, — предложил Ичалка, — уж больно у него девица хороша, в самый раз для великого князя.
Все так и покатились со смеху.
— Так тому и быть, — согласился Кудеяр, — вы ждите здесь купеческий обоз, а мы поедем в гости к боярину Плакиде. Не подеритесь, когда дуванить почнете. Справитесь без нас?
— Обойдёмся, — ответил Елфим.
Помимо Корнея и Ичалки с ним остались ещё три парня, недавно прибившиеся к их ватаге.
Плакида Иванов, напарившись в бане, бражничал вместе с приказчиком Нестором.
— У нас тут житьё вольготное, — вслух размышлял боярин, — сами себе хозяева. А в Москве — был я там летось — не жизнь, а морока. Грызутся между собой бояре, удержу нет. Как загрызут кого, у того великий князь вотчину на себя отписывает. А уж греха-то, греха-то сколько везде, ну прямо-таки содом! От шума звон в ушах стоит, никакого тебе благочестия!
Нестор, потягивая из ковша брагу, согласно кивал головой.
— У нас одно плохо, — продолжал Плакида, — по лесам лихих людей развелось немало, отчего приходится всё время быть настороже. Поблизости шайка Елфима озорует, не приведи, Господи, к нам нагрянет.
— К нам не нагрянет, потому как стража у нас надёжная. Сам каждую ночь проверяю воротника. Раньше, случалось, сторожа ночью засыпали. Так я проучил их как следует, надолго запомнили.
— Ценю твою службу, Нестор, сам видишь, держу тебя в приближении, никому так не доверяю, как тебе.
В горницу вбежал воротник Маркел.
— Беда, боярин-батюшка, гонцы великого князя пожаловали!
— Гонцы, говоришь, из Москвы прибыли? Чего это от меня государю надобно?
Двери распахнулись, в горницу вошли Кудеяр, Олекса и Филя.
— Здравствуй, боярин.
— Спаси вас Бог, люди добрые, кто вы такие да чем пожаловали?
— Мы гонцы великого князя Ивана Васильевича, привезли тебе от него грамоту.
— Вот радость-то какая! — Плакида подобострастно улыбнулся. — Где же та грамота?
— Вот она.
Боярин долго рассматривал великокняжескую печать.
— Вижу — истинная та грамота, только вот стар я стал, глаза совсем ничего не видят, так ты уж прочти мне, добрый молодец, чего хочет от меня государь.
Кудеяр с важным видом произнёс:
— Когда к тебе, боярин Плакида, эта грамота придёт, то ты ни под каким видом свою дочь Агриппину не таи, а вези в Нижний Новгород к наместнику на смотрины невест. Если же ты свою дочь-девку утаишь, то быть тебе от меня в большой опале и казни.
Плакида опешил от услышанного.
— Дай грамоту, я сам прочту! — Боярин не мог поверить, что государь приказал ему везти своё неказистое детище в Нижний Новгород к наместнику. — Врёшь ты, парень, нету в грамоте моего имени.
— Ты меня не порочь понапрасну; государь писал грамоту всем боярам, а значит, и тебе!
— Да куда я такую повезу?
— Какую такую? Может, она у тебя не девка?
— Девка, девка она, вот вам истинный крест! Да только…
— Что — только? Или ты, Плакида, удумал идти встречу великому князю?
Боярин окончательно растерялся.
— Глаза у неё… Да разве я перечу государю? Коли велит, завтра же повезу Агриппину в Новгород.
— То-то же! Устали мы, боярин, с дороги.
— Устали? Да и проголодались небось? Эй, Василиса, вели накрывать на стол, пожаловали к нам гости из Москвы, от самого великого князя Ивана Васильевича, дай Бог ему здоровьица!
— Сей миг, батюшка, накроем столы-то, — засуетилась Василиса.
Тотчас же набежали девки и бабы, натащили из погребов и амбаров всякой всячины. На столе появились меды разные, брага и даже фряжское вино.
— Выпьем, гости дорогие, за нашего государя-батюшку Ивана Васильевича, да пошлёт ему Господь Бог пригожую невесту!
Много было выпито в этот день. У Нестора уж и язык не ворочается, с мрачным видом смотрит он куда-то в угол.
— Эх, кабы гусли сюда! — мечтательно вздохнул Филя.
Кудеяр незаметно наступил ему на ногу.
— Гусли, говоришь? — встрепенулся задремавший было хозяин. — Василисушка, вели Буслаю-гусляру явиться сюда, пусть позабавит нас своей игрой.
Явился горбатенький Буслай-игрец. Молодёжь в пляс пустилась, шум, смех. Никто и не заметил, что Филя куда-то исчез. Угомонившись, опять сели за стол.
— Филя-то куда подевался? — забеспокоился Плакида.
— Да он на двор пошёл охолониться, — соврал Кудеяр.
Наконец и Филя появился, раскрасневшийся, довольный.
— Куда это ты, голубок, улетел от нас?
— Да на двор нужда погнала.
— Долгонько же тебя не было.
— Живот разболелся, сил нет.
— Уж не съел ли чего нехорошего?
— Ничего, пройдёт, — успокоил хозяина Кудеяр, — у него часто так бывает.
Под вечер стали прощаться.
— Переночевали бы уж, а утресь отправились бы в путь-дорогу, — упрашивал хозяин; молодёжь ему поглянулась, развеяла скуку.
— Нельзя, боярин, дело у нас важное, государево, поспешать нужно к тем, у кого дочери-девки есть.
— Ну-ну, не стану задерживать, не дай Бог прогневить государя-батюшку. К кому же вы отсель поедете?
— О том с тобой хотели посоветоваться.
— У боярина Микеши Чупрунова дочка уж больно хороша! Всяк, кто видел, хвалит её сверх всякой меры.
— К нему и подадимся.
— Езжайте с Богом.
— А ты, боярин, когда повезёшь свою дочь в Нижний Новгород?
Плакида замялся.
— Может, не стоит мне ехать-то?
— Упаси тебя Бог не поехать! Государь наш уж больно лют, слышал, поди, как он боярина Андрея Шуйского покарал?
— Слышал, голубок, слышал, страх Господень.
— Положит на тебя государь опалу, велит казнить лютой казнью; станешь потом сожалеть, да поздно будет.
Боярин поёжился.
— Государева воля — Божья воля, завтра же повезу Агриппину в Нижний.
Отъехав от поместья Плакиды Иванова версты две, молодцы почли хохотать да зубоскалить над боярином.
— Ты-то куда, Филя, запропастился во время пира? Я уж обеспокоился: ну как тебя боярские слуги схватили да куда-нибудь уволокли.
— Меня и в самом деле поволокли, да только в постель пуховую, в перины лебединые.
У Олексы от удивления глаза на лоб полезли. — Кто же тебя, Филя, в перины-то поволок?
— А она самая — дочка-девка.
— Врёшь ты, Филя! Тебе соврать, что блин сожрать.
Филя перекрестился.
— Вот вам истинный крест: как говорю, так и было. Вы-то спиной к лесенке, что в горницу боярской дочери ведёт, сидели, потому ничего и не видели. Я же смотрю- дверь в ту горницу ходуном ходит и время от времени из-за неё харя здоровущая выглядывает. Встретимся мы глазами — харя за дверь, а рука харина какие-то знаки подаёт. Дошло до меня наконец, что дочь-девка велит мне к ней устремиться. Я и не стал терять времечка: пока Плакида клевал носом, я по лесенке-то да и наверх в ту самую горенку и угодил.
— Мастак ты балы точить, нешто тебя боярская дочь приняла? — усомнился Олекса.
— А ты послушай, что было дальше. Только я просунулся в ту горенку, обхватила меня харя руками, да так, что я чуть было не задохся, и поволокла в постель. Я, конечно, противиться не стал и пользу свою не упустил.
— Да какая же она теперича девка?
— Девкой-то она, видать, давно перестала быть, потому и решила Агриппинушка при нашем появлении любви предаться.
— Везёт же тебе, Филька, — с государевой невестой переспал!
— Будет вам зубоскалить, — остановил друзей Кудеяр, — вон поместье боярина Микеши Чупрунова. Говорят, он не так давно сюда из Москвы перебрался, потому с ним надо ухо держать востро, не то в беду угодить можно.
— Пошто же мы к нему едем?
— На дочку его поглазеть охота, не впервой мне приходится слышать об её удивительной красоте.
Микеша Чупрунов встретил гонцов насторожённо, внимательно прочитал грамоту, удостоверился в подлинности печати и теперь пристально рассматривал лица ребят.
— Здоров ли государь наш Иван Васильевич? — спросил тихо, но властно.
— Когда мы отправлялись в путь из Москвы, государь наш Иван Васильевич был в здравии. Только что мы были у Плакиды Иванова, а ныне пожаловали к тебе, боярин.
— Уж не вознамерился ли мой сосед везти свою дочь напоказ нижегородскому наместнику? — Микеша насмешливо улыбнулся.
— Завтра же отправляется в путь. Можем ли мы, боярин, глянуть на твою дочь?
— О том в грамоте ничего не сказано, писано лишь, что мы, бояре, имеющие дочерей-девок, должны без промедления везти их для показа наместнику, что я и намерен сделать — завтра же отправлюсь вместе с дочерью в Нижний Новгород.
— Снаряжая нас в дорогу, государь велел при случае самим осматривать боярских дочерей, потому как он торопится жениться.
Боярин задумался. Вроде бы и ни к чему ему показывать свою дочь проезжим молодцам, а и так рассудить можно — почему бы не показать? Дочерью своей Микеша гордился, считал её самой красивой девицей в округе, поэтому весть о намерении великого князя жениться на боярской дочери зародила в нём честолюбивые надежды. И в этом деле доброе слово гонцов не помешает.
— Посидите пока тут, я скоро вернусь.
По узкой лесенке, украшенной замысловатыми балясинами, боярин поднялся в горницу дочери. Долго ребятам пришлось ждать его возвращения. Филя успел вздремнуть, преклонив голову на плечо Олексы. Наконец дверь горницы отворилась и послышались шаги: тяжёлые, шаркающие Микеши и лёгкие, едва слышные — его дочери.
— Вот она — моя дочь Катеринка, — в голосе боярина слышна была гордость за своё детище.
Кудеяр, едва глянув на боярскую дочь, не мог отвести от неё глаз. Стройная, нарядно одетая, она словно плыла по палате. Глаза девушки лучились под высоко взметнувшимися узкими бровями. В этом взгляде, в походке было что-то знакомое, родное, близкое — Катеринка напомнила ему незабвенную Ольку. Почти пять лет минуло с той поры, как не стало её, а сердце Кудеяра по-прежнему ноет при воспоминании о ней.
Девушка поклонилась гостям и по лесенке поднялась в свою горницу.
— Что же вы молчите, али не понравилась вам моя дочь?
— Хороша! — выдохнул Филя.
Кудеяр вдруг со страхом подумал о том, что если Катеринка по воле нижегородского наместника поедет в Москву, она обязательно станет женой великого князя. Нет, он ни за что не допустит этого.
— Что и говорить, боярин, хороша твоя дочь, только вот на смотрины явится немало невест из разных мест Русской земли. Будут среди них и лучше твоей Катеринки. Может, не стоит ехать к нижегородскому наместнику? Вон и хоромы твои ещё не достроены…
Самолюбие боярина было задето.
— В грамоте сказано, что ежели кто из бояр утаит дочь-девку, тот будет подвергнут опале и казни. Потому надлежит мне ехать в Нижний Новгород. Хоромы же к весне будут готовы.
— Из самых добрых побуждений хочу предостеречь тебя, боярин, ведомо ведь тебе, что в округе лихие людишки озоруют, не приведи, Господи, беде случиться.
— Я татей не боюсь. А пока ступайте в трапезную, там вас накормят.
Покидая боярскую усадьбу, Кудеяр был молчалив и задумчив, перед его глазами неотступно стояла Катеринка-Олька.
